***
Известие о каникулах обрадовало и взволновало Гермиону. Известив родителей о том, что приедет позже, девочка твердо решила, что пойдет с Рие, которая хотела увидеть сама. У Дадли каникул не было, и он страшно волновался за сестру. В поезде Рие сидела, держась за сестру, а Гермиона гладила ее по волосам. — Если они тебя не любят, то мы поедем ко мне, — говорила Гермиона девочке. — Они о тебе беспокоятся, маленькая моя, ведь ты моя любимая сестреночка. Гермионе хотелось плакать, неотвратимо надвигалось ощущение страшной беды, даже в груди покалывало, там, где билось ее доброе сердце. Но переубедить Рие не удалось, и вот поезд прибывает. Мантии свернуты, на девочках удобные курточки. Рие подняла голову и посмотрела в глаза Гермионе: — Я тебя люблю, сестренка. Не бойся, я знаю, что сегодня не умру. От этих слов Гермионе захотелось громко завыть, а потом спрятаться туда, где не найдут, но нельзя, у нее сестренка, которая без Гермионы точно погибнет. И девочка покрепче обняла Рие, даря свое тепло. Рие прижалась к Гермионе, стараясь не думать ни о чем и мечтая увидеть маму и папу. Пусть они ее больше не любят, но увидеть… В последний раз. Даже, если захотят побить, пусть… В последний раз… Девочка тихо плакала. Гермионе было больно, физически больно от того, что этот мир сделал с сестренкой, такой хорошей, светлой, доброй… Ей хотелось, чтобы пришел добрый папа и защитил их от проклятых магов. Чтобы вся эта тюрьма была лишь дурным сном, а Рие радовалась и смеялась. Чтобы ее глазки не плакали, а ярко-ярко сияли. Проклятые маги… Поезд прибывал на станцию «Кинг-Кросс», пора было собираться. Потерянно выглядящую девочку, которую обнимала другая девочка, увидели сразу. Люди на человеческой части вокзала начали подходить, спрашивая, не могут ли они помочь, и это так отличалось от того, что происходило у магов, что расплакалась уже и Гермиона. — Что у вас случилось, девочки? — спросил подошедший полисмен. — Понимаете, мы из школы, а родители не встретили, вот Рие и расстроилась, — быстро соврала Гермиона. — Сейчас мы вам поможем, — улыбнулся представитель власти. — Посидите немного. Он отошел к вокзальному полицейскому участку, вызывая машину, при этом указав, что хорошо бы понаблюдать, девочки выглядят очень подавлено, как бы не случилось чего. Впоследствии именно это предупреждение спасло Рие жизнь.***
Полицейская машина довезла их почти до дому. Всю дорогу девочки сидели в обнимку, причем младшая явно тихо плакала. То, что случилось что-то серьезное, полицейский почувствовал буквально душой, но он даже не представлял себе… Впрочем, поддавшись своей интуиции и предупреждению коллеги, мужчина вызвал парамедиков. — Всем внимание, девочка вернулась, готовность. — Полицейский вызвал парамедиков в ваш район. — Хороший полицейский, надо б ему благодарность. — Не отвлекаемся, всем готовность к движению, девочка входит в дом. Рие попросила Гермиону подождать пока на улице, а сама вошла в дом, лелея в груди последнюю надежду. Открыв дверь своим ключом, Рие медленно вошла в такую знакомую прихожую. Сняв и повесив курточку, девочка прошла в гостиную… — Мама, папа, я вернулась! — воскликнула она, ища привычное тепло в глазах родных, но там была только стужа и злость. — Что ты тут забыла, дрянь?! — воскликнула Петунья. — Пошла вон в чулан! Гарриет замерла, неверяще глядя на Петунью, которая смотрела на девочку со злостью и брезгливостью. Сердце колыхнулось в груди, чуть не остановившись. — Мамочка… — прошептала девочка, чувствуя, как день постепенно сменяется ночью. — Папочка… Нет… — Ты еще тут, уродина? — крикнул на нее Вернон. — Ремня захотела? — Пусть… — прошептала девочка, подходя к оторопевшему от такой наглости Вернону и ложась ему поперек коленей, зажмурившись. — Пусть… Пусть ремень… Но твои руки, папочка… — Всем, движение! Срочно! — Быстро, пока этот боров не убил девчонку. — Врача с собой прихвати! — Рие, доченька, — прошептал Вернон как будто через силу и в следующий миг отбросил ее в сторону с криком: — Прочь, грязная тварь! Рие упала на пол безвольным мешком. В этот момент дверь упала, выбитая чьим-то сапогом, и в гостиную влетели люди, одетые в форму полицейского спецназа, а к Рие метнулась какая-то серая тень. Зафиксировав Вернона и Петунью, полицейские обратили внимание на девочку, которую обнимала и целовала другая девочка. — Нет, Рие, не умирай! — плакала Гермиона. — Ты же обещала, ну пожалуйста, Рие! — Отойди, девочка, я врач, — спокойно сказал вбежавший человек в желто-зеленой куртке. Врач послушал Рие стетоскопом, чертыхнулся, дернул блузку, от которой в разные стороны полетели пуговицы, и приложил к груди девочки какой-то аппарат с экраном. На экране побежала кривая кардиограммы.***
Через город несется машина, завывая сиреной. Амбуланс летит на пределе возможностей, а во чреве машины врач борется за жизнь девочки. Воет и ревет сирена, горько плачет скрючившаяся на сидении Гермиона, теряющая сестру, тихо ругается врач. — Машине стоп! — С визгом тормозов остановившийся автомобиль, объезжающие его по обочине другие участники движения. — Интубируем! — Ларингоскоп нырнул внутрь, за ним трубка, к которой подключён мешок АМБУ. — Можно! И снова ускоряется машина, пронзительным ревом распугивая всех вокруг. Тяжелую девочку везут туда, где ей помогут. Полиция останавливает движение, ведь там, в этой ревущей будто бы от отчаяния машине, умирает ребенок. Мешок мерно поднимает грудную клетку девочки, такой юной, совсем маленькой… Спешит машина, спешат врачи, каждая секунда на счету. Готовится операционная, бегут хирурги, анестезиолог, реаниматологи. «Состояние крайне тяжелое». Вот машина взлетает на эстакаду и девочку бегом везут на каталке. Все бегом, все быстро. Быстро, но тщательно моются хирурги, анестезиолог, операционные сестры. Анестезиолог подключает аппаратуру к уже подготовленной девочке. Наркоз, реакция нормальная, пульс, давление. Хирурги домываются, а анестезиолог уже держит девочку на этом свете. Десятком маленьких солнышек вспыхивает лампа, освещая операционное поле. — Девочка, 11 полных лет, в анамнезе частые синкопе, острый инфаркт миокарда… — Реакция на наркоз нормальная, давление стабильно. — Никогда к такому не привыкну… — Собрались! Работаем… Ложится первый разрез… Вся операционная бригада молится за жизнь девочки. Кажется, что в больнице жизнь на минуту замерла — острый инфаркт миокарда в одиннадцать лет. Работают хирурги, молятся за их успех парамедики, полицейские, медсестры и Гермиона, одиноко рыдающая в коридоре. — Миона? Ты откуда здесь? — Папа! Папочка! Там Рие! Спаси, папочка! — отчаянный крик девочки прорезает тишину коридора…