Когда ты улыбаешься

— Сумасшедшая! — в очередной раз восклицает Эрик, меряя комнату шагами. — Зачем ты туда полезла?! — продолжает он, останавливаясь и смотря на меня в упор. Я лежу на твёрдой кушетке. Рана в животе ужасно болит. Хочется выть. Скулить. Кажется, что я сейчас умру. Прямо здесь и прямо сейчас. Я чувствую, как жизнь потихоньку уходит из меня. Вот так просто. Выветривается. Покидает. Убегает. — Не кричи так, — отвечаю я ему тихим хриплым голосом, опять заходясь кашлем. — Док! — кричит Эрик. — Ну для чего ты это делала?! — снова заводит свою шарманку Лидер. — Ты мне объясни, для че-го? — произносит он, разделяя слова. — Я… — успеваю вымолвить лишь одну букву, как меня снова настигает кашель. Я прям здесь сейчас умру. Я это чувствую. Кровь пропитала всю мою одежду и кушетку. На стерильный пол капают тёмно-красные большие капли крови. — Док, быстрее! — повышает голос Лидер. Сознание начинает потихоньку угасать. Помещение плавает перед глазами, как смазавшийся фотоснимок. Звуки доносятся, как через вату. Через приёмник. Всё в замедленном. — Эй, не отключайся! — обращается ко мне Эрик, хлопая по щекам. Бездна тянет меня. Её магический чёрный цвет притягивает. Тянет за собой. Берёт за руку и уводит. Видимо, она хочет показать мне что-то интересное. — Уже бегу! — где-то вдалеке слышу голос Дока. Торопливые шаги стучат по белой плитке. Звук соприкосновения инструментов заводит сердце. Пульс учащается. В ушах отдают его гулкие удары. Тук. Тук. Тук. Тук. Тук. Немного приоткрываю глаза, как могу. Док копошится в инструментах. Что-то ищет, перебирает, готовит. Запах спирта и других лекарственных препаратов смешиваются в ядрёную смесь. Мерзость. Эрик стоит рядом, на громких тонах общается с Доком. Чувствую, как в моё тело впиваются иглы. Издаю мучительный стон. Не понимаю, от чего. От укола или дикой боли во всём теле. Уже не понятно, куда я ранена. Кажется, что всё моё тело состоит из кровоточащих ран, а я каким-то образом ещё жива. — Обезболивающее быстро не подействует, а времени ждать нет. Буду начинать работать так. Тебе придётся потерпеть, — говорит Док, заглядывая мне в глаза. Последние слова уже не слышу. Что-то про обезболивающее. Наконец бездна затягивает меня, уносит куда-то далеко. Я как-будто плыву по облакам. Мне так хорошо. Спокойно, приятно, тихо. Надеюсь, что это никогда не закончится.

