***
Матвею было просто необходимо как-то уложить в голове только что произошедшее. Вместо того, чтобы вернуться к себе, он бесцельно бродил по отелю. Время в самый неподходящий момент летело, словно на крыльях. Периодически смотря на экран мобильника, Елисеев отметил, что завтра с трудом встанет, а круги под глазами будут напоминать чёрные дыры, но сейчас это отошло на второй план. Сердце уже перестало отчаянно биться, но легче Матвею не становилось. Он всё сильнее чувствовал себя предателем, хотя, при трезвом взгляде на ситуацию, в ней была не только его вина. Елисеев не преследовал цели от кого-то спрятаться, но тот, кто собрался бы его искать (а такой, к сожалению, нашёлся), быстро пожалел бы о этом намерении. Мысли путались всё сильнее и, когда ноги сами привели его в давно опустевший холл, Матвей опустился в кресло и крепко задумался. Нет, факт того, что это было чертовски глупо, неловко, опрометчиво, даже не обсуждался. Тем не менее, та гордая, болезненно самолюбивая сторона Елисеева, которая больше всего страдала от холодности Логинова, несомненно, шевельнулась в сторону норвежца. Матвей в принципе не являлся высокодуховным образцом для подражания, как Эд или Саша. Его постоянно штормило между двумя субъективными крайностями «хороший — плохой». Именно поэтому слово за словом, взгляд за взглядом, прикосновение за прикосновением Йоханнес будил в нём всё более противоречивые чувства. Более подходящего момента, чтобы навсегда задушить, затоптать всё то, что раздирало на части, просто не было. Однако для Елисеева это оказалось задачей со звёздочкой. Единственное, что он мог предложить самому себе, — игнорировать и делать вид, что ничего не изменилось. Мобильный резко завибрировал, и, едва взглянув на экран, Матвей в очередной раз сбросил вызов. Объясняться с Александром, во-первых, не хотелось, во-вторых, он однозначно выдал бы себя. Чем угодно: голосом, словами, интонациями. Логинов в любом случае понял бы, а для этого ещё не пришло время. Погруженный в размышления разной степени невесёлости, Елисеев заметил фигуру, буквально подкрадывающуюся к нему, только когда они уже почти столкнулись нос к носу. — Когда-нибудь вы все добьётесь того, что я окочурюсь, — проворчал Матвей. Фигура, на поверку оказавшаяся Бабиковым, растянула губы в поистине издевательской улыбке. Антон тут же занял кресло напротив, смотря настолько испытующе-пронзительным взглядом, что Елисеев непроизвольно скрестил руки на груди в защитном жесте. — Да ладно, расслабься. И вообще, зачем ты прячешься? — Тоже будешь нравоучения читать? — Матвей закатил глаза. — Буду. Поговори с ним. Словами через рот. — С кем? — Матвей, не прикидывайся альтернативно одарённым, у тебя получается неубедительно. — Бабиков улыбнулся ещё шире. — С Сашей, конечно же. Или страшно? — Скорее бесполезно, — поправил Елисеев. — Понимаю. — Антон кивнул. — Когда тебя добиваются, это гораздо приятнее, чем добиваться самому, верно? Матвей предполагал, что вся нужная информация фактически написана у него на лбу, но такой догадливости от Бабикова не ожидал. Хотя он, скорее всего, просто искал потаённый смысл там, где его не было, поэтому придал побольше нейтральности и безэмоциональности своему голосу. — Мне, увы, не повезло. — Я не узнаю тебя. Мог бы и применить свою целеустремлённость в правильном направлении. — Антон выразительно посмотрел на сокомандника и вместо прощания произнёс: — Перезвонить не забудь. Матвей, кинув взгляд на количество пропущенных, понял, что абсолютно точно родился под несчастливой звездой.***
Для Йоханнеса всё определённо складывалось наилучшим образом. На ещё один поцелуй он не рассчитывал и даже, пожалуй, был бы разочарован, посчитав россиянина слишком доступным. Ему всё ещё хотелось сохранить интригу, придать ореол запретности и недоступности, и Матвей, сам того не желая, охотно этому способствовал. Старший брат не раз и не два напоминал ему, что российские биатлонисты для них больше не друзья, но этим только подталкивал младшего к вполне конкретным действиям. Чувства к Логинову, а затем в отместку ему желание сблизиться с Елисеевым явно относились к этому. Теперь, когда первый этап завершился вполне закономерной кульминацией, можно было переходить к следующему, который требовал куда больших усилий и немалого актёрского