Баланс: Черное и Белое

«Ты и я. Черное и Белое. Свет и Тьма. Мы с тобой всегда будем связаны в этой бесконечной петле дежавю…» («Dark», Netflix. 3 сезон)

Кошмары возвращались. Осколки непрожитых дней снова вонзались в сознание, несовершенное будущее обволакивало своей липкой паутиной мысли и чувства Сефирота, затягивая его куда-то вглубь, в пустоту. Иногда голос «матери» пробивался сквозь стены барьеров, наложенных Цетрой, силясь предупредить непослушного «сына» о затаенной опасности. Дженова злилась на него, вопила, сжигая визгом то немногое, что осталось от его прежней жизни; пыталась вытеснить последние проблески здравых суждений, которые мешали Мессии достичь поставленных целей. Он так устал… Но уже не мог остановиться. Однажды разрушение поглотит Планету, Мессия станет Богом и начнет историю с чистого листа. Это его долг, его предназначение. Он — просто сосуд, хранящий в себе чужеродную сущность, исполнитель чужой воли и, в отличие от Цетры, лишен права выбирать. — Мое терпение на исходе, — напомнил Сефирот привычным сдержанным тоном. Признаться, он думал, что девчонка испугается. Вернее, он ждал, что она испугается, спрячется за спину Клауда и начнет все отрицать. Если нет, то это будет означать только одно — предательство. Причем как ни крути, она предаст либо друзей, либо… А впрочем, кто он ей? По-прежнему враг, желающий покорить Планету; тиран, деспот, негодяй. Неужели она надеялась, что он поверит ее фальшивым чувствам? Наивная! Он хоть и не познал в своей жизни настоящей любви, но был не глуп и не слеп — понимал, что с ним играют. Цетра, видно, возомнила себя «великим стратегом», придумала план… Что ж, пора опустить ее с небес на землю. Циничная ухмылка растянулась по лицу Сефирота. Застыв в наиболее выигрышной позе, он наслаждался бездарностью противников и целенаправленно оттягивал начало сражения. Стоит захотеть — и он разбросает никчемных людишек на раз-два, они ему не ровня. Сефирот мог позволить себе не спешить. Однако предвкушение триумфа сошло на нет, когда цветочница шагнула навстречу. Она смотрела на него так смело, открыто и решительно, что на мгновение он растерялся и едва не направил в ее сторону клинок — непроизвольная реакция на стресс. Но сдержался, позволяя Цетре приблизиться. — Я пойду с тобой, — скрывая волнение за притворной вежливостью, произнесла Айрис, и сама взяла его за руку. — Такой ответ тебя устроит? — Хм! Более чем! — Мужчина отвесил иронический кивок. Дело приобретало серьезный поворот, и хотя Сефирот не мог представить себя в подобной ситуации, ему страшно захотелось увести Цетру на глазах у Клауда. О, да! Пускай смотрит и запоминает, что за командой следить надо, а то ведь разбегутся кто куда, если мальчишка даст слабину. Какой из него лидер? Стоит вон, сопли жует… Того и гляди взаправду заплачет. Позорище, честное слово! Больше не желая лицезреть унылую картину, Сефирот рассек пространство, открывая проход и, шепнув тихое «пойдем», подтолкнул Цетру к вихрям энергий. Краем глаза он видел, как оправившись от шока, Клауд бросился в атаку, но махать кулаками было уже поздно — портал закрылся аккурат перед носом юнца. — Что за манеры, — с порицанием подытожил генерал, оказавшись вне досягаемости удара. — Видишь, твои решения совсем не уважает. — Вот вы вроде взрослые, а ведете себя как малые дети, — отозвалась Айрис из темноты. Подземная пещера встретила гостей кромешным мраком. В носу почти сразу защипало от витающей в воздухе сырости, но Сефирот не жаловался на неудобства. Спрятав Масамунэ, он извлек огненную материю, и ее теплый свет разлился по каменному своду, нагревая пространство. — Всегда хотела спросить, где ты хранишь такой меч? Он что, берется из ниоткуда? — Айрис ощупала влажные камни, присела на корточки и вновь выпрямилась, вздыхая. — Скоро материя испарит влагу, — он деликатно сменил тему. К удивлению Сефирота, девушка поняла намек; отошла к стене, изучая пристанище. — А где мы? — Ее пальцы пробежались по трещинам пещеры, и у генерала перехватило дыхание невесть отчего. — В Северном Кратере. Ты должна была слышать о нем. — Значит, отсюда можно добраться до центра Планеты? — Именно. — И ты здесь… живешь? Губы мужчины дрогнули в