В синем море пенились чернила

civ. - Ты считаешь, что я толстый? - спросил Ники. После душа на нем были лишь мягкие пижамные штаны, и он разглядывал свои округлившиеся формы в зеркале стенного шкафа в спальне. Справа и слева по бокам появились жировые складочки, за которые ему даже удалось себя ущипнуть. А раньше так не получалось. Теперь же бедра слегка заплыли, и это было необычно. А вот щечек как не было, так и не появились, а лицо, казалось, еще больше осунулось. Лео лежал на его кровати и листал журнал свадебной моды. Вопрос Ники заставил его оторваться от гламурного глянца, и он внимательно осмотрел Ники с головы до пят. - Ты прекрасно выглядишь, - высказал свое мнение Лео. – А если выберешь для свадьбы наряд в китайском стиле, то живота почти не будет видно. Лео ткнул пальцем в разворот каталога, где омеги в свадебных одеяниях застыли на фоне Запретного города. - Свадьбы не будет, - напомнил Ники. - Как скажешь, - не перечил Лео (последнее время он во всем потакал Ники, видимо, следуя указаниям доктора Гонзалес избегать конфликтных ситуаций). – Но хоть в ресторан после регистрации вы сходите? - А в джинсах нельзя? - Во-первых, в джинсы ты не влезаешь. Во-вторых, во всех приличных ресторанах дресс-код. И наконец, ты же не хочешь потом, через десятилетия, краснеть за свои свадебные фотографии. Вот смотри. Лео начал раскладывать перед ним пасьянс из журналов. Ники натянул трикотажную кофту на молнии и сел по-турецки на кровать напротив Лео. - Твой альфа, наверняка, будет в костюме из последней коллекции одного из ведущих модных домов Токио или Лондона, поэтому тебе тоже стоит подобрать что-то актуальное, интересное. Сейчас на всех подиумах царит смешанный подход, своего рода эклектика. Китайский воротник, фламандское кружево, французский каблук. - Испанский сапог, венецианская пектораль, - подхватил Ники. - Я ему о последних веяниях моды, а он мне про орудия пыток, - пожурил его Лео. А для Ники любая модная одежда будет пыткой, но под укоризненным взглядом друга Ники притянул к себе стопку журналов. Обычно Ники игнорировал модные новинки, выбирая удобство и комфорт. Беременность требовала еще большего комфорта, поэтому весь гардероб Ники сейчас состоял лишь из свободных трикотажных кофт и льняных брюк (спасибо за это Дугласу и Лео). Однако, Бьёрн точно настоит на фотосъемке этого торжества и на ужине в каком-нибудь дорогом ресторане. И Ники не будет с ним спорить, ибо не стоило начинать семейную жизнь со скандалов. Почему бы не надеть что-нибудь красивое для такого важного события, как создание новой ячейки общества? - Белое мне уже поздно надевать, не с таким пузом, - рассуждал Ники, перебирая каталоги. – Красное – не мое, в нем я похож на фермера из Айовы. Зеленый придает моему лицу болезненный вид. Синий – скучно. От желтого у меня головная боль. Фиолетовый – слишком затасканный цвет в йога-бизнесе, ни за что не надену его. Розовый – цвет Барби. О, смотри! Ничего не остается кроме черного – стройнит, практичен и пятна незаметны. Ники ткнул пальцем на обложку журнала, где все с бледными лицами в черных платьях и костюмах стояли на фоне пейзажа с грозовым небом. - Это не свадебный каталог. Это рекламный проспект нового романа Майер "Рассвет", – сказал Лео. – На своей свадьбе ты не можешь выглядеть как вампир из эмо-трэш чтива. Тебе потом перед детьми и внуками будет мучительно стыдно. Ники рассмеялся, сбросил журналы на пол и растянулся на кровати. Лео пристроился рядом и продолжал хихикать. - Чтобы реалистично косплеить Беллу Свон, тебе придется понизить свой IQ в два раза. И начать восторгаться своим альфой: "его голос как жидкий мед, а его глаза как два топаза, что сияют со дна его души". - Неужели это цитата из мадам Майер? - Не дословная, конечно. Но внутренние монологи Беллы, восхваляющие ослепительно прекрасного вампира, составляют половину книги. - Поверь мне, я не хочу косплеить Беллу Свон, - уверил друга Ники. – Мне Алекс говорил, что у фанатов Мавра и фанатов Майер взаимная нелюбовь. Я никогда не предам свою фанбазу. - Взаимная нелюбовь – это мягко сказано. У них нескончаемый холивар до последней капли крови Беллы Свон. Если хочешь, я тебе пришлю ссылки на самые угарные обсуждения, чем Белла Свон лучше кадета Ашенбаха. - Не надо. Я знаю, что Ашенбах никогда не будет достаточно "блистательным", чтобы стать объектом домогательств вампира-сталкера. - И слава богу! Ашенбах достаточно разумен, чтобы не принимать одержимое преследование за любовь. Лео уже вплотную подкатился к Ники, пристроил голову на плечо друга, и, подсунув руку под растянутую кофту, размеренно поглаживал его по животу. Ники заложил руки за голову и наслаждался массажем. Во время последнего приема доктор Гонзалес убедительно рассказывала, что ребенок мог реагировать на запахи, тактильный контакт и аудио стимуляторы еще в утробе. (- У вас пропали все негативные симптомы с тех пор, как мистер Олландер присоединился к вам, - сказала доктор Гонзалес. - Практика показывает, что феромоны караульного альфы благотворно воздействуют на беременного омегу. Современной медицине этот феномен хорошо известен и называется "пренатальная феромон реакция". - Но мы не живем вместе! – воскликнул Ники. - Достаточно регулярных встреч, чтобы нивелировать неприятные симптомы. Поэтому, если хотите, чтобы состояние продолжало оставаться стабильным, проводите побольше времени вместе. Бьёрн улыбался очень самодовольно. - А это только караульные альфы могут воздействовать на ребенка? – спросил Лео. - Для развития ребенка полезны разнообразные стимуляторы. Конечно, только альфа-отец влияет на уровне феромонов, но ребенок реагирует и на тактильное, и на аудио воздействие.) Сразу после приема Лео поставил себе цель как можно чаще "общаться" с нерожденным ребенком Ники ("Тогда у него будет особая связь с его самым любимым и самым лучшим крестным!"). Ники без сопротивления позволял Лео гладить живот и рассказывать нерожденному ребенку обо всем на свете ("Но только без сюсюканья, Лео. Он уже почти личность, а не плюшевый мишка".) Движения Лео всегда были бережны и нежны; он, один из немногих в жизни Ники, не был источником опасности или тревог, поэтому с ним Ники всегда чувствовал себя окруженным покоем и любовью. - Вот он! – прошептал Лео, когда ладонью ощутил толчок ребенка (при этом досталось и почке Ники). cv. Бьёрн заехал за ним около семи вечера. На этот раз он был не за рулем, а в лимузине с водителем, который Ники показался знакомым. Точно, он его видел в тот первый раз, когда ударил Бьёрна разрядом шокера. Матиас – так, вроде, его называл Бьёрн. - Ты не сказал, куда мы едем. Надеюсь, что там не очень строгий дресс-код. Сам Бьёрн был в вечернем смокинге, и Ники в скромных брюках-дудочках и простой тунике (пусть и из шелка муга) чувствовал себя недостаточно гламурно одетым. - Ты выглядишь прекрасно, - сказал Бьёрн, открывая заднюю дверь машины. – Мне придется от тебя весь вечер ни на шаг не отходить, чтобы никто не смел за тобой приударить. - Так и быть, сочту это за комплимент, а не за проявление собственнических замашек. Бьёрн рассмеялся и захлопнул за собой дверь машины; водитель сразу тронулся с места. - Это ежегодный гала-вечер Шекспировского общества Голливуда. Мой авва входит в совет попечителей Шекспировсого общества в Нью-Орлеане, и он смог достать приглашение. То, что Андреас Олландер – всемогущ и вездесущ, Ники уже давно понял, но это не объясняло, почему для свидания Бьёрн выбрал Шекспира (его интересы были скорее в сфере спорта, детективов и китайских ресторанов). - Ты внезапно полюбил Шекспира? - Сегодня вечером библиотека Хантингтона показывает второе кварто издание "Гамлета". Я помню, что ты мне обещал поцелуй за него. - А обещания ты не забываешь? - Никогда! Бьёрн сиял как начищенный медяк. А Ники стал срочно припоминать, что за обещания он уже дал Бьёрну (выйти