***
Ночь. Тёмное небо, которое с крыши многоэтажного здания кажется таким близким. И стена, скрывающая за собой лестницу, отдаёт прохладой в спину подростка—единственного сейчас и редкого в общем гостя. Ночью всегда прохладнее, не смотря на все бессмысленные попытки солнца перед уходом отдать столько тепла, сколько потребовалось бы до рассвета, и оно вновь и вновь наверное огорчается когда понимает, что его не хватает. Видимо оно не знает, что если бы ночное время суток было бы таким же тёплым, как и дневное, то это было бы глупо. День и ночь, в точности как и солнце и луна,—две противоположности одного целого. Луна—серебро, солнце—золото. Днём—светло и тепло, а ночью холодно и темно. По другому и быть не может, чёрный всегда останется чёрным, белый— будет белым, как не старайся это исправить, смешивая и добавляя в эти цвета другие краски, в итоге из них не выйдет изначальный чёрный или чистый белый. Стена и бетонная крыша и вправду были холодными в сравнении с воздухом, который только слегка щекотал его, напоминая о себе. Осаму думал вовсе не о нём, и возможно это его как-то задевало и он, обижаясь, только чаще подходил, желая, чтобы на него обратили хоть чуточку внимания. Глубокие глаза безмятежно разглядывают ночное небо, его дыхание ровное и редкое, он словно пытается что-то найти на небесной глади. Ночное небо усыпано маленькими огоньками—звёздами, они складываются в созвездия, названия которых никто и не вспомнит, кроме, конечно, более известных, как созвездие Ориона, которое все с давних времён привыкли искать по трём звёздочкам, находящимся рядом, более замудрëнно это назвать поясом Ориона, но это не так важно, и конечно же созвездие Большой Медведицы—привычный для всех ковш, и все знают, что по близости есть и Малая Медведица, но вот правда её мало кто видел, ну, а остальные названия вспомнят разве что астрологи. Небо ясное, без облаков, которые сегодня видно решили позволить рассмотреть каждую звёздочку, а часто ведь тучи-собственицы скрывают их от посторонних глаз, не давая вдоволь налюбоваться ими. Среди многих сотен тысяч звёзд выделяется круглый диск луны. Сегодня полнолуние. Сколько легенд и стихов было написано с её участием в главной роли? Не сосчитать. На полнолуние, стоя перед хрустальным озером с отражением луны, девушка загадывает желание, мечтая о взаимной любви, волки воют на неё по ночам, жалуясь или радуя её чем-то своим, луна стучит в чужие окна, вглядываясь в них и пытаясь найти кого-то, кого потеряла когда-то давно по лунной дороге, которая обычно проявляется на воде, на сушу выходит что-то неземное, она, входя в чужие дома, как заботливая мать укрывает одеялом людей или убаюкивает младенцев, давая выспаться их родителям, что именно луна всю ночь грустно смотрит на могилы усопших, которых закопали, даже не оплакивая, сто именно она сторожит мирный сон животных и людей. Сколько чужих проблем и тревог она выслушивала, успокаивая их своим понимающим молчанием, сколько слёз и разбитых сердец она видела, сочувствовала им, сколько искренних мягких улыбок и страстных поцелуев было при луне?Люди видят в ней что-то необычное, она вдохновляет их. Луна наверное такая одинокая и особенная, за это её и ненавидят звёзды. Ночь считают чем-то красивым и таинственным. Именно ночью, если идёшь по безлюдной не освещенной улице, кажется, что сзади кто-то идёт, а как только развернёшься, то сразу исчезает. Якобы столько монстров и чудовищ просыпается с наступлением темноты или полуночи. Что полуночи всякая тварь может выскочить из-за угла. Бессмысленный страх. Люди сами себя пугают. При лунном свете люди становятся более искренними вовсе не из-за того, что в любой момент на тебя может выскочить монстр. Им видимо просто нравится бродить по краю между жизнью и смертью, заведомо зная, что они останутся живы. –Бред...- пробормотал Осаму, прикрывая глаза и выдыхая. Маленький клубок пара вырвался изо рта, за секунду растворяясь в воздухе. Он не знает, как его мысли вообще ушли в это русло. А ещё он не знает, что почувствовал выходя из того места. Правильно, потому что он ничего не почувствовал. Ни-че-го. Кто-то шепчет еле слышно на задворках разума. Из-за этой мысли и остаётся ком, не в горле, нет, где-то в груди, в лёгких—это неправильно. Его взгляд вновь скользит по сотням тысяч звёзд. Они почти одинаковые. Он знает, что самая яркая из них Полярная, по ней моряки когда-то определяли путь. Но каждый раз когда находится самая яркая, в поле зрения появляется другая— ещё ярче. Он не нашёл того, что искал в ночном небе, но звёзды и вправду яркие... Наверное.***
