***
— Какие красивые картины ты рисуешь, Мрамор, — говорит как-то Сапфир, глядя на то, что тот в перерывах между своими исследованиями делает. Детализированные черепа, окружённые тёмными цветами, виднеются практически с каждого холста. — Что это? — Ванитас, — отвечает тот. — Своеобразный вид искусства, существовавший ещё со времён людей. «Всё смертно» — как бы говорили они подобными изображениями. Мы бессмертны, но, как мне кажется, они так или иначе навевают мысли о вечности, о быстротечности времени и о смысле существования. — Ванитас, значит… — задумчиво повторяет Сапфир. — Красиво звучит.***
Они с Лунным камнем бегут вдоль залитого солнечным светом берега. Мрамор стоит чуть поодаль, просто со стороны за ними наблюдая. Лунный камень приближается; хватает его за край одежды, останавливая. — Догнал! — смеётся. — Я и не убегал, — отзывается на то Сапфир. — А я всё равно тебя догнал, — говорит тот, лучезарно улыбнувшись. — А я всё равно не убегал. — Какой ты скучный! — Не скучный, а взрослый! — Ты просто не хочешь признавать, что проиграл! — Лунный камень чуть хмурится. Отвернувшись от него, обращается к Мрамору: — Правда ведь, так же? — А? Что? — как-то рассеянно вопрошает тот, продолжая выводить на песке какие-то символы. Буквы, цифры — Сапфир не очень понимает, что конкретно, потому как для него написанное не несёт никакого смысла. — Правда, что я догнал его? — А… да, — Голос Мрамора кажется чуть отстранённым. — Да ты ведь даже не смотрел! — возмущается Сапфир. — Простите, я немного забылся, — подтверждает тот. — Зато, судя по всему, почти вывел формулу, необходимую мне для того, чтобы завершить Книгу. — И что же это за формула? — Сапфир заинтересованно глядит на него; присев рядом, всматривается в символы. — Если мои расчёты верны, то связующим звеном между Книгой и её владельцем может стать раскалённый рутил, — сообщает тот. — Иначе говоря, если я оставлю на чьём-то теле рутиловый астеризм и из рутила же сделаю переплёт, то между ними возникнет незримая цепь, с помощью которой можно будет управлять Книгой, просто читая написанные в ней заклятия. — И это даст возможность воспользоваться ею по назначению, верно? — вопрошает Сапфир. — Именно так, — подтверждает Мрамор. Лунный камень их увлечённости, кажется, не разделяет. Смотрит почти безразлично со стороны, точно совсем во всём этом не заинтересован. Он вообще ведёт себя как-то… Наверное, по-детски, что ли, хотя, вроде бы, ненамного Сапфира младше. А сам Сапфир только на Мрамор и глядит. Следит за всеми его действиями и мыслями внимательно и вдумчиво, и думает, что безумно рад был бы помочь тому в осуществлении его чертовски запутанных и далекоидущих планов. Сапфир верит в идеалы Мрамора; верит так, как не верил никто другой. В самом Мраморе, по сути, и видит для себя своего рода идеал; так же страстно, как и тот, мечтает создать Книгу Луны. И ни на секунду не сомневается: связь между ними — нечто однозначно особенное, намного больше, чем кажется, значащее. Уверен: Мрамор любит его; Мрамор видит в нём последователя, помощника, практически сына — то определение родства, что ещё от людей им осталось, о котором сам Мрамор ему и рассказывал. Лунный камень… Наверное, тоже любит их обоих. Просто о другом думает. О другом мечтает. Другим вещам уделяет внимание. Просто… Он сам по себе другой. Невинный и во всех смыслах светлый — лишённый всякой ненависти и всяких стремлений, лишь в настоящем моменте существующий. И тоже такой, несмотря ни на что, им обоим близкий.***
Проходит не так уж много времени — всего-то несколько лет — прежде чем Мрамор, наконец, своё творение заканчивает. Обложка Книги поражает воображение своим сложным механизмом, который впоследствии только владелец открыть и сможет; чёрные страницы сияют сложенными в ровные строки завитками неоново-синих чернил. Сверху всё это покрыто частично раскалённым рутилом — очень осторожно, избегая касаться его голыми руками, работал с ним Мрамор. Сейчас же он сидит, внимательно рассматривая результат своих стараний. — Вот, — заявляет, поднимая наконец взгляд на своих подопечных, — готово. — Ты ведь соединишься с ней, так? — чуть нетерпеливо вопрошает Сапфир. Почти не сомневается, что ответ будет утвердительным, так что очень удивляется, оного не услышав. — Не так сразу, — возражает Мрамор. — Сначала мне нужно ещё кое-что проверить… Лунный камень, подойди сюда. — Что?.. — Пугающее осознание вдруг проскальзывает в мыслях. — Ты… Ты собираешься проверить её на нём? — Всего лишь меры предосторожности, — холодно кидает тот. Сам Лунный камень, очевидно, сути их диалога не улавливает; подходит, однако, и рядом садится, ничего не подозревая и никакого подвоха