Охота на охотника

      События пронеслись стремительно. Игоря почти оглушило эхо гибели отца от пуль. Вылетела из головы мысль заставить здешних преступников наговорить себе на ещё один срок. Сердце пустилось вскачь. «Думай!» — выжженное на подкорке забило набатом в голове, изгоняя старый страх. Мир сузился до цели и препятствий, как бывало при погонях и драках с высокими ставками. Он теперь, словно доска с шахматными фигурами.       На одном конце переживший горячие точки Олег Волков. Ни одна мышца его тела не задрожала. Острое лезвие ножа не сдвинулось со смертоносной позиции ни на миллиметр. Кипящую внутри бойца ярость выдавали лишь опущенные и сведенные брови да глаза. При виде зафиксированного на противниках взгляда Игоря пробрало. Зверь. Оголодавший и остервеневший загрызет любого, кто встанет на пути к цели. Зубами разорвет кожу, мышцы, сухожилия, вены каждой руки, которая поднимется на Сергея Разумовского.       На другом — трое крепких исполнителей. Их действия точно вышли за пределы функционала службы безопасности держащейся далеко от криминала фирмы. Соучастники преступлений явно не готовы сдаться в руки правосудия. — И что вы хотите услышать? — голос Игоря с трудом держался в пределах допустимой высоты.       Малейшая промашка с его стороны и татуированный наверняка ударит. Разумовскому — яд в шею, горе-переговорщику — пули в грудь. Волков сразу же перережет мучителю близкого человека глотку, но новая смерть не вернет уже убитых. — Дайте-ка подумать, — ровный тон Рубинштейна напоминал кислоту, которой даже нож не страшен, — про незаконное проникновение на территорию подведомственного ФСИН учреждения…       Вот как?! Он не мог не знать, что у майора полиции уже прорва доказательств на него. Вот только сдаваться, приказывать освобождать заложника Рубинштейн не спешил, будто точно знал, что выйдет победителем. — И что меня заставило сюда прийти? — попытался вывести его на чистую воду Игорь.       Он неосознанно стиснул руки в кулаки. Предупреждающе звякнул пистолет противника, нацеленный на жизненно важные органы. — Этот вопрос меня интересует не так сильно. Вот вашим выехавшим на вызов коллегам он точно понадобится.       Рубинштейн едва сдержал ухмылку. Убийца что, в полицию позвонил? Вздор. Скорее, подвалят серьезно вооруженные безопасники. Замурованные в пыточной пока не рисковали действовать. Поняли, что способный перерезать схваченному палачу горло Волков не скован уставом и инструкциями действующей в пределах правового поля полиции.       На этом фоне хладнокровие Рубинштейна прошлось морозом по загривку. Хоть бы оговорил себя как-то! Вот только настолько изворотливая тварь не попадется.       Игорь до последнего не прибегал к огнестрелу. Он навевал нехорошие воспоминания. Теперь поздно — любое его движение фиксировал вооруженный пистолетом. Волков пока держался. Лишь тихо сверкал глазами да взгляд двинулся по помещению. Остановился на металлическом столе для инструментов. Папки, флешка затесалась среди них, а сбоку закупоренная бутылка с тончайшими стеклянными стенками и чем-то вроде спирта внутри. Одно неловкое движение и разобьется с оглушительным дребезжанием. Она слишком далеко — не дотянуться. Вдобавок прочая охрана приходила в себя.       Жалобный стон раздался со стороны стола. Фигура неподвижна — сил нет, оковы перевешивали. Волков стиснул зубы. Нож теперь на волоске от того, чтобы вспороть кадык Рубинштейна. Игорь уже изготовился рискнуть собой: пригнуться, броситься, уповая на удачу сбить с ног татуированного, не давая вколоть летальное. Преступнику с огнестрелом на боль заложника всё равно. Наверняка привык игнорировать выражения страдания. — Держись, — сорвался непрошеный короткий шепот с высохших губ Игоря. Не отдаст он им Сергея.       