The King's Dancer | Танцор Короля

Не успел Се Лянь и глазом моргнуть, как Хуа Чэн уже обнимал его, крепко прижимая спиной к своей груди. Он перекинул одну ногу через чужие бедра и снова прижался к его шее. На этот раз омега постарался контролировать свои мысли и расслабился в объятиях. Сань Лан обнял еще крепче, и в его груди раздалось приятное урчание. Когда Се Лянь вошел в покои, они уже были заполнены запахом корицы, и беспокойство в нем трудно было не заметить. Однако теперь, когда Хуа Чэн был так близко и обнимал его, запах постепенно терял кислинку, что несказанно радовало омегу. — Сань Лан… Я не боюсь тебя. Никогда не думай, что я могу тебя бояться. Пожалуйста. Этого никогда не случится, — тихо попытался успокоить мужчину, за что его обняли еще крепче. Хуа Чэн ничего не ответил, и Се Лянь решил, что тот просто не может этого сделать. Он мог судить только по своему опыту, но знал, что альфу переполняли самые разные чувства и желания до такой степени, что он был способен издавать только самые примитивные звуки, например, скулить. Хуа Чэн не мог составить ни слова, ни тем более предложения, и омега полагал, что Сань Лан столкнулся с той же проблемой. Хуа Чэн продолжал обнимать и прижимать его к себе некоторое время, что, честно говоря, было довольно приятно и приводило Се Ляня в гораздо более спокойное состояние духа. Однако через некоторое время альфа поднял руку, чтобы ослабить чужой воротник, и довольно грубо потянул его за плечо, что немного испугало Се Ляня, но когда мужчина продолжил его обнимать, он не увидел причин для беспокойства и позволил себе расслабиться. Се Лянь не был настолько наивным, чтобы думать, что Хуа Чэн проведет остаток времени в своем гоне, обнимая его вот так; у альфы, несомненно, были и другие желания, о которых нужно было позаботиться, но омега справится с этой ситуацией, когда она произойдет. Уйти он тоже не мог — слишком велики были шансы испортить их отношения, чего он бы не хотел. В конце концов, для Хуа Чэна это было бы не просто уходом, а тем, что его бросили в трудную минуту. И даже если рациональная часть могла бы понять, почему Се Лянь ушёл в такой ситуации, его внутренний инстинкт до конца жизни говорил бы ему, что бывшему принцу нельзя доверять, не полностью, и на него нельзя положиться, не в критических ситуациях. Омега не хотел, чтобы до этого дошло. Се Лянь слегка подпрыгнул, когда Хуа Чэн перестал гладить его и начал целовать плечо. Решив, что это все равно нормально, он не стал протестовать и позволил ему ласкать себя столько, сколько тот захочет. Это… как-то на него подействовало, и Се Лянь начал думать, не придется ли ему в какой-то момент начать декламировать сутру этики, дабы сохранить ясность ума. Хуа Чэн продолжал целовать его плечо, и это продолжалось довольно долго, а небо тем временем совсем потемнело. Се Лянь солгал бы, если бы сказал, что ему не понравилось внимание альфы, за что он чувствовал себя немного виноватым. Разве он не воспользовался Хуа Чэном, хотя бы немного? Из-за чувства вины он старался не реагировать на действия альфы, каким бы сложным ни было испытание. В конце концов, палец Сань Лана позволил себе щелкнуть по соску Се Ляня, а затем поиграть с ним, и, вздрогнув от неожиданности и вернувшегося с новой силой проклятого чувства в нутре, Се Лянь понял, что именно здесь он должен провести черту. Сначала он начал мысленно читать сутру этики, затем схватил Хуа Чэна за запястье, чтобы отвести его руку от своей груди, а после перевернулся на спину, чтобы лучше видеть альфу. К сожалению, Хуа Чэн воспринял это как приглашение, а поскольку его нога уже была перекинута через обе ноги Се Ляня, получилось так, что он навис над ним. Оказавшись над омегой, он снова наклонился, несомненно, для того, чтобы снова поцеловать его, только на этот раз в губы. Однако у Се Ляня были быстрые рефлексы, и он успел прикрыть рот короля свободной рукой, прежде чем тот достиг его рта. Это заставило альфу выглядеть довольно подавленным и очень смущенным. Се Лянь мог это понять. — Сань Лан… не так, — сказал он, прекрасно понимая, что не получит никакого разумного ответа. Правда, Хуа Чэн заскулил и снова прижался к нему лицом, но гораздо более нерешительно, чем раньше. Это было больше похоже на легкое подталкивание его руки, и Се Лянь не мог не улыбнуться. Отпустив