Охота на охотника

      Сознание Олега регистрировало только способное повлиять на эвакуацию: разрывы светошумовых гранат, шипение дымовых, завывания сирены, вспышку огня на пароме, рев мотора лодки, высоту бьющихся о её борт волн, маневр второго эвакуационного транспорта, мороз, норовивший обжечь незащищенную кожу. Как только смог, плотно завернул обессиленного Сергея в шерстяное одеяло по самую шею. Поверх него термоизоляционное из искусственных металлизированных нитей, чтобы не упустить те искорки жизни, которые едва теплились под плотной шерстью. Обернул обритую налысо голову пуховым платком, чтобы защитить от колючего холода и избыточной влаги. Не рискнул набрасывать край платка на растрескавшиеся губы из опасений перекрыть воздух. После отравляющей духоты освобожденный точно в нем нуждался.       Олег прижал его к своей груди. Чувствовал слабые вдохи и выдохи на своей щеке. Гнал все опасения, ведь стоит рассудку командира помутнеть, спасательная операция под угрозой. Она ещё не завершилась.       Слава проверил пульс и частоту дыхания. Споро откинул край одеял, обнажая нездорового цвета руку. При виде её оттенка мысли вновь грозили сорваться с цепи. Медик не сразу нашел подходящую вену. Ввел что-то в шприце из аптечки. Олег глянул на название опустошенной ампулы. Успокоился — препарат подходил.       Шура вел моторную лодку. Разок оглянулся на притихшего командира. Постарался обнадежить скорее себя, чем его: — Вроде не худой как скелет, — Шура приглушил свой голос настолько, что он едва слышался сквозь рокот волн и мотора. — Это из-за отеков. Жидкость накопилась, потому кости не торчат. Вот только ничего хорошего от неё не жди. Будете на месте — сразу диагностику сердца и крови, — Слава обратился к Волкову.       Он кивнул. Ещё до начала операции обговорил вопрос настоящей медицинской помощи со спецами. Взгляд переключился на окутанный темнотой пункт назначения, но почти сразу вернулся к Сергею. Олег прижимал его к себе. «Держись. Пожалуйста. Прошу».       Лодка пристала к каменистому берегу. В бурю брызги с легкостью дотягивались до нижних веток елок и сосен. Но сейчас волны едва накатывали и почти сразу отступали назад. Камни под ногами зашуршали. Машина без водителя дожидалась эвакуируемого. Лишь аккуратно опустив Сережу на заднее сидение, коротко махнул подчиненным.       Лодка вернулась в воду. Зашумел мотор. Ещё немного и задействуется очередной отвлекающий маневр.       Дорога казалась бесконечной. Волков ехал быстро настолько, чтобы оказаться в убежище до рассвета, но так, чтобы Сережу не укачало, не вывернуло. Он и без того обезвожен.       Бедная окраина встретила их тусклым светом фонаря вдалеке, полузаброшенными гаражами, потрепанным фасадом пятиэтажки. Все окна погружены в темноту. Олег загнал машину в заранее отпертую ракушку под дикий скрип металла.       Волков не помнил толком как взбежал по лестнице с больным на руках и оказался у двери не менее обшарпанной, чем прочие три на этаже.       Открыли сразу же. Темные волосы собраны в низкий пучок. А его обладательница сравнялась в высоте с плечом Олега Волкова за счет алых туфлей на высокой платформе с длинным каблуком. Чудо, что вообще удержалась на них. Ни белого врачебного халата, ни другой верхней одежды — на теле только опрятное нижнее белье. Образ пристал лишь работнице специфического клуба. Если такая откроет дверь ментам, они ни за что не догадаются, что эта выпускница медицинского взялась реанимировать одного из самых разыскиваемых в России.       При виде пациента сбросила маскировку. Туфли в сторону, вместо них натянула удобную обувь на плоской подошве. Надела светло-серые спортивки, белую футболку. Подобрала очки в малиновой оправе с открытой полки шкафа в прихожей. На ходу окатила ладони антисептиком. В узком коридоре разнесся спиртовой душок. Скрипнули натягиваемые синие латексные перчатки. Пахнуло тальком. Потянуло атмосферой больницы. Сережа дернулся, всхлипнул, но не проснулся. Олег сильнее прижал его к себе.       