Не знал пока как точно, но первый шаг уже прорисов… Тихонько звякнуло лезвие ножа от удара об пол. Одна рука Волкова держала черные патлы Рубинштейна. Другая успела вскинуть пистолет. От грохота заложило уши. Порох ущипнул глаза и носоглотку. Игорь и осознать не успел, что наступит его погибель в отместку.       Но вместо сотрясающих тело выстрелов несостоявшийся труп услышал громкий крик. Не Разумовского. Отлетел пробитый пулей пластиковый шприц, прыснули фонтан из побелки в стороне и кровь. Направлявший пистолет на майора скорчился на полу — обезврежен Волковым. Филигранное попадание. Игорь и не думал осуждать, ведь не убил: — Молодец! — крикнул, изготавливаясь биться с прочей охраной.       Она тоже не ворон считала. — Знаешь, Игорь, ты неплохо смотрелся в образе Чумного доктора. Но мне он подходит больше. Вот и сейчас мы кое-что очистим огнем, — прохрипели со стороны стола.       Для майора Грома прозвучало громко, как попадание молнии. Искра воспоминаний о маньяке опалила нервы, но не смогла разгореться в огонь с удушающим дымом. Игорь успел прийти в себя. Противникам отвлекающий фактор дорого стоил — выведенный из-под прицела схватился в рукопашную с одним из двух прежде, чем близко познакомился с его арсеналом. Волков, не выпуская пистолета, со всей силы вмазал лицо Рубинштейна в стену. Сотрясение гарантировано. Стоны от боли почти сразу перебило дребезжание задетого телом стола с инструментами. Осыпались папки и флешка на пол, зазвенело о них стекло слетевшей со стола бутылки. Её содержимое разлилось. Помещение забил спиртовой запах.       Волков не взялся за второго. Ловко сдернул с пола свой нож. Несколькими уверенными движениями избавил Разумовского от пут.       Но не подхватил его. Второй противник замахнулся на вовлеченного в рукопашную Игоря. Двое безопасников против одного майора. Снова выстрел. Замахнувшийся поплатился простреленным правым плечом. Жар крови окатил щеку Игоря. На адреналине противник попытался задействовать уцелевшее левое. Оно тоже недолго продержалось.       В одну секунду майора практически подавили в рукопашной. В следующую — последнего противника выбило попаданием пули в ногу. — Я следующий, да?!       Игорь не сразу осознал значение факта, что майор Гром успел выдать целую фразу, а не свернулся на полу от боли или вовсе отправился к праотцам. — Полиция, прибирайся, — отсек Волков, подхватывая бессознательного Разумовского на руки.       Правая под исхудавшими бедрами, левая придерживала за прикрытые пропитанной потом футболкой грудь и бок. Пистолет в кобуре, нож в ножнах. Не пристрелит.       Громкие удары нескольких пар подошв о закрывающую выход железную пластину аккомпанировали напряжению Грома и стонам раненых. Волков не реагировал, будто всё шло по плану. Рубинштейн зашевелился. Едва ли умрет — такое не тонет. Только сейчас Гром разглядел направляющие по бокам заблокированного выхода. Пластина монолитная, а в остальном похоже на механизм рольставней.       Игорь запоздало выхватил пистолет, когда препятствие к выходу дребезжа ухнуло вниз и назад. Свет пробежался по острой нижней грани. Попади под неё палец, точно бы отрезало. Натуральная гильотина. И хорошо, что Дима упал за пределами её досягаемости. Живой — Игорь видел, как поднимается и опускается грудь напарника, пусть и не без перебоев. Лица не разглядеть — светлым затылком и спиной ко входу.       Майор чуть не выдохнул от облегчения при виде знакомой боевой экипировки. Лучше уж открытая маньячка, чем защищенный системой садист. За ней следом ещё двое — один долговязый, а у другого из-под капюшона торчали синие пряди. — Босс? — Уходим. Всё, — бросил Волков и развернулся к выходу.       С ловкостью опытного карманника синеволосый умыкнул одну из папок. Их успел залить спирт. На одной из оставшихся кровь, судя по цвету, появилась до стычки. Осколки стекла тут и там поблескивали на полу.       Осознание, что конец борьбы за жизнь Разумовского ознаменовывался решением его дальнейшей судьбы, пробежало холодком по затылку.       