*** *** *** *** *** *** ***
… Лобелия не стала сильно думать над заказом. В конце концов лекарь да и ее собственные глаза говорили правду – не время для тяжелой пищи. Тем более для Фили. И для его отца. Наваристый рыбный бульон с овощами и добрым куском речной рыбы без костей был неплох для начала. Тем более овощей было не так уж и много в этом супе. Для второго завтрака может это и не подходило, но на постоялом дворе даже кислого густого молока с ягодами не найти. Яичница, густая похлебка, каша, пиво и эль… и все не то, что нужно! Чудо, что здесь вообще нашелся рыбный суп! Какие уж тут изыски и правильное питание… С этим придется подождать до Шира. А дорога длинная и подкрепиться надо основательно. Но саму себя Лобелия бы словами о пользе плотной еды перед дорогой убедить не смогла. Завтраки никогда не были плотными в их семье. И плотными бывали только обеды, тогда как на ужин доедали остатки. Они не были так уж богаты, как те же Бэггинсы, как любила частенько подчеркивать ее матушка (и особенно часто, после возвращения Лобелии из «гостей»). Поэтому лично для себя она заказала просто скисшее в простоквашу молоко и сухие гренки с сыром. В комнату она должна была возвратиться с подносом полным простой и не замысловатой пищи. Две миски с супом для Фили и гнома, хлеб, гренки с сыром, кувшинчик с кислым молоком, которого хватило бы на троих. Просто, сытно и… пока она не могла позволить что-то более изысканное. Отчаянно отвлекая себя этими думами, Лобелия направилась к своей комнате. Еда всегда хорошо занимает голову – надо ли ее готовить или есть, но сейчас эти отвлеченные мысли помогали ей взять себя в руки. И подумать КАК вести себя с гномом. У Лобелии был удручающе скудный опыт в этом направлении. Ухажеров у нее под бдительным оком матушки было мало… ладно, не было вовсе. Бильбо Бэггинса, несносного кузена, можно было не считать (то, что однажды она в детстве выдрала его крапивой – заслужено! – вряд ли что-либо значило). Брат… ну, младшего брата, ковыряющегося в носу при любом случае недосмотра… кто его вообще будет считать?! Ну, а трех женихов Лобелия отшила раньше, чем успела узнать, какие они предпочитают пироги. И что делать с гномом она не представляла! А ведь это вопрос серьезный. Жизненно важный. Спасибо, конечно, Хэммингу, который взял на себя первый разговор с оным, отослав ее и мальчика, но это мало что меняло. Во-первых, она его не знала… Щеки предательски покраснели, и Лобелия чуть не притопнула ногой от досады. С одной стороны она его точно узнала! Ну… Ну… … не такие уж эти гномы… Ох… не такие уж волосатые дикари. Перед глазами так и встала голая задн… Лобелия чуть с лестницы не упала, осознав, что представила. Почему-то вчера, стаскивая с гнома грязные лохмотья и обтирая его же мокрой тряпкой, это ее так не смущало… может тому причиной был лекарь и Хэмминг, что крутился где-то рядом. Может дело в том, что гном был сам без сознания и был чем-то вроде большого пугала и куклы, а значит, был чем-то не очень живым и точно не мужчиной… Лобелия не знала. Но сейчас-то он точно был живее всех живых. И хуже того… он был отцом Фили. И это очень сильно осложняло дело. Ей не хотелось отдавать мальчика. Не хотелось его делить с кем-то! Да и гном… разве мужчина может позаботиться о ребенке?! Он и о себе позаботиться не сможет, еле на ногах стоит, и когда выздоровеет – куда он пойдет? Вряд ли у него есть дом или родные, раз оказался рабом людей. У хоббитов рабства не было. Это исключительно злой обычай Верзил и Громил*. И надо понимать, что самое большое через месяц-два этому гному придется уйти. В Шире живут хоббиты и только хоббиты! Ребенка-гнома да сироту примут, а вот взрослого и чужака… нет. И это не говоря о том, как посмотрят на нее! Но гнома здесь, в Бри, не оставить. Ей совесть не позволит это сделать. Как не крути, а мальчику будет больно без него. Так что его отец едет с ними с Шир, в Бэг Энд, и проживет с ними хотя бы до конца лета. И Лобелии надо как-то объяснить этому Громиле, что Фили будет лучше остаться в Шире. … Хоббит на миг замерла перед дверью, выдохнула, сжала зубы, и толкнула дверь, входя в комнату.*** *** *** *** *** *** ***