замуж, родить детей, что еще он мог в пылу эмоций пообещать ради красного словца?). Ему такой достался альфа, что по всем счетам соберет долги. - Хотя я не совсем понимаю, почему библиотека выбрала второе, а не первое кварто, - продолжил тему Бьёрн. - Чем старее издание, тем ценнее, так? - Первое кварто принято считать пиратской копией пьесы. Его опубликовали без ведома Шекспира и его труппы, и они с него скорее всего не получили ни гроша. Сейчас, когда все помешаны на защите авторских прав, особое внимание уделяется именно второму кварто. В глазах пуристов это - первое лицензионное издание "Гамлета" по авторской рукописи Шекспира. Лимузин остановился около парадного входа в отель "Миллениум Билтмор", Бьёрн вышел из машины первым и подал руку. Даже опираясь о руку Бьёрна, с животом было сложно элегантно выбраться из салона машины. У входа в отель не было красного ковра, но у дверей суетилась небольшая группа фотографов. Если вспомнить, что президентом Шекспировского общества Голливуда был Аль Пачино, то не удивительно, что папарацци собрались в ожидании прибытия околозвездной тусовки. Но в Голливуде папарацци бояться – из дома не выходить, поэтому Ники лишь глубоко выдохнул, нацепил дежурную улыбку и постарался поскорее проскользнуть мимо объективов фотокамер. Только в банкетном зале он заметил, что все еще держал Бьёрна за руку. - Николас, - обратился к нему Бьёрн, переплетая их пальцы, - я так рад, что ты не скрываешь наших отношений. Значит, я могу поручить Диего на запросы журналистов сообщать им, что мы помолвлены? - Зачем так спешить? - Лучше с ними сразу правдой поделиться, а то вдруг они выдумают какую-нибудь пикантную историю. Тут Бьёрн был прав: опровергать домыслы будет гораздо сложнее. А после этого гала-вечера наверняка кто-то из папарацци поинтересуется, почему беременный Вильерес явился под руку с сыном нефтемагната. - Я очень счастлив, что ты принял наш союз, - сказал Бьёрн. Он поднес к губам их руки, что были все еще соединены переплетенными пальцами, и поцеловал тыльную сторону ладони Ники, не отводя взгляда от лица Ники. Это был жест из книг, любовных романов самого бульварного образца, но Бьёрн совершенно не выглядел страстным героем-любовником. Было видно, что он сдерживался, чтобы не рассмеяться и оставаться в роли галантного кавалера. И слишком много иронии было в его глазах, чтобы сойти за пафосного романтического персонажа. - Нет, ты – не Байрон, - решил Ники. - Это не твоя роль. Ты - другой. - Как скажешь, - согласился Бьёрн. – В следующий раз я попробую образ чопорного южанина, может, тебе больше понравится. Ники был уверен, что чопорность будет Бьёрну не к лицу. Он был слишком эмоционален и слишком порывист для такой роли. Но как же легко он умел менять маски! Интересно, а искренность была тоже частью какого-то амплуа? - Пойдем, я хочу тебя кое с кем познакомить, - сказал Бьёрн. Около барной стойки стоял омега, который показался Ники смутно знакомым. Но в Голливуде все были смутно знакомыми. Одни и те же лица мелькали в таблоидах и селебрити блогах. - Николас, это месье Комилатер - куратор Выставочного зала при школе мимов "Трапеция", - представил омегу Бьёрн. А, тот, кто помог Бьёрну получить картину "Завтрак любительницы чернил" в аренду сроком до свадьбы. Месье Комилатер с огромным интересом рассматривал Ники. - Хочу поблагодарить вас, месье Комилатер, за организацию интересных выставок. Что японское гуро в начале года с его кровавым гротеском. Что картины из Музея плохого искусства с их искренней беспомощностью. Месье Комилатер благосклонно улыбнулся. - Замечательно, что вам нравится искусство, месье Вильерес. Так приятно, что одна из наших картин нашла временный приют у ценителя. - Вы уверены, что она у меня? – спросил Ники, пытаясь изобразить непонимание. - Конечно. Мистер Олландер так вас описал, что я с первого взгляда понял: вы и есть тот избранник, чье сердце он хотел покорить, - сказал месье Комилатер и, подмигнув, добавил: - И вижу, что вполне успешно. Поздравляю. Это "поздравляю" говорил Бьёрну буквально каждый второй. В Голливуде любые знакомства были в первую очередь возможностью завести нужные связи, но даже тут редко попадались такие асы нетворкинга, как Бьёрн. За два месяца в Лос-Анджелесе он познакомился с большим количеством людей, чем Ники за восемь с половиной лет. И все знакомые Бьёрна непременно спешили его поздравить, заметив живот Ники. - Мистер Олландер, мы надеемся увидеть вас на следующей неделе на нашей презентации. И позвольте высказать вам свои искренние поздравления, - сказал альфа с блестящими от избытка бриолина волосами. - Хильдебьёрн, спасибо за рекомендации. Ресторан "Парус" оказался и вправду отличным. И я вижу, что тебя есть с чем поздравить, - сказала бета в глубоко декольтированном платье, что держалось на ее бюсте на одном честном слове. - Хильдебьёрн, я был удивлен, когда узнал, что ты отказался от места в инвестиционном фонде Мейдоффа. Я было подумал, что у тебя есть какая-то инсайдеровская информация. Но теперь вижу, что тебе сейчас просто не до финансовых рисков, у тебя есть серьезные причины искать стабильности. Поздравляю, - сказал альфа, чей нос казалось был ранее сломан как минимум три раза. - Да, месье Вильерес, поздравляю вас, - подхватил юный омега, которого Ники вроде видел в телевизионной рекламе жвачек или шоколада. - Поздравляют не омегу, поздравлять надо альфу-жениха, - поправил альфа, державший юного рекламного актера под руку. - Правда? – удивился омега-актер. – А что тогда говорят омеге-суженому? - Ему желают удачи, - пояснил его спутник и обратился напрямую к Ники: - Удачи вам, месье Вильерес. - Мне удача не нужна, у меня хорошие юристы, - сказал Ники и оскалился в подобии улыбки. На дворе был двадцать первый век, но даже в приличном обществе продолжали следовать правилам домостроя. Омега-актер высвободил свою руку и на шаг отступил от альфы. - Тут такой красивый зал! – поспешила сменить тему бета, чье платье вот-вот грозило оголить грудь. - Такое интересное место, тут было столько событий и даже кино снимали. - "Чайна-таун", "Одиннадцать друзей Оушена", - начал демонстрировать свою эрудицию альфа со сломанным носом. - Махасамадхи,- подхватил Ники. - Это какой-то болливудский фильм? – спросил альфа с избытком бриолина. - Это осознанный выход души йога из тела, - пояснил Ники. - Вот где мы сейчас стоим в марте 1952 года упал замертво известный йог Парамаханса Йогананда. Его тело три недели лежало в лос-анджелесском морге, и за это время не появилось никаких видимых признаков разложения мертвого тела. Не было трупных пятен, плесени, запаха разложения. Это подтвердил сам директор морга. Поэтому теперь этот отель стал местом паломничества йогов со всего мира. Если в лобби увидите бездыханное тело, то не бросайтесь делать ему искусственное дыхание. Может, это очередной просветленный йог наконец смог повторить чудо. История чуда махасамадхи произвела ожидаемый эффект: наступило неловкое молчание, когда никто не знал, как реагировать. Вроде бы, невероятное событие, явно же не могло такого быть. Но обвинять беременного омегу во лжи в присутствии его альфы? На такую бестактность никто не мог решиться. Знакомые Бьёрна, неуверенно улыбаясь, переглядывались между собой, как бы пытаясь понять, можно ли было все превратить в анекдот; а Ники воспользовался заминкой, возникнувшей в разговоре, и выскользнул из круга активного общения. В самом фешенебельном отеле Голливуда были самые шикарные туалетные комнаты с отдельным фойе, где стояли диваны и росли живые лианы. Ники откинулся на спинку дивана и решил тут подремать четверть часа. - Месье Вильерес, - перебил его грезы чей-то голос. Ники открыл глаза. Перед ним стоял омега, вроде рекламный актер. - Я хотел извиниться за слова Джорджа. Ники пожал плечами. - Мне-то его слова что с гуся вода. А тебе с ним жить. - Я