The King's Dancer | Танцор Короля

Получив поцелуй, Се Лянь первым делом мурлыкнул, к своему ужасу. В покоях все еще были другие люди! Как неприлично! Он тут же остановился, чем вызвал у Хуа Чэна тихий смех. Он даже подмигнул Се Ляню, как будто тот был маленьким ребенком! — Сань Лан, — смущенно проскулил Се Лянь и спрятал лицо в ладонях. Хуа Чэн снова хохотнул, а затем придал своему лицу более серьезное выражение. — Верно. Думаю, на сегодня ты закончил танцевать. Музыканты могут уходить, — приказал он, и Се Лянь тут же услышал шарканье за ширмой. Однако у него не хватило духу встретиться с ними взглядом, и он остался сидеть на месте, пряча лицо, пока не услышал, как дверь закрылась, хотя они очень вежливо пожелали королю спокойной ночи. — Согласен, думаю, у меня будет очень хорошая ночь, — усмехнулся Хуа Чэн, как только они остались в покоях одни. Прежде чем Се Лянь успел прокомментировать это, Хуа Чэн откинулся назад, упираясь спиной в спинку дивана, и потянул омегу за собой, в результате чего он оказался вровень с альфой. Если раньше Хуа Чэн старался не подпускать Се Ляня слишком близко к своей груди, то теперь, похоже, его это совершенно не волновало. И хотя лежать на Сань Лане было очень удобно, Се Лянь все же немного приподнялся просто потому, что хотел посмотреть на лицо альфы. Он не ожидал, что за это время лицо короля станет таким мягким, и почувствовал, что его завораживает выражение… чистого… обожания… на его лице. Омега почувствовал, что его лицо потемнело, но ему было так приятно, что на него так смотрят, что он не мог заставить себя отвести взгляд. Се Лянь и сам не заметил, как медленно наклонился к Хуа Чэну, так как их носы соприкоснулись. Просто… выражение его лица — это одно, но были еще и губы, которые каким-то образом потеряли всю свою мрачную твердость, и выглядели такими невероятно мягкими. Се Лянь хотел потрогать их, чтобы убедиться, действительно ли они такие мягкие, как выглядят, и поскольку нежное выражение лица Хуа Чэна заворожило его, он решил, что это хорошая идея — коснуться губ альфы своими. Прежде чем Се Лянь успел переключить свой мозг в рабочий режим, он наклонился вперед, чтобы преодолеть последнее расстояние между ними, и слегка прижался губами к губам Сань Лана, несколько нерешительно. Глаз Хуа Чэна тут же закрылся, и он без колебаний поцеловал его в ответ, так же нежно, как омега начал поцелуй. Однако именно это легкое движение губ альфы вывело Се Ляня из ступора, в котором он находился, и все его разумные доводы с новой силой ворвались в мозг. Таким образом, Се Лянь быстро откинулся назад, задохнулся от ужаса, вскочил с дивана, крикнул Хуа Чэну слишком громкое «прости!» и побежал к двери так быстро, как только могли нести его ноги, выкрикивая по пути свои извинения. Се Лянь все еще кричал разные варианты «извини» и «прости», когда уже спустился на второй этаж, как вдруг две сильные руки обхватили его сзади за талию и сжали в железную хватку, не давая вырваться. Се Лянь был настолько выбит из колеи и впал в отчаяние от необдуманного поступка, что даже застонал и попытался вырваться из хватки Хуа Чэна. Однако альфа не отпустил его, а после изумленного «гэгэ!» снова зарычал на него, но лишь на мгновение, а затем перешел на урчание, вибрацию которого Се Лянь почувствовал спиной, так как Хуа Чэн прижимался к нему грудью. Се Лянь не хотел успокаиваться, он вел себя слишком непристойно; рассудок бросил его в тот момент. Однако он ничего не мог поделать с тем, что действия альфы невероятно успокаивали его, и уже через несколько мгновений он не мог не расслабиться, прижавшись