***
Матвей пересёк финишную черту и коснулся Сашиного плеча, передавая эстафету. Затем он тяжело опустился на снег, чувствуя, как от свинцовой тяжести нестерпимо болят мышцы. Проигранная минута, что простительна для Кира — эстафетного дебютанта, — для Елисеева — уже давно не новичка — была равносильна самоубийству. Матвей ощущал жгучий стыд, потому что не только не ликвидировал отставание, которое Стрельцов привёз, но и загнал команду ещё глубже. Он ни за что не станет разговаривать с журналистами, чтобы не усугублять и без того ужасное положение. В тонкости отношений Елисеева с тренерским штабом Саша никогда не вникал, но понимал, что не всё идёт так как надо. Хотя бы потому, что Матвей был крайне удивлён расстановкой по этапам и для него это стало неприятным сюрпризом. В любом случае, нужно было отыгрывать привезённую Елисеевым минуту, чтобы хоть немного сгладить неважное впечатление. После каждой эстафеты, которую они заканчивали с «деревом», всегда находился виновный в провале. Догадываясь, кто будет козлом отпущения в этот раз, Александр хотел уменьшить тяжесть неудачи. Логинов не бросался сразу отыгрывать, поскольку способность подходить даже к самой захватывающей гонке с абсолютно холодной головой, пожалуй, являлась одним из главных его преимуществ. На лёжку он пришёл в довольно большой толпе других биатлетов, и у Саши появилась возможность спрятаться от ветра, что в общем помогло ему отстрелять на ноль. Александр стал работать с удвоенной энергией, второй круг должен был быть самым быстрым, так что даже мышцы слегка заныли, но он умел не перебарщивать. На стойке Сашу настиг синдром Шипулина, когда в попытке выкроить пару драгоценных секунд он промазал последним выстрелом. Однако это не выбило Александра из колеи, и он быстро закрыл мишень допом. Превзойти финна и канадца было довольно легко и, несмотря на накопившуюся усталость и противно ноющие мышцы, Логинов почти без проблем поддерживал скорость, хоть и не мог сильно приблизиться. Саша передавал эстафету Эду с чувством относительного удовлетворения. Он выложился, но не залез в резервы организма и ему даже не понадобилось долгого отдыха. Зайдя в микст-зону, Логинов почти сразу заметил Елисеева. Хотя тот и пытался прикинуться ветошью и в принципе не выдавать своего присутствия, но с его фактурой и габаритами это было практически невозможно. — Матвей, ты от кого-то прячешься? — Так недолго и заикой остаться, — проворчал Елисеев, с явным неудовольствием разворачиваясь к Александру. — Я понимаю, что сейчас ты не хочешь ни с кем разговаривать и со мной тоже, но может всё-таки подойдёшь к Трифанову? — Странно слышать это от тебя, — горько усмехнулся Матвей. Саша с улыбкой покачал головой, прекрасно зная, на что ему намекнули. — Я своей позиции не изменил, но тебе сейчас это нужно. Лучше ты сам расскажешь, что чувствуешь, оправдаешься, если считаешь нужным, чем ребятам с Матча придётся придумывать всё самим. Потом тебе это не понравится. Елисеев задумался, признавая определённую правоту Логинова. Если уж огребать, то хотя бы за то, что сказал лично, а не за то, что приписали в прессе. Он тяжело вздохнул и собрался окликнуть Илью, но Александр удержал его, притягивая к себе и обнимая. Матвей не мог в полной мере ощутить прикосновения Саши из-за многочисленных слоёв формы и, удивлённый подобным проявлением нежности у всех на виду, попытался отпрянуть. Однако в ответ Александр прижал его к себе чуть сильнее и позволил положить голову на плечо. Спустя несколько томительных мгновений, когда его разум снова смог работать, Елисеев понял, что в тот самый момент со стороны их объятия выглядят как вполне себе дружеская поддержка, именно поэтому Логинов это позволил. Он как всегда поступал максимально логично и рационально. — Так лучше? — Лучше. — Только учти, что в следующей эстафете с тебя идеальный этап. — Логинов подмигнул, а Елисеев понял, что за эти моменты готов вывернуться наизнанку. — Замётано. — Матвей энергично закивал. Он сдержит обещание, даже если ради этого придётся чем-то пожертвовать.***
