На другой день Чароиту приходится отвлечься от их с Сапфиром расследования: не до того становится, когда невиданное прежде количество лунных облаков с самого утра окружает вдруг остров. Едва сквозь всё здание Школы слышится уведомление об этом, Ной — только проснувшись — тут же, схватив меч, устремляется на улицу, понимая, что случилось что-то действительно необычайно угрожающее. Уже выходя, видит вдруг, что Раухтопаз тоже собирается за ним последовать.
— Стой, — говорит, — ты куда?
— Помочь всем вам, конечно же, — невозмутимо отзывается та.
— Оставайся здесь, — возражает Ной. — Ты слишком хрупка, чтобы сражаться.
Но решимостью светится её взор. Глядя на неё, Чароит понимает: нет, теперь уж она не отступится — ни за что и никогда.
— Я ведь одна из лучших мечниц, — напоминает ему она. — Пускай и бьюсь легче, чем Фосфофиллит.
И не поспоришь — действительно ведь всё обстоит именно так. Раухтопаз вообще в этом смысле чертовски противоречива: обладает относительно высокой — семь, как и у самого Чароита, — твёрдостью, но, несмотря на это, при малейшем ударе покрывается множеством трещин, а от более сильного и вовсе может рассыпаться на кусочки; всю жизнь прожила с уверенностью в том, что биться с лунянами никогда не сможет, но мечом овладела практически в совершенстве. Одна только мысль о том, что с ней могут сделать луняне, Ноя ужасает, но не имеет он никакого права удерживать её. В конце концов, она сама, чёрт возьми, так решила.
«Однажды я уже совершил эту ошибку… — вспоминает он, и те кошмарные мгновения, когда Сфалерит обратился у него перед глазами прахом, тут же всплывают в памяти, отзываясь отвратительной болью где-то в глубинах души. — Но чёрт, кто я такой, чтобы приказывать ей?..»
И Раухтопаз уходит. Даже раньше него — мелькает перед глазами золотистым отблеском, пока он находится в раздумьях. А он только и может, что
надеяться. И,
надеясь же, сам отправляется следом, уже представляя себе наихудшие варианты развития событий, но концентрироваться стараясь на наилучших.
Внизу Нефрит уже распределяет, кому куда пойти. Делает это чуть нервно, но крайне быстро и сфокусированно. Его, как и обычно, отправляет на центральный мыс. Раухтопаз выпадает соседний — центрально-западный. Точнее, её саму, предварительно уведомив о том Нефрит, увлекает туда Аметрин. Узнав об этом, Чароит чуть успокаивается: той она, хотя бы, не безразлична.
Сам он, к слову, оказывается в весьма интересной компании: сопровождает, чувствуя себя при этом «третьим лишним», Змеевик и Опал. Объясняют ему это тем, что именно по центру находится одно из самых крупных и потенциально опасных пятен, — их двоих было бы недостаточно. Ну, как минимум друг другу их точно вполне себе хватает: идут, не торопятся, почти беспечно и весело о чём-то переговариваясь и абсолютно его присутствие игнорируя. Лидером в этой парочке кажется Опал — энергичный и весьма экстраординарный. Всеми цветами радуги переливаются его яркие глаза и некоторые пряди волос; присмотревшись получше, Чароит может увидеть одну до невозможности знакомую ему черту: как и у него самого, у Опала волосы покрыты тонким полупрозрачным слоем пудры. Змеевик, кстати, тоже выглядит весьма необычно: чего стоят одни его глаза — неоново-зелёная радужка и абсолютно чёрные склеры. Он держится чуть более замкнуто, сдержанно; беседу с Опалом поддерживает почти безэмоционально.
Оказавшись на месте, Ной может убедиться, что облако, нависшее над ним и с угрожающей быстротой к поселению самоцветов приближающееся, действительно превосходит все те, что видел он раньше. Это… Пугает, по меньшей мере.