У Сергея Разумовского, чем бы он ни болел в действительности, кровь на руках. Даже если вычесть убийство Бехтиева и усомниться в фактической причастности к теракту в управлении, остаются сожжение живьем Гречкина, Исаевой и всей семьи Зильченко. А ещё попытки пройтись огнем по Юле и Диме.       Наказание применяется в целях восстановления социальной справедливости, а также в целях исправления осужденного и предупреждения совершения новых преступлений. Повторить убийства и поджоги залеченный до полусмерти, лишенный влияния и ресурсов едва ли способен. Как и выкарабкаться без немедленной квалифицированной медицинской помощи. — Ему врачи нужны, — попытался остановить эвакуацию Гром.       Попытка заведомо обречена на провал. Краткий знак и трое новоприбывших повернули против полицейского оружие. Олег Волков привык доверять только себе — даже самые близкие о его телодвижениях не знали. И может быть в некоторых случаях Разумовскому. Враг одного — враг обоих. Даже намек на препятствие заставит Волкова выстрелить уже в майора. — Будто здесь они были, — выплюнул держащий на руках истощенного близкого, словно вытаскиваемого с поля боя тяжелораненого.       На фоне твердого голоса почти затерялся стук пластика флешки о папки и следом чиркнувшая зажигалка. — Обернись, майор, — подсказал на ходу.       На спирту огонь вспыхнул быстро. И судя по названиям папок, выбор очевиден. К черту задержание Разумовского. Сбил пламя. Пнул Рубинштейна в висок. Зажигалка угасла и отлетела. Наставил пистолет на бывших нападающих, которым до своего оружия не дотянуться. Роли сменились — теперь майор держал под прицелом татуированного. — Правильно, — обрывисто похвалили из коридора.       Это было последнее, что Игорь Гром слышал от Олега Волкова. — Игорь! Игорь! –вдруг разразился наушник Юлиным голосом.       На другом конце провода мешанина. Выдохи, вопросы, ответы, аплодисменты, утешения, благодарности, всхлипы, будто плакали от радости, нервный смех — отпущение эффекта. — Жив, — выдохнул Игорь хрипло, — Диму потрепало.       Но полицейский не спешил спускать глаза с Рубинштейна, доказавшего способность ударить, когда не ждали.       Периферийным зрением видел, как налаживалось дыхание напарника. Он приходил в себя. Бросил подстреленным аптечку — пусть спасают себя сами. Они воспользовались возможностью. Умирать за хозяев не планировали.       Четверка навела шороху — охрана сбежалась, но что-то подсказывало Игорю, что проку будет немного. Особенно в момент, когда показалась синева полицейских и прокурорских униформ. Следом несколько безопасников Вместе. — Вот и всё, Вениамин Самуилович, — провозгласил неизвестный Игорю с одной звездой на прокурорском погоне.       Уже знакомый безопасник Филипп плотоядно ухмыльнулся. Не вели бы изувера в халате два дюжих мента, по почкам бы навалял. Для начала.       Игорю Грому было не до смакования задержания. Убедившись, что доказательства в безопасности и всё не зря, устремился к Диме. Помощь ему оказывали, но сидеть сложа руки при боли напарника Игорь не собирался. Дима застонал, пытаясь с опорой на стену подняться на ноги. Не вышло. — Кончилось в нашу пользу, — Игорь попытался успокоить напарника, подсовывая ладонь под его затылок.       Насчет перемещения подальше от места преступления не был уверен правильно ли оно и не навредит ли Диме ещё больше. — Госп… оди, — простонал он так, что руки майора дрогнули, — а Разум… овского… они… не раз…       Суть Димы — не только о себе думал парень. Даже если его истерзали так, что и тонизирующая капельница не в состоянии сразу поднять на ноги и вернуть энергичность речи. — Больше не будут, — пообещал Игорь. Ему самому хотелось в это верить.       Дальше давал объяснения, выслушивал обвинения, выпады, возмущения, угрозы. Вокруг щелчки затворов фотоаппаратов при фиксации доказательств, шорох ручек по бумаге, стук линеек при замерах, переговоры по телефонам. Ух, только бы Фёдор Иваныч не сильно обеспокоился, и тетя Лена не увидела особо ядреные кадры с места преступления. С остальным майор Гром справится.       