не ожидая. — Протяни левую руку, — требует Мрамор. Тот слушается — и струя расплавленного рутила тут же льётся на поверхность его тела. Лунный камень морщится — вероятно, от резкой боли. Игнорируя это, Мрамор приближает Книгу, пассами рук выстраивая в воздухе из того же рутила ведущую к ней цепочку. Поначалу кажется, что получается всё очень даже хорошо, хотя Сапфир, стоящий чуть поодаль, и не может скрыть ужаса в своём взоре, наблюдая за страданиями Лунного камня. Но тут… Эта самая цепь, Книгу с его телом соединявшая, дёргается вдруг несколько раз в воздухе, внезапно распадаясь. В то же мгновение Сапфир переводит взор на руку названого брата, понимая, в чём причина такого исхода: конечность Лунного камня буквально заживо плавится, разрушается. Вечная улыбка больше не освещает лицо того, сменяясь искажённым болью и страданием выражением. — Как ужасно… — выдыхает Сапфир после секундного молчания. — Разве так можно? Скажи… Скажи, чёрт возьми, какое ты имел право делать с ним нечто подобное?! — …значит, я тоже не подойду, — не обращая внимания ни на него, ни на Лунный камень, глубокомысленно заключает Мрамор. После — продолжает, обращаясь уже к Сапфиру: — А вот ты — да. — В каком это смысле? — Яснее не становится. — Чего ты от меня хочешь? Получу ли я, в конце концов, от тебя хоть одно вразумительное объяснение происходящему?! — Ты беспрепятственно станешь владельцем Книги, — объясняет тот. — И вот такого, — указывает на Лунный камень, — не произойдёт. Вообще-то, я в самом деле думал сам с ней соединиться, но, как видишь, не судьба. Мы с ним оба от такой температуры плавимся. Ты — нет. — А с чего ты взял, что вот после этого я вообще захочу продолжать тебе помогать? — Сапфир негодует. Злится так, как не злился никогда за свою короткую жизнь. Он-то думал… Думал, что Мрамору они и вправду не безразличны. Мог ли он ожидать чего-то подобного? Мог ли хотя бы предположить, что оба они окажутся для него лишь средством, лишь экспериментом?.. — Да с чего тебе так беспокоиться? — непонимающе вопрошает тем временем тот. — Ты ведь знаешь, что части тела самоцветов легко можно заменить. Я сам же потом помогу ему с этим, не волнуйся. — Не в этом дело! — не успокаивается Сапфир. — Просто… Ты используешь нас. Используешь, не испытывая на самом деле никаких чувств. — Разве это не было с самого начала тебе очевидно?.. — Мрамор усмехается, и каким-то холодом веет вдруг от него в этот момент. Наверное… Наверное, в этом есть смысл. Наверное, это он по неопытности, по наивности не смог отличить одно от другого. Наверное… Легче, впрочем, от того не становится. Ненависть — вот единственное, что он теперь к Мрамору может испытывать. А Мрамор подходит ближе; невозмутимо, как ни в чем не бывало, берёт его за руку — тоже левую. — Не позволю, — Сапфир резко отходит на шаг назад, вырываясь из его хватки. — Не позволишь? — Недобрым огнём сверкают его глаза. Чаша с расплавленным рутилом оказывается в его руках, и он заносит её над Лунным камнем, уверенно ухмыляясь. — Уверен? Последняя надежда тает, рассыпается прахом. Нет, нет, Мрамор точно не тот, кем он его считал. Не тот, кого любил. Жестокий. Безразличный. Бесчувственный. — Ладно, — вздыхает он, не видя иного выхода. — Давай, — обратно приблизившись, сам протягивает ему руку. А Мрамор только того и ждёт. Льёт рутил уже на него — жгучая боль пронзает тело, расходясь от запястья. Сапфир едва сдерживается, чтобы не вскрикнуть. Видит цепь, что его с Книгой соединяет, и метку, что сияющей звездой появляется на предплечье — сверкает светлым голубым блеском. Боль так и не отступает. Рутил, прежде медно-серебристый, окончательно светлеет, сливаясь с ним и становясь на пару оттенков светлее тела, — пудра от такого стирается, и вокруг образуется чистое синее пространство. Сапфир сидит, стиснув зубы, и не позволяет себе произнести ни звука. Как бы ни было больно, он не собирается говорить об этом при Мраморе. Не хочет, чтобы тот подумал, будто бы он не способен нечто подобное выдержать. Несмотря ни на что, всё ещё продолжает признавать авторитет того для себя. — Вот так, молодец, — кивает Мрамор. — Попробуй воспользоваться ею. Взяв свободной рукой Книгу, он пытается открыть её — как ни странно, сложный механизм обложки поддаётся. Это, как минимум, значит, что она уже соединена с его телом. — Теперь убеди меня в чём-нибудь, используя заклинания отсюда, — продолжает Мрамор. Дьявольски коварная идея вдруг приходит ему на ум. Жажда мести затуманивает разум, вытесняя все другие мысли. Слишком сильно Мрамор — его идеал — разочаровал его. И единственный способ оставить того идеальным, единственный способ восполнить своё разочарование — сделать