Он и сам толком не осознаёт, в какой момент остаётся чуть позади двоих своих спутников. Впрочем, тут же Змеевик, как ни странно, тоже отходит чуть в сторону, будто бы предоставляя Опалу возможность атаковать лунян в одиночку. Оказавшись рядом с Чароитом, кидает почти небрежно:
— Не вмешивайся пока. Сначала мы сами тут со всем разберёмся.
—
Вы?.. — недоуменно и почти возмущённо отмечает Ной. — Да ты ведь тоже ничего не делаешь! Скинул всё на него…
— Просто смотри, — резко перебивает его тот, жестом указывая вперёд.
А сцена перед их глазами и вправду разворачивается впечатляющая: Опал чуть поднимается в воздух, удивительным образом левитируя в паре метров от земли. Сдвигается пару раз туда-сюда, будто бы пытаясь найти правильную — для чего? — позицию, после чего замирает вдруг, изогнувшись почти неестественно, — и резкий, пронзительно-слепящий луч солнца вдруг озаряет всё вокруг, заставляя лунян остановиться. Сам Чароит тоже едва ли видит что-то сквозь этот яркий свет: лишь тёмные очертания остаются ото всех и вся вокруг в поле его зрения. Впрочем, успевает он заметить, как кто-то мчится навстречу облаку, выхватывая из ножен меч. «Змеевик», — догадывается. Видит, как искусно и резво тот передвигается туда-сюда перед облаком, с лёгкостью рассекая дезориентированных и ничего уже не понимающих лунян на мелкие кусочки. И так красиво, так слаженно это у него получается — просто невероятно! Даже в одних лишь очертаниях угадываются идеально отточенные движения и восхитительное изящество.
И облако, наконец, распадается. Распадается совсем не так, как всегда бывало: рассыпается на несколько отдельных неравных частей вместо привычных двух. И воссоединиться оно, вероятнее всего, никак уже не может: слишком неровными, хаотичными кажутся разрезы. Остатки лунян ещё дёргаются в агонии — обычно, опять же, так не происходит, но, видимо, этот случай в принципе слишком многим от обычных отличается.
Опал опускается наземь — меркнет яркий свет. Наконец, Ной может видеть более-менее ясно — и тут же поражается, когда взор его падает на Змеевика. Тот, отпрыгнув назад от лунян, несколько секунд стоит, замерев, точно время для него остановилось, после чего раздаётся характерный звенящий звук — и он раскалывается вдруг на много-много осколков, практически полностью утратив свою целостность: выглядит теперь просто кучкой светло-зелёных кристаллов.
— Ч-что?.. — недоумевает Чароит.
— Это нормально, — чуть сдавленно слышится откуда-то из-под этой самой кучки. А Опал подходит ближе, ничуть, кажется, не удивлённый и не обеспокоенный, собирая осколки в охапку.
— Так происходит каждый раз, — объясняет, оказавшись рядом с Чароитом. — Твёрдость Змеевика — всего три. Зато удар у него тяжёлый и чертовски сильный. Только вот заканчивается каждый раз… Так.
Прерывается, чтобы ещё раз наклониться, — и невозмутимо продолжает:
— При этом Змеевик — единственный, кто может выдержать мою отражающую силу. Потому ни с кем другим я работать не могу. А мечник из меня так себе. Так что бесполезными после одной атаки становимся мы оба.
— То есть… По сути, вы просто планировали отбить одно облако и скинуть на меня всю остальную работу? — вопрошает Чароит.
— Ну, не сказать, чтобы прямо так… — Опал неловко смеётся. — Но, вообще-то, скорее да, чем нет.
Отлично. Просто, чёрт возьми, прекрасно. И он, конечно же, узнаёт об этом последним. Последним узнаёт о том, что именно сегодня, когда луняне устроили самое настоящее нашествие, он — самый посредственный самоцвет со среднестатистическими способностями и не самой высокой твёрдостью — останется тут один, и один же будет вынужден как-то от лунян отбиваться. Хорошо, нечего сказать, устроились.