Правильно ли он поступил, предпочтя спасти несколько папок и флешку попытке задержать Разумовского, за которую его с огромной вероятностью бы пристрелили подчиненные Волкова? — Если бы он тут всё не расписал, то недели две бы копались, — так оценили начало одной из папок.       Подобные выводы делались ещё несколько раз. Целые эпизоды преступлений удалось идентифицировать только благодаря содержимому тех самых бумаг. В результате быстрее находили доказательства, вскрывали тайники, прослеживали цепочки злоупотреблений.       И намеревались установить то, кому принадлежали трупы в морге и наспех закинутые в крематорий останки. — Напарник, сиди, — Игорь заранее пресекал намерение, которое могло нагрянуть в голову исполнительного Димы.       После удара током мышцы, в том числе и сердечные, чувствуют себя не лучшим образом. К этому явно не стоило добавлять выброс адреналина при виде мертвецов. — Думаешь не помню, как ты после нашего первого ты меня чаем отпаивал?       Игорь тоже не забыл. Первый раз… Он всегда такой. Неестественный от ощущения того, что человек может сделать такое с другим человеком. Или с собой, если суицид. Парализует. Отталкивает. И одновременно умудряется заползти в мозг того, кому не повезло наблюдать.       Игнорировать? Это как на включенной плите полную кастрюлю оставить дольше нужного и прикрыть крышкой в надежде, что так проблема решится. Мало того, что от содержимого ничего удобоваримого не останется. Сама кастрюля подгорит. Повезет, если огонь не распространится на прочие предметы.       Вот и потащил в квартиру тети Лены и Фёдора Ивановича. Туда, где светло, тепло, безопасно, вкусно. В первые минуты нездоровая зелень всё равно не сходила с лица напарника. Тетя Лена без слов поняла, что требовалось. Красивый сервиз на стол, по чашкам горячий чай, от которого давление не скаканет, но и не ухнет вниз. Дать выговориться, где посторонние не помешают. С немым вопросом глянула на кастрюлю с борщом. Стоит ли, а то кровь напоминал?       Стоит. Дим, красное — это не всегда кровь и то другое с асфальта. Это и свекла в супе. И перец болгарский в салате. И сигнал светофора, благодаря которому на дороге всё благополучно. И куча в общем-то нейтральных вещей. Мясо? Да, оно есть в борще. Говядина. Пахнет же не как смрад? Не так, то-то же. Грудинка на кости — это не человека часть.       Ты реагируешь не как псих. Ты в здравом рассудке и я сделаю всё, чтобы и дальше было так.       Не винись перед мертвыми. Это им не поможет. Нужно думать о живых. О себе в том числе, так что не сжигай себя в процессе. Понял, напарник?       Понял. Но Игорь всё равно в последующие дни проговаривал, что в шаверме — кура, а красный — это не предвестник чего-то смертельного. Судя по второму разу и самочувствию Димы после, помогло. — Сулейменов, какого? Выведите его отсюда, — звуки сотрясаемого приступом рвоты красноречиво указывали на причину.       И донесшийся оттуда запах. Он холодил формалином и мертвечиной. Похоже, придется повторить, пусть и по другому адресу.       Результаты обыска морга и крематория Игорь читал уже на свежем воздухе. Усталость утянула присесть на бетонные плиты, которыми выложен путь до причала. Первый снег покрыл его, словно белая глазурь. Чуть поодаль чернел горелый остов парома — подчиненные Волкова отожгли. «Достаточно с нас всех огня. На всю жизнь хватило» — сказал про себя майор Гром.       Сулейменов рядом со старшим потихоньку приходил в себя, сомкнув взгляд на одноразовом стаканчике с горячим чаем из термоса. Грел о него чуть подрагивающие ладони. Рот уже прополоскал минералкой, умыл лицо и руки.       Форт построили на искусственном острове, так что вокруг бетонных плит к пристани клином тянулась каменистая почва. Кое-где пробивалась подмороженная скудная зеленовато-бурая растительность. — Ни один нормальный человек за твою реакцию над тобой смеяться не будет. Понял?       