… он пришел в себя от боли. Спина ныла от тянущей боли, глухой, пульсирующей и горячей. Фрерин ненавидел подобную боль. Лучше, когда наотмашь. Когда на краткий миг удара надо лишь крепче сжать зубы. Хуже, когда боль длиться и длиться, подобно зубной боли. Нет, он не боялся боли. Это смешно, ведь тот кого учили на дворе кхметов владеть оружием, не может ее страшиться. Но вот возненавидеть – легко. Он не родился воином. И кузнецом. Паршивый из него вышел гном. Фрерин с трудом открыл глаза. Вбитые с детства рефлексы просто не позволили ему остаться в благословенной тьме беспамятства. Острое чувство одиночества отрезвляло лучше талой воды с горных вершин. Уже шесть лет он не был один ни одного дня. Всегда все время кто-то был рядом. И мальчик. Его не было. Страх захлестнул с головой и придал сил. Он и сам не понял, как встал, с хрипом втягивая в разрывающееся от боли ребра воздух. И задыхаясь. Как полубезумный он обвел взглядом комнатушку. Человеческое жилье. Людское. Не гномье. Ни единой вещи, что принадлежало бы им. Все чужое – струганные доски пола, глинобитные стены с серой штукатуркой, кровать на ножках со скромно выглядывающим ночным горшком из под нее. Окно справа от него. Фили. Мальчика не было. Не в первый раз они уводили его. Каждый новый господин думал, что если разлучить их, то раб будет работать лучше. Его приводили лишь когда желали наказать. Счастье, когда били его, страшнее было – когда они обращали взгляд на мальчика. Первый хозяин за отказ выковать меч его сыну, посадил Фили в клетку и шесть дней не давал ему еды. Оказалось, не так уж и трудно поставить его на колени. Дышать мешала повязка. Фрерин скривился, и попытался ослабить тугие серые бинты. Довольно неуклюже и неосмотрительно. Он слишком сильно ослабил витки и бинт змеей соскользнул вниз, оставив его окончательно голым. Гном мрачно уставился на бинт, неохотно думая о том, что произошло до его беспамятства, и как он мог бы остаться даже без своих лохмотий. Та женщина. Некрасивая. Какая-то низкорослая, с большими волосатыми ногами. Которая посмела купить его. Большинство женщин любого рода за все время рабства трусливо обходили его стороной. Эта явно была храбра. Он помнил, как она с волнением и беспокойством оглядывалась на него, в то время когда он с трудом переставлял ноги, опираясь на старика-хоббита. Она несла на руках мальчика так, как делала тысячу лет назад его мать. Дис. Что ж… это позволяло надеяться, что Фили в безопасности. Ему будет лучше в руках этой женщины, нежели в руках работорговцев или прежних хозяев. … — Кажется, ты не понял меня, гном, – тяжело говорит человек, крепко держа за руку маленького гнома. – Тебе не стоит меня злить своим упрямством. Я говорил, что он ответит за тебя?! — Не тронь его! – он рванулся из рук слуг его нового хозяина, но все было бесполезно. — Ты мне приказывать вздумал? – ярость исказила лицо Вершинника. – Ты, грязный ублюдок… держите его крепче! Пусть посмотрит на своего выродка, пока я его приколачиваю! … он рвался изо всех сил, но люди были сильней. … он помнил широко распахнутые голубые глаза Фили, страх мальчика на его лице. Человек привязал веревкой руки мальчика к столбу на конюшне. А затем взял молоток и гвоздь. — Запомни хорошенько гном… за твой гонор ответит он! Он вжал гвоздь в раскрытую ладонь Фили и ударил молотком. Уши заложило от детского крика. — ДЯДЯ!! — Нет!! — А теперь вторую ручку… Фили кричал, его тело корчилось у столба, а все что он мог, лишь смотреть. А Вершинник вновь и вновь опускал молоток, вбивая гвозди поглубже в дерево, в то время как кровь из пробитых насквозь детских ладонь заливала кричавшего от безумной боли