Лёгкий ветер дует в спину, сдувая волосы вперёд. Первые лучи солнца, отражаясь в воде и озаряя её другими цветами, поднимаются всё выше. За спиной небо ещё темно-синее и лишь потихоньку светлеет, над солнцем небо, которое ещё совсем недавно было тёмным, на ходу разрисовывают и добавляют новые краски: тёплые оттенки жёлтого, оранжевый, который или напоминает апельсин, или смешивается с жёлтым, образуя почти другой цвет, бедно-красный, который больше наверное схож с персиковым, нежно-розовый и возможно где-то там есть и столь же мягкий фиолетовый. Гамма цветов и оттенков, сливающихся в что-то целое на, казалось, безоблачном небе. Рассвет. И в такую рань у этой картины был один зритель— девочка подросток чьи волосы так услужливо растрепал ветер. Юмико, облакачиваясь руками на перила, явно предназначенные, как перегородка, чтобы никто случайно не плюхнулся в воду и стоя на одной ноге, которую она поменяет местами если вдруг кто-то пройдёт мимо, рассматривала воду. С пристани открывался вид на бескрайнее море, где-то там переходящее в океан, ни с одной стороны не было видно ни его конца, ни края. На волнах, играя, плясали блики и если спокойное море обычно тёмного синего цвета, то сейчас в нём проглядывают совершенно иные цвета. Видимо там, где лучи отражаются от воды—оттенки от темно-зелёного или хвойного до сине-зелëного почти бирюзового или цвета, который обычно называют цветом морской волны, словно в том месте с самого дна виднеются водоросли. Там вдалеке почти у линии горизонта вода кажется желтоватой или даже белой. Каждый раз, каждая волна смывает старые цвета, взамен оставляя новые оттенки. Это было чем-то таким непостоянным, не успеваешь рассмотреть, как всё уже меняется. Воды, все воды рек, океанов, морей и эти воды тоже так мало изучены. Никто не знает, что скрывается на дне. Научно океан изучен лишь на несколько процентов, но с давних времён всё чего не понимает человек объясняется волшебством, легендами, сказками, чем-то придуманным и ненастоящим. Раньше ведь буквально всё объясняли, как "по божьему замыслу": дождь идёт по божьему замыслу, гром гремит и камень вниз падает по той же причине. Вот и писали про обитателей воды, да и сейчас найдутся те, кто верит в их существование. Как же не поверить в красивую историю? Будто бы в каждом водоёме есть свой хранитель-водяной и он бывает, как злым так и добрым, тут уж, как повезёт. В ночном тумане сирены своим прекрасным пением, которое кто хоть раз слышал и умудрялся выжить после этого уверял, что никогда в жизни не слыхал чего-то более потрясающего, заманивают к скалам корабли и они беспощадно разламываются вдребезги, бог морей-Посейдон, разгневавшись, топит людей, насылая бури и цунами, утопленники по ночам, взывая к помощи, будто бы утопая, сами топят пытавшихся спасти, девушки с длинными волосами и рыбьем хвостом-русалки, то ли сёстры, то ли дочери, то ли вообще жёны водяного, влюбляясь в молодых парней, тащат их на дно, даже не понимая, что те задохнутся, ведь дышать под водой, как они, не умеют, в самой глубине океана плавает нечто огромное и древнее. Наверное не у всех историй был конец, где кто-то утопает или может быть так просто объясняли, как такая безобидная стихия может убивать столько людей или люди, составляя эти рассказы, предостерегали от чего-то ужасного. Уже совсем скоро солнце поднимется и на морских волнах не будет отражаться столько цветов. Небо наверное совсем тучами заволокëт, судя по усиливающемся ветру. Да и людей скоро станет больше. Если что-то и обитает на дне, то это её вовсе нп касается.***
