Там, где его место

— Сегодня — самая длинная ночь в году, — шепчет Дженсен и щекочет бородой его спину. Джей, если честно, очень устал. Это был сложный день, пусть и самый короткий в году. Сейчас он только и может, что валяться поперек кровати, раскинувшись морской звездой. Издохнувшей от обезвоживания. — Йети. Ты там живой? Хочешь пить? — Дико... хочу... — говорить он тоже не может, потому что язык не шевелится, ну а еще страшно распух и во рту помещается еле-еле. — Так и знал. Иди-ка сюда, повернись... Пристраивает орясину набок и, поддерживая под спину и подбородок, прижимает ко рту бутылку с водой. Холодной и такой вкусной и... о-о-о-о-о-о боги... восхитительно влажной... Джаред жадно глотает, облизывается, тянет трубочкой губы. Джаред так стонет, что у Дженсена волоски на руках поднимаются дыбом. — Ты как будто не в спортзал ходил, а на марш-бросок мотался в пустыню. Какая-нибудь "Буря в песках" или как сейчас подобное называют? — В следующий раз пойдешь со мной вместе, — стонет Джей-Пад и продолжает вливать в себя жидкость, причмокивает, слизывает капельки с мокрых губ. Часть воды льет на макушку и на лицо. Кровать превращается в какое-то болото... — Ага. Если это будет в нашем спортзале... — парирует Эклс, до колик не переносящий чужих. Чего ему стоит улыбаться толпе на конвенциях... Наверное, знает лишь Джаред. Таких интровертов.... махровых... достаточно сложно найти. — В нашем спортзале никакой тренировки не выйдет. Вернее, выйдет, конечно, но совсем не та тренировка... А потом Лусия — их приходящая горничная — снова будет причитать, сокрушаться и по-мексикански ругаться, пытаясь оттереть с тренажеров и матов черт знает что и исхитриться, чтобы как-нибудь проветрить помещение без окон... — А мне так нравится... кататься по матам... — хмыкает Эклс. И нет, он не ленивый и не сачок. Просто он больше ценит упражнения... немного иные. — Могу покатать тебя по полу и по кровати... Дай только отдышусь. — Да лежи ты уже, вон — еле дышишь. Лучше я разомну твою спину. Смотри-ка, твердый, как камень... Дженсен тянет с него через голову пропитанную потом футболку. Падалеки поддается охотно. Он уже в предвкушении урчит и спину гнет совсем по-кошачьи, подставляясь под ласку. Хотя, когда Эклс начинает разминать напряженные разгоряченные мышцы, предсказуемо воет, пытаясь выбраться из-под него и удрать. Дженсен фиксирует его плотнее в кровати, усевшись на бедра верхом и коленями сжав — ни дернуться, ни шелохнуться. — Тихо. Не дергайся. Потерпи пару минут. Скоро будет лучше. Как будто не помнишь. — Да вся помню... Садист... Уй... Дженсен! Ну легче же! Дженсен!!! Котяра! А Эклс хмыкает и льет на спину массажное масло. Втирает в золотистую кожу и мнет, растирает. Он никогда нигде этому не учился, но точно знает, как сделать так, чтобы уже через пять-восемь минут Джей Падалеки у него под руками стал податливым и послушным, готовым на все, лишь бы блаженство длилось и длилось... — Ох... Дженсен... Сильнее... Еще... — он стонет откровенно, он просит, он трется сильней, быстрей о матрас. Дженсен берется за пояс штанов и заставляет чуть приподняться. Обхватывает ладонями половинки, они помещаются — каждая точно в руку. Льет на них масло, втирает привычными движениями рук. Уверенного профессионала. Тянет ткань вниз — примерно до середины бедра. — Издеваешься, да? Я хочу... — Не спеши. Сегодня у нас сеанс китайского массажа. Тебе понравится. Понравится — без вариантов. Но китайский массаж? Это долго, так долго... И порой напоминает изощренную муку... — За что ты со мной так? Ну хочешь, завтра будем разминаться в спортзале. И еще — я помою посуду. А потом сделаю барбекю. Помнишь, мы ребят позвать собирались? Джаред хнычет, канючит и при этом ерзает, пытаясь перехватить его руки и попытаться заставить сделать все — совсем немного — не так. Дженсен, продолжая растирать его мышцы, множит пытку. Остается непоколебимым. Спокойным, бесстрастным. Только сбившееся дыхание, да расширившиеся, как у наркомана, зрачки, выдают — чего ему это стоит. — На спортзал не согласен, завтра вместе бегаем в парке, и только попробуй надеть те штаны, которые на заднице почти по шву расползлись. — Между прочим... — пытается вклиниться Джей, но получается ладонью по пятой точке. Не больно, но с заметной оттяжкой. — Ай! — Между прочим, сейчас я действую и говорю. А ты лежишь и внимаешь. Так что у нас дальше? Посуда — посудомойка прекрасно справится без тебя. Впрочем, так было и раньше. А насчет барбекю... Ты уверен, что мясо сможет дожить хотя бы до конца процесса его мариновки? Эклс уже откровенно смеется. Джаред, уткнувшись лицом в скрещенные руки, пыхтит. Вздрагивает и замирает, когда горячей, соленой шеи касается мокрый язык, а сверху прижимается — буквально раскаленное — тело. — Решил еще поиздеваться? — хрипит Падалеки, потому что Дженсен просто лежит. Через минуту-другую — уже целует-лижет его шею лениво. А еще трется... пока что легонько, как будто качая его на волнах. Джаред начинает дрожать. — Не спеши... Джей, не спеши, не сегодня. Сегодня — самая длинная ночь. Ты запомнишь ее на весь год, — шепчет он и щекочет. Бородой и дыханием. Джаред Падалеки дрожит все сильней. Дженсен чуть смещается, шелестит тканью. Кожей к коже — во сто крат горячей. Длинная... самая длинная и долгая ночь впереди. Ты запомнишь...