мастерства. Если раньше Бё играл на смутных ощущениях, почти инстинктах, то сейчас предстояла сложная постановка на осознанных чувствах с однозначно горьким финалом, но, конечно, не для него. Норвежец прекрасно осознавал, что эта изначально лёгкая интрижка всерьёз увлекла его, заставила испытывать нечто вроде жажды победы. Он начал по-настоящему входить в раж, что, кажется, стало сказываться на результатах. Однако Йоханнес Бё был удивительным человеком, способным вырулить из любой досадной неприятности, и пользовался этим даже слишком часто. Йоханнес не раз и не два представлял, предвкушал и смаковал возможную реакцию Саши на конечный результат. Ему нравилось воплощение мысли, что никто не может отвергнуть его безнаказанно. То же, что ждёт в итоге Матвея, волновало его чуть больше, чем полностью. Ведь мы вряд ли интересуемся состоянием лопаты, которой вырыли яму ближнему своему, правда? Вместе с тем, Йоханнес с трудом мог признаться себе, насколько сильно хотел ещё раз ощутить трепетную чувственность чужих губ, запустить пальцы в густые волосы, открывая шею, а затем оставить на ней свою метку. Он считал это всего лишь небольшими приятными бонусами. Впрочем, он ведь получит именно то, что считает нужным. Всегда получает.***
johannesbo: Нам нужно поговорить. Это сообщение застало Матвея врасплох. Диалог с норвежцем давно затерялся в глубинах директа и уже не мозолил глаза. Да и сам отправитель не подходил к Елисееву с того самого злополучного вечера, ограничиваясь долгими взглядами издалека. johannesbo: Ответь мне. Младший Бё отправил второе сообщение, но россиянин ещё едва ли осознал первое. Эмоции, что за прошедшую неделю улеглись и осели где-то глубоко в душе, вновь всколыхнулись, подчиняя себе и мешая рассуждать трезво.m_eliseev93: Нам не о чем говорить. Ничего такого не было.
От волнения Матвей с трудом попадал по сенсорным клавишам. Хотелось поскорее отделаться от всего этого и больше никогда не видеть Йоханнеса так близко, как тогда. Лучше, конечно, не видеть в принципе, но это просто невозможно. johannesbo: Да-да, конечно, не было. Только кое-кого это «ничего» очень сильно заинтересует. Ты же понимаешь, о ком я, солнце? Кажется, только сейчас Елисеев в полной мере ощутил, насколько сильной оказалась его зависимость от норвежца. Однако проклинать собственную глупость было уже слишком поздно. Сейчас он связан по рукам и ногам, и в любой момент Бё может затянуть путы сильнее, заставляя подчиняться своей воле.m_eliseev93: Говори место и время.
Матвей видел и ощущал каждую манипуляцию Йоханнеса, мог разложить их все на составные части, но сопротивляться им это не помогало. Поэтому невольно он разыгрывал как по нотам именно ту партию, что отвёл ему норвежец. johannesbo: После гонки, возле норвежской вакс-кабины.m_eliseev93: Отличное место, чтобы все увидели.
johannesbo: Никто не увидит, обещаю. johannesbo: Прости, что пришлось надавить. Мне правда нужен этот разговор. Прочитав последнее сообщение, Елисеев в принципе перестал что-либо понимать. Перечитав текст ещё раз, он едва ли стал понимать больше. Йоханнес определённо умел удивлять и делал это весьма неожиданно. Матвей невольно почувствовал интерес, который в нём снова намеренно разжигали.***
С некоторых пор Антхольц рождал странные чувства в душе Саши Логинова. Одно из самых удачных для российских биатлонистов мест, к тому же живописное настолько, что дух захватывало, оно напоминало о тех событиях, что только недавно перестали отзываться тупой болью. Перед индивидуальной гонкой он чувствовал себя вполне неплохо, однако какой-то моральный дискомфорт всё равно не давал вдохнуть полной грудью. К тому же рядом не было преданного Елисеева с вечной ободряющей улыбкой. Он принял решение сняться с сегодняшней гонки, да и последнюю неделю выглядел крайне неважно. Саша знал, что съедает Матвея, но переступить через себя и поговорить не мог, даже внимая предупреждению Эда. Елисеев, очевидно, тоже не мог сделать этого, и Логинов не мог его осуждать. Однако от неуютных ощущений отделаться не получалось, и Александру пришлось осознать и принять, что наличие рядом собственной ходячей катастрофы лучше, чем её отсутствие. Тяжёлое начало Саша смог нивелировать хорошей стрельбой и шёл очень неплохо. Однако с каждым километром всё сильнее складывалось