улыбке. О, если бы он знал, где его истинный дом, на какой планете, в какой галактике, и живет ли он вообще — возможно, все сложилось бы иначе. — Здесь я проснулся после своей смерти, — пояснил Сефирот, присаживаясь на высушенный камень. — После смерти? — Цетра округлила глаза. — Я был уверен, что погиб тогда, в реакторе. Но проснулся здесь… С тех пор «мать» постоянно требует плату. — Даже с печатью Гайи? — Временами я слышу «ее» зов. — Так странно. Получается, мы с тобой оба слышим чьи-то голоса. — Только в моей голове — крики Бедствия, а не песни Древних. Утомленная ночным путешествием, Айрис тоже присела, поджав под себя ноги. Ее коса почти расплелась, и более короткие пряди беспорядочно рассыпались по спине, отливая золотом в свете огненной материи. Сефирот наблюдал за ней, словно за каким-то чудным зверьком. Несмотря на унижение, которому он ее подверг, девушка выглядела мирной — не злилась, не причитала, не возмущалась. Поглядывала на него иногда, чуть улыбаясь, а он по-прежнему не мог найти для нее применение. Если опустить чисто природную потребность к размножению и воспитанию потомства, то что он вообще знал о женщинах? В бою он бы с легкостью предугадал все действия Цетры наперед: ее навыки примитивны, боевая подготовка никудышная, однако в минуты «перемирия» поведение цветочницы казалось Сефироту совершенно непонятным. К примеру, что значила эта ее полуулыбка? А взгляд? А может она, как и он, просто одержимая и едва ли способна давать себе отчет? Мозг лихорадочно вспоминал прочитанные книги, пытаясь пролить свет на потемки таинственной женской души. Хорошо, что Сефирот был читателем дотошным, и память по крупицам собрала необходимые знания, пускай довольно обобщенные, но в целом простые и вполне применимые к его ситуации. Тем более, будучи лицом известным, кое-каким опытом он все-таки успел обзавестись, правда искренне считал, что любовь — это удел слабых. А у него, сильного, нет времени на всякую «любовную чепуху». — Сефирот… Ты действительно хотел быть Цетрой? Не столько от вопроса, сколько от звука своего имени, мужчина внутренне содрогнулся. Обычно она обращалась к нему отстраненно, он тоже не собирался выходить за отведенные ему границы, однако сейчас какой в этом смысл? — Хотел или нет — какая разница? Наши желания не всегда воплощаются в реальность. — Ты же… — продолжила Айрис с некой опаской, — наполовину человек, Гайя любит тебя ничуть не меньше других. Ты все равно хочешь Ее «ранить»? Как в тех… снах? В глазах генерала полыхнула неподдельная ярость. Он не знал, что хуже — сравнивать себя с монстрами или с людьми. Все они были для него одинаково противны, одинаково недостойны править Планетой. Но, выдохнув, он сохранил бесстрастие: посвятить Цетру в подробности душевных терзаний сродни поражению, а проигрывать Сефирот ой как не любил. — Есть вещи, которые нельзя изменить. Раны, которые не заживить. Болезни, которые не излечить. Твоя Судьба меняется, но Планета обречена… Айрис, — он неторопливо посмаковал ее имя и, заметив перемену на лице собеседницы, вздернул уголок рта. — Если примешь неизбежное, я возьму тебя с собой, в новый мир. Вместе мы начнем новый виток эволюции и больше не допустим ошибок. — А как же мои близкие? Друзья? А у моих друзей есть свои семьи, у тех семей — свои друзья. Что будет с ними? — Вопрос, скорее, риторический; Сефирот не сомневался, что Айрис знала ответ. — Такое будущее я принять не смогу. — Тогда почему пошла со мной? — Потому, что я тебе нужна. — Много на себя берешь, Цетра. Я могу избавиться от тебя в любой момент. — Но пока не избавился, может, хотя бы попробуешь? — Попробую что? — Полюбить этот мир. — Неожиданно Айрис сорвалась с места и подбежала к нему, хватая за руку, потянула, заставляя встать. — Начнем с того, что ты покажешь мне Кратер! Там, снаружи снег, да? Давай выйдем на снег! Сефирот с трудом верил собственным ушам. И кто из них после всего сумасшедший? Он, расчетливый и прагматичный, привыкший следовать четкому плану, или она, так спонтанно и так смело сжавшая ладонь врага? Опять он впал в оцепенение. Отчего-то захотелось снять перчатку и почувствовать ее кожу незащищенными пальцами; увидеть, как Поток тонкими нитями