запястье Его Величества, он нежно погладил его по голове, чтобы показать, что не отвергает его. — Ты хочешь меня поцеловать? — спросил он, на что мужчина решительно кивнул. — Я тоже хочу тебя поцеловать, — сказал Се Лянь и тут же покраснел. Это не было ложью, но сказать об этом так прямо было трудновато. Хуа Чэн склонил голову набок, выглядя озадаченным. Что было справедливо. — Но ведь это будет наш первый поцелуй, верно? — спросил он, на что другой с готовностью кивнул. — Но у тебя же сейчас гон. И ты можешь потом не вспомнить наш первый поцелуй, — объяснил Се Лянь. Он очень этого не хотел. Если они поцелуются, то оба должны помнить об этом. Услышав это, лицо короля поникло, и он стал выглядеть совершенно подавленным. — Ты все еще можешь целовать мои плечи, Сань Лан. Я не против, — подбодрил его омега. Это сработало слишком хорошо, потому что как только Се Лянь сказал, что не возражает, Хуа Чэн разорвал его халат и обнажил весь живот. — Не… это не значит… Сань Лан! — укорил он, но не смог удержаться от хныканья. Этот человек действительно был слишком большим! Поняв, что он чем-то не угодил омеге, Хуа Чэн опустился на него сверху и снова принялся ласкать чужую шею. Се Лянь не мог не вздохнуть. В целом, альфа вел себя гораздо послушнее, чем он ожидал. Пока Хуа Чэн снова принялся его тискать, Се Лянь занял себя тем, что гладил альфу по волосам и читал сутру. Он сильно сомневался, что ему есть чего ожидать плохого от короля, даже во время гона, но все же лучше, если один из них будет сохранять ясность ума. Се Лянь знал, что Хуа Чэну никак не обойтись без… без завязывания узла, и сколько бы ни думал об этом, он не мог дать Хуа Чэну заслуженное уединение, в котором тот нуждался, не оставив его одного. А он все еще отказывался это делать. К тому же, учитывая, насколько навязчивым был этот альфа во время гона, Се Лянь сильно сомневался, что в ближайшие несколько дней ему будет позволено выходить из-под контроля короля, что ставило его в довольно неловкое положение. Вздохнув, Се Лянь решил подумать об этом завтра, когда не сможет больше подавлять зевоту. В конце концов, было уже довольно поздно. Хуа Чэн заметил, что он зевнул, и надул губы, после чего поцеловал Се Ляня в челюсть и слез с него, но только для того, чтобы подхватить того на руки и переместить на кровать. Се Лянь не сопротивлялся, пока они оба не оказались под одеялом в той же позе, в какой начали на полу. Единственное отличие заключалось в том, что на этот раз он лежал лицом к груди альфы. Се Лянь в основном доверял Хуа Чэну, но спать в объятиях альфы, который находился в середине своего гона, было крайне глупо. Именно поэтому он почувствовал необходимость еще раз прояснить ситуацию для мужчины. Подняв голову, осторожно положив руку на щеку альфы и слегка начав поглаживать ее, дабы усыпить бдительность, он заговорил: — Сань Лан… я буду спать здесь… но ты должен мне кое-что пообещать. В груди Хуа Чэна заурчало, что Се Лянь воспринял как согласие, а его глаз с чрезвычайно широким зрачком пристально посмотрел на омегу. — Мы можем обниматься, и ты можешь поцеловать мое плечо… только… не делай ничего такого, чего не делал раньше, хорошо? Обещаешь? Взгляд Хуа Чэна стал удрученным, он сердито зарычал, но при этом крепче прижал к себе Се Ляня, так что омега решил, что это все еще было своего рода неохотное согласие. Бывший принц облегченно улыбнулся и, не задумываясь, поцеловал открытую часть груди Хуа Чэна, после чего тот сразу же покраснел и спрятал лицо в этой самой груди, хныча от смущения. По крайней мере, после этого ворчание Сань Лана превратилось в довольное мурлыканье, и Се Лянь подумал, что, возможно, это того стоило. *** Следующий день начался достаточно мирно. Хуа Чэн остался верен своему слову и в основном просто продолжал ласкать Се Ляня, хотя на этот раз с добавлением запаха. Омега не возражал против этого, и Сань Лан, казалось, стал намного более… расслабленным. Только во второй половине дня ситуация стала ухудшаться. Хуа Чэн отстранился от плеч Се Ляня и начал целовать его грудь и живот. И все бы ничего, если бы все так и оставалось. Се Лянь не сразу это осознал, но в конце концов даже он понял, что область, которой Хуа Чэн уделял много нежного внимания, была вокруг его пупка; именно та область, которая… округлится… если он