Почти опаздывая на автобус сборной, что вот-вот уедет на стадион, Матвей заглянул к Александру в номер и с удивлением обнаружил его спокойно что-то смотревшим на ноутбуке и явно никуда не собирающимся. — Саш, а ты разве не едешь? — Я же снялся ещё вчера. Ты не помнишь? — Логинов улыбнулся уголками губ. — Да, помню конечно. Я думал, ты захочешь нас с Эдом немного поддержать. Мы же команда. — Я бы с радостью поддержал вас в гонке, но увы. — Александр развёл руками. — Ты же кстати тоже хотел сняться? — Если бы ещё и я пропустил, было бы совсем грустно. — Матвей покачал головой, и, хоть его голос звучал бодро, Логинова что-то насторожило. Саша не успел ничего ответить, потому что торопившегося на автобус Елисеева уже и след простыл. Да уж, такого, как Матвей, ещё поискать. В хорошем смысле, естественно. Александр не придал промелькнувшей мысли значения, как оказалось, очень зря. Интуиция вдруг кольнула плохим предчувствием. Она стала настойчиво нашёптывать Логинову, что неплохо было бы всё же поехать на стадион и вообще очень опасно оставлять Елисеева одного. Однако Саша отмахнулся от шестого чувства, справедливо рассуждая, что Матвей уже достаточно большой мальчик и ему не нужен надзор. Правда, в этом он сильно ошибся.***
Елисеев нервно поправлял стартовый биб с номером девятнадцать. Он не любил стартовать из глубины, так как был не маленьким и юрким, а высоким и габаритным, но, увы, невразумительные результаты распорядились по-своему. Именно поэтому Матвей без разбору пропускал всех вперёд, цепляясь следом, и по ощущениям шёл практически пешком, преследуя сразу две цели — беречь инвентарь и экономить силы. Наверняка по телекартинке казалось, что он едва плёлся, но ведь и тренеры его тормозили, да и сам он чувствовал, что включаться сразу нет смысла, стараясь держать под контролем желание усилить частоту отталкиваний и выйти вперёд. На лёжку Елисеев всегда изготавливался медленно — сказывались травмированные и неоднократно оперированные колени, на которые было неудобно опираться, — и приходилось опираться на руку. Он стрелял размеренно, выполняя чёткий алгоритм: вдох-выдох-выстрел. Пять из пяти. Уже проходя отсечку, краем глаза отметил Эда и Йоханнеса, заходящих на штрафной круг. Проходя второй круг, Матвей почувствовал себя гораздо лучше. Мышцы разогрелись, скованность ушла, держаться в группе почти не составляло труда. Ему подсказали немного добавить, и азарт, уже было затихший, разгорелся с новой силой. Он вновь подавил это чувство, зная, что расплата за выход вперёд будет жестокой. Ещё одна стрельба лёжа и те же самые манипуляции, произведённые Елисеевым без спешки и тревожности: вдох-выдох-выстрел. Пять из пяти. Казалось бы, что может быть проще, пусть даже и на ненавистной лёжке? Видя, как Латыпов и Бё снова уходят на штрафкруг, он почти ощутил дежавю. Вот на третьем отрезке гонка полностью поглотила Матвея. Ему наконец-то дали отмашку бежать в полную силу, и азарт, томившийся в уголке сознания, едва не захватил над ним контроль. Держаться было больше не за кем и приходилось отдавать все силы, развивая мощную дистанционную скорость. Он не обращал внимания на окружающую обстановку, и пара нецензурных слов на английском с немецким акцентом, обращённые, впрочем, не к нему, заставили Елисеева оглянуться в сторону источника звука. Это тотчас вылетело из его головы — он умел абстрагироваться. Изготовиться на стойку было гораздо быстрее и проще, но Матвей всё ещё удерживал себя от излишней торопливости и нервов. Навсегда закреплённый алгоритм — вдох-выдох-выстрел. Пять из пяти. Немного медленнее, чем его непосредственные соперники, но пока это не имело значения. Где-то глубоко в сознании шевельнулось предвкушение медали. Значимые награды, завоёванные Елисеевым, можно было, не утруждаясь, пересчитать по пальцам. Чувствуя какой-то бесконечный запас сил, он вышел вперёд и широкими размашистыми