с ним только что порвал. - Молодец, - одобрил такую решительность Ники и похлопал ладонью по дивану. – Присаживайся. И зови меня Ники. - Я – Берти. Я обычно не хожу на такие мероприятия, но агент, с которым я сейчас работаю, считает, что это возможность встретиться и поговорить с нужными людьми. Значит, правильно Ники оценил этого омегу – очередной актер. - Я точно не из таких и познакомить тебя ни с кем не смогу. Меня самого на этот гала-вечер жених пригласил, хотя, вот он-то здесь знает ползала. Я думаю, он и с Аль Пачино знаком. - Спасибо, я уже переговорил с кем надо. У меня другой вопрос. Когда ты ушел, мистер Олландер сказал, что ты преподаешь йогу. Если не секрет, то где? Я недавно переехал из Нью-Йорка, и в Лос-Анджелесе мне все пока не везет с йогой. - Ты хочешь ко мне на занятия? – удивился Ники. Берти кивнул в знак согласия. - Но почему? Только потому, что я знаю такие умные слова, как "махасамадхи"? - Не только. Учитель Рао о тебе рассказывал. Берти оказался значительно интереснее, чем просто актер из глупой рекламы. Ники окинул его оценивающим взглядом: он был худощавым, невысоким, с длинным волосами, не старше двадцати пяти. Типичный омега-актер, таких в Голливуде пруд пруди. Но его светло-серые глаза привлекали своей мягкостью, а его улыбка казалась искренне дружелюбной. Раз Рао тратил на него свое время, то в нем должны быть какие-то скрытые силы и достоинства. Рао, пожилой бухгалтер из Нью-Йорка, был вторым Учителем Ники в годы между резервацией Тисири и Лос-Анджелесом. И если Берти учился у Рао, то у него был достаточный уровень, чтобы заменить Ники в "Палаццо". Вопрос лишь в том, захочет ли он работать в социальном центре. - Я веду занятия в социальном центре в районе Флоренция. Раз ты недавно переехал на Западный берег, то может не знаешь, но Южный Лос-Анджелес – один из самых неблагополучных районов города. Если хочешь, приходи на следующей неделе. Мне скоро рожать, и я ищу замену как минимум на полгода. Раз Рао был и твоим Учителем, то ты справишься. С обратной стороны рекламного флайера отеля Ники написал адрес "Палаццо" и время занятий. Берти, рассыпаясь в благодарностях, спрятал бумажку в карман. Если он придет, то Ники подключит Ковальски, чтобы он уговорил Берти согласиться вести занятия вместо Ники. - Вот ты где, - сказал Бьёрн. – Я тебя потерял. Пышная развесистая пальма отделяла от общего зала столик, за которым расположился Ники. Проходивший мимо официант оставил ему целое блюдо с разнообразными вегетарианскими канапе, и Ники выбирал те, в которых были фиолетовые фрукты и овощи (с виноградом, сливой, маслинами и баклажаном). - Я тоже занимался налаживанием деловых связей, - рассказывал Ники. - Если выгорит, то у меня будет замена для занятий йогой в "Палаццо". Кстати, спасибо за рекламу. Бьёрн присел за стол рядом и съел подряд несколько канапе с зеленым крыжовником и желтой хурмой. - Когда ты ушел, на меня обрушился шквал вопросов. Я был вынужден им что-то ответить, - Бьёрн будто бы оправдывался. - Я не в претензии, что ты рассказал про мои занятия йогой, - пояснил ситуацию Ники. - Возможно, ты своим талантом быстро заводить знакомства сделал то, что я и другие сотрудники "Палаццо" не можем уже несколько месяцев. Это было искреннее спасибо. Бьёрн радостно улыбнулся и достал программку вечера. - Сейчас начнутся речи, а потом в музыкальном салоне архивариус библиотеки Хантингтона будет демонстрировать "Гамлета". Я воспользовался твоим деликатным положением и записал тебя в первую двадцатку тех, кого пустят посмотреть на шекспировское издание. - А ты сам не пойдешь смотреть? - Я не хотел занимать место того, кому это по-настоящему интересно. Для меня это просто старая книга. Меня гораздо больше волнует, что произойдет после того, как ты выйдешь из музыкального салона. - Ты очень большое значение придаешь поцелуям. - Твои поцелуи для меня – самое ценное сокровище мира, - Бьёрн смог сказать это самым серьезным тоном. Все, Ники был готов сдаться. Бьёрн овладел не только мастерством общения с каждым встречным и поперечным, но и оказался гением самых слащавых комплиментов. Ники сунул в рот канапе с баклажаном, чтобы сдержать глупую счастливую улыбку, что грозилась появиться на его лице. Кто-то в центре зала в микрофон начал призывать ко вниманию. У Ники еще оставались канапе с фиолетовыми фруктами, официант только что принес свежий чай, поэтому он решил, что в его деликатном положении позволено продолжить сидеть в углу за столом, пока все остальные толпились около сцены. Бьёрн остался сидеть рядом и что-то тыкал в своем смартфоне. С трибуны на сцене разные люди говорили про большую работу, проделанную Шекспировским обществом Голливуда, о снятых фильмах, о театральных постановках. Выступивший Аль Пачино напомнил, что через восемь лет будет четырехсотлетие со дня смерти Шекспира и к этому событию будет приурочено много новых проектов. (В Голливуде смерть праздновали чуть ли не с большей помпезностью, чем рождение.) Несколько минут аудитория активно выкрикивала, каких актеров они хотели видеть в каких ролях (Ди Каприо как король Лир – да неужели?). - Я думаю, если они хотят по-настоящему с размахом отметить четырехсотлетие со дня смерти Шекспира, то им надо снять ремейк "Ромео и Джульетты" как вражду между кланом вампиров и кланом волков-оборотней, - высказал свое предложение Ники. – Это будут настоящие постмодернистские похороны Шекспира. В Голливуде снимали вампирские ремейки обо всем, но вот Шекспира эта мода пока миновала. - И кто будет в главных ролях? – спросил Бьёрн, оторвавшись от смартфона. - Ромео и Джульетта – не знаю. Но вот Роберт Паттисон и Кристен Стюарт подойдут на роль Капулетти – родителей Джульетты. Им не судьба от амплуа вампиров отделаться. - А не слишком ли молодые родители получатся у Джульетты? - Так в этом ремейке Капулетти будут вампирами, на них прожитые годы не сказываются, они вечно молодые. "Сумерки" популярная медиафраншиза о вампирах, Джульетту все будут воспринимать как дочь Беллы Свон и Эдварда Каллена. Финансовый успех такого фильма уже гарантирован за счет многомиллионной фанбазы "Сумерек". Актеры могут даже слова не учить. - А отца Монтекки тогда пусть играет тот актер, что играл главного оборотня в "Сумерках", - подхватил идею Бьёрн. - Как его зовут? - Тэйлор Лотнер. Точно. Фанатская любовь такому фильму уже обеспечена. Прямо жалость брала, что у него не хватит смелости принять участие в создании такого трэша и заработать миллионы на чуждых ему фанатах мадам Майер. - Ты не против, если я подам Терри эту идею? – спросил Бьёрн. – Он как раз ищет себе нишу в Голливуде. - Дарю, - милостиво согласился Ники. Речи на сцене подходили к концу. Архивариус библиотеки Хантингтона объяснил еще раз, почему они выбрали для показа второе кварто издание "Гамлета", а не первое. И наконец, организаторы объявили, что обладатели благотворительных билетов за триста долларов, смогут в музыкальном салоне посмотреть на издание "Гамлета". - Вот твой, - сказал Бьёрн и протянул Ники билет, на котором был указан его номер (двенадцатый) и цена. - Он правда стоит триста долларов? - Это стандартная практика для сбора средств и пожертвований, - пояснил Бьёрн. - За несколько сотен продают билеты, когда выставляют что-нибудь эксклюзивное. Они сейчас собирают средства для школьных театров – вполне достойная миссия. В музыкальный салон сразу пустили обладателей первых двадцати билетов. Ники оказался рядом с месье Комилатером (номер тринадцать). - Вы любите читать книги, месье Вильерес? – поддерживал светскую беседу месье Комилатер, пока номера с первого по десятый ахали и охали над "Гамлетом". - Люблю, - честно ответил Ники. - К тому же это сейчас моя работа – читать книги. - И какие книги вы любите больше всего? - Вот так сразу сложно выбрать. Это не было кокетством со стороны Ники. Ему нравилась самая