Вслед за хозяйкой быстро переступил порог комнаты. Пожалуй, сейчас худший момент для пробуждения. Монитор состояния пациента, штатив для капельницы, функциональная кровать, как в продвинутой больнице, дожидались пациента. Искусственный свет простой лампы с потолка заливал их — окно наглухо закрыто плотными шторами. В углу раскладушка и стул. Олега чуть передернуло, когда заметил металлический инструментальный столик. Такой же довелось увидеть в Чумном форте.       На этом лекарства для спасения жизни, а не пыточные инструменты. Олегу пришлось напомнить себе об этом, укладывая закутанного в два одеяла Сережу на тонкую голубую простыню, сквозь которую проглядывал клеенчатый чехол матраса. Убрал платок с обритой головы. Раскрыл сверток. Сережа сразу задрожал. Препараты не давали полностью прийти в сознание, но от всей боли избавить не могли.       На каждом шагу напоминания, что кошмар ещё не кончился. Та же засаленная больничная пижама как бельмо на глазу. — Срежь всё, — врач дала Олегу ножницы, чтобы он не тратил время на попытки снять чуть ли не въевшееся в тело.       Лезвия рассекали некачественную ткань, освобождая от неё. Вторая пара рук отбрасывала от Сережи ошмётки больничного кокона. Она же вытянула из-под пациента одеяла. Наспех, но аккуратно их сложила и к стене. Металлизированная поверхность рябила на свету. Последняя замызганная ткань отправилась в заранее раскрытый черный мусорный пакет.       Олег примерно знал к чему готовиться. И всё равно сердце ухнуло вниз.       Тело истерзано. Иначе не сказать. На фоне коричневатых, зеленовато-желтых, синеватых и фиолетовых синяков следы давних царапин. Они от острых краев игл — вырывался при попытках вставить их в себя, вот и изрезали кожу прежде, чем вбить металл в мышцу или вену. А потом потерял силы сопротивляться, но синяки от инъекций появляться не перестали. Время на бережное и плавное введение не тратили.       Ниже… Руки невольно сжались в кулаки, а в животе похолодело.       Солдатом многое повидал на войне. Хоть бы не было разрывов или засохшей смеси Сережиной крови и чужой спермы. С тех уродов станется. В груди защемило. Его Сережа — гений, красавец, звезда, который заслужил высокий статус ежедневным трудом под адовым напором чуть ли не с детства. А тут… Довели. Может, даже намеренно настолько разворотили, чтобы унизить ещё больше и насытить свою жажду власти.       Эти повреждения не смыть обтиранием чистой хлопковой тряпицей, смоченной теплой водой с антисептической пенкой. И всё же Олег старался водить ей по измученному телу максимально аккуратно. Он со всей возможной бережностью подсушивал влагу. — Там всё разворотили, настолько опухло, что катетер не поставить, — прокомментировала состояние паха, закрепляя на больном замену с помощью приподнявшего его Олега.       На Сережу цепляли датчики, чьи провода тянулись к монитору. Защелкнулся датчик на пальце — на экране загорелись цифры. Насыщение крови кислородом удовлетворительное. Пульс — нет. Затянулась манжета на предплечье — с давлением так же. Закрепили кругляш подмышкой и вскоре высветилась температура тела. Последние датчики заняли свое место на обнаженной груди. Заскользила линия электрокардиограммы. Сигналы аппаратуры роднили комнату с реанимацией.       И, как и в реанимации, увитого проводами не закутать в тяжелое пушистое одеяло. Квартира теплая, но Олегу казалось, что оно обязательно для ощущения безопасности. Чтобы хоть немного оградить, создать какую-то приватность, накрыл по грудь второй простыней, свежей и чистой. Это всяко лучше затасканного тряпья в каземате. Волкову показалось, что Сереже стало лучше. Вот, пульс и давление на несколько единиц ближе к норме. — Пакет с цифрой «один» из термосумки, — скомандовала врач после того, как Олег подал ей набор для установки катетера в вену — замены неоднократным инъекциям.       Другая жидкость капнула на комок ваты в руках врача. Показатели опять ухудшились. Запах, как при обработке перед взятием крови. Так оно и было. С трудом выдавила относительно крупную каплю крови из одутловатого большого пальца.       Олег заметил расслоившиеся ногти с повреждениями — питательных веществ не хватало, значит. Прогнал из головы сцену, где Сергей раздирал себя своими же ногтями, в порыве психоза царапал ими дверь своей камеры, словно животное.       