***
Погода с самого утра была солнечной и тёплой, какой-то по-настоящему весенней, несмотря на календарный февраль. Тем не менее, вся сборная России чувствовала себя более или менее нервозно, потому что призы были далековато, и спортсменов радостно закапывали после каждого старта. Эстафеты были теми гонками, где от ребят и девчонок не просто ждали медали — их требовали. Причём женская гонка уже не оправдала возложенных ожиданий. Таня ещё на втором этапе зашла на штрафной круг, и Света с Ульяной потом просто докатывали. Девушки — не только из их сборной — не очень спешили расходиться. Это чуть скрашивало полное отсутствие зрителей, немного смягчая впечатление, что по стадиону вот-вот ветром пронесёт перекати-поле. Матвей подходил к сегодняшней гонке с холодным безразличием. Он понимал, что просто полностью выгорел, поэтому мозг включил защитные механизмы, разом обесцветив все эмоции. Солнце грело достаточно добросовестно, и Елисеев даже порадовался, что они стартуют в пять часов, а не в два, как девушки. Правда на трассе всё равно будет жарко, не только из-за тактической борьбы. Впрочем, едва он облачился в комбинезон, пожалуй даже слишком тёплый для этой погоды, то почувствовал, как неприятно зашевелился глубоко внутри червячок сомнения. Поддаваться ему, особенно сейчас, было нельзя, и Матвей без зазрения совести его подавил. Он осмотрелся, выхватывая взглядом сокомандников. Карим уже шёл в стартовый городок, стараясь держаться бодро, но это казалось немного искусственным. Они почти случайно встретились глазами, и Матвей честно постарался, чтобы Халили увидел в них только поддержку. Эда он так и не заметил — видимо, тот никуда не торопился и пока остался в вакс-кабине. А вот Саша находился всего в паре метров. Они оба так старательно избегали друг друга, что невольно оказались совсем рядом. Матвей хотел посмотреть на него осторожно, чуть ли не исподтишка, но Саша всё же это обнаружил. Два одинаковых, полных неловкости и боли взгляда встретились, чтобы в следующую секунду Логинов отвернулся и быстро зашагал прочь. Карим, кажется, начал чересчур резво, хотя об этом, конечно, лучше судить тренеру. Он очевидно поддался на лёгкую провокацию Легрейда, который уже на первом километре постарался разорвать пелатон. Это аукнулось почти сразу — на первом рубеже он стрелял медленно и закрыл единственный промах с третьего раза, почти сразу потеряв с полминуты. Правда, скорость у Карима была вполне достойной, и Матвей даже стал следить чуть рассеяннее — ещё успеет напереживаться на двух этапах после своего. К тому же стойка сложилась просто блестяще, но уже схваченное в начале отставание не позволило приблизиться, оставляя Карима за десяткой. Матвей смотрел на не особо вдохновляющие секунды после стрельбы, чуть закусив губу и мысленно напоминая себе: «Дебют-дебют-дебют». Трудно ждать, что, по сути, новичок проведёт свой первый эстафетный этап на чемпионате мира, сразу привезя отрыв, поэтому он даже не собирался журить его за неизбежные ошибки. Самому бы хоть так гонку провести, ей-богу. Принимая эстафету от Халили, Елисеев мельком подумал, что, учитывая все погодные и моральные условия, его, похоже, ждало три круга ада по Данте. Да и если он облажается, то ему обязательно устроят не менее впечатляющее продолжение. Он с самого начала круга не особенно торопился, к тому же сегодня по дистанции его подгонял и тормозил сам Каминский. Нарываться на очередные претензии в свой адрес не слишком хотелось. Со стороны он наверняка выглядел как умирающий лебедь, но Матвей не чувствовал себя таковым. Безусловно, сил было немного и разбазаривать их на первом круге стало бы непозволительной роскошью, но он этого и не делал. Лёжка сложилась неплохо, без допов, правда он краем глаза замечал, что соперники стреляли быстрее. Отставание на выходе с рубежа тоже не радовало — сорок пять секунд смотрелись совсем уныло. Матвей вяз в рыхлом подтаявшем снегу, что вынуждало его работать активнее, ломало технику, заставляя мышцы быстрее забиваться. Оставалось только стиснуть зубы и пытаться удержаться между скоростью «небесный тихоход» и собственной