По ту сторону стены

Несмотря на возможное недопонимание со стороны Казуо и остальных гулей, Тору всё-таки решил сделать этот шаг в неизвестность, в попытках ухватиться за последний лучик убывающей надежды на будущее и встречу с Сэкерой. Его храбрость, по первым ощущениям, поразила его самого, бросить друзей здесь, в камере, оставить им запах пропахщей асфальтом обуви и несколько выпавших от волнения волос. Казуо отказался от предложения девушки, его вера строилась на другом. Всё ещё на Массанори и Рейзу. Как он не понимает, что, если бы им было не плевать на своих пропавших в паутине неизвестности друзей, то они бы их уже давно забрали из этого проклятого места? Жуть проходила по спине Тору при каждом упоминаний имени Массанори. Годы дружбу в мусорную корзину. Правду люди говорят, дружба и гроша не стоит, любовь каменную стену сломит, но любить Тору было некому. Сэкера что-то говорила про их совместное будущее, но её мысли затрагивали только тему долгой дружбы. А ведь Казуо мог сейчас взять и пойти с Тору, чтобы убедиться в том, что нытик не наговорит лишнего, а он… Его дело. Лишь бы не ошибся, а остальное не так важно. Не будут же держать пятерку гулей в одной камере вечность? Их либо переведут в центры, либо казнят. Оба варианта были хороши по своему. В центре Казуо сведут с ума, а казнь… А казнь, это казнь, даже добавить красочных слов нельзя. Голова Казуо будет украшать один из столбов на площади. Всё сводится к одному — потере Казуо навсегда. А ведь именно Казуо успокаивал Тору тогда, когда цунами из эмоции накрывало хлипкий город мыслей у Тору. Он не был психологом или хорошим собеседником, но его слова звучали от чистого сердца. Даже Тору порой забывал, что результат действий блондина — превращение в гуля. Прощай, Казуо. Тору на миг завис в дверном проеме, он чувствовал на себе пронзительный взгляд своего друга. Взгляд, которым Казуо прощался со своим учеником и чуть ли не единственным человеком, способным прослушать. — Пройдемте. — Миссис просунула тонкую палку между цепями кандалов, углы недотрости схлопнулись и позволили девушке вести Тору на расстоянии в полтора метра. Всё здесь продумано. Даже, если каким-то образом система распыления перестанет работать, то гули всё равно не смогут достать проводников руками, но повалить их с ног вполне можно, резко свалившись на землю. Мадам что-то объясняла, что-то важное, но важное для Тору сейчас только то, что он поступил как последняя скотина, отбросив своих друзей в камин и захлопнув единственный выход. — Итак… — Звук одной из машин заглушал всё остальное. Глаза следователя провожали Кубо прямо, дальше он идет один. Один из докторов филигранно нажимал на кнопочки на машине, управляя её действиями. Это и было то место, где будут вживлять чипы и откуда будут контролировать поведение гулей. По словам девушки, здесь только и вставляют в шею чип, но еще здесь проводятся операции, по изучению типов кагунэ. Казненных гулей притаскивали именно сюда, вырезали им их оружие и отправляли дальше, в лабораторию на верхнем этаже, синтезировать куинке для следователей. — Присаживайтесь. — Стул как стул. Ничего подозрительного. Он со скрипом съехал с места, когда на него упала тушка Кубо. Стены отражали всё, начиная от капель воды, заканчивая электрическими бандурами в углах комнат. Доктор приказал следователю оставить его наедине с гулем, он знал своё дело и не позволял никому висеть над душой. Прекращение цоканья каблуков означало то, что мисс выполнила приказ. Медицинская маска наполовину скрывала лицо доктора от посторонних глаз, но оставляло пространство для глаз, молодых глаз, без мешков под ними, без уставшего вида. Он ещё так молод, а уже провел множество операции по вербовке. Рука доктора подняла голову Тору, а глаза устремились прямиком на то место, где должен быть какуган в возбужденном состояний. — И на что я надеялся? — Доктор достал маленький фонарик, ничем не отличавшийся от обычных своих сородичей для освещения крайне тёмных мест. Он надеялся на то, что ему не придется делать больно гулю, но его надежды обрушились сразу же, после осмотра глаза. — Сейчас будет больно. — Повязав повязку на здоровый глаз Кубо, доктор надел защитные очки, укрепленное стекло спокойно бликовало, играя роль антистресса в данной ситуации, и включил фонарик. Чувствовался горячий след, пробирающий до самых костей, но не было ни малейшего намека на свечение за толстой линзой. Чертовски жжёт. Мягкая кожица Тору неспособна выдержать таких катастрофических температур, она слегка теряла свой человеческий оттенок и принимала тёмно-бледный цвет, как у мертвецов и гулей. Таким негуманным методом люди в белом проверяли охотничьи качества гулей, их болевой порог и, по всему видимому, высоту их крика. Пекло постепенно подбиралось к стеклянному глазу Тору, он не кричал, но хотелось бы. Ничего стыдного. Здесь много гулей дало волю своему голосу, но Тору сопротивлялся. Сознание выключило всё остальное, кроме глаз, сейчас нужно только пережить одно из самых болезненных при вербовке. Фонарь был практически у глаза. Тору собрал всю свою силу и веру в себя и широко раскрыл глаза. Одно несчастное мгновение доставило невыносимые болезненные ощущения и жжение в глазу, потерявшему способность ясно видеть и скрывать свою истинную животную сущность. Доктор отбежал подальше и выключил фонарь. Его добрые глаза выражали лишь одно — жалость. Он хоть и не понимал тот уровень боли, но прекрасно знал, что сам бы он его не выдержал и вскрылся бы быстрее, чем непонятный фонарь был бы направлен прямо на глазное яблоко. Истошный крик отбивался от стен комнаты, врезался в столы и глушился мягкими телами докторов, наблюдащими за всем, как за представлением в цирке. Спину снова свело в непонятных болезненых ощущениях, кагунэ раскрылся, желая защищать своего хозяина, но был быстро нейтрализован распыляющимся по помещению едким ядом. Обессиленному гулю ничего не оставалось, кроме того, как просто упасть на пол, закрывая холодным полом жгучую боль от фонаря. — Всё закончилось, тише. — Прямо как отец. Доктор был очень добр и снисходителен к людоедам. Он не боялся их истинного вида и был готов помогать им до последнего. До последнего своего вздоха. То давление на гулей, оказываемое токийским телевиденьем и поведением людей, давило и на неравнодушных к гулям. Доктор приобнял Тору и позволил ему успокоиться, лишь после этого он продолжил свой осмотр. В отличие от кагунэ, какуган не пропал. Его удерживала практически невидимая пленка, отдавающая пламенным приветом. — С тобой всё нормально. Твои глаза хороши. Молодец. — Доктор впервые за весь сеанс отошёл дальше, чем на 10 метров от пациента, но лишь для того, чтобы оповестить следователей о том, что гуль полностью досмотрен и операция может быть проведена хоть сейчас. — Снова ты переживал гулю? — Строгость в голосе мужчины, одного из следователей, раскрывала всю его неприязнь к ближайшим. Он всю жизнь боролся с гулями, а тут бац, и они будут помогать людям в борьбе против своих же. Ну разве это разумно? Они же в любой момент вонзят нож в спину своих человеческих собратьев. — Ты неисправим, Канеёши. — Так вот как зовут доктора. Хорошее имя. Пылающий глаз отвлекал собой от остальных мыслей и фокусировки. Тору не помнил как его вели в операционную и сколько по времени длилось это увлекательное путешествие, зато он знал наверняка то, что процедуры еще не закончились, как сказал доктор. Сейчас снова будут делать больно, но уже не глазу, а шее, прокалывая её маленькой иглой, которая служит туннелем для малюсенького чипа с ядом. Смертельным ядом. Разработанным специально, чтобы устранять предателей. Снова стул, снова та же поза, но другое помещение и другой исполняющий приговор врач, с тонкими руками, как спички, узкой, как горлышко бутылки талией и длинными волосами, аккуратно собранными в несколько коротких дредоподобных косичек за спиной. Девушка, значит должна быть ещё нежнее того доктора? Нет. Она без лишних промедлений, с потрясающей точностью своих действий, вонзила иглу шприца в шею бедного гуля и выпустила под кожу чип. Пути назад больше нет. Он был настолько крохотным, что свободно мог перемещаться по всему организму без вреда для сосудов, поэтому найти его можно было только специальным прибором, существущим в единственном экземпляре прямо в этом зданий.