охватывает две сущности — Темную и Светлую, будто стремясь их нейтрализовать. Они, словно две крайности, два разнозаряженных полюса, объединенные общим проклятием; Первый и Последняя, единственные в своем роде; Сын Космоса и Дочь Планеты. Внутренности будто свело судорогой, когда генерал, наконец, осознал свой страшный просчет. Морозный воздух ударил в открытые участки тела, покалывая острыми, точно стеклянными, снежинками, и кто-то, засмеявшись, шевельнулся под боком, потом отстранился, оставив мужчину без мягкого источника тепла. Размышляя о вечном, он даже не понял, что сам привел ее сюда и придерживал за плечи какое-то время, пока она не вырвалась и не бросилась прямиком в снежные сугробы. Полоумная. Он на несколько метров отдалился от скалистой стены, стараясь не терять из виду одуревшую Цетру. Как ни странно, холода Сефирот больше не ощущал, если о нем не вспоминал, и мог стоять без движения долго. Выходит, тот злосчастный эксперимент «папаши» возник не из пустой головы. Но ведь Ходжо — обычный ученый, он не знал, что сердце героя однажды наполнится тьмой, а сила выйдет за рамки возможного. Или знал? Предполагал? И продолжал подготовку к гибридизации потенциально вражеских «образцов»? Вот же мразь! Именно — мразь, и никак не отец; полная противоположность профессору Гасту. Мужчина покосился на Айрис, чей смех разлился по округе звонким ручьем. Удивительно. Они были разными и одновременно похожими друг на друга своей печальной судьбой: оба лишенные детства, с порядковыми номерами вместо имен; оба движимые нескончаемой войной Дженовы и Гайи, а по факту — лишь пешки на шахматной доске мироздания. Одна черная, другая — белая… Для равновесия. Вш-ш-ш! Теперь реакция Сефирота была молниеносна — снежный ком рассыпался в воздухе, не достигнув плаща. — Пф! Совсем неинтересно! — фыркнула девушка, наклоняясь, чтобы заново скатать шар. — Что ты делаешь? — Он крепко сжал челюсти. — Пытаешься сразить меня… снегом? — Да не пытаюсь я тебя «сразить»! Просто ты скучный! — Я? — изумился генерал и тут же решил опровергнуть резкое заявление. — Не согласен. Я умею шутить. — Ах, неужели? — Цетра подалась вперед, вдруг оказавшись близко-близко. — Что-то верится слабо… — Зак над моими шутками смеялся. Сказав это, Сефирот нахмурился. Возможно, ему не стоило упоминать погибшего СОЛДАТа, однако Айрис, вопреки ожиданиям, сбавлять обороты не стала. — Зак смеялся над чем угодно, даже если ему палец показать! Поэтому неубедительно, сэр, очень неубедительно! — И как же мне тебя убедить? — Ну-у-у… — Она потормошила отворот его плаща. — «Это» лучше застегни и повторяй за мной! Какая вопиющая наглость! Так с ним еще никто не обращался. Никто! Разве что Ангил или Генезис могли отпустить пару шуточек на его счет, хлопнуть по спине… Но им простительно, они назывались друзьями, а чтобы какая-то пигалица… Она нарочно его провоцирует? Зачерпнув пригоршню снега, мужчина слегка примял комок в руке и бросил, попав Цетре по самому, что ни на есть, мягкому месту. Собственно, туда он и метил, желая остудить воинственный пыл неугомонной девицы. — Ой! — Айрис подпрыгнула от неожиданности, шустро развернулась и принялась лепить добротный ответ… Слишком добротный для ее маленьких ладошек. И еще один. И еще с десяток. А потом, хохоча, завалилась в сугроб, демонстрируя капитуляцию. Умница, дважды до плаща добросила! Хотя, справедливости ради, он дважды ей поддался — из любопытства. — В Мидгаре, наверное, давно рассвело. — Она потихоньку прекращала смеяться. — А здесь всегда ночь, да? Стряхнув с одежды прилипший снег, Сефирот поднял к небу глаза. Темные тучи и мглистый туман застилали собой небеса, клубились, перекатывались, меряясь чернотой. Да, здесь всегда было темно, если память ему не изменяла. — Я замерзла, — призналась она. — Еще бы. Лежишь на снегу. — У меня есть исцеляющая материя. Но было весело, правда? Когда в последний раз ты снежками бросался? — Буквально пять минут назад, — напомнил генерал, смягчив тяжелый взгляд. И на долю секунды ему показалось, словно пространство вокруг них смазалось; дернулось что-то за полем его зрения; заструилось, затем пропало без следа. Практически неуловимо, как если бы реальность дала сбой.