разнообразная литература, на одном жанре остановиться он не мог. Месье Комилатер не торопил его с ответом и не менял тему разговора, будто ему был важен ответ Ники, будто он ценил, что Ники серьезно задумался над тем, как он выбирал книги. Архивариус в белых перчатках аккуратно перелистывал страницы старинной книги перед группой восторженных бет. - Я никогда не пройду мимо книги, в названии которой использована цитата Шекспира, - выделил один из критериев Ники. - "О дивный новый мир", "Зима тревоги нашей", "Что-то страшное грядет". Если хотите, то это своего рода знак качества. Книги, названные по Шекспиру, редко бывают плохими. - Тогда вам будет несомненно интересно: на следующей неделе у нас в Выставочном зале намечена встреча с Дэвидом Фостером Уоллесом в рамках его литературного тура по Америке. - У Уоллеса вышло что-то новое? – удивился Ники. - Нет, это тур, посвященный его "Бесконечной шутке". Я уверен, что вы читали его роман. Ники читал как раз потому, что название было цитатой из "Гамлета". Этот роман был своего рода литературным меланж-актом: тут перемешалось простое и сложное, традиционное и постмодернистское, индивидуальное и коллективное, потому что только так можно было описать каково жить в "Америке во время Миллениума". И правильнее роман было назвать "Шутка, затянувшаяся до бесконечности", потому что он воистину был "бесконечно" длинным. Уоллес задумал его как новый Великий Американский Роман, критики сочли его самым "умным" за последние двадцать пять лет, не всякий читатель смог его дочитать до конца. И не в этом ли скрывалась еще одна шутка: его роман покупали, потому что это было просто - два клика мышкой, но его не читали, потому что это было сложно - "слова, слова, слова". Поэтому Америка до сих пор не понимала, что она больна - потребительской болезнью. (Уоллес написал об этом в своем романе, но чтобы об этом узнать, надо было не просто купить книгу, а ее еще и прочитать. А общество потребления ценило лишь обладание, а не осознание. Вот такая Уловка-22.) - Журнал "Тайм" внес "Бесконечную шутку" в список ста лучших современных англоязычных романов, - объяснял месье Комилатер. – На гребне такого успеха агент Уоллеса решил организовать автору тур по США. Встреча с читателями в Лос-Анджелесе пройдет у нас. Я приглашаю вас и мистера Олландера, если и ему будет интересно. Тут подошла их очередь. Им тоже выдали белые перчатки и позволили несколько мгновений подержать второе кварто. Потом они созерцали ветхие страницы, которые пережили своего творца и скорее всего переживут и Ники. Старые книги были особым обещанием того, что не все бесследно исчезнет в этом мире. В начале семнадцатого века книги печатались мизерным тиражом, и все равно прижизненные издания Шекспира сохранились спустя века. Книги Виктора Мавра печатались миллионами на десятках языков, поэтому был шанс, что и через четыреста лет останется хоть несколько копий творения Ники. Бьёрн ждал его у выхода из музыкального салона. - Хочешь еще остаться или уже отвезти тебя домой?- спросил Бьёрн. - Ты надеешься, что я тебя приглашу к себе на чай, и тогда мы поцелуемся? – уточнил планы Ники. - Это один из вариантов. Можно и в машине, но там тебе будет не так удобно целоваться. Если выбор был между задним сидением машины и диваном, то Ники выбирал диван. Ему уже не семнадцать, и это не свидание после выпускного бала. cvi. Ники открыл дверь и пропустил Бьёрна в квартиру. - Я сейчас вернусь, а ты пока завари чай, - поручил Ники. Не дожидаясь ответа альфы, Ники стал подниматься по лестнице на второй этаж. Ему срочно потребовались несколько минут, чтобы перевести дух и подумать. Не мог он, закрыв глаза, броситься с обрыва в омут эмоций. (Может поэтому, он так редко влюблялся: любовь и логика - две вещи несовместные.) В ванной комнате он облокотился на умывальник перед зеркалом и внимательно посмотрел в отражении сам себе в глаза. Наступил момент истины: нельзя больше играть чужими эмоциями и своим будущим. Сейчас, когда он выйдет из ванной, он должен либо поцеловать Бьёрна так, как целовали любовников, либо честно сказать, что игра закончена. - Бьёрн, мне жаль, но у нас с тобой ничего не получится, - прорепетировал Ники, глядя на себя в зеркало. В его тоне недоставало уверенности, а в его глазах не хватало бескомпромиссной твердости. Так ему не убедить Бьерна, что между ними все кончено. Да и сам Ники не верил своим словам: с таким выражением не прогоняли прочь, с таким выражением умоляли не бросать. Чем больше он думал про Бьёрна, тем больше альфа ему нравился. Бьёрн раз за разом показывал серьезность своих намерений: ему было важно мнение Ники, он был готов менять свою жизнь ради Ники. Его эмоциональные инвестиции в отношения были на порядок выше, чем у Ники. Из них двоих только Бьёрн делал конструктивные, осознанные шаги в сторону создания здоровых отношений, основанных на честности и уважении. Ники же пока лишь благосклонно принимал все знаки внимания, не предлагая взамен ни обещаний, ни надежды. Ники знал, что он не тот омега, с которым удобно и комфортно всякому альфе. С его багажом из прошлого невозможно легко порхать по жизни на радость мужу и семье. Конечно, как караульный альфа, Бьёрн обладал повышенным порогом терпимости по отношению к причудам Ники. Для него теперь оргазм был возможен только с Ники, а ради хорошего секса можно многие капризы омеги стерпеть. Но вот за два-то месяца секс у них был лишь один раз. Да и только ради секса не обязательно заключать брак; Ники сам с самого начала предлагал остановиться на формальных узах. Именно Бьёрн настаивал на семье и браке, потому что ему было нужно что-то большее от Ники, чем просто секс. Но что? Ники нравилось быть с Бьёрном. С ним легко было говорить: он рассказывал много интересного про себя и свою жизнь. И еще проще молчать. Тогда Ники узнавал еще больше интересного про Бьёрна и про мир вокруг. С Бьёрном Ники мог придумать новую жизнь. В фантазиях нет большого смысла, если мечтаешь в одиночку, но если вдвоем - это уже дзен. Вот с Бьёрном было легко мечтать, он дарил Ники его мечту: семья, дети, уют. Наедине с собой заперевшись в ванной, Ники мог сказать это вслух: - Я не хочу с тобой войны. Я хочу с тобой семью. Как же страшно поверить, что в жизни наяву могла исполниться мечта. (Может Ники не заметил, как тогда его самолет в Нью-Орлеан пересек пространства и он оказался в параллельной реальности? В такой, где у него был жених-альфа, который после гала-вечера Шекспировского общества Голливуда мечтал целоваться на диване. В такой, где они собирались вступить в брак и растить детей в любви и заботе. В такой, где альфа улыбался, потому что был рад его видеть, и готовил ему чай.) Ники сделал несколько глубоких вдохов и медленных выдохов, поплескал воды в лицо и пошел встречаться с судьбой. Он остановился на входе на кухню и несколько мгновений наблюдал, как Бьёрн вытирал полотенцем ложки. Как просты и очевидны были ответы, если задавать правильные вопросы. Бьёрн улыбнулся ему в отражение в окне перед мойкой, повернулся и сделал несколько шагов навстречу. Ники открыл рот, чтобы сказать заготовленную фразу, и тут Бьёрн его поцеловал. Сначала медленно и осторожно, потом глубоко и страстно. Ники ему отвечал, будто хотел через поцелуй показать, как он был рад, что они достигли перемирия. Показать, что он был готов принять эту сделку: вся прошлая жизнь Бьёрна в обмен на будущую жизнь с Ники. С самого начала они как будто говорили на разных языках, но теперь, наконец, Ники принял мотивы Бьёрна, а тот сумел правильно предугадать реакцию Ники. Целуясь с Бьёрном, Ники дал себе обещание, что он будет честным, что приложит максимум усилий, чтобы у них была счастливая семья. - Я готов платить по триста баксов за каждый поцелуй с тобой, - сказал Бьёрн, оторвавшись от губ Ники. - Даже если ты покупаешь, то я не продаю. Бьёрн