ощущение, что он везёт на спине две винтовки, и это заставляло прикладывать больше усилий. Когда пришлось стиснуть зубы, чтобы терпеть и не терять темп, едва ли прошло две трети гонки. Логинова редко вырубало на дистанции, и он всегда мог правильно распределить свои силы, но сегодня было на редкость сложно. Зато теперь он понял, что доставляло ему такой дискомфорт — очень хотелось выиграть. Казалось, что, если сейчас не получится, сам Антхольц посмеётся над ним, а вместе с ним все те недоброжелатели, которых Логинов, сам того не замечая, накопил немало. На первый взгляд, абсолютно бредовые мысли, но многим спортсменам свойственно наделять места соревнований собственным характером, и Саша не был исключением. Уже после заключительного рубежа, прежде предельно сфокусированное внимание Александра резко рассеялось. Он забыл палки на коврике, едва не упал после контрольной отсечки, но, благополучно преодолев маленькие казусы, бросил остатки сил на последний круг. Саша только сильнее сжал палки и до боли закусил губу — он сможет это победить, а вместе с тем избавится от страха и тяжёлых воспоминаний. За километр до финиша на вершине последнего подъёма Логинова ждала приятная неожиданность — Матвей с тренерским планшетом в руках. Ребята, пропускающие гонки с интервальным стартом, часто вызывались вести товарищей по трассе, и он, видимо, не стал исключением, хотя утром совершенно не выражал желания ехать на стадион. Александр почувствовал растущую теплоту в груди, даже отталкиваться стало легче. Назвав текущее преимущество и добавив короткое «хорошо идёшь», Елисеев подбежал на максимально близкое безопасное расстояние и произнёс так, чтобы только Логинов услышал: — Это победа, Саш. Александру тоже очень хотелось в это верить, хотя было, как минимум, шестьдесят человек, стартующих следом, которые с ними согласны не были.***
— Всё, Матвей, можешь идти. Спасибо, что подменил. — Аналитик сборной Шукалович тронул Елисеева за плечо. — Да, пожалуйста. — Матвей кивнул и передал планшет в руки Дмитрия. На самом деле он надеялся простоять на подъёме если не всю гонку, то хотя бы большую её часть. Однако успел застать только финиш крайне расстроенного Эда и бесконечно уставшего Саши, что очень насторожило Елисеева. Неужели здесь, в Антхольце, Логинова снова преследуют уже вроде бы забытые переживания? Вибрация мобильника заставила Матвея вспомнить, ради чего он приехал на стадион. Йоханнес напоминал о себе. Не разблокировав телефон, Елисеев направился в сторону норвежской вакс-кабины. От радости и воодушевления, вызванных одним взглядом на Сашу, не осталось и следа. Ещё одна вибрация уведомила Матвея о том, насколько сильно норвежец не намерен ждать. — Ты не торопился. — На губах Бё не было обычной улыбки, и россиянина невольно передёрнуло. — А это не мне нужно. — Матвей смотрел исподлобья. — А тебе. — Да-да, конечно. — Йоханнес закивал и попытался взять россиянина за руку, но тот резко отдёрнул её. При этом Елисеев смело смотрел в глаза норвежца, несмотря на то, что боялся увидеть там то, что чувствовал сам в этот злополучный вечер. Тем не менее, гораздо легче было вскрыть нарыв, чем потом проводить ампутацию. — Я жду, Йоханнес. Не думай, что мне слишком нравится твоё общество. — Ты нравишься мне таким, солнце. Тебе идёт, — почти промурлыкал Бё, а Елисеев сделал усилие, чтобы не скривиться. — А как же Александр? Матвею не нравилось то, что он сам произнёс. Однако соблазн попробовать вывести из равновесия спокойного как удава норвежца оказался чересчур велик. Правда у него ничего не вышло. — Могу переадресовать тебе этот вопрос. Улыбка на губах Бё стала нестерпимо язвительной — Елисеев понимал, что в умении плести интриги он безнадёжно проигрывал. Норвежец, в свою очередь, замечая прокол собеседника, вёл себя всё увереннее. — Переиграл. — Матвей развёл руками, отступая на шаг, чтобы хоть немного увеличить расстояние между ними. — Ты не сможешь вечно бегать от этого. — Голос Йоханнеса теперь звучал почти ласково. — Не смогу. — Россиянин кивнул. — Но попробую. — Его недовольно поджатые губы сомкнулись в тонкую ниточку. — Упрямый. — Бё покачал головой то ли с сочувствием, то ли с восхищением. Если что-то в мире могло одновременно довести до белого каления и почти смертельно напугать Елисеева — это было