Не по плану

После происшествия с Наруто Ирука только через пару дней более-менее пришел в себя и уже не хватался за сердце, думая о том, что могло бы произойти и что, хорошо, не произошло. Однако слова Наруто, которые тот бросил ему в порыве отчаяния, глубоко засели в его голове, и Ирука снова корил себя за то, что так несправедливо обходился с мальчиком еще буквально пару недель назад. Третий открыл ему глаза — они с Наруто действительно были похожи, и Ирука хорошо понимал, что чувствовал Наруто — одиночество, отчаянную жажду внимания, желание ощутить, что ты кому-то важен и нужен. Но Наруто было намного хуже, чем Ируке когда-то. Все его шпыняли, гоняли, ненавидели, боялись, дети с ним не играли, и он чувствовал себя так, словно был хуже всех. И если раньше Ирука испытывал чувство глухого, беспричинного страха перед этим ребенком, то теперь от него не осталось и следа. Наруто не отличался от обычных детей, он также обижался, радовался, смеялся, плакал, у него не вырастали рога, и он не ползал по земле на карачках. Это был лишь ребенок, который не по своей воле обязан был нести тяжелое бремя, доставшееся ему судьбой, не иначе. Ирука даже всплакнул ночью, размышляя над всей этой ситуацией, и пообещал себе, что обязательно будет оберегать и защищать Наруто, ведь у него, кроме Ируки, больше никого не было. Конечно, он не сможет полностью искупить вину перед этим ребенком, и тот все еще относился к нему с недоверием, словно беспризорный щенок, но Ирука постарается сделать все, что в его силах. То, что Ирука совсем как-то раскис на фоне всего этого, заметил и Какаши и всерьез забеспокоился. Ирука же сам удивлялся такой плаксивости и меланхоличности, раньше за ним такого не наблюдалось. Даже успокоившись спустя пару дней, беспокойное чувство и усталость все также были с ним. Ирука и раньше много уставал, но теперь утомляемость стала намного ощутимее, несмотря на то, что нагрузка у него оставалась прежняя. Вообще, он стал более сонливым и медлительным, сложно было сконцентрироваться на работе. При этом у него повысилась раздражительность, хоть он и старался держать себя в руках. А потом его стало тошнить. Чаще всего это чувство появлялось по утрам — каждое гребанное утро он стоял над раковиной, ожидая, что его стошнит, но чаще всего этого не происходило, после чего он устало брел на кухню, чтобы выпить таблетку от живота. Впрочем, таблетки мало чем помогали. Ему пришлось отказаться от кофе по утрам и от жареной яичницы, и единственное, отчего его по утрам не тошнило — нежирные йогурты или кефиры. Помучавшись очередным утром тошнотными позывами и уныло жуя бутерброд перед тем, как пойти на работу, Ирука прикрыл глаза и в который раз сказал самому себе — нет, он не будет делать тест на беременность. Это было единственным логичным объяснением его состояния, и чтобы понять это, ему понадобилось достаточно много времени. Ко врачу он уже ходил, ничем он не болеет, а в конце его направили на анализы крови и УЗИ. Результаты будут только завтра, но Ирука уже весь извелся от нетерпения и беспокойства, так что он, не выдержав, все же купил несколько тестов вечером после работы, и теперь сидел и тупил в стену. Тест оказался положительный. И второй, и третий. Потом тесты у него закончились, и он понял, что дело дрянь. Он неосознанно приложил руку к животу, который на вид и на ощупь был, как обычно, а потом его прошила дрожь от осознания того, в каком он сейчас положении. С большой вероятностью зачатие произошло как раз в течку, так как в этот период вероятность оплодотворения повышается в несколько раз. Но каким образом это случилось, если они всегда пользовались защитой? Ирука нервно хихикнул, вспомнив, что стопроцентную защиту гарантирует только полное воздержание. Он никогда не думал, что попадет в те два процента, когда презерватив оказывается все же бессилен. Черт, течка была всего лишь два раза в год, и угораздило же его так. Лучше бы он потрясся в постели один, повздыхал, поворочался пару дней, а потом снова вернулся бы к нормальной жизни, ведь он столько времени старательно избегал этого. Итак, что Ирука сейчас имел. Ему двадцать два года, и у