Не то чтобы он прямо-таки боится. Нет, не в этом дело. Просто… Разве не было бы правильнее предупреждать заранее о подобных вещах?
— Ну, я пойду, — Улыбнувшись, Опал поднимает последний осколок, тут же направившись в противоположную от берега сторону.
— Но… — Чароит хочет возразить, но не успевает: тот уже скрывается за поворотом. Оставляет его на произвол судьбы.
Судьба…
Совсем не те мысли в голову лезут.
Теория родственных душ…
«Ну, если что, моя
родственная душа должна спасти меня, не так ли?» — думается ему отчего-то. И на месте этой самой родственной души, конечно же, именно
он — Сапфир — представляется.
Почему он? Почему сейчас?..
Небо над головой чернеет. Точно собирается дождь. Ной, впрочем, прекрасно знает: не будет никакого дождя. Потому что совсем не те тучи сгущаются над его головой.
А лучше бы это был дождь, в самом-то деле.
Тут же выкинув из головы любые мысли, Ной решительно выходит вперёд, выставив перед собой меч.
«Не паниковать».
Он сможет. Любой — ну, почти, — самоцвет смог бы. И он сам не раз это делал…
Хотя и в прошлый раз он думал так же, а что в итоге? Ничего в итоге. Ничего он сам тогда не сделал.
Сейчас — сделает. Это он самому себе обещает.
Боится — не за себя. Боится — что не
сможет. Что пропустит лунян дальше, доставив проблем другим.
И потому неотступно идёт вперёд, уже просчитывая свои действия. Это облако уже не кажется таким агрессивным, как предыдущее. Что ж, это не может не радовать.
Происходит всё быстро и достаточно неплохо: он рассекает лунян тут же, как только они ближе подлетают. Попадает в нужном направлении с первого раза; ещё и успевает пару раз для верности рассечь оставшиеся его половины. Облако легко и быстро исчезает, растворяясь в пространстве.
Одно готово. Но, судя по всему, сегодня ожидаются и другие.
Об этом, впрочем, он старается прямо в эту секунду не думать.
***
Раухтопаз стоит чуть позади Аметрин, пристальным взором следя за всеми действиями той. Восхищённо, заворожённо наблюдает, как она, поднимая в воздух своё большое и широкое оружие, режет одно за другим приближающиеся облака: наискосок, а не вдоль, что при её форме меча наиболее эффективно. Даже не оборачивается ни разу и ей ничего сделать не даёт — только и остаётся, что смотреть.
Аметрин —
красивая. Очень красивая. Переливается фиолетовым и жёлтым — точно фиалки и мёд. И очень сильная. Почти смертоносная. Действует без малейшего сомнения или промедления, и всё делает абсолютно
правильно — Раухтопаз уверена, что не смогла бы так.
И всё-таки даже её не хватает на такое количество пятен: вскоре одно из них всё же ускользает от её взгляда, пролетев над ней и нависнув над Раухтопаз. Та тут же реагирует: обнажив меч, подпрыгивает, в воздухе приближаясь к нему. Ощущает, как ветер колышет её длинные волосы, — и от этого будто бы чувствует себя куда сильнее, куда уверенней. Странно: такая мелочь — а так вдохновляет. Надо же!
С лёгкостью с лунянами расправляется — удаётся ей это куда проще, чем, казалось бы, должно. Не даёт им коснуться себя чем бы то ни было — это главное, учитывая, что хрупкость тела — основная её слабость.
— Ты молодец, — тихо, не отрываясь от своего дела, и почти равнодушно — как и всегда — кидает Аметрин.
А Раухтопаз не может сдержать улыбки. Её одобрение звучит как смысл всего происходящего. Потому что она и оказалась здесь скорее ради неё, чем просто так. Потому что ничто другое —
и никто другой — не имеет для неё
такого значения.