именно оно. — Ты ждёшь других действий, увы, я не предложу чего-то ещё. Матвей чувствовал, что всё сильнее теряет самообладание, поэтому говорил медленно, делая долгие паузы между словами, чтобы успокоить бьющееся сердце. — О нет, мне это не нужно. Не нужно так переживать. Тебе бы самому открыть глаза на правду. — Зачем ты меня мучаешь? Чего хочешь? — Россиянин чудом не перешёл на крик, но его голос уже звучал резко, отрывисто и слишком громко. Нервы всё же сдали в самый неподходящий момент. — Признайся, ты ведь ко мне неравнодушен. В тебе шевельнулось то, что не должно было. — Ты слишком высокого о себе мнения. — Ври другим сколько угодно, но себя не обманывай. Я всё равно прав. — Бё самодовольно усмехнулся, а Елисеев неприязненно поморщился. — Нет, не прав, — устало проговорил Матвей. Эмоциональное напряжение и краткая вспышка истощили его, и теперь он ощущал себя воздушным шариком, из которого выпустили воздух. Его охватило невероятное безразличие к происходящему. Воспользовавшись паузой, Йоханнес стянул перчатку и кончиками пальцев коснулся щеки россиянина. Елисеев, которому и так то с одной, то, с другой стороны чудились шаги, со страхом и злостью отпрянул. Неожиданное прикосновение вывело его из оцепенения. Он подавил желание слегка подправить физиономию норвежскому достоянию и ушёл, не оборачиваясь, кажется, чуть не сбив кого-то по пути. Это только больше разозлило его. Когда первое неприятное ошеломление схлынуло, Матвей начал размышлять. А что, если у норвежца могут быть чувства? Нет, это определённо полная чушь. Только если в параллельной вселенной. А в этой нужно было как-то разорвать этот порочный круг, а скорее всё же треугольник. Даже если паутина лжи казалась такой сладкой.***
Логинов без какой-то конкретной цели ходил по территории, прилегающей к стадиону. Скорее просто для того, чтобы не замёрзнуть и скоротать время до цветочной церемонии. Он определённо выиграет эту гонку, если только неожиданно не выстрелит представитель небиатлонной страны или затерянная звёздочка норвежского резерва. Такая вероятность была крайне низка, и Саша мог осторожно начинать принимать поздравления. Проходя мимо вакс-кабины норвежцев, Александр услышал знакомые голоса. Когда он осторожно и, как ему казалось, максимально незаметно подобрался к источнику звука, его самые неутешительные догадки подтвердились. Логинов увидел увлечённо и эмоционально говоривших Матвея и Йоханнеса. Слышать их Саша не мог, поэтому принялся напряжённо вглядываться в выражения лиц. То, что он замечал, ему совсем не нравилось. Лицо Елисеева хоть и выражало некую долю неприязни и растерянности, но твёрдость этих эмоций уже не виделась Александру такой однозначной. В свою очередь, Бё напомнил Логинову подлизывающегося кота. Его ласковый и вместе с тем просящий вид вызвал в Саше растущую неприязнь. Норвежец попытался коснуться щеки Матвея, тот резко и неловко отпрянул так, что Александр перестал видеть его лицо. Йоханнес заметил Логинова и насмешливо подмигнул, после чего россиянин опустил голову и словно попытался уменьшиться. Спустя несколько томительных мгновений, которые тянулись невероятно долго, совсем рядом с Сашей прошёл Матвей, чудом не задев его, однако даже не заметив этого. Александр гневно нахмурился и, уже не прячась, подошёл к Бё с твёрдым намерением высказать всё, что думает. Правда, при одном взгляде на норвежца половина решимости Логинова сошла на нет, но он только крепче стиснул зубы, не собираясь показывать этого. — Подслушиваешь? — Йоханнес насмешливо скривил губы. — Осваиваю твои методы. — И как? — Вполне успешно, по-моему. — Саша усмехнулся. — Выглядишь не очень убедительно. Актёрского мастерства не хватает? — А я тебя убеждать не собираюсь. Мне нужно, чтобы он поверил, — вкрадчиво произнёс норвежец Они какое-то время сверлили друг друга глазами, пока Александр не отвёл взгляд, признавая маленькое моральное поражение. Йоханнес удовлетворённо хмыкнул, издевательски похлопав Логинова по плечу. — Не опоздай на награждение, чемпион. От нескрываемого ехидства собеседника россиянин болезненно поморщился. Да уж, всё шло куда хуже, чем ему подумалось на первый взгляд. Саша начинал понимать, что даже самого верного можно запутать и соблазнить, приложив нужные усилия, и это знание не давало ему ничего хорошего.