него положительный тест на беременность. И залетел он не от кого-либо, а от Хатаке Какаши, что еще добавляло накала всей ситуации. Нет, нет и нет, Ирука не хотел ребенка. Он вообще не был готов к этому — он не хотел ни семью, ни брака, ведь еще до экзамена на чунина он решил для себя, что это — не его. Он, в первую очередь, шиноби, и будет служить своей деревне до тех пор, пока не умрет или не отдаст за нее жизнь, как его родители. Цель всей его жизни — передача воли огня подрастающему поколению. Домоседство и роль примерного омеги в это вообще не вписывались. То, что Какаши видел его в этой роли в подобном случае, Ирука почти не сомневался. Это было логичным, потому что а) он происходил из благородного клана, а в таких обычно очень почитают консервативные традиции, б) он был единственным представителем своего клана, в) ему нужно возрождать клан. Ирука мысленно содрогнулся, представив, как Какаши запрет его в своем доме, и он проведет там всю свою оставшуюся жизнь, исполняя супружеский долг и рожая пепельноволосых детишек. Хотя, конечно, был и другой вариант. Если бы Какаши действительно хотел остепениться, он уже женился бы или у него хотя бы была пара, а так, за ним не было замечено никаких попыток возрождения клана, хотя ему было уже двадцать шесть. Конечно, не тридцатник, но как раз тот возраст, когда обычно у многих есть тенденция заводить семью. Скорее всего, ребенок ему даже будет и не нужен, ведь это лишние проблемы. Нужны деньги, нужен дом, нужно в конце концов заключить законный брак, а потом еще и ребенка воспитывать. А вообще, Какаши ведь детей терпеть не может. Нет, он их не ненавидит, но пару раз говорил ему, что хотел бы избежать участи наставника для маленьких спиногрызов. А что, если он вообще не признает своего отцовства? Ируке что, придется доказывать, что он не вертел задницей налево и направо, как обычно думают про течных омег, проходить унизительные тесты? Или Какаши его шаринганом просветит? И все эти разборки волей-неволей окажутся на обозрении всей общественности. Какая бы Коноха большая не была, это все же деревня, тем более, деревня, полная шиноби. Тут мало какие секреты можно утаить. Ирука нервно заерзал на постели и вздохнул. Какаши был как раз на очередной миссии, на которую он ушел еще позавчера и должен вернуться к концу недели. Может, это даже было хорошо, что Какаши сейчас не было в деревне… Во всяком случае, Ирука не знал, как сообщить ему об этом и стоит ли вообще говорить. Слишком заманчивой была мысль промолчать и решить эту проблему самому, тем самым облегчив жизнь им двоим. Срок ведь явно был маленький, и можно будет обойтись медикаментозным абортом. Никто ничего даже не узнает — одна таблетка утром, потом через день еще одна, и все. Но с другой стороны, его гложили сомнения. Робкий внутренний голос возражал, что можно сделать все по-другому, ведь на самом деле, мечта о собственной семье и доме была у Ируки давно. Она возникла, когда он остался совсем один, и он вечерами мечтал, как встретит того самого человека, с которым он будет счастлив, с которым он создаст семью, и они будут жить в мире и согласии и любить друг друга. Ирука представил, как может повернуться сценарий, если он сообщит Какаши о своем положении, и мрачно усмехнулся своим мыслям. Вот, скажет он о беременности, которая непонятно как появилась, а Какаши, чуть не плача от радости, бухнется тут же перед ним на одно колено и сделает предложение, а потом сразу поведет под венец и осыплет лепестками роз, пока все вокруг будут смахивать слезы счастья, смотря на их замечательную пару. Они поженятся, потом Какаши понесет его на руках в их дом, где они совьют свое гнездышко и наплодят кучу детишек, и все будет, как у нормальных людей… Мечтать не вредно, и проблема была в том, что нормальными людьми они не были. Какаши — элитный джонин, бывший командир АНБУ и просто шиноби. За ним тянется вереница убийств и сотни, если не тысяча, миссий самой разной сложности. У него много недоброжелателей — его имя уже давно внесено в книгу бинго, и сложно даже представить, сколько готовы дать за его голову. К тому же, какой из Какаши может быть муж и отец? У