Врач поднесла тест-полоску глюкометра к красной капле. Олег вгляделся в значение на его маленьком экране. Не норма. Вообще не норма, пусть и не грозило комой.       Олег отбросил крышку термосумки. Холодок прошелся по погруженным в неё рукам. Искомый пакет содержал несколько пробирок с разноцветными крышкам и этикетками. «Куда столько крови выкачивать-то?!» — надрывались чувства. Рассудок пресекал: не зная реального состояния пациента, вводить что-либо серьезное опасно для здоровья. Тот же тромбоз стремительно ставил точку. Не для того Олег вытаскивал Сергея.       Пробирки уже принес, но врач со жгутом в руках до сих пор искала куда установить венозный катетер, чтобы не навредить. Не по своей вине. На Сережиных истончившихся венах практически не видно живого места. Остановилась в районе тыльной части кисти.       Затянула жгут. Катетер удалось ввести с первого раза. Темная кровь с вишневым оттенком наполнила индикаторную камеру, показывая, что попали куда надо. Олег не уверен, что в таком состоянии справился бы со столь тонкой задачей. Отслужившая свое игла отправилась под красную крышку ярко-желтого округлого контейнера для острого инструментария на столике. Катетер закрепили. Но требуемого алгоритмом промывания гепарином не произошло.       Вместо него подсоединили голубую пробирку. Мелькнул кусочек другой жизни — телохранителя молодого бизнесмена, который отправился проверять расходование пожертвований в медицинском учреждении. Там объясняли и про то какие пробирки для чего. Голубая, как эта — анализ на свертываемость. Он не сочетался с введением гепарина. Это вещество грозило искажением реальных показателей. Солдат не брался оценивать скорость поступления крови в пробирку, но ему казалось, что она не в норме. Судя по сжатым губам, что-то подобное и врач думала.       Видимо, мысленно сопоставляла нынешнее состояние с данными, высланными заранее через Вместе. Олег передал добытую в бою папку. Пролистала и облегчения явно не испытала. — Раствор с бирюзовой линией со стола. Остальные не подходят, — проинструктировала по итогу.       Олег подхватил указанную бутыль с резиновой крышкой и предусмотрительно дополнил набором для инфузии. Компенсирующий обезвоживание раствор занял свое место на штативе. Первые капли покатились по тонкой прозрачной трубке в вену. Аппаратура паниковать не стала. — Всё. Пока для него больше ничего не сделаешь.       Волков обратил внимание на губы лежащего под капельницей. Обезвожен настолько, что они растрескались до крови. Лилия Каренина до такого никогда не позволяла доводить.       Губы у Сережи обветривались часто. И настолько же часто рассовывались по карманам его верхней одежды гигиенические помады. Почти всегда это делала Лиля, так как Сергей забывал. Она же порой брала его за подбородок и проводила помадой по губам, когда гений никак не желал отвлечься от своего основного дела.       Дома вообще стояла целая коробка всевозможных составов разнообразных ценовых категорий. Они нередко рассеивались по квартире, рабочему столу или его ящикам. Вот бальзамов, которые пальцем наносили, не использовали. При слякоти организм Серого так и норовил подхватить что-нибудь не серьезное, но неприятное. Не стоило увеличивать и без того немаленькую вероятность заразиться ОРВИ.       Волков покопался в принесенной заранее сумке. Достал белую гигиеническую помаду с оранжевой надписью. Открыл, выдвинул светлое содержимое достаточно далеко, чтобы пластиковые края упаковки точно не царапнули поврежденные губы. Запахло детским кремом с каплей меда. Больничный запах поглотил это почти сразу. Губам одноразового увлажнения не хватило. Пришлось провести по ним несколько раз, чтобы хоть чуточку сгладить сухость.       Из другой комнаты хозяйка квартиры принесла подушку. Аромат лавандового кондиционера почти сразу же потонул в больничном, но Олег оценил её пышность, пока взбивал. Нормальная постель — наименьшее, что он должен Сереже.       