движениями повёл пелатон за собой. Некоторое время он упивался этим ощущением, что приносило какое-то космическое удовольствие и было для него таким редким. Почти перед рубежом голос разума едко кольнул ехидным замечанием, что до финиша он едва ли доползёт. Матвей пропустил пару соперников вперёд, но понимал, что, скорее всего, уже фатально ошибся. Сейчас при изготовке руки Елисеева слегка затряслись. Он попытался унять дрожь и перестать думать о возможных призах, сосредоточившись на мишенях и последовательности — вдох-выдох-выстрел. Однако это ничем не помогло. Промахнувшись вторым выстрелом, он попал в свою медаль. Усилием воли Матвей подавил мысли, имевшие сослагательное наклонение, не пустив их дальше штрафного круга. Да, не смог. Но сегодня ему не за что себя упрекнуть. К сожалению, места на пьедестале всего три. Последний круг почему-то давался Елисееву легко. Его гнало к финишной черте то ли разочарование, то ли воодушевление. Хотя, возможно, это были слова тренера о том, что Йоханнес Бё прямо за спиной и приближается с каждым движением. На финише Матвей вскинул руку вверх. Конечно, шестым местом нельзя быть полностью удовлетворённым, но сейчас, по ощущениям, для него это почти победа на фоне общей унылости результатов. Елисеев рассеянно скользнул взглядом по финишному городку. Призёры, поздравлявшие друг друга, сияющие братья Бё. Когда Йоханнес отделился от старшего и направился к нему, ни один мускул на лице Матвея не дрогнул. В нём просто пока не было эмоций. — Это было неплохо, солнце. Россиянин как-то безропотно позволил себя обнять. Адреналин всё ещё плескался в крови и немного туманил здравый рассудок. Норвежец же, словно испытывая границы дозволенного, опустил руки ниже, чем этого позволяли приличия. Матвея сразу заинтересовало, попадают ли они в камеру. Он уже открыл рот для возражений, но Йоханнес сам отпустил его и, хитро улыбаясь, наблюдал, как Елисеев заходит в вакс-кабину. В цветочную церемонию младший Бё не попал, но смотреть её собирался очень внимательно. И не только потому что победил Тарьей. Пожав руки призёрам и обменявшись с ними дружелюбными улыбками, Матвей подошёл к девушкам из российской сборной, ждавшим его в микст-зоне, и, недолго думая, протянул букет Павловой. Он до сих пор чувствовал себя неудобно перед Женей за провальный сингл-микст, хотя это она бесконечно извинялась за два штрафных круга. — Спасибо, конечно. — Евгения недоверчиво прищурилась. — Ты подмазываешься что ли? — Почему? — вполне искренне удивился Елисеев. — Ну-ну, — хмыкнула Женя и, довольная собой, оставила его в некотором недоумении. Матвей решил найти Эда — суматошная цветочная церемония слегка закружила его, и он совсем забыл о друге. А ведь сейчас Латыпову явно понадобится поддержка: он оказался ровно на том же месте, где был Елисеев пару дней назад. Однако по явно неведомым законам вселенной всё пошло совершенно не так, как он наметил для себя.***
— Не хочешь сыграть в карты? — Йоханнес приподнял бровь. — Мне кажется, ты азартный. В любое другое время Матвей бы обязательно отказался, позволив осторожности взять верх. Однако сейчас ему эта идея вдруг показалась жутко привлекательной. Возможно, дело было в положительных эмоциях и ощущении силы, полученных от прошедшей гонки. — Почему бы и нет. — Елисеев мягко улыбнулся, и норвежец невольно залюбовался его улыбкой, преобразившей довольно суровые черты россиянина. Только оказавшись в номере Йоханнеса, Матвей запоздало поддался беспокойству, но не позволил себе отказываться. При этом все мысли, раздиравшие его изнутри, настолько чётко проявлялись то морщинками на лбу, то недовольно поджатыми губами, что младший Бё был вынужден прикрыть торжествующую ухмылку рукой. Елисеев совсем не умел скрывать, что у него на уме. Это было даже мило. Россиянин постарался устроиться поудобнее, но делал это как-то нервно, настороженно. Норвежец ещё раз прикрыл ладонью рот, едва слышно посмеиваясь, и начал раздавать карты. — Сыграем на