рассмеялся. - Я еще с Нью-Орлеана помню, что тебя можно поймать на халяву. Так что как насчет бесплатного массажа ног в обмен на еще один поцелуй? cvii. Алекс прислал е-майл с заголовком "Харольд Блум сравнил Виктора Мавра с Чеховым". У Ники аж вспотели руки от волнения и смущения, пока статья по ссылке открывалась в Интернет-браузере. Вот точно же в параллельную реальность провалился, где брюзжащий мастодонт литературной критики сравнивал Мавра с великим русским писателем. Статья Харольда Блума в газете "Бостон Глоуб" была посвящена творчеству Дэвида Фостера Уоллеса. У мистера Блума не нашлось ни одного доброго слова для книг Уоллеса. "Бесконечная шутка", по мнению Блума, была просто ужасна; Уоллес не умел ни думать, ни писать. Блум отказывался читать этот неудобоваримый постмодернистский бред, в котором все идеи были тупиковыми, а все мысли - сумбурными. И он не мог простить Уоллесу использование шекспировской цитаты: это Гамлет назвал Йорика человеком, способным на бесконечную шутку. А напоследок Блум сообщил, что по сравнению с Уоллесом Адам Герцог – Сервантес, а Виктор Мавр - Чехов. В контексте статьи сравнение Мавра с Чеховым выглядело уже менее приятным. Блум всегда очень желчно высказывался о коммерчески успешных авторах. Но Уоллес оказался настолько бесталанным, что на его фоне у произведений Герцога и Мавра был шанс сойти за хорошую литературу. На Блума злиться не стоило: он ненавидел всю современную интеллектуальную мысль, будь то марксизм, постмодернизм, деконструктивизм, новый историзм или какой еще другой "изм". Ники уважал его труды по творчеству Шекспира, но в том, что касалось современной литературы, на вкус Блума он никогда не полагался. Для Блума литература была привилегией элиты, способом утверждения своего интеллектуального превосходства и избранности; тогда как Ники видел в литературе единственное средство, которое было доступно абсолютно любому, чтобы взрастить в себе ростки гуманизма. Если бы Ники спросили ранее, он бы безо всяких колебаний отнес Уоллеса к тем авторам, что понравятся Блуму. На "Бесконечную шутку" можно было сразу вешать ярлык "не для всех, только для избранных". Но нелюбовь к постмодернизму у Блума оказалась сильнее, чем приверженность к элитизму. Следующим в почтовом ящике был е-майл от Стауласа Комилатера. В нем он приглашал Ники на встречу с молодым талантливым писателем Дэвидом Фостером Уоллесом. Встреча должна была состояться в Выставочном зале при школе мимов "Трапеция" в понедельник, 14 июля. - Тебе нужен отчет о читательской встрече с Уоллесом? – спросил Ники у Алекса по телефону. - Ты хочешь пойти? Но это же... - Да, 14 июля, знаю. Но мне сейчас пить нельзя, а пережить эти дни придется. Поэтому взгляну на того, на чьем фоне Виктор Мавр так хорош. Хотя это, пожалуй, не комплимент ни Уоллесу, ни Мавру. - Виктор Мавр хорош и без сравнения с Уоллесом, - уверенно сказал Алекс. – Блум – это привет из отжившей эпохи. Каждое его высказывание привлекает внимание не тем, что он сказал, а тем, что он еще в состоянии язвительно и хлестко формулировать свое мнение. - А, это как с певицей Шер: никто уже не слушает, что она поет, все лишь удивляются, как она хорошо сохранилась. - Точно. Поэтому сходи на встречу с Уоллесом, если тебе правда интересно. Или в крайнем случае, если нечем заняться. Но не ради слов Блума. Какой же хитрец Алекс: сначала прислал статью с дразнящим любопытство заголовком, а теперь сказал "забудь о Блуме". Как забыть о том, что вызвало столько эмоций? Решено, Ники пойдет на встречу с Уоллесом, тем более это будет самый простой способ убить несколько часов 14 июля. cviii. Ритуал, как проводить 13 и 14 июля, сложился в первую годовщину смерти аввы. В тот год в доме, где Ники снимал свою первую лос-анджелесскую квартиру, накануне засорились трубы. У Ники не было ни моральных, ни физических сил скандалить с хозяином дома, чтобы он занялся ремонтом. Поэтому Ники собрал вещи и переехал в отель Хилтон в Пасадене. Дуглас нашел его и там. Он звал Ники вернуться на эти дни в Нью-Йорк и вместе с братьями аввы посетить кладбище. Ники не видел в этом никакого смысла: на другом конце страны не было никого, кто мог ему заменить авву. (- Не хочу, - Ники категорично отказался лететь в Нью-Йорк. - И что, ты будешь продолжать убегать и прятаться? – спросил тогда Дуглас. - От себя не убежишь. - От себя нет, но вот от остальных - да.) В тот первый год казалось, что ему теперь всю жизнь придется убегать и прятаться. Он приехал в Лос-Анджелес с целью быть как можно дальше от так называемой семьи: они не смогли защитить авву, они хотели опять запереть Ники. Тогда казалось, что дороги назад в Нью-Йорк не было: он там задохнется от горя или его посадят в психушку. Ники никогда не допускал и мысли свести счеты с жизнью, он ведь обещал авве, что будет жить долго и счастливо. Поэтому ему оставалось лишь жить одному на другом конце страны. Жить ради себя и ради памяти аввы. На двери в номер в отеле Хилтон он повесил табличку, чтобы не беспокоили, заказал несколько бутылок красного итальянского вина и смотрел старые послевоенные итальянские фильмы. Авва мог им гордиться, он все понимал на языке оригинала. А то, что он, не останавливаясь, плакал, так это ж был итальянский неореализм: актеры не играли, актеры жили жизнью персонажей. Ему было жалко и Антонио, у которого украли велосипед, и Пину, которая бежала вслед за арестованным женихом, и Паскуале, который рыдал над телом погибшего товарища. На следующий день у него было распухшее от слез и выпивки лицо. Он провел весь день в постели, радуясь, что мигрень притупляла любую сердечную боль. В отеле Хилтон он встретил и вторую, и все последующие годовщины со дня убийства аввы. Он прятался в номере, отделившись от всего мира, и смотрел подряд русский соцреализм, французский импрессионизм, немецкий экспрессионизм, чехословацкую новую волну, югославскую черную волну, японскую новую волну, китайское шестое поколение. И все так же пил вино до жуткого похмелья на следующий день. Дуглас каждый год звонил ему в отель и звал вернуться хоть на день в Нью-Йорк. Дуглас очень переживал, что Ники все эти годы так и оставался одиноким. (- Если ты никого не подпускаешь к себе, ты всегда будешь один, - сказал ему в прошлом году Дуглас. - Ничего страшного, - ответил Ники, выбирая в меню фильма "Пекинский велосипед" английские субтитры. - В приятном обществе время летит.) В первые годы доктор Ван одобряла его ритуал прятаться в отеле. (- Надо позволять себе горевать, - сказала доктор Ван. - Такой ежегодный ритуал поможет очищению от горя. Что ты делаешь в эти дни? - Пью вино и смотрю слезоточивые фильмы. - Плохо, что без алкоголя ты не можешь ослабить контроль над эмоциями, но хорошо, что позволяешь себе хоть так поплакать в подушку.) Но в последние годы доктор Ван уже более критично оценивала неспособность Ники вырваться из повторяющегося цикла пьянства и слез. Она стала настаивать, что Ники пора подвести черту и перестать планировать свою жизнь вокруг черной даты в июле. (- Ритуалы – это психологический костыль. На первом этапе тебе нужны были какие-то особые декорации, чтобы встретиться напрямую с горем. Но сейчас ты застрял, вместо катализатора для эмоциональной разрядки, ритуал становится самоцелью. - Это плохо? - Это нездорово. Не позволяй выдуманным ритуалам определять свою жизнь. Меняй их, пока они не загнали тебя в угол условностей.) В эти дни в середине июля он часто думал об авве. Только благодаря ему Ники выжил и познал, что такое свобода. Даже в день побега единственное, о чем заботился авва, было обеспечить безопасное будущее своему чаду. Авва был сильный, он смог выжить в аду, смог спасти ребенка. И все равно он умер от рук альфы, который искалечил его жизнь. В детстве Ники слышал от аввы много историй про свободный мир и героев, которые в разные века совершали подвиги