Правой рукой приподнял затылок. Хотел бы почувствовать шелковистые пряди, но их нет. Они отрастут. Обязательно отрастут, какие бы мысли ни выдавала опаленная боевыми действиями часть сознания. Левой пропихнул подушку. Поправил её. Не удержался, провел рукой по Сережиной щеке, как в детстве, когда стирал с неё слезы.       Показатели стабилизировались. Откачивавшие смогли присесть. Раскладушка даме, себе Олег определил пол рядом с ней. Глаз с Сережи и монитора не сводил. Параллельно периферийным зрением фиксировал поведение врача.       У неё появился шанс прочитать от корки до корки увесистую папку, которую калечивший пациента держал при себе. Процесс небыстрый. Подготовилась основательно: взяла в руки простой карандаш, положила рядом свой смартфон, две шариковые ручки, пол-литровую бутылку минералки, раскрыла немаркий блокнот в клетку. Заранее сделала в нем несколько пометок.       Олег между делом за дверью переоделся в спортивный костюм. Боевую экипировку припрятал так, что случайно не напорешься. Вернулся и не сдержал вздоха облегчения, увидев, что хуже Сергею не стало.       Врач задержалась на первых страницах, где описывался анамнез. Впервые её округлые брови приподнялись от удивления. Переводила взгляд с бумаги на экран, где фото официальных бумаг по делу Разумовского. «Несостыковки» — вывела синей пастой в блокноте. Методично переворачивала страницы папки. Они мерно шелестели. Рука вписывала под этот заголовок пункты один за другим. — В курсе насколько официальные документы и это расходятся? — Совсем не годятся? — Разве что в качестве иллюстрации как пытать, подменять препараты и не попасться. В них прописаны уколы B12. На самом деле в ампулах был крашеный физраствор без намека на витамины. И это самое безобидное.       Олег заглянул в папку. Он не собирался прятаться от последствий того, что натворил. — Что за… — вырвалось у него под тихое «Я не хотела говорить».       «Объект исследований 001» и дальше вполне себе человеческие параметры. Стоп. Папка же про Сергея. Рубинштейн же не… Бросай наивность, Поварёшкин. Вполне в его стиле. В армии двигают боевыми единицами, отправляя их под бомбы авиации, огонь артиллерии и пули пехоты. Палач в больнице просто решил поиграться с теми, кто отпора не даст. Зачем им имена — свидетельство того, что они тоже живые? Вещам их не дают.       И Игорь Воскресенский для Рубинштейна тоже вещью был. Потому что если любишь кого-то, а не жаждешь обладать, то ни за что не станешь месяцами намеренно раскалывать то, что этот человек создавал по крупицам. Даже если некоторые его поступки когда-то заставили взвыть.       Капельница опустела прежде, чем Олег закончил размышлять. Она первая из наверняка долгой череды. Польза точно была — цифры на мониторе чуть ближе к норме. Пришло время наполнить остальные пробирки.       На всякий случай придерживал Сережу. Вдруг он очнется и увидит, как из него выкачивают кровь? Дернется и сделает себе хуже? Хватит с него страха и боли. Волков много крови пролил, но наблюдать как утекала эта было одним из худших впечатлений. Наконец, процедура кончилась.       Вертикально расположенные пробирки с кровью заняли прямоугольный пластиковый штатив. — Следи, чтобы не перевернулись, — предупредила, перекладывая его в термоконтейнер.       Кроме штатива и заправленных неестественно-синей жидкостью хладоэлементов, в этом немарком контейнере ничего не уместить. Его крышка опустилась обратно, скрывая пробирки с кровью. Темно-серый чехол обтянул его. Защелкнулась молния.       Курьерская доставка от двери до лаборатории — слишком роскошно для организатора побега Сергея Разумовского. Пришлось пойти по иному пути.       Вдали единственный зажженный фонарь выхватывал падающий снег. Источник света остался позади. Темноту вокруг ничего не разгоняло. Воспользоваться фонарем равно выстрелу из сигнальной ракетницы. Ноги норовили увязнуть в смеси земли и тающего снега. По сравнению с ночными городскими боями — легкая прогулка. И уж точно у действий для спасения Сережи было больше смысла с точки зрения Олега Волкова.       Он вступил на территорию обвалившихся кирпичных корпусов завода. Из них выкорчевали всё, что могло представлять хоть какую-то ценность на фоне затрат по изъятию, а остальное оставили догнивать. Природа брала свое — тут и там пробивались кусты и молодые деревца. Летом были бы хорошей маскировкой. Сейчас уже облетели.       