***
Ещё одно пятно, появившееся в небе, растворяется в воздухе. Ной глядит вверх напряжённо и взволнованно, понимая, что всё ещё тёмное небо ничего хорошего не предвещает. Уже еле стоит на ногах: не привык, всё же, к такому.
Хотя…
Никто не привык, на самом деле. События сегодняшнего дня вообще кажутся удивительными до нелепости: откуда взялось разом столько лунян? Они что, решили использовать
все свои силы? Но почему? Неужели с Адамантом поссорились?
Что ж. Наверное, это отличный шанс ещё что-нибудь выяснить. Или оказаться разбитым в пыль: тут уж как повезёт.
Следующее облако снова оказывается над ним. Чароит нападает уже почти автоматически, почти не глядя, что, пожалуй, и становится его ошибкой. Это пятно содержит в себе весьма неприятный сюрприз: разделившись на две части, не исчезает, а оказывается двумя отдельными облаками. Прямо как тогда, в одну из их с Ванитасом встреч. Вот только теперь он тут один. Один против двух облаков лунян, уже переходящих в нападение.
И Ной… Нет, не то чтобы прям сдаётся: продолжает отбиваться, но в успех свой уже совсем не верит. Луняне выпускают град стрел — он никак не может успевать от них с двух сторон уворачиваться. Вскоре он больше не чувствует себя целым. То там, то тут откалываются от его тела куски; полуразбитые пальцы больше не могут удерживать меч — он летит куда-то вниз. Следом — проходит лишь пара секунд — наземь падает и само его тело. Падает — и тут же на несколько крупных осколков рассыпается. Непонятные ощущения. Так вот каково это примерно —
умирать?..
Ещё несколько стрел разбивают его на ещё более мелкие кусочки. Облако опускается на землю; несколько одинаково выглядящих лунян сходят с него. Впервые оказавшись к ним так близко, Чароит слышит их тихие разговоры — удивительно, они не немые!
— Разве Мастер Адамант не говорил не забирать этого? Он, вроде как, подопечный его близкого друга.
— Не имеет значения. Они слишком долго не давали нам забрать ни единого камня. Пора бы уже показать им, что бывает, если так долго пренебрегать нами. К тому же,
новый договор…
— Можем ли мы быть уверены, что
он заслуживает доверия?..
Дальше говорят совсем тихо — вслушиваться становится невозможно. Однако даже этого краткого диалога хватает, чтобы заинтересовать и взволновать Ноя. «Был бы тут Сапфир… — думает он. — Наверное, ему было бы крайне интересно узнать это». И жалеть сейчас может как раз таки только о том, что о своём новом открытии — о существовании ещё одного договора с лунянами — рассказать ему уже не успеет.
Хотя… Не успеет ли?
Чьи-то шаги слышатся неподалёку.
— Чароит! — До боли знакомый голос. И знакомое же синее свечение, кажущееся прямо сейчас почти спасительным.
***
Лишь на секунду Сапфир высовывается из своего укрытия, дабы оценить обстановку, — и делает это как раз вовремя для того, чтобы оказаться снаружи, когда луняне уже собираются забрать Чароита с собой. Ещё чуть-чуть — опоздал бы.
Приходится таки вмешаться: такой исход его ни в коем случае не устраивает. Подходит ближе. Раскрывает Книгу, сосредоточив своё внимание на облаке, что лежит уже на земле, но не забывая и о втором, позади себя. Напрягается до предела, силясь воздействовать на обе части одновременно.
«Отдайте мне его, — убеждает через заклинание. — Прямо сюда. Опустите наземь и отступайте».
Сложновато, на самом-то деле.
Усилия прилагать приходится значительные.
Чувствует, как от напряжения трескается местами поверхность его собственного тела.
Неважно.
Главное — успеть.
И он успевает. Успевает, прежде чем луняне улетают, выхватить у них собранные в ёмкость ярко-фиолетовые осколки.
Луняне отступают — он остаётся здесь один, держа в руках Чароита — ну, вернее, то, что от него на данный момент осталось.
