Там, где его место

"Сматываю удочки и прямо сейчас сваливаю в Европу. Веселитесь тут без меня, хорошо? Кстати, фото предоставлено Дженсеном Эклсом 😉" Чрезвычайно довольный собой Падалеки заканчивает вбивать текст и нажимает "опубликовать" с такой хитрющей улыбкой, что Дженсену даже не надо смотреть, что там снова вытворил этот чертяка. И ведь сорок уже, а совсем никак и нигде не похоже. Гигантский ребенок с душой нараспашку и с самой красивой на всей планете улыбкой. Уж Эклс-то знает. Ни до, ни после нигде такой не встречал во время затяжных мотаний по миру. Самолет утробно рычит, как довольный жизнью медведь, налопавшийся свежей малины или только что разоривший муравейник-другой, а потом наловивший свежей рыбы в протоке. Дженсен — он совершенно не Дин и не боится, а даже любит летать. Особенно, когда на борту — только двое (не считая летчиков и стюардесс, которые, будем честными, незаменимы в полете). И ему уже давно все равно, кто и что может подумать, сказать. В конце концов, он — взрослый мужик, а не неуверенный смазливый мальчишка, собирающий всю силу воли в кулак перед каждым прослушиванием, дублем, перед каждой встречей с агентом. Все давным-давно изменилось. "Не все", — понимает в который раз Эклс, замечая шкодную усмешку. Что-то не изменится никогда. Что-то... Кто-то, ставший в его жизни главной опорой. И пусть весь остальной мир подождет. Здесь и сейчас — только их время. — Ну и что ты снова устроил? — невольно улыбается он. А ведь хотел попенять. Но попробуй не улыбнуться в ответ Падалеки — это против всех физических законов природы. — А что такого? Я на самом деле улетаю в Европу. И эту фотку, между прочим, правда ты снял. Я нигде не соврал, — хлопает невинно глазами, а ямочки так и лезут на щеки, показывая веселье и едва сдерживаемый смех. — Клиф сказал бы — спалил всю контору, — бурчит Дженсен. Голова на пару секунд идет кругом, когда самолет, разогнавшись, взлетает. Миг, когда колеса теряют связь с взлеткой, и ты словно падаешь в яму, летишь в нее вниз головой, теряя все ориентиры в пространстве. — Вот поэтому Клифа с нами здесь нет. И вообще — зря я, что ли, самолет покупал? — Джаред, и не собиравшийся во время взлета оставаться на месте, потягивается, прогибаясь. Достает кончиками пальцев до потолка. Футболка задирается, обнажая полоску загоревшей под южным солнцем Австралии кожи. Дженсен щелкает пряжкой ремня безопасности и поднимается следом. — Я тебе говорил, что ты — самый невинно-греховный провокатор из всех, кого знаю? — пальцами — по той самой влекущей полоске, чувствуя, как сокращаются мышцы под кожей. Носом ткнуться в ямку на шее. Расслабиться, наконец. — Провокатор? Еще чего. Дженс, я же даже не начал! — Считай, что мне уже страшно. На самом деле, может и так — что удумает выкинуть Джаред на сцене, когда "яблочный сок" Даниэллы развяжет язык? Впрочем, решать проблемы и недоразумения лучше по мере их поступления. Да и что такого Падалеки может сказать, чего не подозревает больше половины фанатов? О том, что Эклс храпит ночью, как стадо уставших слонов? Не закрывает тюбик с зубной пастой, разбрасывает повсюду носки и из всех видов сахара признает один тростниковый? Что спит, замотавшись в одеяло до самых бровей, даже если снаружи — больше сотни по Фаренгейту? Терпеть не может какао и обожает кленовый сироп, питает странную слабость к арахисовому маслу, Джаред как-то даже проверил.... В душе долго отмывались потом, хохоча, как дурные, и пихаясь локтями. Простыни, впрочем, пришлось