***
Младший из Бё ожидал всякого, однако такого он точно не ожидал. Стереотипы о русских всё же плотно сидели в его голове, как бы упорно сами русские их ни разрушали. Хотя целующихся российских биатлетов норвежец уже видел не раз, правда, само собой, они его не видели. В этой же ситуации Йоханнеса подвело то, что он просто отказывался верить, что у Логинова может кто-то быть. Однако то, что он видел сейчас своими глазами, упрямо доказывало обратное. Он рассчитывал, что Александр попытается обмануть его, но думал, что это всё будет выглядеть откровенно нелепо. Тем не менее, то, что он видел сейчас, указывало на то, что эти двое без ума друг от друга. Теперь норвежец должен был срочно менять первоначальный план, искренне радуясь, что у него есть запасной. Бё, конечно, пообещал, что не будет фотографировать Логинова и его предполагаемого парня, в существовании которого Йоханнес сомневался, однако ситуация изменилась, да и свои обещания он не всегда считал нужным сдерживать. Именно поэтому он бесшумно вытащил телефон и, наведя камеру на целующихся, сделал снимок. Затем он снова спрятался в укрытии, в котором считал себя абсолютно незаметным, хотя это было далеко не так, и подождал пока русские уйдут. Йоханнес выждал ещё несколько минут, после чего отправил сообщение Александру. johannesbo: Я увидел то, что хотел. Мы в расчёте.aleksandr_loginov: Теперь ты оставишь меня в покое?
johannesbo: Конечно. Норвежец писал последнее сообщение со скрещенными за спиной указательным и средним пальцами. Это было ещё одно обещание, которое он не собирался сдерживать.***
Несмотря на то, что всё получилось именно так, как Матвей не мог даже позволить себе мечтать, идиллией их отношения с Сашей и не пахли. Случилось то, чего так опасался Логинов: бесспорное взаимное притяжение не отменяло того, что они подчас просто не понимали друг друга. Саша, которого не самые приятные события, преследовавшие его всю карьеру, заставили контролировать всё происходящее в его жизни, никак не мог принять независимость и свободолюбие, что были, пожалуй, едва ли не главными чертами характера Матвея. Это выливалось в частые конфликты, когда всегда спокойный Александр из-за своих наблюдений и сделанных на их основе поспешных выводов раз в несколько дней закатывал скандал. Безнадёжно влюблённый Елисеев поначалу стоически это переносил и трепетно уверял Логинова в том, что он ни на кого его не променяет и будет рядом в горе и радости, но его чаша терпения переполнилась уже к концу декабря, во время этапа в Хохфильцене, потому что выносить придирки Саши было уже просто невозможно. Тогда Матвей попытался воззвать к голосу разума Александра и объяснить, что ограничение его свободы не сделает их отношения крепче, однако всё стало только хуже. Теперь он сидел в своём номере после гонки преследования с очередным крайне посредственным итогом и размышлял сразу над двумя проблемами: что делать с результатами и как выстроить нормальные отношения. На первый вопрос у него, как у любого профессионального спортсмена, обладавшего кое-каким опытом, ответ нашёлся довольно быстро, а именно: попытаться выжать максимум из того, что есть, поскольку он уже не имел возможности заново заложить подготовительную базу. Второй же вопрос вызывал у Матвея гораздо больше раздумий. Он не жалел обо всём, что случилось, нет, но и как дать понять Саше, что им нужно учиться понимать друг друга, а не просто выплёскивать все накопившиеся за годы недомолвок эмоции, он придумать никак не мог, да и в общем-то не слишком усердствовал. Он привык плыть по течению в отношениях с людьми, если только это не касалось его карьеры, разумеется. Однако сейчас бездействие могло нанести вред и ему, и его любимому человеку, поэтому Матвей решил, что придётся взять сглаживание углов в свои руки, и уже собрался идти к Саше, но дверь распахнулась и в номер вошёл до неприличия радостный Эдуард. — Чего это ты такой довольный? — Елисеев подозрительно прищурился. — Ну знаешь, я в тридцатку несколько раз не каждый этап попадаю. Я человек простой, в отличие от некоторых. — Эд выразительно посмотрел на лучшего друга. — Кстати мог бы уже пойти помириться с Сашкой, а не строить из себя принцессу. — То есть все всё знают, причём уже давно? — Матвей вопросительно выгнул бровь. — Прости, но конспираторы вы с Логиновым просто отвратительные. — Латыпов с трудом сдержал смешок. — Теперь понятно, почему Сучилов и Пащенко желали мне счастья в личной жизни, а Петя ещё добавлял: «Земля тебе пуховик». Надеюсь, они Саше не додумались чего-то такого сказать. — Ты недооцениваешь их инстинкт самосохранения, Матвей. Они не самоубийцы. — Эдуард уже не смог сдержать смешок. — А если честно, я очень за тебя рад. Елисеев благодарно улыбнулся, однако Латыпов ещё не удовлетворил жажду общения до конца. — А раньше рассказать лучшему другу о своих глубоких чувствах к Логинову не мог? — Это не то, чем я бы хотел делиться хоть с кем-нибудь. — Матвей резко помрачнел. — Нет, ну а вдруг ты ещё что-то интересное скрываешь? — Ага, ем младенцев и пью кровь девственниц. — Я, между прочим, серьёзно. — Улыбка на губах Эда шла вразрез с его словами. — Я тоже. — Ладно, иди уже к своему Ромео. — И пойду, — беззлобно огрызнулся Елисеев, уже и без этого искавший повод поскорее улизнуть и теперь действительно сделавший это. Всё же лучшие друзья иногда бывают крайне утомительны. — Ох, всё это плохо закончится, — произнёс, покачав головой, Эдуард, как только дверь за Матвеем захлопнулась. Служебный роман мало кого делает счастливым, и эти двое явно не из их числа.***
Логинов жил совсем недалеко от их с Эдом номера, поэтому Матвей преодолел это расстояние довольно быстро и уже собирался тактично постучать, когда вибрация мобильника заставила переключить внимание на него. johannesbo: Привет, Матвей. Я бы хотел перейти сразу к делу. Думаю, тебе будет интересна эта фотография. Россиянин почувствовал, как задрожали его руки и телефон чуть не отправился в свободный полёт, но рефлексы спортсмена сработали безотказно, и он подхватил гаджет почти в воздухе. Уняв нервную дрожь, он ещё раз посмотрел на изображение, отправленное норвежцем. Это была фотография того самого поцелуя. Их с Сашей фотография.m_eliseev93: Что тебе нужно?