когда-нибудь… забеременеет. Как только Се Лянь уловил эту маленькую деталь, его лицо невероятно потемнело, и он не мог не скрыть этого. Он знал, что Хуа Чэном сейчас движут исключительно инстинкты, а самоконтроль очень слаб, и понимал, что для инстинкта альфы нет ничего более естественного, чем желание… размножаться. Поэтому Сань Лан вел себя так, что в этом был смысл, но все же… Они еще даже не целовались! И не собирались, по крайней мере, в ближайшие несколько дней! Се Лянь не знал, как долго Хуа Чэн занимался тем, что гладил и целовал его живот, но в конце концов, возможно, неизбежно, он спустился ниже и приник к паху. Омега увидел бы это, если бы не был занят в тот момент тем, что прикрывал руками свое смущённое лицо; не заметив этого, танцор дернулся от неожиданного прикосновения, нечаянно ударив альфу коленом по голове, что, неудивительно, заставило того зарычать на него в крайнем недовольстве. — Прости! — тут же воскликнул Се Лянь, уже сидя. Он протянул руку, чтобы проверить, действительно ли нанес какой-то ущерб, но в тот момент, когда его рука приблизилась к Хуа Чэну, тот огрызнулся. Глаза омеги расширились, и он тут же притянул руку к себе. Он не ожидал такой быстрой перемены в поведении, но в этом был смысл. Альфа во время гона изначально был агрессивным, и королю, вероятно, потребовалась вся сила воли, чтобы оставаться таким же послушным, но его контроль, должно быть, ослаб в тот момент, когда бывший принц случайно пнул его. Он действительно совершил огромную ошибку. — Сань Лан… — осторожно произнес он, но в ответ на это получил угрожающее рычание. В тот момент Се Лянь понял, что вся рациональность, должно быть, покинула альфу, и поэтому попытки поговорить с ним будут совершенно бесполезны. У него оставался только один выход. Омега не был уверен, что они знают друг друга достаточно хорошо, чтобы это сработало, или что все закончится еще большим недопониманием, но это был единственный вариант, который у него был в данный момент. Се Лянь жалобно заскулил, опустил голову, поднял плечи, и его глаза забегали по сторонам, как будто он не мог прямо смотреть на короля. На мгновение рычание прекратилось, но затем началось снова, и на этот раз Хуа Чэн даже оскалил зубы. Бывший принц удивился, что сделал не так, но только через секунду понял, что, хотя он и сожалеет о том, что ударил Сань Лана коленом, он не настолько сожалеет, чтобы это отразилось на его запахе. Это было нормально, так как при обычных обстоятельствах это не было бы такой уж большой проблемой. Но теперь я еще больше оскорбил Сань Лана, показавшись неискренним, — понял он. Все идет не так уж хорошо, — с горечью подумал омега. И как только он об этом подумал, Хуа Чэн сделал выпад вперед и сильно толкнул в плечи Се Ляня на матрас, а затем не слишком нежно укусил его за нос, что было не очень приятно, но танцор решил, что это справедливое наказание в данной ситуации. Однако Сань Лан, очевидно, еще не закончил, — понял он и немного забеспокоился. Альфа разорвал его верхнюю одежду на две половинки, которые потом небрежно выбросил, а после грубо стянул с Се Ляня штаны. Понимая, что происходит, и почему это происходит, Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать. Хуа Чэн, должно быть, проделал чертовски большую работу, сдерживаясь в течение стольких часов, так что теперь, когда контроль ослаб, он сломался и чтобы восстановить этот контроль, ему требовался по крайней мере один узел. Хуже того, Се Лянь не только ударил альфу, но и оскорбил его своими неискренними извинениями, так что инстинкты подсказывали Сань Лану, что нужно утвердить свое превосходство, показать, кто здесь хозяин, и поставить омегу на место. Осознав все это, Се Лянь прекрасно понимал, что происходит. Однако, хоть он и был обеспокоен, шокирован и немного напуган тем, как далеко зайдет Хуа Чэн, ему не было страшно, даже сейчас, будучи обнажённым под альфой. Что при нормальных обстоятельствах Се Лянь посчитал бы хорошей вещью. Однако омега знал, что глубоко внутри этого дикого альфы Сань Лан все еще остается самим собой. А из того, что он знал о нем до сих пор, мало кого он оберегал больше, чем Се Ляня. И, если память не изменяет, мужчина был до крайности удивлен, когда подумал, что Се Лянь боится его, когда впервые отнес его в лазарет. Осознав, почему Хуа Чэн оставил его вчера