мальчика. … тогда он чуть не сошел с ума. Он помнил, как после своими пальцами выдирал из столба толстые железные гвозди. Как перевязывал тряпками крохотные ладони скулящего от боли мальчика. Он не смог его защитить. И это только его вина. Чудовищные воспоминания пригвоздили его к месту. А затем за спиной открылась дверь и спустя миг раздался короткий женский визг. Он вздрогнул, вскинувшись и разворачиваясь к той самой женщине-мохноножке. Та стояла явно зажмурившись, к нему спиной и крепко прижимала к себе одетого в новую одежду Фили. — Милый, не открывай глазки! – дрожащим приятным голосом сказала хоббит. Фрерин от изумления уставился на нее. А та… та как-то нелепо присела, дрожащей рукой дотянулась до тряпичного свертка, выпавшего из корзины, и протянула его ему… так и не обернувшись и не открыв глаза. Он уставился на сверток, который ему протягивали дрожащей рукой. — Одежда, – выговорила его новая госпожа. Он уловил то, как она приоткрыла глаза и чуть склонила голову, оглядываясь на него и тут же стыдливо отворачивая голову. — Благодарю, – сказал он, чувствуя, как внутри подымается неуместное веселье. Внутри свертка оказались короткие… эм-м… штаны? И рубаха из серого сукна. Штаны он натянул враз, и те пришлись почти в пору, только пояс был широковат и они сползли на бедра. Впрочем, короткие штанины от этого не стали сильно длинней. На его ладонь ниже колен. Но молодую хоббит это успокоило. Она повернулась к нему, неохотно отпуская мальчика, который тут же кинулся к нему. —Дядя! – ручонки вцепились в него, и он с облегчением опустил ладонь на золотые кудряшки племянника. — Тише, ребенок, – ответил он, забывшись на кхуздуле. — Дядя, она хорошая! Она купила нас! Она правда хорошая! – торопливо проговорил мальчик, не разжимая ручонок от его пояса. Хоббит смотрела на них… нет, на мальчика. И с облегчением, и с долей радости, но и с долей горечи. И все же он должен был ее по благодарить. Фили был чист. Одет и сыт. Да и он сам стал… эм-м… чище? И они оба были здесь, неважно где, но не в руках работорговцев. И он может не опасаться за мальчика. Хотя бы сейчас. — Благодарю вас, госпожа, – сказал он, еще не зная, может ли он быть уверен в своих умозаключениях. — Не за что, – вздохнула хоббит, сжав ладони. – Сядьте, вам стоять тяжело. Сказать, что он удивился… да, удивился. И еще более он был удивлен, когда женщина стала его отчитывать за снятые бинты. Она явно успокоилась и враз превратилась в весьма решительную особу. Ее тонкие пальцы порхали над его спиной, почти невесомо касаясь рубцов от кнута, накладывая мазь на них. Казалось, ее совершенно не смущало, что она делает. А ведь она лечила его, раба! Того, кого купила за жалкие серебряные гроши! … когда-то его пояс, опоясывающий его камзол, стоил больше. — О, твоя покупка уже очнулась! – бодро возвестил голос от дверей. Он вздрогнул, и его взгляд тут же обратился на стоящего в дверях пожилого хоббита. Кто он? Он помнил этого хоббита, и как тот, пыхтя от натуги, тащил «его кости» по улицам человеческого городка. Но кем он приходился его… хозяйке? Почему-то слово «хозяйка» сейчас его не волновало. Хоббит меж тем добродушно усмехнулся всем присутствующим, деланно легко смотря прежде на Фрерина. — Это хорошо! Очень-очень хорошо, а то уж больно тяжко вашу тушку тягать, уважаемый! – шутливо сказал пожилой хоббит. – Да, Лобелия, парней я нашел. После второго завтрака можем отправляться в Шир. Нечего здесь всяким на глаза попадаться. Нам твой гном самим пригодится, у нас кузнецов маловато. Авось приживется… ты б пошла, еду заказала пока. Пусть сюда принесут. Чего ходить, ноги бить? Фрерин не обманывался этим показным добродушием и улыбке хоббита. Он нутром чуял подвох и не был разочарован тем, что прозвучало после ухода его хозяйки. Лобелии. Он запомнил ее имя. — … но ты заруби себе на носу – здесь довесок ты. Это ясно? Зачем его хозяйке чужой ребенок? — Как ты