во имя грандиозных идей: про Ахиллеса и Арминия, про спартанцев и парижских коммунаров, про Жанну д'Арк и Софи Шолль. Авва рассказывал ему истории, которые были такими захватывающими и трагичными, что никак не могли бы быть правдой. Но они были правдой, ибо правда чаще всего удивительнее вымысла. Для маленького Ники не было ничего интереснее, чем слушать часами рассказы обо всем на свете. Они вдвоем в счастливые вечера, когда Гаррисон оставлял их в покое, сидели, укутавшись в одеяло, около очага, и Ники казалось, что тени от огня на стене разыгрывали перед ним великие битвы и страстные любовные сцены. А потом, когда он подрос, он сам уже сочинял истории и рассказывал их авве: истории про дружбу и удачу, про счастливое спасение и героев. "Настоящие герои – это не те, у кого груда мышц и высокий рост, - говорил авва. - Настоящие герои – это те, у кого доброе сердце и чуткая совесть". Авва был настоящим героем, а как учил эпос, настоящего героя надо оплакивать настоящими слезами. Это и делал Ники раз в год в отеле Хилтон. cix. В этом году Ники опять на два дня снял номер в отеле Хилтон. Но сейчас ему нельзя было пить, поэтому придется пережить два дня на трезвую голову. Вместо похмелья будет просто тоска. Он сегодня посмотрит несколько трагичных фильмов о том, как тюрьмы меняли людей, а завтра пойдет на встречу с писателем Уоллесом. Звонок от Дугласа Ники ожидал. Тот тоже был приверженцем традиций и ритуалов. Но в этот раз у Ники была заготовлена уважительная причина: беременным рекомендовали воздерживаться от ненужных полетов на самолетах. Дуглас посоветовал не сильно нервничать и взял с него обещание прислать фотографию последней сонограммы. Бьёрн позвонил, когда Ники поставил в проигрыватель фильм "Узник" по пьесе Бриджет Болланд. - Ты где? Я к тебе сейчас приеду, - сообщил он. - Зачем? - Я помню, ты говорил, что сегодня для тебя день под знаком руты. В такой день тебе не стоит оставаться одному. - Я уже восемь раз был один. - Больше не будешь. Доктор Ван говорила, что надо менять ритуалы, чтобы они не меняли жизнь. Что ж, пусть в этом году с ним будет Бьёрн. - Секса и поцелуев не будет, – предупредил Ники. - Я с тобой не только ради секса. У меня все по-настоящему - и в горе, и в радости. - Отель Хилтон в Пасадене. Номер 1268. Когда Бьерн зашел в номер, Ники напряженно следил за развитием конфликта между двумя сильными личностями в декорациях тюрьмы. Следователь, которого играл талантливый Джек Хокинс, уже загнал кардинала, в исполнении Алека Гиннесса, в психологическую ловушку. Следователь сломил дух кардинала, вывернув наизнанку болезненные воспоминания о тяжелом детстве. Кардинал был слишком совестливым, он поверил, когда следователь ему показал, что в перекошенном зеркале полуправды вся его жизнь была построена на гордыне – одном из главных грехов. Бьёрн сел рядом на край кровати, на которой посреди вороха одеял и подушек лежал Ники. - Почему кардинал верит следователю? – спросил Бьёрн через несколько минут просмотра. - Тот же очевидно подтасовывает факты и расставляет ложные акценты. - Потому что кардинал всю жизнь прожил в смирении, ему не с чем сравнивать. Он думает, что его нежелание поверить в логику следователя и есть тщеславие. Кардинал просил прощения за деяния, которые не были грехами. Он поверил следователю, что простое желание изменить свою жизнь – это грех гордыни. Разве он стал священником не для того, чтобы больше не жить в ненавистных ему трущобах? Он хотел для себя лучшей доли. Разве не было в этом горделивого презрения к семье и другим беднякам? Ники и Бьёрн досмотрели фильм до конца. Кардинал вышел на встречу к молчаливой толпе, которая то ли осуждала его греховность, то ли жалела его слабость. - Все, что не убивает нас, делает нас сильнее. Фильм об этом? – спросил Бьёрн. – Кардиналу было так больно, что он был готов совершить самоубийство. Но его удержала его вера, которая самоубийство считает еще большим грехом, чем гордыню. - Нет, его удержало желание искупления, – не согласился Ники. - Только жизнь может искупить грех. Смерть – это не решение. - Но смерть может искупить зло, если поможет предотвратить большее зло, - возразил Бьёрн. - Если бы в Нью-Йорке была смертная казнь, то Лотиас Вильерес был бы сейчас жив. - Если бы Лотиас был жив до сих пор, я бы сейчас не носил твоего ребенка. - Шах и мат. Еще бы! Ники был мастером игры "если бы". Он провел много ночей, просчитывая разные ходы и партии. И он хорошо знал: "если бы" не было синонимом "счастливому концу". Если бы Гаррисон не похитил Лотиаса, то Ники никогда бы не родился. Если бы Гаррисон не был караулом, то Лотиас оказался бы на ферме 369/ХМ. Если бы Ники умер в раннем детстве, то Лотиас смог бы в одиночку значительно раньше убежать. В сценарии, который предложил Бьёрн, было одно большое упущение: даже если бы Гаррисон был осужден на смертную казнь, он все равно бы убил авву. В камере смертников сидят десятилетиями, у него хватило бы времени и средств удрать на день и оттуда. И смертный приговор Гаррисону не спас бы авву. Бьёрн снял пиджак и ботинки, закатал рукава рубашки по локоть и вытянулся рядом на кровати. Он не соприкасался с Ники ни рукой, ни ногой, он был просто рядом. Не требуя внимания к себе, он оставлял за Ники право выбирать насколько близко он подпустит альфу к своей болевой точке, что звалась душой. Ники поставил следующий фильм, "Империя солнца", про английского подростка, оказавшегося во время войны в японском лагере для интернированных лиц в Китае. Ники тут уже не мог сдерживать слезы: Джим Грэхэм, которого играл Кристиан Бэйл, лично столкнулся с тем, что "за картофелину люди сделают что угодно". Как это Ники было близко и понятно, и как же это было неправильно! - Он - оппортунист, - сказал Бьёрн, когда Джим уговаривал доктора отдать ему ботинки умирающего больного. - Да, - согласился Ники. В тех условиях, где оказался Джим, это был его единственный шанс выжить. Но Бьёрну, наверно, это было сложно понять. - В том, что он вынужден делать, нет ни грамма его вины, - добавил Ники. - В этом вина всех взрослых вокруг, но не Джима. - Я не уверен, ты это о Джиме или о себе. - О Джиме. Себя я обсуждаю только с терапевтами и знакомыми психиатрами. - Это хорошо, что у тебя есть терапевты. Они молча смотрели, как Джим сходил с ума в кошмаре войны, в котором рушились остатки его идеализма и прагматизма. А когда небо озарилось ядерным взрывом, как вспышкой божьего фотоаппарата, Ники уже и не вытирал слезы. - Некоторые души – они такие хрупкие, - сказал Бьёрн. - Мы их любим, но постоянно причиняем им боль из-за своей глупости или неуклюжести. Вот так с тобой, мне так страшно, что я тебя в итоге лишь мучаю. Ники хотел ему сказать: "Не переживай. Тебе до Гаррисона в плане мучений, ой как далеко". Но это была бы пустая бравада. Даже слово могло ранить, а Ники так и не смог нарастить толстую кожу, чтобы не реагировать на боль. - Ты знаешь, что должен сделать, чтобы перестать мучить меня, - сказал Ники. - Отказаться от денег семьи Олландер, - повторил Бьёрн условия ультиматума, что ему поставил Ники. - Правильно. Пойми, мне никогда не избавиться от тени Гаррисона, - объяснял Ники. – Но мой ребенок должен быть свободен от этого проклятья. Поэтому не приноси деньги, которые могли быть получены от сделок с Гаррисоном, в мой дом. - Если приду к твоему порогу гол как сокол, не имея ни цента на счету, ни камня за пазухой, это поможет облегчить твою боль? - Да, - согласился Ники и поспешил уточнить: - Но надеюсь, что ты образно про "гол как сокол" сказал. В Калифорнии наказание за наготу в общественном месте - до шести месяцев. Бьёрн лишь ухмыльнулся и повернулся на бок, облокотившись на одну руку. Другой он начал медленно гладить по животу Ники. - Твой авва почему-то до сих пор не верит, что ради возможности быть с тобой я и в тюрьму сяду, - сказал Бьёрн, обращаясь