Там, где его место

Выдавать со сцены что-нибудь эдакое, от чего у фанатов челюсти отпадают до пола, и на несколько секунд они забывают не только о том, как говорить, но и дышать — исключительно падалечья суперспособность. Когда нечто подобное выдает Дженсен Эклс — результат сопоставим с эффектом разорвавшейся бомбы. Потому что ну Дженсен же — кот. Беспрестанно фыркающий, проверяющий все раз по пятьсот и осторожный. Падалеки не представляет, что тот сейчас утворит, когда рассказывает про проблемы с зависимостью от телефона, из-за которой, проверяя всего одно входящее сообщение, вполне может зависнуть в мессенджерах и соцсетях до утра. Поэтому он каждый раз выбирается из теплой кровати — на ледяной пол босиком. На таком при самом жарком желании не зависнешь надолго. — Ой, да-да-да, сейчас я покажу всем вам, как это вообще происходит, — подхватывает Эклс с озорной мальчишечьей улыбкой, как будто ему шестнадцать — не больше. Он смеется, запрокинув голову, хохочет всем телом. Джаред вечность бы смотрел на него. — Представьте, что вы — это Джаред Падалеки в постели. Уже натянули одеяло до подбородка, закутали вечно холодные пятки. Телефон отложили подальше, чтобы даже этими длиннющими граблями с кровати было никак не достать. Итак, звонит телефон... Ну или сообщение приходит. И он, то есть вы, кряхтя, как вековой дед, и потирая ноющую от радикулита поясницу, садитесь, откидывая в сторону ворох пледов, перин. Дженсен изображает очень похоже, из зала доносятся шутливые выкрики и смешки. У Джареда в мозгу тренькает колокольчик — ОПАСНОСТЬ! — Вы не думайте, что если на сцене и съемках он потеет, как скаковой конь, значит спит без одеяла с окном нараспашку. Все с точностью наоборот. Заворачивается, как бабочка в кокон. Такая мини- то есть, макси-печка под боком. У работающего реактора, я думаю, бывает прохладней. Глаза Падалеки вот-вот вылезут из орбит. Но он старательно хихикает в микрофон. А еще чешет нос. Так бывает, когда он смущен и хотел бы провалиться сквозь землю. Что вообще делает Дженсен? А тот, не просекая вообще ничего, продолжает. — Но мы отвлеклись. У нас же телефон на тумбочке с мигающим на всю спальню экраном. Дальше все происходит примерно вот так... От следующей за этим заявлением пантомимы у Падалеки челюсть отвисает примерно до пола. Как и у всего примолкшего зала. Эклс наклоняется и делает вид, что берет что-то с кровати или со стула, или что он там себе представляет, придурок? А потом — цепляет это — ОЧКИ? — на уши и нос. Секунды, которые у Дженсена уходят на то, чтобы взять, наконец, воображаемый телефон, прочитать с него несуществующее сообщение и убрать аппарат, у Джареда теплится надежда... Таким же жестом, в принципе, прядь убирают за ухо. Его волосы как раз отросли ,и вполне можно представить... Вот только после, перед тем, как снова забраться в кровать, Дженсен — "Джей Падалеки" снимает очки и опускает их рядом. — Ну, как-то так, — ухмыляется Эклс, устраивая свою беспокойную задницу снова на стуле. — Да, у меня проблема с зависимостью от социальных сетей, — сообщает сконфуженно Джаред, пытаясь скорей сменить тему. — Захожу я, например, в "Твиттер", и все — час, четыре и пять. Я думал, может быть, они заколдованные? Жрут наше время и с ним — нашу реальность... — Да-да-да, мы заметили! Когда ты приходишь, весь "Твиттер" стоит на ушах... "Ну еще бы. Этой балаболке дай волю", — беззлобно ворчит рядом Эклс. Кажется, до него еще не дошло. — Так что же, Джаред, получается, для чтения надевает очки? Мы не знали. А ты, Дженсен, знаешь, — пищит из зала девчушка. У Эклса глаза выпучиваются на половину лица, когда до него, аллилуйя, доходит. — Давайте следующий вопрос. Да, вот в задних рядах, да-да, ты, — почти кричит в микрофон, упорно игнорируя реплику об очках и расстройство фанатки из-за очевидного пренебреженья кумира. Остальные предпочитают тактично молчать. В конце концов, все друзья частенько созваниваются по видеосвязи. И вечером тоже. И Дженсен мог видеть Джареда с книгой в очках в один из подобных созвонов. В конце концов, Дженсен мог все это придумать. В конце концов — здесь сотни возможных причин. В конце концов, ни один в этом зале не хотел бы загонять своих любимцев в тупик. А потому через минуту-другую разговор возвращается в привычно шутливое русло. * — Ты сдурел? — ловит Джаред его после за сценой. — Сам весь мозг мне проел, даже клятву взял — в этот раз не палиться, и что в итоге им выдал? Дженс растягивает свои греховные губы в ухмылке, точно зная, что, глядя на это, Падалеки серьезно злиться не сможет. Еще облизывается невзначай — чтобы наверняка. — Да ладно тебе, пронесло же. — Как ты вообще умудрился? Это же моя фишка — все подряд молоть языком. — Да забылся я! — почти орет Дженсен и расстроенно отводит глаза. — Забастовка эта. Никуда мотаться не нужно. Мы все лето вдвоем, и твоя тощая задница вечно перед глазами. Так, как мы хотели всегда... Я забыл почему-то, что остальные не в курсе... Их идеальное лето. Джей обнимает лучшего друга без слов. Кто-то не в курсе, а кто-то — вопреки верит и пишет сопливые дурные рассказы про пару родственных душ. Не знают, что все их домыслы и надежды от реальности дальше, чем Северная Каролина от обратной стороны холодной Луны. Потому что люди никогда не смогли бы словами описать то, что есть между ними. Их общность, зависимость друг от друга, их подобие друг другу, их цельность. Потому что в мире нет таких слов. Потому что как описать ощущения в миг, когда разделенное годами стало единым? Это можно только пропустить через себя, испытать. И понять, что тебе досталось — самое ценное в мире. Вам досталось — двоим.