это. Сапфир приближается — почти угрожающе. Луна, сияющая высоко в небе, наверняка сейчас почти демоническим блеском отражается в его глазах. Интуитивно — полученная связь работает прекрасно — он находит нужную страницу. Усмехаясь, тихо начинает читать: — O anima perdita, ad rectam semitam redi… — Но Мрамор останавливает его вдруг: — Не работает. — Почему? — Иначе я уже почувствовал бы влияние. С той секунды, когда ты решаешь направить действие Книги на меня и находишь нужную страницу, я уже должен был оказаться под твоим контролем. Не получилось. — Но в чём же проблема? — не понимает Сапфир. — Вероятнее всего, я просчитался с формулой, — объясняет Мрамор. — Я перепроверю свои расчёты и в ближайшее время придумаю что-нибудь. Сапфир разочарованно вздыхает. М-да уж, а он-то уже мстительно размечтался о том, что прикажет Мрамору сделать… Видимо, не в этот раз. Ну, не в этот — так в другой. Не столь важно.***
И он продолжает лицемерно улыбаться, делая вид, что давно уже забыл о случившемся и вновь внимательно следя за тем, что в своих исследованиях делает Мрамор. Как будто это и вправду его интересует. Как будто хоть что-то, кроме злости на того, способно сейчас его интересовать. Лунный камень уже будто бы и не помнит того кошмара, который когда-то пережил. Снова такой же беззаботный и счастливый, он продолжает радоваться жизни. Мрамор заменяет его руку металлом — для того будто бы ничего и не меняется. Он явно не чувствует ни капли той ненависти, что охватывает теперь душу Сапфира. Как-то раз Мрамор, выходя на улицу, зовёт с собой Сапфира, как бы давая тому понять, что об их последующем разговоре Лунный камень узнать не должен. Видно, наконец-то находит какой-то способ. И вправду — стоит им только остаться наедине, как он заявляет: — Я придумал, что могу сделать. Но для этого тебе нужно будет… До мельчайшего праха разбить моё тело. — Что? Но почему? — Сапфир смотрит на него растерянно, с сомнением. Не знает, решится ли на это. Как бы он ни ненавидел его теперь, это… Слишком. — Катализатором силы Книги может стать только мой прах, — отзывается тот. — И я намерен воспользоваться своим телом, чтобы добиться своего. И тогда… Тогда ты станешь моим преемником. Станешь тем, кто сделает мир самоцветов лучше. — Но я… — Я не приму возражений, — резко прерывает его Мрамор. — Ты сделаешь это. И сделаешь сегодня же. — Ты не можешь меня заставить! — Не могу? — Мрамор усмехается. — Ну, знаешь, Лунный камень ведь до сих пор так мне доверяет… И снова он использует этот мерзкий приём. Снова вынуждает подчиняться, играя жизнью того, кого, теоретически, и сам должен был любить. «Ненавижу», — в очередной раз думает Сапфир. — Я согласен, — стараясь выглядеть как можно более невозмутимым, говорит вслух. И вновь предзнаменованием грядущего кошмара сияет в небе голубая луна. Что происходит дальше — и вспоминать не хочет. Хотя и осознаёт, что сам даже с какой-то злодейской радостью уничтожил того, свои чувства к кому уже и сам перестал понимать. Как, впрочем, осознаёт и то, что никогда бы не смог забыть тот взгляд, тот полный ужаса и сожаления взгляд, который застывает на лице Лунного камня, ставшего случайно свидетелем сего события. Но Книга, так или иначе, в самом деле работать должным образом начинает: проверяет он это как раз на Лунном камне, заставляя того успокоиться и отпустить только что случившееся. Рутиловый астеризм всё ещё нестихающей болью жжёт его тело, но и к этому он постепенно привыкает. Привыкает — но даже смотреть на него не хочет, вспоминая каждый раз о Мраморе. И сам по-прежнему не может понять, что к тому чувствовал. Всё ещё его ненавидит, но целью осуществить его мечты задаётся. Вот только не так уж долго удаётся ему удерживать воздействие Книги на Лунный камень. Постепенно тот вспоминает — вспоминает всё, что произошло. И в произошедшем, конечно же, его и только его винит. А однажды утром — уходит в неизвестном направлении, не говоря ни слова, ничего не объясняя. Так их пути и расходятся, и сколько бы Сапфир ни пытался, найти его он не может. «Ванитас… — вспоминает как-то давний их с Мрамором разговор, глядя на те самые его картины. — Жизнь и смерть. Быстротечность времени». Чисто человеческие понятия, по стечению обстоятельств всё-таки обрётшие для него смысл. «Отныне я — Ванитас, — решает для себя. — Тот, кто знает, чего стоит жизнь. И тот, кто положит конец беспределу старого времени». В конце концов, Мрамор, как бы ни разочаровывался в нём Сапфир, всё равно хотел всем лишь блага. В конце концов, всё, что с ними произошло, не должно оставаться напрасным. Именно эту идею, именно эту мысль отныне Сапфир — Ванитас — и делает смыслом своего существования.