***

— Тебя я забираю к себе. — Сладкий до безумия голос ворвался в небольшой дом для новых следователей, коим и являлся теперь Тору, он не мог поверить в то, что взял и перечеркнул своё будущее одним своим поступком. — Больно уж ты мне понрави-и-ился. — Но Тору был рад видеть уже знакомого ему следователя с подшитыми шрамами. — Я буду с тобой здесь жить, ты не против? — За домом итак постоянно наблюдали, все новые гули-следователи были под строжайшим контролем, а теперь еще и человеческие глаза будут наблюдать за Тору. — Вот и хорошо. — Сосчитав молчание за ответ, отбил Джузо. Гули были полностью свободны на территории своих новых домов. Большие холодильники всегда были заполнены донорским мясом, электричество и интернет работали без перебоев. Напрягало лишь то, что первая операция может сразу стать последней. Так может эти возможные последние деньки прожить в одиночестве? Без постоянных подколов и контроля? Выгнать этого чудака да и дело с концом, вряд-ли он будет противиться своему «полюбившимуся» гулю. А с другой стороны, он заполняет ту одинокую часть Тору, нуждающуюся в постоянном общений. Сложный выбор, но Тору стоял на пороге вместе Джузо и перекрывал ему собой дверь. Следователь Джузо всё также улыбался, уверенный в том, что новичок примет рабочую «опеку». 1. Попытаться прогнать Джузо. 2. Согласиться с сожительством Джузо.