Асфальтированная дорога далеко, но настороженность не отступала. Не зря. Там мелькнула красно-синяя мигалка патруля. Застыл за обвалившейся кирпичной массой — ранее дымоходом, судя по высоте. Звук двигателя не приближался. Олег глянул из-за угла — красно-синий свет удалялся.       Внутренности квадратного корпуса встретили гулом ветра. Холод пропускали выбитые стекла шести продолговатых окон слева, у развороченного конвейера. Под ногами мусор. Олег двигался, не задевая ни одного объекта. Проходящий мимо не услышал бы и намека на то, что здесь кто-то живой. Остановился и отодвинул одну якобы бесхозную отсыревшую доску. За ней заложенная кирпичами ниша. Отложив свою ношу, тихо вытащил их один за другим. Вложил контейнер в тайник. Повторил в обратном порядке.       После холода улицы тепло человеческого жилья встретило, как объятья. Слишком рано расслабляться. Врач подкручивала колесико, регулируя скорость второй капельницы. Состав другой. Монитор пока не показывал коренных изменений к лучшему. Что же, хотя бы без ухудшения. — Теперь только ждать результатов.       Олег подтащил стул как можно ближе к кровати и тяжело опустился на него. Левая рука обессиленно свесилась на колено. Правую держал приподнятой, уперев локоть в бедро. Уронил голову. Ухнула бы вниз, если бы не упертые в лоб, скулу и переносицу пальцы. Прикрыл глаза.       Бесконечная морская гладь тихая, будто не шумела вокруг зеленая растительность, не гонял легкий ветерок облака по ясному небу, не накатывали волны на каменистые возвышения сирийского берега с вкраплениями песка. Вперед глядел — ни души. Назад не повернуть. Бежать некуда, он здесь один. Сон, способный поглотить эту картину, не шел. Нет новых берегов. Есть лишь остатки парусов.       Совместные воспоминания песком скользили сквозь пальцы. Их не получалось уловить и погрузиться, чтобы уйти от соленого запаха, который напоминал о пролитых слезах, поте и крови.       Шли навстречу успеху, как его понимали. Ускоряли шаг. И прошли насквозь, как пули. Свет сверху стыл. Таяло море. Его место занимала темнота. Тогда, в чужих объятьях Олег искал свои ответы, но не путь назад. Забывал. Начинал жить сызнова, не обращая внимания как пусты морская гладь и пустыня.       Холод и пламя прошлись по телу при виде военного кладбища. На некоторых надгробиях только исчерченные осколками или окровавленные жетоны. Цельного тела под ними нет. Под одним из таких российский солдат Волков Олег Давидович. И некуда деться воскресшему из мертвых — свой мир он разрушил. Похоронка пришла в дождливый день, а отменяющее её письмо — никогда. По водам Невы плыла тень Башни. Внутри гулял лишь призрак.       За окном уже наверняка холодная блеклая заря. Всплыло лицо Сережи — бледное, одутловатое. Страшное, ибо мертвое. Он как свеча. Ей свойственно не только светить, но и сгорать. Дрожь как при взрыве мины под ногами потрясла тело при мысли, как стучит лопата о мерзлую землю. Она безвозвратно поглотила близкого с навсегда закрывшимися светлыми глазами.       Веки Олега распахнулись. Он ощутил резкое соприкосновение со спинкой стула – сидевший на нем дернулся от страха. Сердце колотилось быстрее, чем при внезапной перестрелке.       Мониторы мерно шумели. Олег не поверил технике. Он едва удержался от того, чтобы вскочить — внезапный громкий удар стула об пол мог нарушить покой Сергея. Взял в свои ладони его израненную руку. Катетера касаться не стал. Он не часть Сергея. Его подлечат и обязательно уберут инородное тело. Её тепло не уходило. Билось сердце. Не как у здорового, но билось. Олег вновь провел мозолистыми пальцами по давно небритой щеке Сергея. Уход и забота должны привести в порядок и это.       Лишь тогда оглянулся на врача. У неё как раз тренькнул смартфон. Уведомил явно о положительном событии — взгляд посветлел при виде текста на экране. — Пришли.       Она пересекла порог, направляясь в другую комнату — анализы требовалось распечатать.       Трель дверного звонка прозвучала, как выстрел.