Там, где его место

Панель уже давно позади. Позади сотни вопросов фанатов, вспышки камер, смех и восторг, который накрывает его каждый раз, когда они рука об руку выходят на сцену. Как братья. Как пара. Семья — безо всяких "как будто". Утром они сядут в машину Дженсена, чтобы вернуться назад. Из Нового Орлеана — в Остин. Может быть, в этот раз Джаред сядет за руль и позволит Дженсену сделать пару фото или даже снять ролик — как он во все горло подпевает одной из песен по радио. О том, как круто возвращаться домой, например. Зеппелин и Эрроу, которые прямо сейчас мирно спят в соседней комнате, будут снова играть во что-нибудь на айпадах. И Эклс, забывшись, выложит все в "Инстаграм", породив кучу слухов и гарантировав сердечные приступы той прослойке фанатов, что свято верят в их с Падалеки нерушимый союз. Верят, правда, почему-то все меньше и меньше. Как будто конец сериала мог бы стать концом чего-то еще. Отношений, которые стали главной находкой их жизней. Отношений, которые позволили каждому обрести недостающую частичку себя. — Они говорят что мы с тобой стали дальше друг от друга. Общаемся натянуто, будто чужие, — сообщает ему Падалеки, устраивая подбородок у него на груди. Должно быть, колет и царапает щетина, потому что Дженсен морщится. Но при этом не делает попыток скинуть Джея с себя. Или все дело в том, что и Эклс слышал эти глупые слухи — читал в интернете, к примеру, когда снова исследовал "Инстаграм" по тегу #J2. Может, он мазохист? — Они могут говорить, что угодно. Достаточно того, что знаем мы. Ни единого гребанного повода, чтобы придумать, будто я изменил к тебе отношение. Или ты не доверяешь мне, как прежде. Какая же ересь. Джаред грустно моргает. Тепло от дыхания обволакивает разгоряченную кожу, шевелит волоски на груди. Он дует на сосок, трогает кончиком языка. Дженсен со свистом вдыхает и жмурится. — Детка, это проблема? — Нет, Джен. Я просто иногда тревожусь, что они напророчат. — Какие глупости, Джей. То, что видит весь мир и то, что есть между нами — большая разница. И если вдруг ты решил, что сможешь когда-то от меня отвязаться... Не выйдет. Он говорит вроде в шутку, но пальцами безотчетно мнет простыню. Как будто где-то на периферии он допускает... он мог бы допустить, что Джаред однажды выйдет из комнаты, чтобы больше никогда не вернуться к нему. У Дженсена заморочек и тараканов чаще даже больше, чем бывает у Дина. — Ты тоже, Веснушка. И не мечтай, — он хрипло смеется, когда Эклс опрокидывает его на лопатки и нависает. Джаред теряется в темной зелени глаз, растворяется в ней без остатка. Он проваливается в него с головой. Он не хочет, никогда не хочет выбираться обратно. — Между прочим, я тоже рад, что твой день рождения мы проведем, снимая "Уокера". Я без тебя на съемках как голый. — Знаю, Джей. Я на площадке все время оборачиваюсь, чтобы сказать тебе что-то. Шутку, которую поймешь только ты. — Кста-а-ати, что насчет посадки твоего самолета? — хрипло шепчет Джен в его губы, и мурашки немедленно высыпают на коже. Джей выгибается, чтобы быть ближе к нему, чтобы быть им, вместе с ним, его частью. Чем-то единым. — Сделай это прямо сейчас. Ему жарко, потому что Эклс в нем и на нем. Ему жарко, ему мешается даже кожа, потому что надо быть ещё ближе. Обхватывает руками, ногами и прижимает, пытаясь втиснуть, впаять в себя. — Осьминог, — задыхаясь, усмехается Дженсен. — Твой осьминог, — соглашается Джаред. И через пару минут забывает вообще обо всем.