Обруганный и выставленный вон за неё рядовой отзываться не спешил. Да, если парню дорого чужое мнение, то он себя ещё глубже вобьет за вообще-то нормальный ответ на увиденную множественную жестокость. Организм как реагирует, если понимает, что в драке не победит? Либо застывает, либо бежит, а последнее наиболее эффективно налегке. Вот и случилось с парнем то, что случилось. — Ты и на траву смотри. Она зеленая. Не как гнилье. Зеленый — это и свет светофора, и салат. Коричневый — это и дерево, и кофе. Хочешь кофе? — искренне поинтересовался Игорь, попутно переворачивая особо поганую страницу.       Например, вон тот пепел семьдесят часов назад был парнем по имени Вадим, который за короткую жизнь успел лишь покалечиться на войне, вернуться домой, подальше от уехавшей вслед за сожителем в область матери-алкоголички, и умереть, пока определяли сколько гормонов нужно для фатального удара по психике. Последняя строка документа: «Утилизирован в 16 часов 07 минут». О человеке, будто о мусоре.       Не получилось у бдительной хранительницы многоквартирного дома бабы Лины отбить Вадика у пришедших по его душу. Ещё один покойник закрутится рядом с соседом-парнишкой, который уже схоронил возлюбленную Аню, обгоревшую до смерти при теракте в управлении полиции.       Так и тянуло закурить. Или под холодный душ, смыть всю налипшую грязь.       Когда пальцы пришедшего в себя после жуткого вида Сулейменова стали без тени дрожи удерживать опустевший стакан, Игорь вернулся внутрь. Сразу как под бетонной плитой себя почувствовал. Но не забыл отправить перекуривающих проследить как бы чего не сделал с собой рядовой. — Вот ведь, — другой коллега стукнул себя по бедру то ли от досады, то ли в попытках утрясти смешанные чувства от напряжения при виде того, что сотворили преступники, до предчувствия тяжелой работы, — не думали, что дело закроем так. Правильно ты Анькиного в свидетели записал.       Ни одной струнки души майора не задела похвала, будто её и не было. Раньше то уголок губ вверх подскакивал, то вовсе грудь расправлял, гордясь заслуженным успехом. — Надо бы объясниться с подавшей заявление, но так, чтобы её удар не хватил. Не заслужила она.       Коллега продолжил излагать план действий. Игорь слушал вполуха. Мысли блуждали далеко за стенами каземата. Смогут ли двое выживших выбраться из этого водоворота? Игорь надеялся, что да.       Стрелка часов продвигалась к вечеру. Вновь темнота наползала на Чумной форт, как в ночь, когда в него вломились. Но расклад непоправимо изменился.       По всему Петербургу и области завывали сирены — пытались захлопнуть капкан и изловить беглого террориста с сообщниками. Время шло. О поимке Разумовского нет вестей. Майор Игорь Гром сомневался, что они будут. Волков очевидно не так прост — он этот капкан согнет так, что его створкам никак не схлопнуться или вовсе обойдет, а у властей появились новые требующие ресурсов задачи. ФСИН вон уже начали на полицию налетать, спихивая вину за палача в белом халате с больной головы на здоровую. Вдобавок подступали новогодние праздники. Игорь как-то совсем забыл о них, замотался.       Заурчал живот. У Димы от локации и пережитого аппетит пропал. Игорь съел не больше нужного и не особо чувствовал вкус, даже если он и был приятным.       При обыске кабинета Рубинштейна список будущих жертв нашелся — на основе их физических параметров высчитывались убойные дозы всяких лекарственных смесей. Основательница стартапа, которая упорствовала и не отдавала бизнес кому надо за отступные смехотворные с учетом перспективности идеи. Несговорчивые должностные лица, для которых присяга не пустой звук. Конкуренты всяких-разных шишек. — Эй, тут и ты есть! Завидная у тебя компания, — вдруг обратился к Игорю шапочный знакомый из управления. — Чего? — Гром аж макушку почесал в недоумении.       