В одном из переулков Йокагамы, города, которого по праву модно назвать ночным, ведь именно в это время, не смотря на то, что большинство жителей мирно спят в кроватях, этот город оживает, начинает играть светом от уличных фонарей, загораются рекламные щиты и окна в высоких зданиях, знаменитые рок-звëзды иногда дают концерты, в кинотеатрах распродаются последние билеты на ночные сеансы, ночью совершаются преступления и гуляют молодые парочки. Если этот город впервые посетить ночью, то можно и не узнать его днём. Особенно таким пасмурным днём, как этот. На улицах тихо и спокойно, изредка где проедет машина, люди всё ещё гуляют в парках, дети идут со школы, торопясь домой. Небо, которое ночью было ясным, заволокло тучами и если взглянешь на него, оно покажется серым, туманным. Слишком тихо для такого большого города, словно все спрятались, предвидя что-то и не желая выходить на улицу. Осаму стоял, облокотившись на стену и уставившись на красное яблоко в своих руках. Он смотрел на него уставшими глазами, как на что-то инородное, паранормальное и такое ожидаемое, словно это яблоко должно было взлететь в воздух пару минут назад, но от чего-то этого не делает, видимо вспомнив про земное притяжение. Он знает, что есть район в котором и другие дети без крыши над головой, и у него вроде даже есть какое-то название, но он правда думал, что добыть еду будет сложнее. К примеру попрошайничеством, хотя это вероятно незаконно, но кого это когда-либо волновало, или, как возможно они и делают, своровать её. Если это так, то они поступают невероятно глупо. Ведь в продуктовых магазинах есть камеры, а на том же рынке, хотя он его и не видел, но вдруг он здесь всё-таки есть, слишком много следящих за товаром людей. Куда проще найти толпу, случайно врезаться в кого-то и незаметно вытащить его кошелёк, скрывшись в той же толпе, в последствии просто купив продукты, а тот человек как не крути пропажу заметит гораздо позже, тем более вряд ли кто-либо запомнит лицо прохожего или вообще вспомнит "случайное" столкновение. Проще, чем кажется. Яблоко твёрдое, красное, по крайней мере его так называют, а так сбоку жёлто-оранжевое пятно, переходящее в полоски, которые вероятно так небрежно пытаются перейти в другой цвет, съедобное...и будет первым, что он съест. Помнится кто-то из них спросил у старшего брата о том, что такое голод. В итоге оказалось, что они ошибочно всё время полагали, что еда это что-то не обязательное, не нужное, не то, что придаёт человеческому организму энергию для жизни и уж точно не то без чего он умрёт, они-то думали, что это как катание на велосипеде: доступное многих развлечение и если никогда в жизни не катался на нём, то ничего страшного не случится. Ну, а что они должны были подумать. Уж точно не то, что вещество, которое им вводили в кровь, скорее всë-таки ежедневно, являлось чем-то на подобие смеси каллорий и каких-то витаминов, заменяющих обычную еду. И вероятно голода они так и не будут чувствовать из-за привыкшего постоянно получать всё готовое организма и наверняка проблем с желудком. На вкус яблоко, мягко говоря было не очень. Твёрдое и такое безвкусное, что заставляло усомниться в том, было ли оно вообще съедобным или с тем же успехом можно пожевать траву. Нужно ещё попытаться не забывать что-то есть хотя бы раз в сутки...***