него самого семьи никогда нормальной не было, он даже своих родителей плохо помнит. Он, вот как сейчас, будет постоянно отлучаться на миссии, пропадать неделями и месяцами неизвестно где, подвергать себя опасности. В один день он может просто не вернуться. А Ирука? Разве из него тоже может выйти хороший родитель? Пример с Наруто его мало вдохновлял, это наоборот показывало его полный провал как педагога. Что он сможет дать ребенку? Как он вообще сможет его родить, вскормить, воспитать? Однозначно ему придется уйти с работы, хотя бы на полтора года, и полностью посвятить себя ребенку. Да и потом не факт, что он сможет вернуться к работе в ближайшие года три, прежде чем ребенок сможет пойти… в Академию. Ирука снова внутренне содрогнулся, представив, какую наследственность получит их ребенок, и с какой долей вероятности он также пойдет по их стопам, а если точнее, по стопам а-отца. У него аж сердце заныло, когда он представил, что его гипотетический (впрочем, уже вполне реальный) ребенок должен будет тренироваться до изнеможения, сражаться, убивать, терять близких ему людей. Мир шиноби слишком жесток, и он не хотел бы своему ребенку такой жизни. Конечно, на данном сроке это всего лишь сгусток клеток внутри его тела, и Ируке решать, суждено ли ему стать нечто большим. И кто же знал, какое решение — верное?

***

Анализы крови подтвердили беременность, а последующее УЗИ определило срок — пять недель. Зачатие, как и предполагал Ирука, произошло в течку. Из больницы он вышел на ватных ногах, чувствуя себя так, словно его ударили обухом по голове. На следующий день он, поколебавшись, купил в аптеке нужный препарат, но отложил его. Медикаментозный аборт можно сделать до восьмой недели, и у него оставалось еще немного времени. Но для чего? Чтобы еще раз все обдумать? Зачем, если он, как уверил он сам себя, все уже решил? Умом он понимал, что все его доводы — адекватные и весомые, но сердце рвалось от одной мысли о том, что он собирается сделать. Было отчего-то больно, словно Ирука собственными руками ломал крылья своей давней, робкой мечте ради настоящего и будущего, где ей места, как он считал, не было. На работе он старался вести себя как обычно, и это ему вполне удавалось, а если кто-то и замечал его растерянность и подавленность, то он мог оправдаться тем, что скучает по Какаши и волнуется за него. А волноваться было из-за чего — неделя уже заканчивалась, а его отряда все не было и не было. И никаких вестей от него тоже не было. Ирука не знал точно, какого характера должна была быть миссия, но он знал, что она должна была занять пару дней, не больше. — Не переживай, я уверен, с ними все хорошо, — успокаивал его Изумо, а Котетсу кивал, хотя они оба сами не особо верили в то, о чем говорят. Ирука вяло улыбался и соглашался, что они правы, и это все, что ему оставалось. Во всяком случае, он не мог ничего сделать для того, чтобы Какаши вернулся быстрее. Только бы вернулся. Тревожность сжимала свои тиски все сильнее, отчего Ирука чувствовал себя еще хуже. Через неделю тишины и неопределенности, когда уже официально было признано, что отряд задерживается, и беспокоиться начали уже все, Ирука стоял в кабинете хокаге. — Пожалуйста, вы можете послать за ними хотя бы группу разведки? Третий выпустил струю дыма, посмотрев на него из-под полы касы. За окном догорал закат, и наступали сумерки. — Ирука, я понимаю, что ты беспокоишься за них, но сейчас мы пока не можем ничего сделать. В деревне мало свободных шиноби, мы не можем рисковать. — Но ведь с ними что-то случилось! — воскликнул Ирука, нарушая спокойствие, в которой обычно пребывала резиденция. — Они должны были вернуться больше недели назад. — Нам остается только ждать. — А если они не вернутся и через неделю? Через две? Что вы будете делать? — Ирука, — Третий выдохнул еще одну струю, и та, клубясь, медленно взвилась вверх к потолку, оказывая гипнотическое воздействие. — Отрядом руководит Какаши. Я верю в него и в его силы. Тебе тоже стоит в него поверить, все-таки, ты должен его знать. Ирука выдержал взгляд старика, но больше ничего не сказал, лишь коротко кивнул, прежде чем покинуть кабинет.