johannesbo: О, разговор сразу по делу. Это так похоже на русских. Скажем так, я хочу познакомиться поближе.m_eliseev93: А если я не хочу?
johannesbo: Ну, значит эта фотография отправится мистеру Губерниеву, и вряд ли ты или Александр сможете дальше спокойно заниматься биатлоном. Сердце Матвея болезненно сжалось, он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы остановить накатывающую панику. Следовало тщательно обдумывать, что он будет отвечать — от этого теперь зависел не только он, но и Саша. Не то чтобы Елисеев был твёрдо уверен, что норвежец исполнит свою угрозу, но не горел желанием проверять это.m_eliseev93: Значит шантаж — это всё, на что способен Йоханнес Бё?
johannesbo: Не следует испытывать моё терпение и свои нервы. Россиянин тяжело вздохнул. Он не обладал талантом выпутываться из неприятностей — исключительно невероятным «везением» в них влипать. Теперь он судорожно пытался написать Йоханнесу хоть что-то вразумительное, но парализованный волнением мозг не выдавал ничего, кроме самых банальных реплик.m_eliseev93: Ну и каковы твои требования, шантажист?
johannesbo: Я расскажу тебе их завтра. До встречи, Матвей.m_eliseev93: Где, когда? Отвечай, Йоханнес.
Бё не отреагировал на последнее сообщение Елисеева, к тому же сразу вышел из сети. Неожиданное окончание переписки разозлило россиянина. Это чувство немного отрезвило его, но вместе с тем усилило противное ощущение беспомощности и возможность норвежца играть на его главной слабости — Саше. Он пытался осмыслить происходящее, но логические рассуждения были ему пока недоступны — слишком сильны захлестнувшие эмоции. Он понял, что почти полностью отключился от реальности и даже не заметил бы, если бы кто-то заглянул ему через плечо и прочитал всю эту переписку. На его счастье коридор оказался пуст, иначе не избежать ему ещё больших проблем, хотя Матвей и без этого понимал, что влип очень сильно. Пожалуй, прозвище «тридцать три несчастья», которым его иногда награждали те сокомандники, которых он знал больше других, оказались абсолютно правы, называя его так. Правда контекст, конечно, был совсем иным. Он остро ощутил себя разменной монетой между Сашей и Йоханнесом. Его чувства интересовали и того, и другого исключительно как инструмент в их собственных отношениях — он даже не сомневался в этом. Положение яблока раздора, практически вещи вызывало отвращение, и он старался не дать этим мыслям засесть в голове. Однако стоило вытеснить их из сознания, как это место занимали другие размышления — как он расскажет о шантаже со стороны Бё Логинову? Стоит ли это делать вообще? Наверняка это разорвёт и без того очень хрупкую связь между ними. Матвей был нужен Александру в первую очередь как повод отказать Йоханнесу и уже затем как объект симпатии. Разговаривать с Сашей в таком состоянии было не только бесполезно, но даже опасно. Посвящать его в происходящее он пока явно не собирался. Сейчас Елисеев хотел привести нервы в более-менее спокойное состояние и перебирал в уме помещения гостиницы, где его вряд ли кто-нибудь потревожит. Необходимость просчитывать свои действия намного вперёд претила Матвею, тем более что он и делать-то этого не умел, почти всегда действуя напролом и нередко огребая за это по полной. Ведь и теперь он будет расхлёбывать последствия того, что слова согласия сорвались с языка прежде, чем он их осмыслил. Несмотря на шантаж, он не жалел о том, что случилось, потому что это подарило ему возможность быть с Александром. Он настолько задумался, что почти вздрогнул от женского голоса, с большим воодушевлением произнёсшего: — Матвей, ты-то мне и нужен! «О нет, Света, пожалуйста, только не сейчас».