отправить в мусорный бак — их после этой проверки не спасла б и химчистка. Кому интересна вся эта скучная бытовуха?.. — Мы будем праздновать? Есть виски, текила. Но для них еще рановато. О, а здесь у нас — ледяной брют. Что скажешь? Пол все еще под наклоном, потому что около часа самолет будет набирать высоту. Это немного необычно и непривычно. Стюардесса с глазами, как у испуганной лани, выглядывает из-за перегородки, покачиваясь на каблуках и вцепившись побелевшими пальцами в стену. — Пожалуйста, мистер Эклс. Хоть вы его вразумите? Что, если воздушная яма? Если кто-то получит травмы на взлете, мы потеряем лицензию, — умоляет она. Дженсен и сам уже рассекает по салону свободно. Но, наверное, она говорит сейчас о другом. Если есть в этом мире кто-то, к кому прислушивается Джей Падалеки — это он, Дженсен Эклс. Без каких-то преувеличений. Серьезно. — Не волнуйся, милая... — Карен. Меня зовут Карен, — подсказывает она. — Конечно, Карен. Все будет в порядке. Я здесь за всем прослежу, хорошо? Наслаждайся полетом. Если что, мы тебя позовем. — Х-хорошо... — вздыхает с такой обреченностью, словно их самолет уже вошел в штопор, и сделать нельзя ничего. Дженс укоризненно смотрит на друга. — Падалеки, ты запугал стюардесс. Тот фыркает, не впечатлившись этим упреком вообще. Разливает искристую пузыристую жидкость по узким бокалам. Странно, почему это не было слышно хлопка? — Их запугаешь, пожалуй. Эта девочка — перестраховщик. Просто давит на жалость. Знает же, какой нужен подход. — То есть, это ты так сейчас признаешь, что я могу из тебя вить веревки? — мурлычет Эклс, забирая ледяной бокал из рук друга. Проводит пальцем по запотевшей стенке, оставляя ломанную черту. Джей тут же протягивает свою лапу, превращая недоузор в кривое сердечко. — Ты можешь все. Уже двадцать лет. Как будто не знаешь, — простые, бесхитростные фразы заставляют сжаться что-то внутри. Бокалы встречаются с едва слышным звоном. И Джей овивает своей его руку. — На брудершафт? Дженсен закатывает глаза, но подчиняется. Пьет ледяное до дна, щелкая пузырьки языком. Те забавно взрываются, часть — прямо в носу. Тянется за поцелуем. Если сейчас решит войти стюардесса... Все они, конечно, подписывали бумаги о неразглашении — что бы ни произошло на борту. Но Дженсену стало бы очень неловко. Как в Нэшвилле, например, два года назад, когда Джаред примерял ту рубаху с зоопарком из медведей и белок, а горничная решила, что в номере никого нет... А потом долго путанно извинялась — почему-то на испанском — и очень мило краснела. В итоге пулей вылетела за дверь, та едва не слетела с петель. Тоже, может быть, от смущения? — А что мы празднуем? Ты не сказал. Примчался всех вокруг взбаламутил, считай меня выкрал... — А ты не понял, что ли? Твой день рождения, конечно. До него — чуть меньше недели, но с Джеем лучше просто не спорить. — И ты решил оторваться на всю катушку? Имей в виду, это почти похищение. Не удивлюсь, если тебя уже разыскивает Интерпол. — Ты — общемировое достояние. Согласен. Но не жди, что возьму и легко отпущу. У меня много планов на тебя, пленник. Кстати, под нами уже — нейтральные воды, — подмигивает шальной Падалеки и ставит телефон на беззвучный режим. Тот продолжает вибрировать от новых комментариев, перепостов и лайков. Дженсен тоже оставляет свой под шумок. Нет, ну а что? В конце концов, это действительно его фото... Самолет гудит и гудит, поднимаясь над облаками. Где-то внизу, далеко-далеко — океан. Атлантический, огромный, безбрежный.