к ребенку в утробе Ники. – Но у меня будет много времени ему это доказать. Бьёрн взял руку Ники и переплел его пальцы с пальцами своей руки. Сцепленные в замок ладони положил на живот, так что он оказался окруженным кольцом рук Ники и Бьёрна. Ники улыбнулся и закрыл глаза. Разговаривать не хотелось, с Бьёрном было хорошо молчать, с ним тишина не давила. Джим Грэхэм в лагере видел сны, где Бог играл в теннис. Что говорил Джим? "Бог не видит, что происходит на земле, потому что занят игрой в теннис". Когда Ники жил в резервации Тисири, он тоже порой задумывался, почему Бог, который должен был быть всевидящим и всемогущим, не замечал, как страдали омеги и дети от рук Гаррисона. Объяснение Джима ему понравилось, только было не ясно, с кем играл Бог. С архангелами? Но те ему всегда будут проигрывать. С дьяволом? Но где тогда установить корт? Тут Ники уснул, и, как это часто бывало, ему снился Перси. По теннисному корту за колючей проволокой бегал один-одинешенек Перси и отбивал ракеткой мячик, который прилетал от невидимого второго игрока. Ники подошел вплотную к колючему ограждению. - Ты с кем играешь? – спросил Ники. - С Богом, конечно. - Значит, Джим Грэхэм был прав. А кто выигрывает? - Бог, конечно. Перси опустил ракетку, и мячик растворился в воздухе. - Почему Бог выбрал именно тебя в качестве партнера по теннису? - Бог играет со всеми одновременно, - сказал Перси и подошел со стороны корта к ограждению из колючей проволоки. Он просунул руку через переплетение проволок и погладил Ники по щеке. - Что плещется в море? – спросил Перси. - Вода, пена, - стал перечислять Ники, - нефть. - Чем плачет горе? - Слезами, кровью. Чернилами. Перси улыбнулся и затянул назад руку. Ники заметил, что она вся была покрыта кровавыми царапинами. А на колючках проволоки остались капли крови. Когда Ники проснулся посреди ночи, телевизор был выключен, а в углу комнаты горел ночник. Со дня убийства аввы прошло девять лет. Иногда Ники задумывался, чего же он тогда больше испугался: того, что остался один, или же того, что Гаррисон убьет и его. Теперь он понял, что по-настоящему бояться надо других вещей. Не одиночества и не своей смерти. Гораздо страшнее, когда страх связан с жизнью и благополучием самых близких людей. Как же страшно должно было быть авве в тот день девять лет назад! Доктор Ван советовала заканчивать с ритуалом оплакивания, говорила, что пора подвести черту. В этот год Ники в последний раз прятался в отеле. В следующем году в это время у него будет ребенок, о котором надо будет заботиться. Теперь он больше не один, он сам станет аввой. У него не будет права удрать от всего мира в отель на два дня, ему придется быть ответственным за жизнь малыша даже в дни под знаком руты. Ники хотел утереть слезы, что текли по лицу, но его правая рука была несвободна. Бьёрн даже во сне сцепил их руки в замок на животе Ники. Бьёрн спал рядом, он переоделся из костюма, в котором пришел, в футболку и мягкие домашние штаны. Между ними не было никакого сексуального напряжения, только тепло и покой. Ники чувствовал себя впервые за последние полгода умиротворенным. С ним в постели был не противник, которого надо победить, а человек, которому он хотел доверить заботу о себе и ребенке. Он прижался лбом к плечу Бьерна, тот не проснулся, а лишь на мгновение крепко сжал пальцы Ники. cx. Утром Бьёрн ушел по делам довольно рано. Он поцеловал Ники в лоб перед уходом, Ники даже не открывал глаза. Ники спал до полудня, проснулся все равно неотдохнувшим и рассеянным; похмелья не было, но был полный упадок сил. Около четырех пополудни он вызвал такси и поехал на встречу с писателем Уоллесом в Выставочный зал при школе мимов "Трапеция". Там все еще висели картины из Музея плохого искусства. Не верилось, что лишь два месяца назад, тут на диване в кафе Бьёрн впервые пообещал быть честным. Ники издалека приветственно улыбнулся месье Комилатеру, но вести светские беседы настроения не было. Людей собралось много, полный зал, они все восторженно общались, не обращая внимания на Ники, который присел на место с краю на заднем ряду, поближе к выходу. Но один из них все-таки узнал его и подошел. Это был Адам Герцог. - Николас, я тебя давно не видел. Надеюсь, у тебя все хорошо. - У меня все отлично, мистер Герцог. - Николас, я думал, что мы как друзья уже обращаемся друг к другу по именам. - Я тоже так думал, пока вы ради своих неведомых планов не вылили на меня ушат дерьма. - Николас, все, что я тебе передал, это очень важная для тебя информация. - Мистер Герцог, я ничего не хочу с вами обсуждать. Тем более здесь, где столько посторонних людей. - Скажи мне, где и когда мы можем встретиться наедине. - Нигде и никогда. - Но Николас, ты не понимаешь... - Это вы не понимаете, - сказал внезапно появившийся за спиной Герцога Бьёрн. – Мой суженый четко сказал, что не желает с вами общаться. Оставьте его в покое. Герцог резко развернулся и оказался лицом к лицу с Бьёрном. - Олландер, - растягивая гласные, сказал Герцог и тут же спохватился: - То есть как - суженый? - Николас оказал мне честь, согласившись выйти за меня замуж, - сказал Бьёрн и блеснул мегаваттной самодовольной улыбкой. - Но как же, Николас? – обратился к нему Герцог. – Он же... - Мистер Герцог, - перебил его Ники, - это вас совершенно не касается, но Хильдебьёрн – отец моего ребенка. И я выйду за него замуж, чтобы создать с ним семью. Бьёрн продолжал сиять самой горделивой улыбкой. Герцог переводил взгляд с Бьёрна на Ники и обратно, как бы отказываясь поверить в услышанное. - Но разве ты не прочитал? – начал было опять Герцог. - Хорошего вам дня, мистер Герцог, - с нажимом произнес Ники. - Мистер Герцог, пожалуйста, оставьте нас. Иначе мне придется позвать секьюрити, чтобы они выдворили вас из зала, - пригрозил Бьёрн. - Я никому не позволю надоедать моему беременному суженому. Герцог еще несколько мгновений без слов смотрел на них, потом, наконец, развернулся и отошел в другую часть зала. - Ты его знаешь? – спросил Бьёрн, присаживаясь рядом с Ники. - Мы в одних литературных кругах вращаемся. Мой агент знает его агента. А ты откуда его знаешь? - Не его лично. Других членов его семьи. - Бизнес дела нефтяных корпораций? - И это тоже, - себе под нос пробормотал Бьёрн, все еще глядя в ту сторону зала, куда удалился Герцог. Ники показалось, что в этом ответе Бьёрна был какой-то скрытый смысл, но он так уже устал от загадок и подозрений, что не стал его расспрашивать. Его в этот момент больше волновал вопрос, почему Бьёрн пришел на эту встречу с писателем Уоллесом. Приглашение месье Комилатер прислал на них обоих, но вечер современной литературы вряд ли мог быть интересен Бьёрну. - Ты читал "Бесконечную шутку"? – спросил Ники, показывая Бьёрну толстенный том. - Нет, - ответил Бьёрн. Он взял книгу из рук Ники и начал ее листать. - Тогда зачем ты пришел? - Провести время с тобой. А также задать Уоллесу один вопрос. - Но ты же не читал его роман! - Зато я читал свежий отзыв Блума. - Боже, - удивился Ники. - Как ты его нашел? - У меня настроен гугл-алерт на Виктора Мавра! Тут месье Комилатер призвал всех ко вниманию и пригласил на сцену знаменитого писателя, ради которого они все тут собрались - Дэвида Фостера Уоллеса. Под бурные аплодисменты Уоллес поднялся на подиум и занял место около микрофона. Он выглядел как типичный хипстер – длинноволосый, в очках, скрывающих половину лица, и с трехдневной щетиной. Но очень важное качество отличало его от хипстеров, что проводили время в кафе в обнимку с ноутбуками: Дэвид Фостер Уоллес был признанным литературным гением. Сам журнал "Тайм" так его нарек. Толпа молодых непризнанных хипстеров мечтала услышать из первых уст, что же сейчас позволяло добиться славы. Уоллес прочитал несколько абзацев из своего романа; обсудил использование антиутопической пародии в качестве инструмента для вскрытия