к Хуа Чэну. Даже его крик превратился в тихое мяуканье. — Гэгэ, — сказал Хуа Чэн, когда прошло еще немного времени. — Почему ты убежал? — Разве это не очевидно?! Я-я… я поцеловал тебя! — воскликнул Се Лянь, и единственная причина, по которой он не впал в истерику, заключалась в том, что альфа начал чувствовать его запах. Хуа Чэн хмыкнул. — Ты видел, как я жаловался? — мягко спросил он. — Н-нет… — вынужден был признать Се Лянь и, наконец, смог унять дрожь. — Видишь? Я думаю, что больше всего на свете гэгэ поразил сам себя. Я не прав? — спросил Хуа Чэн, как всегда проницательно. Теперь, когда Се Лянь как следует успокоился, он был вынужден признать, что король прав, и покраснел еще сильнее. — Ты не ошибаешься, — пробормотал Се Лянь. Прежде чем Хуа Чэн ответил, он слегка подтолкнул Се Ляня и развернул его в своих объятиях, но не отпустил. — И гэгэ… ты помнишь, что я сказал тебе, что я чувствую, когда ты убегаешь от меня? Се Ляню даже не нужно было думать, чтобы вспомнить это. — Мне жаль, — прошептал он. — Нет необходимости извиняться. Я просто хотел убедиться, что ты все еще помнишь, и попросить тебя не забывать об этом. — Я постараюсь, — ответил Се Лянь, чувствуя, что теперь снова спокоен. — Мне очень жаль, что я так себя вел сейчас. — Это не проблема, гэгэ, — улыбнулся Хуа Чэн и поцеловал его в лоб, а потом в висок. Се Лянь отчасти ожидал, что мужчина снова поцелует его в губы, но тот этого не сделал, и это немного разочаровало омегу. В конце концов, он не то чтобы не хотел поцеловать его как следует, просто был слишком удивлен своими собственными действиями. Се Лянь не знал, какое выражение было у него на лице, когда понял, что Хуа Чэн не поцелует его еще раз в губы, но, очевидно, это заставило глаз короля озорно блеснуть. — Гэгэ чем-то недоволен? — спросил он с притворной невинностью. — Мы можем… мы можем попробовать еще раз? — спросил Се Лянь. Он был настроен решительно, но все еще стеснялся этого вопроса. К счастью, Хуа Чэн смилостивился над ним и больше не дразнил его. — Обещает ли гэгэ больше не убегать, если мы это сделаем? — серьезно спросил он. — Я буду стараться изо всех сил, — нервно пообещал Се Лянь. Хуа Чэн не выглядел очень убежденным, но притянул Се Ляня еще ближе к себе, а затем положил одну из своих рук на чужой затылок. Се Лянь так нервничал, что его сердце едва не вырывалось из груди, и он был уверен, что Хуа Чэн тоже это чувствует. В попытке успокоить нервы он ухватился за одежду короля над своей грудью. — Ты уверен? — спросил Хуа Чэн, выглядя обеспокоенным. — Уверен, — без колебаний ответил Се Лянь. Он знал, что хочет этого. Просто нервничал, потому что никогда не делал этого раньше. Хуа Чэн посмотрел на него еще раз долгим взглядом, а затем, наконец, начал наклоняться, хотя и очень медленно. Когда их носы уже почти соприкоснулись, Хуа Чэн остановился, давая Се Ляню все шансы отстраниться, если он не хочет этого. Однако это произвело обратный эффект, и Се Лянь стал почти нетерпеливым. Однако он не решался двигаться, боясь снова все испортить. Не выдержав напряжения, Се Лянь закрыл глаза, надеясь, что если не видеть красивое лицо Хуа Чэна так близко, то это облегчит его состояние. Казалось, что прошла целая вечность, но на самом деле прошло лишь мгновение, когда Хуа Чэн наконец прижался губами к губам Се Ляня. Он был нежным, мягким, ласковым и осторожным, но при этом доминировал, как альфа, который точно знал, что делает, и каким-то образом эта уверенность помогла Се Ляню ответить на поцелуй, как только он мог. Он прижался к губам Сань Лана и, скользнув руками по плечу альфы, обнял его