And I'm calling for my mother as I pull the pillars down

Волосы Рейгара были почти такими же длинными как у нее, когда она встретила его снова. Он всегда носил их отросшими до плеч, серебряные и развевающиеся под светом солнца или луны, или факелов Красного Замка, но теперь они были собраны в длинную косу. Робарра пыталась узнать в человеке, стоявшем перед ней, нежного принца, за которого вышла замуж. Мягкость оставалась в глазах цвета индиго, и лицо его было чистым и нетронутым, как она и помнила, те же высокие скулы и царственный вид. И ее охватило желание изуродовать его, и прежде чем он даже успел произнести ее имя, она заткнула его жестокой пощечиной, кольцами прорезая его подбородок. Он с триумфом въехал в Королевскую Гавань, как будто они не были буквально в месяце от осады, одетый в доспехи, темные как ночь. Он не напугал ее. Он ее разозлил. Висения была громкой девочкой трех лет, когда перестала спрашивать об отце. Эйгон был милым ребенком, еще даже недостигшим двух. Он звал ее «мама», но никогда не произносил «папа», и будь воля Робарры, никогда не произнесет. Ее детям не был нужен насильник и убийца. Ее детям не был нужен трус, оставивший письмо перед побегом. Барра была высокой, но Рейгар был выше нее, и он только отшатнулся от шока, а не покатился от удара и ее ярости. – Ублюдок! – Вскрикнула она, и двинулась, чтобы снова ударить его, на этот раз обеими руками, сложенными в кулаки, но он легко поймал ее. Она плюнула ему в лицо и попыталась ударить его головой, но он просто прижал ее к груди, пока она проклинала его и пыталась вырваться. Она слышала, как королевские гвардейцы переминаются за дверью, скрепя доспехами, но Барра думала, они уже привыкли к женским крикам. Эйрис был мертв, его правление окончилось трагичным падением со ступеней Башни Десницы, всего через несколько дней после возвращения Рейгара в столицу. Робарра только хотела быть там, чтобы увидеть, как переломилась шея Безумного короля, и как содрогнулось его тело, но она подозревала, что это удовольствие досталось Джону Коннингтону, который служил теперь десницей Рейгара. Она давно уже поняла, что этот человек ненавидел ее, потому что был влюблен в ее мужа, и теперь оказаться в воле их обоих… Робарра сдерживала себя в первые дни «скорби» по Эйрису. Но если ее муж-изменник думал, что она пойдет на его коронацию, мило улыбаясь, то он жестоко ошибался. Скорее ее голову наденут на пику, чем она преклонит колена перед Рейгаром. – Довольно Робарра, – раздраженно сказал он, пока она продолжала бороться, вырываясь из его хватки. – Я понимаю твой гнев, но ты должна научиться думать о чем-то, кроме себя. Она узнала ее шелковый тон, но это только больше разозлило ее. – Милые слова от изменника и насильника, – рявкнула она, вырываясь, чтобы снова посмотреть ему в лицо. Он держал ее твердо, но не грубо, хотя его пальцы напряглись от этих ее слов. – Я знаю, что ты опасаешься за леди Эшару, – прошептал он ей на ухо, холодным дыханием касаясь ее спутанных волос, – но я заверяю тебя, Робарра, она в безопасности и ни в чем не нуждается. Сир Эртур не позволил бы… – Не позволил бы тебе силой затащить его сестру в постель? – Потребовала она, наконец вырвавшись достаточно, чтобы посмотреть ему в лицо, пусть он и не отпустил ее руки. – Когда-то я думала, он верный рыцарь, а ты – галантный принц, но теперь я вижу, какие вы оба чудовища. Если бы только двор и столица могли видеть то же. Прстонародье обожало Рейгара, а двор, все еще напуганный воспоминаниями о кошмарах Эйриса, не протестовал против того, чтобы у их короля была не одна жена, а две. Негромкие протесты септонов заткнули подарками и титулами. – Мой отец… – Рейгар казался теперь искренне обеспокоенным, и она была рада, – Я не буду таким, как Эйрис, Робарра. Когдя я разберусь с этими повстанцами… – Мира не будет, Рейгар! – Прокричала она. – Ты также безумен, как твой отец? Ты украл невесту сына Тайвина Ланнистера! Рикард Старк мертв, Элберт Аррен мертв, мой отец мертв! Ты думаешь эти дома просто вернутся в свои замки теперь, когда ты стал королем? Ланнистеры не успокоятся, пока вы все не сдохните! Пока не сдохнем все мы, – горько подумала она. Ее жизнь, коли повстанцы возьмут