язв современного общества; поговорил о сложностях реабилитации после наркозависимости; высказал свое мнение о квебекском сепаратизме; провел различие между личностной и общественной депрессиями; подчеркнул важность развития экологической совести у всего человечества как целостности; и напоследок затронул еще несколько самых разноплановых тем: насилие над детьми, поп-культура и теннис. - Это всегда так скучно? –спросил шепотом Бьёрн, когда Уоллес пересказывал историю Квебека за последние двести лет. - Как повезет. Все зависит от писателя. - Держу пари, на вечере встречи с Виктором Мавром было бы значительно интереснее, - прошептал Бьёрн. Ники позволил себе ухмыльнуться. - В его книге 388 сносок, - через несколько минут шепотом на ухо сказал Бьёрн. - Я думал, что такое количество ссылок – это особенность научной литературы. - Это находка Уоллеса, - пояснил вполголоса Ники. – По его мнению, ссылки позволили сохранить последовательность повествования и при этом создали большое поле информации о героях и мире. Но по мне, так это жульничество. Проще написать отдельный блок объяснения, чем разбросать все факты по тексту и вписать в канву повествования. У него получилось досье, а не целостный текст. Сидевший в ряду перед ними хипстер повернулся и возмущенно зыркнул на них поверх очков с роговой оправой. Бьёрн ему любезно улыбнулся и поднял руку, сигнализируя, что и у него есть вопрос. Месье Комилатер сразу дал ему слово. - Блум в своей последней статье сказал, что на вашем фоне Герцог сравним с Сервантесом, а Мавр с Чеховым. Какова ваша реакция на высказывание такого видного литературного критика? Аудитория активно зашумела. Без сомнений, все читали статью Блума, но боялись, что упоминание о ней могло ранить тонкую душевную организацию писателя. Уоллес не выглядел расстроенным тем, что Бьёрн напомнил ему о Блуме. Может быть, Уоллесу так надоели вопросы хипстеров о том, как добиться признания, что он был рад сменить тему и обсудить хоть даже Блума. - Мне кажется, что Блум не прав. Мне видится, что Герцога лучше сравнивать с О'Генри. Все рассмеялись. Герцог, который сидел на почетном месте в первом ряду, даже вежливо поаплодировал. Уоллес в чем-то был прав, решил Ники. На фоне его бесконечно длинного романа произведения Герцога казались такими же лаконичными, как рассказы О'Генри. - А как насчет Мавра? – настаивал Бьёрн. – Его тогда вы бы с кем сравнили? Уоллес выдерживал драматическую паузу. Хипстеры с разных сторон стали делать предположения. - Трэверс. - Диккенс. - Киплинг. - Почему вы называете лишь английских писателей? - спросил у хипстеров Уоллес и, не дожидаясь ответа, стал рассуждать дальше: - Я предлагаю, следуя за Блумом, расширить наш кругозор. Русская литература. В начале двадцатого века в России жил поэт, которого звали Саша Черный. Так мне книги Мавра напоминают поэзию Черного, переложенную в прозаическую форму. В прозе Мавра воплотился дух пронзительного реализма стихов Черного, а у кадета Ашенбаха получилось идеальное сочетание иронии и трагичности, присущее лирическим героям Черного. Хипстеры уже судорожно искали на своих смартфонах, что о Саше Черном было написано в Википедии. Бьёрн триумфально улыбался. Ники от удивления буквально застыл с открытым ртом. +++++++++++++++Примечания к тексту+++++++++++++++ Испанский сапог, венецианская пектораль - средневековые орудия пыток. Стефани Майер написала серию романов про Беллу Свон и ее возлюбленного вампира Эдварда Каллена. Первая книга "Сумерки" вышла в 2005 году, "Новолуние" в 2006, "Затмение" в 2007. Четвертая книга "Рассвет" поступила в продажу в США 2 августа 2008. В экранизации романа Роберт Паттисон исполняет роль Эдварда Каллена, Кристен Стюарт - Беллы Свон. Тэйлор Лотнер играет роль оборотня Джейкоба Блэка. Первые печатные версии "Гамлета" имеют особые названия: первое кварто, второе кварто. Первое кварто "Гамлета" было опубликовано в 1603 и считается пиратской публикацией. Второе кварто в 1604-1605, считается публикацией по оригинальной авторской рукописи Шекспира. Инвестиционный фонд Мейдоффа - по оценкам экспертов является крупнейшей в истории финансовой аферой. Количество потерпевших составляет от одного до трёх миллионов человек и несколько сотен финансовых организаций, ущерб оценивается в сумме около 64,8 млрд долларов. 10 декабря 2008 Мейдофф, как утверждают, сказал своим сыновьям, Эндрю и Марку, что его бизнес — "одна сплошная большая ложь" по схеме Понци. (Из Вики) Именно на это намекает альфа, говоря о "инсайдеровской информации". Диалог "Поздравляют не омегу, поздравлять надо альфу-жениха" основан на диалоге из фильма-нуар "Джильда" (1946). "Congratulations".- "You don't congratulate the bride. You congratulate the husband". - "Really? What are you supposed to say to the bride?" - "You wish her good luck". "Чайна-таун" (1974), "Одиннадцать друзей Оушена"(1960) снимались в отеле "Миллениум Билтмор". "Болливудский фильм" - фильм, снятый в "Болливуде". Болливуд - синоним киноиндустрии индийского города Мумбаи (бывш. Бомбей), названной так по аналогии с Голливудом. (Из Вики) 7 марта 1952 в банкетном зале отеля "Миллениум Билтмор" йог Парамаханса Йогананда умер особым способом йогов, когда его сознание вышло из тела. Это явление называют "махасамадхи" - окончательный сознательный выход йога из тела. Существует нотариально заверенное письмо директора лос-анджелесского морга, в котором он утверждает, что и через несколько недель тело йога не начало разлагаться. Шекспир умер в 1616 году. Книги, в названиях которых использована цитата из Шекспира: Олдос Хаксли "О дивный новый мир" (из пьесы "Буря") Джон Стейнбек "Зима тревоги нашей" (из пьесы "Ричард III") Рэя Брэдбери "Что-то страшное грядет" (из пьесы "Макбет") Дэвид Фостер Уоллес "Бесконечная шутка" (из пьесы "Гамлет") Из интервью Уоллеса: "Как ни банально это звучит, я хотел сделать что­-то реально американское, написать про то, каково жить в Америке во время Миллениума" Меланж-акт (от франц. melange — смешение, acte — действие) — цирковой номер, состоящий из элементов разных жанров, из которых ни один не является преобладающим. В 2005 году журнал "Тайм" внес "Бесконечную шутку" в список ста лучших англоязычных романов, опубликованных с 1923 года. "Слова, слова, слова" - Шекспир "Гамлет" "Уловка-22" - роман Джозефа Хеллера. Харольд Блум (Harold Bloom) — американский историк и теоретик культуры, литературный критик. Высказывая свое крайне негативное мнение об Уоллесе, он сказал, что на фоне Уоллеса Стивен Кинг - Сервантес. Разные направления кинематографии и упоминаемые фильмы: - итальянский неореализм: "Похитители велосипедов", 1948 (Антонио, у которого украли велосипед), "Рим, открытый город", 1945 (Пина, которая бежала вслед за арестованным женихом), "Шуша", 1946 (Паскуале, который рыдал над телом погибшего товарища), - русский соцреализм, - французский импрессионизм, - немецкий эксперессионизм, - чехословацкая новая волна, - югославская черная волна, - японская новая волна, - китайское шестое поколение - "Пекинский велосипед" (2001). Арминий (18 или 16 до н. э. — 19 или 21 н. э.), вождь германского племени херусков. Известен тем, что завлек римские легионы в Тевтобургский лес и разбил их там. В XIX веке, когда в странах Европы наблюдался рост национального самосознания, Арминий в образе херуска Германа стал особой мифологической и символической фигурой в Германии. Софи Шолль (1921-1943) - член движения "Белой розы" -сопротивление нацистскому режиму в Германии. Фильм "Узник" - The Prisoner (1955)снят по пьесе Бриджет Болланд. В главных ролях: Джек Хокинс и Алек Гиннесс. Фильм "Империя солнца" - Empire of the Sun (1987) - это экранизация одноименного автобиографического романа Джеймса Балларда. Режиссер - Стивен Спилберг, в главной роли (Джим Грэхэм) - Кристиан Бэйл. Памела Линдон Трэверс - автор книг про Мэри Попинс.