рабом оказался, не мое дело, – вторя своим мыслям, продолжил говорить хоббит. – Как выжил, тоже. Запомни главное, я не самый последний хоббит в Шире. Обидишь Лобелию, причинишь вред хоть одному хоббиту и ты вылетишь из Шира. А мальчонка останется. Вырастим. А ты, гномья твоя башка, крепко подумай перед дурью – где мальцу лучше. В землях, где рабы и господа и где ты сам навечно раб и более не подгорник, либо в доме женщины, что его не обидит. — Вы не мой хозяин, – заключил Фрерин с внутренним мрачным удовлетворением. Более того, этот хоббит даже не старший родич его хозяйки, а значит… а значит, он может не брать его в расчет. Голос его был спокоен, но пожилой хоббит невольно передернул плечами. — Но жизнь я тебе испорчу, если что… повторяю еще раз – не смей даже думать причинить ей вред! — Гном может обидеть женщину лишь своей смертью, – последние слова полурослика разозлили Фрерина. Вот до чего он не опустился, так это причинять вред женщинам! Но хоббита было не так-то просто напугать. — О, я знаю эту вашу присказку! – фыркнул он. – И на то надежда, что утратив честь, ты не забыл это! Хоббит прошагал к нему и сердито ткнул пальцем ему в грудь. — Ты даже не представляешь гном, ЧЕМ эта девочка заплатила за тебя и твоего мальчишку! С этими словами хоббит отвернулся и вышел прочь, хлопнув дверью. Фрерин представлял. Какие-то жалкие тринадцать грошей. Да, нынче он стоил немного.*** *** *** *** *** *** ***
Лобелия только порадовалась, что гном был теперь полностью одет. Он все же нашел в себе силы, натянуть рубаху. Что же, ее глаза и ее опыт в шитье не подвели – рубаха села на широкие, сейчас костлявые, плечи идеально. Она решительно прошла к столу, ставя поднос с едой, чувствуя на себе изучающий взгляд гнома. Это было неприятно, но как еще он должен смотреть на нее? Она бы чувствовала бы себя намного хуже, будь на его месте! Наверняка это ужасно. Быть купленным кем бы то ни было. Она повернулась к гному, прямо встречая его взгляд. — Я подозреваю, что вам сказал Хэмминг, – твердо сказала она Фрерину. – И полагаю да, у вас будут неприятности, если вы станете вести себя неосмотрительно. Хоббиты мирный народ, но мы не особо любим Верзил-людей и вас… Она чуть не сказала Громил, но вовремя проглотила неприятное словцо-прозвание: —… и вас гномов. И в этом нет ничего удивительного. Но никто не причинит вам вред, если… —… если я буду вести себя осмотрительно, – продолжил гном, и в его голосе тенью мелькнула насмешка. — Именно так, – проговорила Лобелия, несколько смутившись. – Вам и Фили стоит поесть. Дорога в Шир займет целый день при удаче и силы вам понадобятся. Запах от тарелок на столе стоял удручающе сытный и вкусный, и Фрерину стоило труда держать себя в узде. Но его предал собственный желудок, утробно взвывший при последних словах маленькой женщины. Лобелия не удержала улыбки, и поставила тарелку перед смутившимся гномом. — Фили, садись рядом с отцом, – мягко окликнула она мальчика, старательно не смотря на Фрерина. Тот бросил взгляд на мальчика, но решил оставить этот вопрос на потом. Миг поколебавшись, он взял деревянную ложку и медленно стал есть. Чтобы там ни было, он не мог позволить себе наброситься на еду, подобно дикому варгу или орку. Он не станет хлебать и чавкать или как-то показывать насколько голоден на самом деле. Хватит и голодных трелей его нутра-предателя. Но он вновь был удивлен. Хозяйка, – Лобелия, – спокойно села напротив него за стол и налила себе из кувшина кислого молока. В то время, как он и Фили ели сытный рыбий суп, она как служанка ограничилась сухим тостом с этим нелепым напитком. Это сбивало с толку, но еда была важнее. Фили рядом быстро работал ложкой, жадно прихлебывая и чуть ли не урча от вкусноты и у гнома не хватило сил одернуть его. Он и сам едва сдерживался. И он старательно не смотрел, как мальчик держит ложку. Всей ладошкой, а не пальцами. Он запрещал себе об этом думать. Он только молился Махалу, что со временем руки Фили оправятся и станут достаточно сильными. В конце концов вернулась же речь к племяннику через год после… после того, что случилось. Хлеб, суп и добрый кусок рыбы кончились необъяснимо быстро. И он по-прежнему был голоден. Но сам понимал, что как бы не был крепок его желудок, больше он не съест и сам. Женщина налила в другую кружку кислого молока и поставила перед ним. Он благодарно склонил голову, по почти забытой привычке, положив руку на сердце. Что же… его хозяйка более чем добра.*** *** *** *** *** *** ***