максимальной. Стойка, которую Матвей, пожалуй, мог отстрелять на ноль даже с закрытыми глазами, в этот раз подвела злополучным последним выстрелом. Мысленно чертыхнувшись, он зарядил доппатрон и дослал его, понимая, что теряет драгоценное время. Естественно, трасса разбивалась с каждым кругом и солнце продолжало светить немилосердно ярко, так что передвигаться легче не стало. Однако Матвею удалось сэкономить немного сил и, когда до передачи эстафеты оставалось буквально девятьсот метров, включиться на все деньги, уже не обращая внимания, что он зарывался в снег почти по уши. Елисеев дотронулся до плеча Логинова и вместо ставшей за последнее время привычной теплоты почувствовал, как тот словно окаменел. Впрочем, по-другому и быть не могло: Саша ещё совсем не остыл. Когда Матвей присоединился к Кариму, чтобы досмотреть гонку, первое, что он услышал от сокомандника было: — Я не слишком облажался? — Пойдёт, — усмехнулся Матвей. — Хотя и не эталонные пятнадцать секунд, как у Лёхи. Лёха, он же Алексей Анатольевич Волков, тренер по стрельбе женской сборной, смотревший гонку вместе с парнями, демонстративно громко фыркнул. — Вот-вот, ребят, я говорил, что вы ещё обо мне вспомните, — сквозь смех проговорил Волков. Логинов к тому времени уже успел подвиснуть на лёжке, но в итоге обошёлся без допов и теперь гнался за биатлонистом, занимавшим третье место. Надежда на подиум, безусловно, сохранялась, но даже волнение за Сашу теперь как-то поблёкло. Йоханнес отрывался с каждым движением и, несмотря на всё, что между ними произошло, этим нельзя было не восхищаться. Тридцать одна секунда снова превратилась в сорок пять, и дальше отставание только увеличивалось. Лидирующий норвежец закрыл стойку почти пулемётной очередью, а вот Александр, как и Матвей этап назад, промахнулся последним выстрелом и взял доп. Скорее всего, они ещё немного отстанут. — Как думаешь… — Карим созерцал почти минутное отставание на передаче. — Мы на третьем останемся? — Может быть, — пожал плечами Елисеев. — Надеемся на Эдика. Это вовсе не было дежурной фразой. Он слишком давно и хорошо знал друга, понимая, что если есть человек, который с полной самоотдачей выступает ради команды, то это Латыпов. Между тем, Эдуард без труда обошёл того, кто был на втором месте, хотя отставание от Кристиансена даже увеличилось. Удачная лёжка и, кажется, сборная России уже могла осторожно рассчитывать на второе место. Чуть поодаль от них с Каримом встал хмурый Саша. Он не спешил подходить ближе, лишь сосредоточенно следил за секундами. Матвей не решился сам к нему подойти, справедливо полагая, что получит от ворот поворот. Халили только переводил взгляд с одного на другого, едва не закатывая глаза. Ну разве они не идиоты? Матвей сосредоточился на том, как Латыпов проходит дистанцию, и его передёрнуло от неприятного липкого страха. Он понял, что Эд слишком сильно вложился на первом круге, а до финиша его могло и не хватить. — Что не так? — От Карима не укрылось то, как он изменился в лице. — Эдика может не хватить. — Матвей задумчиво пожевал губу. — Походу, быть нам сегодня с деревяшкой. — Ты уверен? — Это было первое, что Саша сказал ему за последние сутки. — Мы тренировались вместе с юниоров. — Елисеев пожал плечами. — Думаю, что знаю все его состояния. Единственное, чем Матвей, пожалуй, мог помочь сейчас — подсказать, что на выходе со стойки у Эдуарда пятнадцать секунд до четвёртого места. Именно это он и сделал. Правда, к сожалению, в своих предчувствиях Матвей не ошибся. После стойки Эд лидировал, однако Самуэльссон догнал и обогнал его настолько быстро, что никто и глазом моргнуть не успел. Секунды и метры тянулись одинаково медленно, и в какой-то момент даже показалось, что финишный круг никогда не закончится. К тому же, с каждым движением к Эдуарду приближался ещё и Жаклен. Казалось, что в этот момент скрестили пальцы не только первые три участника российской эстафеты, но и тренеры, персонал и вообще все, кто имел к сборной хоть какое-то отношение. Когда Латыпов всё-таки пересёк финишную черту третьим, беспокойство за товарища пересилило осознание от завоёванной медали. Нет, он, к счастью, не потерял сознания, но прийти в чувства никак не мог.***
