midnight sketches

Их всего трое в уютной кухне Гильгамеша, но он все ставит и ставит на стол новые тарелки с закусками и гарнирами. — Давненько у нас гостей не было, — добавляет силач, натягивая на руки клетчатые рукавицы-прихватки. — Тебе нужно остаться до завтра, по четвергам у нас фиджийская кухня. Я готовлю такую маниоку, ты язык проглотишь. Маккари улыбается. Приятно время от времени покинуть Домо, чтобы до отказа забить сумку новыми книгами — из шопера, лежащего на соседнем стуле, торчит обложка нового детектива Ю Несби «Сын», — и навестить друзей. «Почему именно фиджийская?», — спрашивает она Тену, потому что Гильгамеш отвернулся к духовке, чтобы достать пастуший пирог. — Году в 1975 Гильгамеш увидел на почте туристический буклет об этом острове. И потерял покой, — Тена усмехается, но по-доброму. — Я говорила ему, чтобы ехал один, что ничего со мной не случится. Он не соглашался. А потом нашел мне няньку. — Все было не так, — Гильгамеш ставит на стол форму с пирогом. — Я только упомянул об этом в письме, а Друиг уже сам предложил свою помощь. Маккари даже вздрагивает, когда считывает это имя с губ Гильгамеша. «Вы поддерживаете с ним связь?», — неуверенно выводит она, — «Но как?». Гильгамеш и Тена переглядываются, удивленные не меньше. — Я думал, ты… вы… — Сильнейший вдруг запинается, стягивает с рук рукавицы и бормочет, — Пойду принесу пиво из погреба. Тебе Тена все расскажет. — После Теночтитлана, перед тем как разойтись, Фастос раздал всем свои «мобильники», помнишь? — Маккари помнила. Это были маленькие, в пол-ладони, коммуникаторы, позволяющие отправлять голосовые и текстовые сообщения, геолокацию и SOS-сигнал. Заряда батареи хватило на четыреста с лишним лет, но к тому моменту, как «мобильник» Маккари сел, человеческие технологии уже позволяли довольно сносно общаться на расстоянии. Не то чтобы Маккари это было сильно необходимо. Тех, кто десятилетиями жил в одних и тех же местах — Икариса, Аяк и Тену с Гильгамешем — она навещала лично. С остальными надеялась в конце-концов встретиться на Домо, когда Аришем сочтет, что им пора возвращаться домой. «Но Друиг ушел раньше всех, и ничего не получал от Фастоса», — замечает Маккари. Тена кивает. — Мы с Гильгамешем встретили его, когда продвигались на юг. И я отдала ему свой прибор. Он был первым, кто вступился за меня перед Аяк. Я хотела отплатить добром на добро. Сказала, что если когда-нибудь ему понадобится помощь или услуга, он может ко мне обратиться. Так и вышло, что мы все это время знали о местонахождении друг друга. Когда «мобильник» сел, стали посылать друг другу письма. У Гильгамеша есть абонентский ящик в Теннант-Крик, Друиг получает почту в администрации национального парка Ману, на территории которого теперь находится его деревня. После того, как Гил рассказал о своей мечте, Друиг приехал и целый год жил здесь. «И как это было?», — спрашивает Маккари. Будучи членами одной команды, Тена и Друиг не часто общались. — Неплохо. Иногда мы встречались за завтраком, говорили друг другу «доброе утро», и это были наши единственные слова за день. С ним было хорошо молчать. Иногда ходили на охоту. Иногда я учила его рукопашному бою. За весь год у меня не было ни единого срыва. Гильгамеш смутился потому, что считал, что вы с Друигом пара, — без всякого перехода говорит вдруг Тена. Маккари удается сохранить невозмутимость. «Гил ошибся». И добавляет: «Я не видела Друига с той самой ночи. С того момента, как он спустился по лестнице Уицилопочтли». Тена секунду прожигает ее взглядом своих дымчатых глаз, но ничего не говорит. Когда Гильгамеш возвращается с домашним пивом, они больше не возвращаются к этой теме. Но вечером, когда две Вечные сидят под деревом Тены, она достает из кармана платья красочную открытку с картой на лицевой стороне и надписью: «Parque Nacional del Manú» и говорит, обращаясь к Маккари: — Навести его как-нибудь. Его деревня вот здесь, — Тена указывает на маленькую точку в пойме реки. — На территории Ману расположено несколько поселений, в которых до сих пор живут малочисленные народности, не попавшие под нож испанцев. Она отдает открытку Маккари и та спрашивает знаком, может ли прочесть текст на обороте. Тена кивает. Это короткая записка. Аккуратным почерком, который Маккари узнала бы из тысячи, Друиг пишет, что еще один год в его деревне прошел хорошо. Но он скучает по пустыне и по закатам, особенно величественным в месте, где живут Гильгамеш и Тена. Маккари оглаживает пальцами глянцевую поверхность открытки, читает дату. Август 2001. Прячет открытку во внутренний карман куртки и прикладывает руку к подбородку: «Спасибо». — Однажды я спросила Друига, жалеет ли он о чем-нибудь. Он сказал, что только об одном: что уходя, не попрощался с тобой, — Тена качает головой. — Он знал, что ты не последуешь за ним. Но думал, потрать он хоть секунду на то, чтобы проститься с тобой, и ваши отношения, ваша многовековая дружба была бы спасена. Он тоскует по тебе, — Богиня войны отворачивается и глядит, как нижний краешек солнца касается гор. Когда светило полностью исчезает, она снова смотрит на Маккари и спрашивает жестом: «Останешься на ночь?». «После обеда Гильгамеша я даже хожу с трудом. Пересечь океан мне сейчас не под силу», — это дежурная шутка вызывает улыбку у Тены, и вскоре они обе шагают к дому. Когда все расходятся по своим спальням, Маккари все еще не спит. Она меряет беспокойным шагом отведенную ей комнату и все время оглядывается на открытку, прислоненную к стопке книг. Разговоры о Друиге растревожили старые, давно похороненные — как она думала — чувства. Она тихонько выбирается из дома в ночь, царящую за порогом. Смотрит на звезды. Здесь время уже перевалило за полночь, настал другой день. День кухни Фиджи по календарю Гильгамеша. В Перу же сейчас позднее утро среды. Маккари делает два шага, а потом переходит на бег.