… повозки хоббитов, с которыми путешествовала его хозяйка, были странными. Он таких раньше не видел. Над казалось бы обычными телегами были прикреплены деревянные высокие дуги. Зачем они были нужны непонятно, но этот вопрос прояснился позже. Дно телег было устлано мягким сеном и Фрерин с огромным удовольствием осторожно лег на него. Фили тут же пристроился рядом, поднырнув под мышку и он обнял его. Их же новая хозяйка села впереди, на скамейке впереди, рядом с возчиком. Мерное покачивание телеги, аромат сена и греющее кожу солнце над головой, и скудная еда в желудке – а может еще и то, что впервые за долгие годы он не ощущал угрозы от окружающих его Вершинников, – сморили его, погрузив в полусон-полудрему. Из этого состояния его не вывела даже капля дождя, угодившая прямо на его нос. Он лишь приоткрыл глаза, когда по деревянным дугам скользнула ткань натягиваемого тента. Часть его отметила то, что молодая хозяйка присоединилась к ним под этим укрытием. А потом он вновь закрыл глаза. Глухой щелчок арбалета, а вернее арбалетного болта, впившегося в борт телеги, заставил его очнуться. Он плавно сел, весь обратившись в слух. Глухой стук копыт лошадей – нескольких лошадей, не пони, заставил его невольно сжать кулаки. — О, прошу прощения господа! – раздался деланно веселый голос и все внутри Фрерина заледенело. Фили съежился, вцепившись в встревоженную Лобелию. —… мы не желаем вам зла! Просто хотели догнать вас, - продолжил меж тем голос. Работорговец. — Что тебе надо Верзила? – голос Хэмминга был зол. — О, ничего особенного… просто я хотел узнать у вас, уважаемый, о той прекрасной мисс, купившей раба. Не стоит угрожать мне своим арбалетом! Я безоружен, как видите. — Да ну? – язвительно вопросил хоббит. – Откуда же тогда прилетел этот болт?! — О, это… знаете, моя охрана не особо воспитана. Не удержал, каюсь. — Что. Тебе. Надо? – раздельно прошипел хоббит. – Парни, держите их на мушке! Совсем рядом всхрапнула лошадь, а Фрерин лихорадочно пытался найти взором хоть что-то в телеге, годное как оружие. Только сено! И какие-то мешки! — … не будем горячится! Как я сказал, я лишь хотел узнать о юной мисс. — Нечего тебе о ней знать! – огрызнулся разозлённый Хэмминг. — И все же… подумайте, будет лучше, если она избавиться от этого раба и мальчишки! – настаивал человек. – Я даже отдам ей те монеты, что она заплатила. Или отдам ей другого раба, более покладистого и умелого… ласкового. Фрерин и не подозревал, что тот пожилой толстяк-хоббит умеет рычать! — Зачем? Ты продал его! — Его захотел купить кое-кто другой, – хмыкнули за полотном телеги. – Азу… Аза… да не важно! Да я готов доплатить за возврат этого гнома! Хэмминг фыркнул. — Ничем не могу помочь. Проваливай по добру да по здорову! Нет здесь ни юной мисс, ни этого раба, ни мальчишки! В Бри у родичей остались. Так что езжай… а то мы народ мирный и крови не любим, а на вас Верзил копать ямы умаешься. — Добрый вы хоббит… добрый… ну как знаете! Человек явно саданул хлыстом по крупу своей лошади, разворачивая, и галопом умчался прочь со своими подельниками. — Держите глаза открытыми, сынки, – велел голос Хэмминга. – От этих Верзил всего ждать можно! Надо добраться до границы с Широм быстрее. Там застава дунадан и наши рядом. Так что ходу! Ходу давай! Хоббит щелкнул вожжами и пони быстрей помчались по дороге.