***

Белый свет появляется где-то вдалеке. Это что, светлячок? Или может фонарь? Нужно посмотреть. Аккуратно ступаю по чему-то невесомому, невероятно мягкому. «Светлячок» начинает отдаляться. Я начинаю бежать за ним. Он улетает всё дальше и дальше, а мои ноги уже не двигаются. Дыхание сбилось от длительного бега. Сгибаюсь пополам и пытаюсь отдышаться. Поднимаю голову и вижу, что он остановился. Это мой шанс. Перехожу на бег и быстро приближаюсь к нему. Светящийся шар отдаёт свои лучи. Он похож на солнце. Такое яркое, слепящее, тёплое. Я касаюсь его пальцами. Шарик мгновенно взрывается, как планеты. В школе нам показывали видеозапись, сохранившуюся ещё с той «жизни». Это выглядело завораживающе. Впечатляюще. Они разрывались на миллионы мелких частиц. Каждая из них издавала свой блеск. От этого красивого зрелища не хотелось отводить глаз. Слишком притягательно. Слишком привлекательно. А после этого появился чёрный экран. Учитель выключил видеозапись. И в тот момент жизнь стала какой-то скучной. Серой. Тоскливой. Зная, что возле нас происходят такие завораживающие события, становится как-то печально от того, что ты не участвуешь в этих процессах и никогда их не увидишь в живую. Своими глазами. Яркое свечение пропадает. Взамен него появляется белый потолок. До тошноты идеальный. Глаз не может чётко сфокусироваться, поэтому не видно, есть ли на нём какие-то неровности. Уверена, что их нет. Зрение приходит в норму слишком долго. Я как-будто вижу мир через линзу. Поцарапанную, нечёткую. Где-то рядом слышатся голоса. Громкие. Возможно, даже спорящие. Мужские. Не могу рассмотреть или расслышать их обладателей. Наконец всё возвращается в прежнее русло. Появляется слух, зрение и осязание. Лучше бы последнего не было. Без него было так хорошо. Поворачиваю голову вправо, пытаясь рассмотреть недалеко стоящих от меня мужчин. Один из них в белом длинном халате — это Док. А рядом с ним высокий татуированный мужчина — это Эрик. Они стоят спиной ко мне и не обращают на меня никакого внимания, разговаривая о чём-то своём. Пытаюсь немножко приподняться, как захожусь кашлем, рвущим и так сухое горло. Весь живот дико болит. Боль режущая, тянущая. Там что, швы? Мужчины резко оборачиваются, переводя свои взгляды на меня. Док быстро подлетает ко мне, надавливает на плечи, укладывая обратно. — Тебе нельзя вставать, — произносит он. Всё как в тумане. Что произошло? — Тебя ранили. — отвечает Док. Я что, произнесла это вслух? Медленно выдыхаю, морщась. Боль отдаёт во все части тела. В горле сушняк. Пустыня. Док протягивает мне стакан спасительной воды. С радостью принимаю его и делаю маленький глоток, чувствуя, как жидкость расходится по телу. Док забирает стакан обратно, ставит его на прикроватную тумбочку и уходит, оставляя меня вместе с Лидером. — Ты ничего не хочешь мне сказать? — начинает говорить он первым, прерывая стоящую тишину. — Я ничего не помню, — честно отвечаю я хриплым голосом. — Что, вообще ничего? — удивлённо спрашивает он. Напрягаю мозг, пытаюсь забить появившиеся пробелы и восстановить хронологию событий. Так. Я поехала на задание с отрядом Эрика. Началась перестрелка. Меня ранили в живот, потому что я сняла свой бронежилет и отдала его мальчику, которого я спасла. Его маму остервенело избивал изгой. Точнее добивал. Женщина уже была без сознания, находилась на краю жизни и смерти. Я не могла не вмешаться. Открыла огонь по изгою, как вдруг мне прилетел ответный, откуда-то из угла. Я упала на сырую землю, не в силах подняться и хотя бы отползти. Изгой решил не добивать. Он просто ушёл, оставляя за собой запах пороха. Из кармана куртки начал доносится какой-то голос и шипение. Рация. У меня не было сил поднять руку и ответить. Попросить помощи. Я только смогла посильнее зажать рану. Пацанёнок не растерялся. Дрожащим голосом сообщил в рацию, что меня ранили. Я помню только обрывки фраз. Грубый голос выругался и спросил, где мы находимся. Это Эрик. Я очень благодарна этому мальчику, без него меня бы здесь не было. Он не растерялся и не убежал. Не начал паниковать и истерить, а сразу сообразил, что надо делать. С того момента всё расплывчато. Размыто. Помутнёно. События происходили урывками. Вот я лежу на холодной земле, зажимая рану на животе. Кровь сочится сквозь пальцы. Яркая. Красная. В следующий момент ко мне подбегают пару Бесстрашных. Один из них, с татуировками на шее и руках, обвязывает моё туловище какой-то тканью. Всё это он делает качественно, профессионально, умело. Потом меня обхватывают знакомые родные руки. Я вижу только чистое голубое небо, с медленно плывущими по небу белыми облаками и две точки пирсинга над бровью. Вокруг гремят выстрелы, крики. Земля содрогается под всеми этими действиями. В следующую секунду я уже в грузовике Бесстрашия. Те же руки не отпускали меня ни на секунду. Я прижата к тёплому телу. Меня бросает то в жар, то в холод. Греет меня только оно. Сердце уже не работает так быстро и усердно. Оно больше не отдаёт в ушах. Его можно прощупать только на шее. И то еле-еле. А после был медицинский кабинет. Безумно белый, стерильный, пахнущий лекарствами. — Вспомнила? — спрашивает Эрик. Я издаю какой-то нечленораздельный звук, соглашаясь. — Ты у меня теперь из дома без двух бронежилетов не выйдешь, — грозно произносит Лидер. — Нет, ты у меня вообще больше не выйдешь, — продолжает он. На его реплику я всего лишь закатываю глаза. Он постоянно так говорит, а в итоге как-то ведь выхожу. — Больше не делай так, — уже спокойно говорит Эрик. — Ты меня напугала, — продолжает. В ответ я смотрю в его глаза. Такие серые, холодные, но сейчас оттаявшие. Я чувствую вину. В первую очередь перед собой. Если бы пуля попала чуть выше, то тогда всё. Мгновенная смерть. А я хочу жить. И я буду это делать, вопреки всему.