Там, где его место

— У нас пятнадцать минут до первого фотооппа, — сообщил чрезвычайно довольный собой Падалеки, закрывая изнутри дверь на замок. Дженсен крутанулся на стуле, разворачиваясь к нему, скептически заломил бровь. — И что, даже наша вечная нянька не помешает? Вечная нянька — их телохранитель Клиф Костерман, приставленный студией для того, чтобы свято и неустанно бдить непорочный облик своих подопечных. После пары громких скандалов в первых сезонах, которые едва получилось замять, CW пошел на крайние меры. Вот только и на старуху бывает проруха. — Клиф сегодняшним вечером будет страшно занят. У нас с ним договор. Ну а сейчас он покараулит снаружи, отправляя подальше всех, кто нас потерял. А мы с тобой пока чуть-чуть отдохнем... — прошептал жарко и вкрадчиво Джей, подбираясь к Эклсу со спины и зарываясь носом в затылок. — Не могу тобой надышаться, прикинь. — А я всегда говорил, что ты — фетишист, — Дженсен откинул голову ему на плечо и почти замурлыкал. — Запахи, прикосновения, жесты... — Ты забыл про белье, которое на мне прямо сейчас. — Я же не виноват, что ты опять не сложил свое в чемодан. — Возможно, я это специально? Губами — вдоль синей венки на взмокшем виске. Прижался к краешку глаза, скользнул — вниз по скуле на шею. Ключицы и плечи. И Дженсена выгнуло навстречу дугой, когда языком — вдоль позвоночника, задирая футболку. Когда на каждом особо чувствительном местечке задерживался на секунду буквально, чтобы погладить губами и пальцами, чтобы лизнуть, чтобы заставить без воздуха задыхаться. — Что же ты делаешь? Нам же на оппы. — Кажется, придется опять опоздать. Ничего, старина Клиф нас прикроет. — Что ты ему пообещал? Еще один миллион? — Все потом. Широкой грудью — к спине. Как можно тише, потому что снаружи — толпы людей, и если хоть кто-то услышит, хотя бы намек... Впрочем, каждый раз они эти намеки феерично бросают со сцены в зрительный зал — как праздничное конфетти, прикрываясь масками шутников, балагуров и раздолбаев. — Дженс... Люблю тебя... Так люблю тебя... Сзади... — они уже на ногах — перед зеркалом в половину стены. Еще один фетиш, а вы как хотели, если рядом с тобой не человек, а почти божество, которое так послушно, так стонет, так просит тебя сделать еще? Божество, а ты — его раб и вместе с тем — ты его повелитель. — Фетишист... — они пусть и в Вегасе, но в помещениях от кондеев прохладно. Вот только в гринруме — буквально пожар. Здесь кожа скользила по голой коже, уже мокрой от пота. — Джей, мой фетишист... — Люблю тебя... Выдохом: — Сзади? — И сзади... Конечно же, им потребуется больше пятнадцати несчастных минут, а еще — время, чтобы привести в порядок одежду и почти на ходу сполоснуться под краном с ледяной — до зубовного скрипа — водой. Ничего, в конце концов, такая температура — она освежает и отрезвляет. Потом — под грозными взглядами ворчащего Клифа, по узкому коридору из пищащих разновозрастными голосами фанатов — вперед, размахивая дружелюбно руками и улыбаясь. Уже перед входом Дженсен споткнулся о невидимую трещинку на полу и натянул повыше воротник от рубашки. Справа, где особенно сильно саднило. Джей, заметивший это, ухмыльнулся довольно. — Так что ты ему посулил? — вспомнил Эклс уже позже, во время короткого перерыва. — Да пустячок, — хихикнул Джаред и, пользуясь тем, что все отвернулись, интимно потерся носом о шею. Обвел языком пунцовый свежий засос. — Телефончик той твоей настырной фанатки. Она на каждый кон приезжает, приглянулась ему. — А где ты возьмешь его? — округлил глаза Эклс и потянулся навстречу за поцелуем с совершенно обдолбанным взглядом. Как же быстро его от Падалеки ведет — чтоб завестись не на шутку, хватает буквально секунды. — Она же снова засунет тебе бумажку в карман. А ты опять не заметишь. Нет, ну если ты против... — С чего мне быть против? — расфыркался Эклс хмурым котом, которому в нос попала вода. — Ребята? Передохнули? Давайте продолжим... * иллюстрация Через пять лет — уже в Риме на Джибе, принимая по просьбе фаната необычную позу для фото, Джаред замирает, прижимаясь к Дженсену сзади всем телом. Ну то есть полностью всем — целиком. Парные кольца тихонько звякают, соприкасаясь. Они ждут, пока фотограф закончит с настройкой аппаратуры. У Дженсена учащается пульс, и он незаметно подается назад, чтобы потереться легонько. — Люблю тебя... сзади... — выдыхает ему в волосы Падалеки, вызывая у Дженсена приступ журчащего смеха. "Я тоже, длинноногий ты лось. Безусловно, я тоже. Все эти годы", — ему не нужно ни единого слова, чтобы это сказать, достаточно их особой улыбки и взгляда. — Это самое нежное и сладкое из всего, что я когда-нибудь видела, — говорит одна ассистентка другой громким шепотом. Вызывая новый приступ веселья — уже у двоих. "А ты же, считай, ничего и не видела, детка".