в ванной, у Его Высочества были все основания полагать, что, если он сможет заставить альфу поверить в то, что он боится его, тот быстрее вернет себе контроль над ситуацией? Это означало, что Се Лянь хотел помешать Хуа Чэну и сделать то, о чем, несомненно, будет сильно сожалеть, когда гон альфы закончится. Ему нужно было обмануть Сань Лана, чтобы тот подумал, что Се Лянь в полном ужасе от перспективы заняться с ним сексом в таком виде. К тому времени, как Се Лянь пришел к такому выводу, Хуа Чэн уже стягивал с себя штаны, и омега понял, что нужно действовать быстро. Поэтому он начал думать о связи, но не с Сань Ланом; он представил себя в точно такой же ситуации с другим альфой, который одичал, которому он не мог сопротивляться, который не только разводил бы его, но и насильно связал, который был бы агрессивным, и делал бы все это еще более болезненным, физически и психически, чем было при нормальных обстоятельствах. Представив себе такой сценарий, Се Лянь закрыл глаза, поэтому не заметил, как Хуа Чэн сделал паузу в своих действиях, но когда он почувствовал, что внушил себе здоровый страх, то нерешительно открыл глаза. Сейчас, видя ситуацию, Се Лянь почти пожалел, что не выбрал другой вариант, и подумал, что надо было просто вырубить альфу. Он действительно не хотел причинять Хуа Чэну еще больше боли, чем уже сделал, ударив его по голове, но сейчас это казалось лучшей альтернативой. Се Лянь, честно говоря, готов был расплакаться. Альфы не было видно ни на кровати, ни в ближайшем окружении. Се Лянь знал, что король не выходил из покоев, потому что обязательно услышал бы поднявшуюся суматоху. Это означало, что альфа прячется. Скорее всего, от стыда, если он вообще знал Хуа Чэна. — С-сань Лан? — спросил он, но ответа не получил. Ни рычания, ни скуления… ничего. Забеспокоившись, Се Лянь убедился, что окно по-прежнему закрыто. — Сан Лан… где ты? — спросил он, зная, что не получит ответа. Но это было плохо. Очень, очень плохо. Альфы были уязвимы, несмотря на всю свою напускную важность, во время гона. Все это знали. Загнать альфу в укрытие в такое время было… довольно вредно для его психического здоровья. — Сань Лан! — громко позвал он, в результате чего дверь отворилась, и старший генерал Пэй просунул голову в маленькое отверстие. Прежде чем Се Лянь успел смутиться, или генерал что-то сказать, из-за края кровати раздался демонический рык, и омега не сомневался, что когда Хуа Чэн набросился на генерала, у него было честное намерение убить. Старший генерал Пэй, видимо, подумал о том же, потому что быстро закрыл дверь, прежде чем король успел дойти до нее, и так же быстро запер ее снова. Се Лянь изо всех сил старался не заплакать. У Хуа Чэна был самый ужасный гон, который только может быть у альфы, и все из-за него. Он не мог дать ему разрядку, в которой тот действительно нуждался, и заставлял его сдерживаться, он случайно ударил и оскорбил его; настолько подорвал его уверенность в себе, что заставил его прятаться и думать, что он боится его, а теперь, из-за того, что позвал его, он даже заставил другого альфу вторгнуться в его личное, интимное пространство с его омегой, и позволил этому альфе увидеть себя обнаженным. И теперь Хуа Чэн колотил в дверь с такой силой, что Се Лянь опасался, как бы он не пробил в ней дыру кулаками. От этого болели руки, но Сань Лан этого не замечал, потому что сходил с ума от ревности. Се Лянь не выдержал и разрыдался. Он очень, очень старался остановиться, как только начал, потому что совершенно не хотел напрягать Хуа Чэна еще больше, чем тот уже находился в уязвимом состоянии, но ничего не мог с собой поделать. Слезы просто не останавливались. Пока Се Лянь изо всех сил пытался взять себя в руки, Хуа Чэн уже заметил, что его омега плачет, и тут же прекратил штурм двери, хотя и не стал подходить к кровати. И в этом, как понял танцор, была и его вина. Он чувствовал себя таким невероятно виноватым, что заплакал ещё сильнее. И он видел, как заметно напрягся Сань Лан, все еще не решаясь подойти к омеге, и только скулил. Это был такой страдальческий звук, что у Его Высочества разрывалось сердце, и он решил, что к черту все, и протянул руки к мужчине. Альфа колебался, но стоило Се Ляню еще раз всхлипнуть, как он бросился к нему в объятия и начал осыпать его голову поцелуями, при этом стараясь