город, будет зависеть только от того, успеют ли войска Баратеонов войти раньше остальных. Она сомневалась, что ей стоит ждать милости для жены и детей Рейгара. Его лицо смягчилось. – Я знаю, ты беспокоишься за наших детей… – Моих детей, – яростно прервала его Робарра. – У них нет отца. Они больше Баратеоны, чем Таргариены, и они мои. Не твои. Ты не притронешься к ним, даже не взглянешь на них… Он безрадостно рассмеялся. – Конечно же я буду смотреть на своего наследника и его будущих королев. На этот раз Робарра замолчала. Она смотрела на него, чувствуя, как ужас покрывает ее кожу, словно чешуя, и волосы становились дыбом. – Эйгон… – У дракона три головы, Робарра, – спокойно продолжал Рейгар, словно она была непослушной ученицей. Он отпустил ее руки, потому что казалось, она не нападет на него больше, так ошеломлена она была. – Я знаю, тебе трудно это понять, но так все должно быть. Я не хотел отнимать Эшару от ее жениха, но у меня не было выбора. Через несколько месяцев она родит мне Рейнис… – Эйгон не женится на собственных… Ты правда сошел с ума, – она сплюнула с отвращением, отступая на шаг. – Королевство не позволит… После Эйриса, ты думаешь, они позволят, чтобы король женился на собственной крови… – Это не королевству решать, – решительно ответил он, и теперь она видела его безумие, словно на гобелене, сверкающее и прекрасное, как безумие его отца было изодранным и разбитым до костей. – У моего сына есть песнь – песнь льда и пламени, и… – Нет, – сказала Робарра, тише, чем хотела, а потом громче. – Нет, Рейгар. Ты этого не сделаешь. Я не позволю сделать это с моими детьми, с ребенком Эшары… – Это и не тебе решать, – холодно сказал он. – Робарра, я всегда буду уважать тебя, как свою жену, но это я буду сидеть на троне, не ты, и сейчас не время для твоих детских капризов и упрямства. Робарра была так ослеплена яростью, что она даже не видела, куда могла его ударить. – Ты мерзкий червь, – прошептала она, зная, что он все слышит. – И трус. Ты мог быть настолько выше всего этого, ты мог бы закончить царствие твоего отца как мужчина, а ты плел против него заговоры в тенях с этим Коннингтоном, – она рассмеялась, качая головой. – Ты ничтожество, Рейгар. Ты не Эйгон Завоеватель. Ты даже не Мейгор Жестокий. Ты новый Эйгон Недостойный, – она усмехнулась. – И так тебя и будут помнить. Трус, который червем прополз во власть, и погубил династию, потому что только умел, что мечтать. Она бы хотела, чтобы он ее ударил. Барра знала, что он этого хотел, он напрягся так, как делают мужчины, когда они на грани чего-то непростительного, но опять же, Рейгар уже сделал это, когда предал ее и унес Эшару Дейн в ночь. Вместо того он посмотрел на нее с ненавистью на его красивом лице, и Робарра отвечала ему горящим взглядом. – Ты посетишь мою коронацию, – наконец сказал он тихим голосом. – А потом ты, моя мать и дети отправитесь на Драконий Камень, где будете в безопасности. До тех же пор, не покидай этой комнаты. – Грози сколько хочешь, муженек, – злобно сказала она. – Но если хочешь, чтобы я наблюдала твою коронацию, тебе придется отволочь меня туда в цепях. Барра знала, что ни одна башня не выдержит шторма, что кипел в ней. К ней отправили Рейлу, для ее «компании». Робарра отказывалась говорить, только с Висенией и Эйгоном. Висения была беспокойной и напуганной из-за странного человека, который приходил к ней и ее брату в детскую. – Он похож на Виззи, только большой, – плакала она, пока Эйгон мирно спал в колыбели. Издалека были слышны звуки арфы, с этажа под ними. – Мой двоюродный дедушка Эймон писал Рейгару, когда он был маленьким, – сказала Рейла так тихо, что арфа и треск дров в камине едва не заглушили ее голос. Визерис сидел на полу поблизости, пытаясь заставить Висению помочь ему расставить игрушечных рыцарей и лошадей. Робарра не отвернула взгляда от камина. – Эймон всегда верил, что Рейгар был принцем, что был обещан, – продолжила Рейла. – Признаюсь, я не знакома с этой легендой так хорошо, как должна. Как все мы должны. – Она поколебалась. – Но Рейгар больше не принц. И может быть это Эйгон… – Единственное, – сказала Робарра сквозь сжатые зубы, – единственное, что обещано моему сыну – Железный Трон.