«На это потребуется много времени, — осознаёт, — но я сам соберу его. Да, именно так, во что бы то ни стало».
Лучше бы, конечно, передать его другим самоцветам. Там есть Рутил — она на многое способна. Сможет кого угодно восстановить хоть из пепла. Но тогда бы все его планы —
их с Чароитом планы — были бы разрушены. Этого он не хочет. И просто оставить его здесь, дожидаясь ещё одного нападения, не может. Потому принимает единственное верное решение: он сам разберётся с этим. Сам сделает всё, что только может.
«Наверное, — думает, — я бы не простил себе, если бы не смог отбить его у них».
***
— Чароит? Вы серьёзно?! — Раухтопаз не может поверить в то, что слышит.
— Да, — потверждает Нефрит. — Не осталось даже осколка. Они забрали его.
— Да быть того не может! — отрицает она. Хочется плакать. Будь она человеком — непременно расплакалась бы. Самоцветы так не могут. Оттого ещё больнее.
Этот день заканчивается. Заканчивается наихудшим образом. Наихудшей новостью, которую она только могла узнать.
Ной. Её
почти-что-брат. Ещё один, кого она теряет, после Сфалерита. Чёрт возьми…
— Мне жаль, — Аметрин подходит сзади, пальцами едва ощутимо касаясь её плеча. Раухтопаз оборачивается; не говоря ни слова, практически обессиленно падает в её объятия.
Для неё всё это… Слишком.
В голове всё ещё крутятся те слова Чароита про Адаманта. «…
но что, если он и позволяет лунянам нападать на нас?.» Теперь даже это не кажется каким-то нелепым бредом. В этом мире практически всё возможно, в конце концов. И вправду, слишком много ведь во всей их жизни вопросов и несостыковок.
Только сейчас это кажется ей таким очевидным; только сейчас хочется ей непременно хоть что-нибудь с этим сделать, хоть в чём-нибудь увидеть намёк, найти подвох. Найти того, кого можно было бы обвинить в случившемся. Того, кому можно было бы
отомстить.
«Когда-нибудь я обязательно выясню всю правду», — решает она для себя, всё ещё стоя вот так, близко-близко к Аметрин. Ей, конечно же, этого не говорит.
Впрочем, наверное, Аметрин и не нужно слов.
Она
понимает.
***
И лишь один самоцвет, на фоне всеобщей волны паники и ужаса, скептически усмехается, услышав обо всём случившемся.
«Не верю, — говорит про себя
Гематит, глядя на остальных со стороны. — Не верю, что
ты мог бы так нелепо ошибиться. Не верю, что
он не успел бы
тебя спасти. Вы, чёрт возьми, слишком сильны и необычны, чтобы всё закончилось подобным образом».
Хотя, возможно, ему лишь хочется на то
надеяться.
Потому что…
Уж слишком они — Сапфир и Чароит —
кое-кого ему напоминают.
Точнее, скорее лучшей их версией являются.
А потому уж точно найдут способ даже из такой ситуации выбраться. Он уверен. Он и не сомневается.
Ведь точно такими же, по сути, были когда-то и они с Мрамором.
Когда-то… Когда-то, когда он сделал выбор в пользу той, кого впоследствии всё равно предал.
До сих пор слишком живыми, слишком болезненными остаются для него эти воспоминания, что внезапно вдруг всплывают сейчас откуда-то из глубин его сознания.
Потому что столько ошибок он совершил за свою жизнь… Ради
неё покинул
его, а ради собственного спокойствия — и с
ней поступил далеко не лучшим образом. Он проиграл: потерял их обоих, да ещё и сам пострадал — до сих пор ведь не нашёл, чем заменить глаз, которого когда-то лишил его Пейнит.
И именно поэтому, возможно, в этих двоих он искренне, по-настоящему верит. Не может же, в конце концов, всё и на этот раз кончиться столь же плачевно и безнадёжно?..