не целовать чужие губы. Это вызвало новый приступ рыданий у омеги, потому что он снова осознал, как хорошо Сань Лану с ним, и обнял альфу так крепко, как только мог. — Мне жаль, — прошептал; он действительно был невероятно раскаян. Он не беспокоился о том, что это отразилось в запахе, Хуа Чэн должен был уловить его искренность в этот раз. Альфа оставался спокойным, и даже начал урчать в груди, чем невероятно успокоил Се Ляня. Омега зарылся головой в эту грудь и заставил себя успокоиться. Он очень, очень не хотел, чтобы Сань Лан переживал еще больше. Как только ему удалось перестать плакать, Се Лянь отстранился от груди Хуа Чэна и взял голову альфы в свои руки, чтобы заставить его сделать перерыв в поцелуях. Затем наклонился вперед и поцеловал мужчину в лоб, потому что действительно не знал, что еще сделать, и потому что думал, что это должно передать то, что он не мог сказать словами прямо сейчас. Хуа Чэна это, похоже, успокоило, напряжение в плечах ослабло, и он обнял пару за талию, делая это так же крепко, как раньше обнимал его Се Лянь. Только тогда Се Лянь вспомнил, что оба они по-прежнему обнажены, и от нахлынувшего смущения ему показалось, что голова вот-вот взорвется. Ведь они прикасались друг к другу… там, внизу. Се Ляню пришлось заставить себя не вырываться из объятий Хуа Чэна, потому что ущерб, который это могло бы причинить, был слишком велик, но он все же хныкал, и альфа уловил, что заставило омегу снова расстроиться. Поэтому он отпустил его, схватил слой своей одежды и плотно завернул в него Се Ляня, используя вещь скорее как одеяло, чем как одежду. Закончив, он толкнул омегу, чтобы тот лег на спину, а сам — на него, снова прижимаясь к чужой шее. Се Лянь вздохнул с облегчением и пожалел, что его руки не просунуты в одежду, и что он не мог обнять и погладить Хуа Чэна по волосам, но, увы, даже чуть пошевелить рукой было почти невозможно. Поэтому он сдался и принялся заново прокручивать в голове сутры по этике с самого начала, потому что совсем забыл о них, как только все пошло наперекосяк. Се Лянь укорял себя, что ему действительно нужно улучшить свою психическую устойчивость. Хуа Чэн продолжал целовать чужую шею до конца дня и ни разу не попытался прикоснуться к омеге в других местах, но Се Лянь видел, что ему было трудно сдерживаться. К тому времени, как на улице стемнело, Сань Лан вспотел от усилий, которые прилагал, чтобы сдерживаться, и Се Лянь не мог больше смотреть на это. — Сань Лан… — начал он, не зная, что сказать. Альфа отстранился и посмотрел на него, в его взгляде было почти столько же боли, сколько и решимости. Это снова разбило сердце Се Ляня. — …Тебе больно, — в конце концов, сказал он. Хуа Чэн упрямо покачал головой. — Ты мог бы… Я имею в виду, тебе бы помогло, если бы ты прижался к матрасу? Или еще что-нибудь? — спросил он, и снова почувствовал, что лицо стало на несколько тонов темнее. Король снова покачал головой. — Ты боишься, что я снова испугаюсь, если ты это сделаешь? Все тело Хуа Чэна напряглось, но он отрывисто кивнул. — Обещаю, что не испугаюсь. Но если ты продолжишь полностью подавлять свои желания, я буду волноваться. Ты хочешь, чтобы я волновался за тебя? Хуа Чэн поджал губы, но покачал головой. — Тогда, пожалуйста… сделай хотя бы это, если думаешь, что оно может помочь. Я не буду бояться. Я поклянусь в этом своей жизнью. Хуа Чэн все еще выглядел растерянным, но в конце концов просто сдвинул бедра и ноги в сторону, как можно дальше от Се Ляня, прижал голову к его шее и начал вбиваться в матрас. Сначала он колебался, но когда запах омеги не изменился, стал более уверенным и дал себе волю. Се Лянь почувствовал огромное облегчение, потому что никогда не слышал историй о том, как альфа до такой степени подавлял свои желания, и не знал, может ли быть вредно не высвобождаться во время гона, или это как течка. В любом случае, он не хотел рисковать. Хотя ситуация и была неловкой, но Се Лянь все же предпочел ее катастрофе, которая произошла ранее, и наконец смог немного расслабиться. Хуа Чэн действительно сумел кончить, просто касаясь матраса, но даже после этого он все еще потел, и, случайно взглянув вниз, Се Лянь понял, что это вряд ли сильно помогло. После этого альфе все же удалось заснуть, но теперь танцор задавался вопросом, как же они собираются дожить до завтра.