Пасмурное небо, уныло укрытое сотнями облаков, будто бы заранее предупреждало о надвигающемся дожде. И его немые предупреждения не оказались пустыми. Капельки дождя, который несомненно можно назвать ливнем, разбивались о землю, ударялись о листья, били по зонтам, проходящих людей, отбивая незамысловатый ритм. В воздухе витал особый запах, запах дождя, такой свежий и землистый. Воздух был влажным и казался тяжелее. Где-то вдалеке ехали машины, протирая дворниками лобовое стекло, чтобы хоть как-то разглядеть дорогу. Зелёные листья шелестели каждый раз, когда о них ударялись крупинки холодной воды, в закрытые окна или в стёкла тех же машин ударялись капли, стекая вниз или поддаваясь ветру, улетая назад, и где-то наверняка есть дети, играющие в "гонки" между двумя каплями. И те же капли с характерным звуком отбивались от могильных плит— Юмико совершенно не знает, как в такую погоду перед практически самым отъездом, её занесло на кладбище и она уж точно не знает почему сейчас стоит перед этой могилой с таким знакомым именем, смотря, кажется, сквозь неё. Одежда промокла насквозь и белые бинты неприятно прилипают к коже, заставляя неконтролируемые мурашки появлятся, то здесь, то там. Мокрые каштановые волосы, выпрямившиеся от дождя, свисали на спину и плечи и вода с них стекала уже не удерживаемая одеждой прямо на кожу, что заставило бы съëжится. Кончики пальцев рук и ног побелели и если бы до них дотронулась чужая сухая руку, то она бы непременно отдëрнулась от их холода, и её обладатель явно заявил бы, что её можно сравнить с обмороженной мёртвой рукой. Совсем не смотря на тёплую майскую погоду дождь был холодным, почти ледяным, напоминающим тот дождь вперемешку со снегом, таким привычным для более северных стран, словно капли перед тем, как спустится на землю, мимолëтом пролетали через морозильную камеру или кубики люда, спрятанные в густых облаках. Капли скатывались по лицу, щекам, напоминая слёзы, только пресные, по бровям, следом попадая в глаза из-за чего их приходилось ненадолго закрывать, давая каплям стечь дальше к бледным слегка приоткрытым губам, и падали с подборка, скатываясь по горячей шее. Чёрные густые ресницы, скрывающие чувствительные глаза от воды, потяжелели из-за крошечных капелек на них. Надпись, выгравированная на уже староватой гранитовой плите и гласившая : "Цусима Танэ". Мама. Это их мама, нет, быть точнее это могила их матери. Место, в котором в нескольких метрах под землёй лежит её тело. Тело такого родного и близкого человека, которого в то же время они никогда не видели и не увидят. Но...но она любила их. Любила больше, чем что-либо. Она была такой правильной и так рано ушла из этого мира. Слишком рано... по их вине. Девичьи плечи вздрогнули и её губы сжались в тонкую полосу, совсем ненадолго— она спишет это на холод. Как и тупую боль где-то под сердцем. На улице просто холодно. Ниже этой надписи должны быть годы жизни, на которые взгляд так и не смог опустится. Слева от этой плиты ещё одна с незнакомой фамилией и она бы даже не обратила на неё внимание если бы не имя этого уже мёртвого человека. Такое же, как и у старшего брата— Минору. Можно было бы предположить, что это...но нет. Фамилия другая и дата смерти даже раньше, чем должна быть у мамы. Как у такой правильной и доброй женщины должны были родиться такие неправильные дети. Их рождение явно было ошибкой. Глаза прикрываются не в силах куда-либо смотреть. Они устали. Устали от дождя и щиплет их по той же причине. Да, точно. Шум дождя успокаивает, стуча по выложенным дорожкам. На кладбище тихо и спокойно. Лишь странно ощущать себя единственным живым среди тысяч трупов. Йокагама. Совсем скоро она покинет этот город, совсем скоро приедет поезд, направляющийся в Токио. Та фраза сказанная Осаму... Им правда будет тесно, как там, так и в одном городе. Дамы вперёд? Уголки её губ приподнялись в робкой,почти невидимой ухмылке. Да, верно. Юмико развернулась, намереваясь навсегда покинуть это место, запечатавшееся в памяти, но ноги её как будто оказались прибиты к земле невидимыми силами и, бросив последний взгляд на могилу, она произнесла. –Прошу, прости нас, мам...- уже отходя она проборматала,- Пора отучиватся говорить "мы"... Где-то недалеко из-за деревьев в конце кладбища взлетели с карканьем вороны, словно напуганные чем-то. Никто так и не обратил внимания на отдалённо знакомый могильный холод и тихие слова, смешанные с порывами ветра, почти неслышимые, если не знать, то подумаешь, что показалось.Мне очень жаль...правда