Там, где его место

— Ты же знаешь, как я это ненавижу, — почти стонет Эклс утром, когда Джаред, насвистывая беззаботно какой-то веселый мотив, стаскивает с него одеяло. На часах еще нет и семи, и спать они завалились хорошо если в три. Весь организм утверждает, что — сильно позже. Каждая клеточка ноет и взывает к хозяину (или владельцу?) тела, умоляя его о пощаде. Еще этот адов сбой в часовых поясах. Никогда он не умел нормально переносить такие дальние перелеты. Джаред и сам от недосыпа отек — вон глаза едва видно. Как китаец после большого загула. Но нет же — бодр при этом и свеж, нависает над Дженсеном в одном полотенце, небрежно обернутом вокруг худых бедер. Кажется, вытираться после душа он не пытался — вода по крепкому, поджарому телу стекает затейливыми мокрыми змейками. И с волос льет — прямиком на Дженсена и на кровать. Не отстриги он для роли Уокера свои роскошные патлы, давно бы затопил нижний этаж. — Осторожнее, йети. Утопишь, — доносится из-под подушки, куда Эклс нырнул, спасаясь от всей этой сырости и настырного солнца, что как-то умудрилось проникнуть в номер через окно и принялось щекотать лучами нос и щеки, пересчитывая веснушки. — Хотя, знаешь, буду звать тебя Несси. Сравнить со всеми фото в сети — так вылитый ты. Колись, я чего-то не знаю? Ты все эти годы мотался в Шотландию под шумок, поддерживая легенду? Джаред — зараза — только заливисто ржет, и на все подначки лучшего друга вообще не ведется. — Эклс, давай, выбирайся-ка из берлоги. Новый день начался. Мы в столице Италии, а ты бессовестно дрыхнешь. — Да хоть в Папуа — Новой Гвинее. Плевать. Дай поспать. Ты же знаешь, какой они устроят пиздец. Еще и будут подкалывать не выспавшимся видом. "Дженсен, что ты делал с Джаредом до рассвета, что он зевает, как бегемот, и вообще похож на сонного китайчонка"? — "Джаред, колись, кто кусал Эклса до рассвета, что он на всех с порога рычит и шипит", — немедленно подхватывает Падалеки. — Да брось, я тебя уже разбудил. Теперь не заснешь. Может быть, кофе в постель для принцессы? — А ты что ли — тот самый принц, что до рассвета кусался так, что теперь принцесса злей всех драконов? — фыркает Дженсен и вылезает, наконец-то, из-под груды подушек. У него наверняка сейчас лицо все помято и под глазами — мешки, в которые какой-нибудь эльф без проблем смог бы сложить все свои стрелы. Только вот Джей, кажется, ничего такого не видит. Неудивительно — за все эти годы чего он только не перевидал. Они оба. Заметив, что Эклс почти что проснулся, Падалеки начинает сиять. И это не фигура речи, не преувеличение — действительно всем своим существом излучает свечение. — С пробуждением, принцесса. — Где обещанный кофе, злобный дракон? — ворчит совсем не зло Дженсен. Джей раскатисто ржет и исчезает из поля зрения. Чтобы тут же вернуться с таким деревянным крошечным столиком, на каких подают пресловутый кофе в кровать. Дженсен садится, за спиной поправляя подушки и принимая царственный вид. — У меня все еще не День рождения, но ладно. Показывай, что там у тебя? — Кофе — такой, как ты любишь, пирожное, рогалик и масло... — .. и еще кое-что?.. Дженсен отпивает глоток крепкого горького кофе, а потом ведет пальцем по блюдцу, поглаживая две серебристые полоски металла. Те тихонько гулко звенят, ударяясь о белый фарфор. — Хочешь чтобы мы их надели сегодня? Не как две капли воды. У Джареда — более широкое, у Дженсена — тоньше. С их парными кольцами так было всегда. С самых первых — сейчас те, наверное, с трудом бы налезли на пальцы. Не шутки — почти двадцать лет. — Не обязательно, — говорит быстро Джаред. — Если ты думаешь, что пойдут разговоры... — Да не думаю я ничего. Наплевать. Мне уже почти сорок пять — сколько можно? Падалеки валится к нему на кровать, теряет по пути полотенце. Горячо дышит в шею, обхватывая руками, закутывая, как в кокон, в себя. — Надень? На нас сегодня напялят те жуткие куртки от Gucci, все будут пялиться на этот коверно-пестрый кошмар. Невинные кольца никто не заметит. — Им точно будет не до колец, — соглашается Дженсен, потому что Джаред этого ждет. Потому что в Риме и правда никогда не бывает нормально. Но сегодня точно будет лучше в разы. — Я рад, что в этот раз ты со мной. В августе одному было тошно. Джей не расскажет, как тогда было тошно ему — отпускать на другой край мира. Зная, что в Риме Дженсену всегда особенно сложно. Аккуратно на палец — кольцо. Неприметная полоска металла, которая для них — навсегда имеет особое значение и смысл. Пусть они их и меняют с годами, но тех, впервые сказанных клятв, ни один не забудет, не предаст, не нарушит. — До конца. — Да, Джей. До конца... Посидят так, прижавшись друг к другу и думая — сразу обо всем и ни о чем. Солнце медленно и лениво выползает на небосвод из-за высоток, начинает все ярче светить и сильней припекать. — Может быть, ты с меня уже слезешь? Или хочешь, чтобы я перед Даниэллой предстал плоский, как блин? — минут через двадцать ворчит Эклс, прикидываясь недовольным. С Джеем, впрочем, этот номер никогда не проходит. — А я бы послушал, что она скажет, — хихикает бессовестный Падалеки и, отставив столик с недопитым кофе подальше, валит друга обратно в кровать. До их выхода — еще пара часов. У них еще — все время этого мира.