за шею. Он почувствовал, как Хуа Чэн улыбнулся в ответ на поцелуй, и только потом немного отстранился, но теперь, когда Се Лянь больше не бился в истерике, он не хотел так быстро прекращать поцелуй и потянулся за ним. К счастью, Хуа Чэн заметил это и позволил еще один затяжной поцелуй, за которым последовал еще один, а затем еще один. Когда Се Лянь в конце концов перестал бегать за губами Хуа Чэна, альфа с нежностью усмехнулся. — Кто бы мог подумать, что гэгэ окажется таким жадным, — мягко поддразнил он, нежно улыбаясь. Се Лянь почувствовал, как его лицо снова покраснело, и спрятал его в груди Хуа Чэна с воплем «Сань Лан!». Хуа Чэн захихикал, звучало это невероятно счастливо. — Конечно, гэгэ может быть таким жадным, каким захочет. Этот Сань Лан никогда не будет жаловаться, — сказал он и поцеловал Се Ляня в макушку. Конечно же, омега не мог не улыбнуться. — Может, сегодня ляжем спать пораньше, а? — спросил король, когда они еще несколько минут обнимались. Как только Се Лянь кивнул, Хуа Чэн повел его в свою спальню, ту самую, в которой произошла та катастрофа с гоном. Однако в тот раз Се Лянь был настолько поглощен происходящим и своими мыслями, что даже не уделил ни секунды на осмотр покоев. А жаль, ведь они были поистине достойны короля. В соответствии с уникальным стилем Хуа Чэна, вся мебель была из черного лакированного дерева, кровать и диван имели темно-красное постельное белье и подушки, а также портьеры в случае с кроватью. На каждом предмете мебели была декоративная резьба, серебряная и невероятно красивая на вид. Здесь было уютно и романтично, несмотря на слегка навевающее чувство. Се Лянь очень удивился, почему альфа выбрал для себя такую жуткую эстетику, но спрашивать не стал, не желая показаться грубым. Однако когда он увидел человеческий череп, служивший курильницей для благовоний, по позвоночнику Се Ляня пробежала дрожь, и он не мог не обратиться к Хуа Чэну. — Почему… почему у Сань Лана в покоях череп? Как только вопрос был задан, выражение лица Хуа Чэна стало несколько ужасным; он зловеще, почти извращенно ухмыльнулся, оскалив острые зубы и холодно глядя в глаза. Это выражение не оставляло у Се Ляня никаких сомнений в том, что альфа может стать именно тем, о ком предупреждал Гоши. — О, это? Я решил проявить милосердие и хоть раз сделать пустую голову Цзюнь У полезной, пусть даже только в его загробной жизни. Если гэгэ сочтет это неприятным, мы сможем ее выбросить, — сказал Хуа Чэн, и к тому времени, как он закончил фразу, его лицо снова стало мягким и нежным. Эта перемена была несколько пугающей в своей внезапности. — Я… Это твои покои. Я не скажу тебе ничего выбрасывать, — ответил Се Лянь. Он чувствовал, что должен быть более осторожным с Хуа Чэном после того, как увидел его внезапную перемену в лице, но… в глубине души ему казалось неправильным быть осторожным с этим альфой, и омега решил, как обычно, прислушаться к своему чутью. Хуа Чэн с весельем посмотрел на него, затем подошел к курильнице, вытащил уже сгоревшие палочки благовоний, поднял череп и подошел к окну. Он открыл его и выбросил череп наружу. Увидев, что Се Лянь смотрит на него с совершенно изумленным лицом, Хуа Чэн рассмеялся. — Завтра к утру все будет убрано, не волнуйся. Я признаю, что это было немного некрасиво — иметь что-то подобное в моей спальне. Гэгэ был полностью прав, когда хотел, чтобы это убрали. Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать; всё-таки, кто может вынести такое неуважение к мертвым? В конце концов, он решил, что лучше вообще забыть об этом эпизоде, и резко сменил тему. — Ты можешь помочь мне снять аксессуары? — Конечно, гэгэ. Когда все было улажено, они оба с готовностью улеглись в постель. Кровать была красивой, темно-красные портьеры были в изобилии, и, ложась на нее, он словно попадал в логово атласа и мягких тканей, которые были удобны и очень приятны на открытых участках кожи. Это также давало ощущение уединения и близости, и Се Ляню это очень нравилось. С тех пор, как он видел ее в последний раз, она сильно изменилась. Хотя он не обратил особого внимания на то, что было во время гона Хуа Чэна, он ясно помнил, что портьеры не закрывали кровать так сильно, как сейчас. Если бы они тогда были такими же, как и сейчас, то Се Лянь никак не мог бы увидеть, как старший генерал Пэй просовывает голову. — Что-то не так, гэгэ? — спросил Хуа Чэн, забравшись следом за ним на кровать. Се Лянь отодвинулся к стене. — Вовсе нет. Мне просто интересно, почему кажется, что сейчас здесь больше штор, чем раньше, — объяснил Се Лянь. — Потому что так и есть. У гэгэ, как всегда, острый глаз. Но я вынужден тебя разочаровать, у меня нет никакой особой причины, почему я добавил их больше. Просто захотелось, — усмехнулся Хуа Чэн и накинул одеяло на них обоих. — Тебе не нравится? Если это слишком много для гэгэ, я могу убрать часть из них снова. Се Лянь быстро покачал головой. — Нет. Мне очень нравится… здесь очень уютно. — Я тоже так думаю, — согласился Хуа Чэн и притянул Се Ляня ближе к себе. Се Лянь повернулся на бок и прижался к Хуа Чэну, а затем поднял руку, чтобы коснуться его щеки, но случайно задел пальцами повязку на глазу. — Мне очень жаль, — тут же извинился он. — Было больно? — спросил он, потому что не знал, какой недуг заставил альфу прятать глаз. — Вовсе нет. Этот глаз не причиняет мне боли, гэгэ, — тихо сказал Хуа Чэн. Се Лянь не поверил бы ему, если бы не почувствовал искренность в его запахе. — Если… если с твоим глазом все в порядке, то почему ты носишь повязку? Наверняка это не может быть удобно? — с любопытством спросил. Он не знал, не задел ли этим вопросом какую-то больную точку, но был уверен, что Хуа Чэн даст ему знать, если он переступит черту. — Если мне не больно, это не значит, что в этом нет ничего плохого, гэгэ, — объяснил Хуа Чэн, сохраняя спокойствие. Однако Се Лянь нахмурился, не совсем понимая его. — Боюсь, я не понимаю, Сань Лан… — признался он. Хуа Чэн некоторое время молчал, а потом тихо вздохнул. — Раз уж гэгэ доверился мне настолько, что решил провести со мной гон, я могу отплатить ему за смелость честностью. Мой правый глаз… ненормальный. На него ужасно смотреть, и особенно он чудовищен в темноте, как сейчас. Это не та деформация, на которую должен смотреть гэгэ. Се Лянь не мог поверить, что все так плохо, как представил это Хуа Чэн. Он решил, что, возможно, у него крайне редкий случай, когда глаза имеют два разных цвета, и из-за этого ему пришлось пережить несколько ужасных событий. — Сань Лан… мы уже в таких отношениях. Есть ли смысл хранить такие секреты друг от друга? Для меня будет честью, если я когда-нибудь увижу лицо Сань Лана целиком, — сказал он так мягко, как только мог. Хуа Чэн заколебался, прежде чем снова заговорить. — Какой смысл видеть его? Я бы не хотел, чтобы гэгэ боялся меня из-за этой деформации. — Смысл в том, что мы должны быть честны друг с другом. Разве мы не должны быть честными? Мне все равно, как ты выглядишь под этой повязкой. Я просто хочу знать… ну, всего тебя, и что бы ты ни думал о том, что с твоим глазом не так, это тоже часть тебя. Так что, конечно, мне тоже интересно. Хуа Чэн молчал несколько долгих мгновений, а затем вздохнул с поражением.