***

Она осматривается, наблюдает за поселением из леса. Картина выглядит почти идиллической: люди трудятся, дети играют на улице, альпаки жуют соломку в загонах. Друига не видно. Маккари отступает назад, в тропическую чащу. Садится у корневища какого-то незнакомого дерева, сложив локти на колени. Бесстрашная Маккари, воительница и первооткрывательница, боится войти в деревню, боится встретиться лицом к лицу со своим прошлым. Она сидит так десять или пятнадцать минут, когда вдруг понимает, что кто-то идет сквозь высокие папоротники и кусты. Маккари осторожно поднимается и видит, как среди буйной зелени появляется Друиг, одетый в привычно-черное. Он приближается медленно, будто боится спугнуть незваную гостью. На губах играет тонкая улыбка. Когда расстояние между ними сокращается до пары шагов, Друиг говорит, дублируя свою речь жестами: — Это национальный парк, и зоологи наблюдают за популяциями ягуаров, оцелотов и других больших кошек. Здесь повсюду фотоловушки, — он указывает Маккари, где прячется камера, — Ученые таким образом подсчитывают численность животных и отслеживают браконьеров, а мы смотрим, чтобы хищники не приближались близко к деревне. Так я тебя нашел. Привет, Маккари, — ее именной знак он выводит также плавно и аккуратно, как и века назад. «Привет», — отвечает она, разглядывая Друига во все глаза. Он не изменился, конечно, нет. Но видеть его снова… Маккари чувствует, как учащается ее пульс. — Почему не зашла в деревню? — мягко спрашивает он. «Не знала, будут ли мне рады», — ее пальцы двигаются быстрее мыслей. — Я всегда рад тебе, моя прекрасная, прекрасная… Маккари стремительно сокращает расстояние и обнимает его, уткнувшись лицом в грудь. Руки Друига тут же ложатся ей на спину, прижимают сильнее. Маккари хочет стоять так вечно. Слушать стук его сердца, вдыхать запах, чувствовать тяжесть рук. Как она смогла протянуть почти половину тысячелетия без всего этого? В ней волной поднимаются воспоминания: Друиг ходит среди павших на поле боя, находит смертельно раненых и облегчает им уход. Наблюдающие за этим люди скажут, что видели саму Смерть во плоти. Друиг терпеливо переводит затянувшийся разговор Маккари с Аменхотепом об изумрудной скрижали. Подхватывает на руки маленькую девочку, спасая ее от челюстей девианта. Маккари в следующую секунду ударной волной отталкивает зверя, давая им возможность спрятаться в укрытии. Друиг пробует плод граната, и его полные красивые губы окрашиваются темно-красным соком. Дарит ей изящный кафф, украшенный рубинами. Кружится с ней в танце на городской площади. Впервые целует ее. Читает по памяти избранные отрывки из «Божественной комедии». Держит за пазухой черного котенка, которого позже назовет Осирисом. Смотрит на горящий Теночтитлан. Маккари не сразу понимает, что плачет. Только когда чуть отклоняется и видит влажные следы на его рубашке. — Я так скучал, — говорит ей Друиг и касается своим лбом ее. Они стоят так, пока слезы Маккари не высохнут. Когда это происходит, она отклоняется, чтобы подписать: «Я тоже. Отведи меня домой».