Фирменной кепки майору не хватало. Надвинуть бы её на глаза, а то от серого и затасканного белого больницы хотелось закрыться. — Тут рост, вес твои. И сколько глюкокортикостероидов надо, чтобы ты чертей звать начал. Или птиц, — длинное название лекарства коллега едва выговорил. — Хватит с нас крылатых и прочих бестий, — свернул тему Гром.       И вот в этот самый момент порог Чумного форта пересек человек, которого Игорь сейчас видеть бы не хотел. Вообще бы не пересекался с ним, будь воля майора. — Майор Гром, — обратился ФСБшник Евгений Стрелков без тени своей фирменной улыбки, зато с Мишаней за спиной.       Выглядел Стрелков… получше. Темное пальто и костюм под ним опрятные, сам тоже прямо держался, но что-то в движениях выдавало — потрепало спецслужбиста знатно. Ещё бы — целый террорист улизнул из каземата, откуда до этого успешных побегов не зафиксировано. Есть чем поживиться язвительным журналистам и даже оппозиции.       Только памятуя с каким трудом Прокопенко пригасил пыл спецслужбиста, Игорь не стал язвить в ответ. Ждал продолжения со стороны Стрелкова. — Вас спасло только то, что Рубинштейн собирался наделать нескольких по образу и подобию террориста Разумовского. Иначе — пособничество и этап.       Фирменная улыбка раздвинула губы Стрелкова, обнажая ровные и неестественно белые зубы. Может, этот жест для него — способ выпустить пар и сдержаться? Тогда Игорь не будет мешать процессу. — Вот что у вас за город такой? То айтишник — надежда отечественной науки и коммерции хватает огнемет.       «Угу, не ваши ли коллеги эту надежду прессовали?» — Игорь вынужденно оставил вопрос при себе. Хотелось скорее на родную Петроградскую сторону. — То психиатр решает, что пора плюнуть на должностные обязанности и устраивает фабрику маньяков. Это уже не Петербург. Это какой-то Расчленинград. Не наездишься к вам, — выговорился московский спецслужбист. — Жить надо, так что расхлебываем, — вставил реплику майор полиции. — Вы расхлебывайте побыстрее, — Стрелков жестикулировал, стремительно смыкая и размыкая пальцы правой руки, — Оформляйте соответствующе, чтобы не придирались и не ставили палки в колеса. И так, чтобы не уронить авторитет органов власти, — улыбка вновь раздвинула губы спецслужбиста. — Так точно, — впервые согласился с ним майор Гром.       Надвинул было на лоб кепку, а нет её. Много чего не хватало. Юли в том числе, но ни одного журналиста в Чумной форт не пропустили. Власть до сих пор не определилась как представить событие народу, но с каждым часом утекала надежда на то, что пресс-релиз будет включать возвращение Сергея Разумовского под замок.       Оно и к лучшему. Игорь понял насколько его тяготила каменная громада Форта только когда ближе к ночи оказался с Димой и ещё несколькими коллегами на моторной лодке. Она вздыбила пену, отчаливая от каземата. С каждой рассеченной её бортами волной залива Грому легчало. Живые оранжевые и желтые огни города всё ближе. Наконец-то родной воздух. Дима с облегчением выдохнул: «Домой».       Их ждали. Не только оцепление, встречавшиеся за ним журналисты и блогеры с камерами и смартфонами, участившиеся патрули.       Вместо съемки Юлия Пчёлкина бросилась на шею майору Грому. Ни одного слова не сказала. Лишь прильнула к по-прежнему защищенной боевой экипировкой груди. Ухоженные ладони сомкнулись за спиной, потом переместились к плечам, наконец, обхватили лицо. Юля заглянула в его глаза. Необычайно серьезная. Лишь сейчас Игорь ощутил сдерживаемую дрожь её пальцев. — Живой я. Живой, — непривычно тихо проговорил майор Гром. — Теперь точно слышу, что живой. И даже вижу, — наконец-то уголки губ Юли приподнялись.       Игорь без слов запечатлел поцелуй на её яркой челке. А коллеги-конкуренты журналистки пусть думают и строчат что хотят. Юля все их ставки перебьет. Она умеет. — Ты сделал всё правильно. Жаль, жучки гады попортили, но они за них ответят, — с удовольствием шепнула Пчёлкина одному Игорю.