желание? — Голос Йоханнеса звучал вкрадчиво. — Зачем? — Матвей нахмурился, сдвинув брови. — Играть просто так скучно. — Это так в твоём стиле. — Россиянин усмехнулся, но правила принял. Очень не хотелось показывать, насколько ему не по себе. Выиграв две первые партии, Матвей расслабился, сделав большую ошибку: — позволил бурлившему в крови адреналину взять голову под контроль. У него появилась возможность победить и самому загадать младшему Бё всё, что он захочет. Елисеев перестал прятать карты и настороженно наблюдать за Йоханнесом. За это он сразу же поплатился, проиграв две последующие партии. — Теперь ты уже не так уверен, солнце, — усмехнулся норвежец. — Кажется, ты проиграешь. — Возможно. — Россиянин равнодушно пожал плечами. На этот раз напряжение между двоими достигло наивысшей точки. Матвей понимал, что почти угодил в расставленную для него ловушку, был близок к тому, чтобы избежать её, и теперь снова падал туда. Йоханнес, поначалу не ожидавший от своей жертвы такого напора, опять владел ситуацией. Наконец Елисеев положил на стол последнюю карту, уже понимая, что проиграл. Победно улыбаясь, Бё накрыл эту карту своей. В хитром взгляде светло-голубых глаз россиянин прочитал пугающее предвкушение, не несущее ничего хорошего, но это только подстегнуло его напомнить об условиях. — Ты выиграл. — Матвей поднял руки. — Какое твоё желание? Он ожидал чего угодно. Единственное, в чём Елисеев был уверен, что это будет связано с Логиновым. — Поцелуй меня. — Йоханнес с удовольствием наблюдал, как лицо его собеседника вытянулось, а выразительные тёмные глаза широко распахнулись. — Странное какое-то желание, — пробормотал россиянин, смотря куда-то в сторону. — Поздно менять правила. Договор есть договор, — почти нараспев произнёс Бё, на что получил полный недовольства взгляд. Матвей всё же подавил эмоции, которые полностью выдавали его растерянность, и, пододвинувшись ближе, поцеловал норвежца, надеясь отделаться лёгким прикосновением. Однако Йоханнес положил руку на его затылок, не позволяя отстраниться, и, прикусив его нижнюю губу, заставил углубить поцелуй. Другой рукой он скользнул под футболку россиянина, обжигая кожу прикосновениями холодных пальцев. Матвей упёрся руками в грудь норвежца, но не отталкивал, помня, что сам на это согласился. Йоханнес продолжал терзать его губы, почти причиняя боль. Когда Бё отпустил Елисеева, россиянин посмотрел на него со смесью страха и непонимания. — Тебе понравилось? — Норвежец с надеждой заглянул в глаза напротив. Матвей задумался. Он не мог сказать «да», просто не имел на это права, однако «нет» тоже здесь не подходило, потому что будет слишком заметно, насколько сильно он кривит душой. — Не знаю. Казалось, именно этого ответа от него и ждал Йоханнес. Он обнял Елисеева за плечи, снова привлекая его непозволительно близко, ощущая, как Матвей напрягся всем телом. — Я могу сделать так ещё раз, если ты хочешь разобраться в своих чувствах, солнце. Только нежнее, — страстно прошептал норвежец, касаясь губами мочки уха россиянина. — Нет, Йоханнес, — произнёс Матвей, освобождаясь от объятий. — Я выполнил твоё желание, давай закончим на этом. — Конечно. — Младший Бё отодвинулся, позволяя Елисееву встать. — Я не могу тебя принуждать. Но, если хочешь знать, мне понравилось. Ты вообще давно мне нравишься. — Врёшь. — Матвей искоса посмотрел на него. — Нет. — Йоханнес покачал головой. — Я не такой плохой, как ты думаешь. Россиянин нервно сглотнул, переваривая сказанное. Где-то он уже слышал последние слова, сказанные Бё. Он не был уверен, что это правда, скорее очередной ловкий трюк хитрого норвежца, но и отмести это полностью тоже не сумел. Нечто в интонации собеседника заставило Елисеева сомневаться в однозначности лжи. Сухо попрощавшись с Йоханнесом, Матвей вышел за дверь и буквально сполз по стене, закрыв лицо руками. Всё сложно, слишком сложно, и он запутывался всё сильнее, допуская кучу непростительных ошибок. Только что он совершил одну из них.