Приятная послегоночная суматоха закружила парней. Безостановочные фотографии: на финише, на подиуме, официальные для IBU, для спортивных изданий всех мастей и российских в том числе. Официальное интервью, на котором пришлось отдуваться Матвею и Кариму, как тем, кто мог сносно объясниться по-английски без переводчика. Едва они, казалось бы, перестали быть всем интересны, как свой кусочек призёрского внимания захотел уже до зубного скрежета «любимый» Матч. Саша поначалу целеустремлённо прошёл мимо, и они подошли к миксзоне втроём. Эдуард, всё ещё бледный как полотно и не очень твёрдо стоящий на ногах, посмотрел на Матвея настолько умоляющим взглядом, что тот лишь молча подставил плечо, позволяя другу на него опереться. Честно говоря, Матвею и самому уже хотелось прилечь на снежок от огромной усталости, однако никому из них не было легко, а Эду даже тяжелее остальных, поэтому Елисеев и не стал возражать. Вдруг в миксзону вернулся Саша, встав рядом с Каримом и бросив в сторону Матвея выразительный и, если присмотреться, с оттенком ревности взгляд. Со стороны это смотрелось очень странно. Возможно, Матвей удивился бы, увидев, что подобным взглядом его наградили не только тёмно-карие глаза Александра, но и льдисто-голубые одного небезызвестного норвежца. Однако ему было не до этого. Сразу стало понятно, что Трифанову куда интереснее Карим и Эдуард, нежели Матвей и Саша. Логинов был этому рад и даже вскользь заданный вопрос переадресовал Эдику. Елисееву, конечно же, досталась очередная каверза про отношения с тренерским штабом, и он отговорился чем-то односложным — портить себе почти хорошее настроение совсем не хотелось. Правда долго мурыжить парней Илье всё равно не дали. Эд и Карим, как впервые ставшие призёрами чемпионата мира, были нарасхват, и их тут же перехватили на ещё одно интервью. — Видишь, Сашка, старые мы с тобой, неинтересные. — Матвей несмело улыбнулся, совершенно ни на что не надеясь. Логинов внезапно чуть оттаял, кивнув куда-то в сторону. — Вот три замечательных молодых человека жаждут осчастливить тебя интервью. Будь осторожнее в своих желаниях. Оказалось, слова Матвея возымели интересный эффект, и к нему подошли сразу три журналиста. Елисеев развёл руками с настолько несчастным выражением лица, что Александр лишь покачал головой, внутренне оттаивая ещё чуть больше. — Я подожду, — шепнул он, едва заметно касаясь плеча Матвея, и направился к выходу из миксзоны. Матвей даже оглянулся — Саша действительно ждал, но как-то демонстративно на него не смотрел. Да, это, конечно, грустно, но никто не говорил, что ему теперь будет легко возвращать то, что по глупости разрушил. Безусловно, главное, о чём хотели знать интервьюеры, да и сам Матвей умолчать не имел права — то, как почти героически сражался Эдуард на последнем этапе. Однако все его мысли всё равно были о Саше и, наверное, это было не так уж плохо.***
Александр думал, что оставаться холодным и отстранённым будет как-то попроще, тем более что он вполне справедливо считал себя правым. По крайней мере, так ему казалось. Впрочем, он предсказуемо ошибся. Видя, как Матвею тяжело и что он словно с трудом передвигал ноги, Саша чувствовал беспокойство и даже толику нежности вместо ожидаемого равнодушия. Когда эти тревоги рассеялись, он не смог, да и не пытался скрыть, как отлегло на сердце. — Дай ему шанс. — Карим подошёл так незаметно, что Саша сначала принял это за проявление внутреннего голоса. — Может быть. — Александр чуть нахмурился и направился в вакс-кабину. Он совсем не хотел, чтобы его в чём-то убеждали. Проводя свой этап, Саша достиг того состояния необходимого равновесия, когда ты сосредоточен, но не отстранён. Пожалуй, для гонки это подходило идеально, не позволяя посторонним мыслям заполнить голову и упустить контроль над ситуацией. Он знал, что Йоханнес далеко впереди, и заставлял себя не думать об этом. Старался стрелять метко и, хоть стойка явно наплевала на это намерение, был почти доволен конечным итогом. Промежуточный результат и впрямь оказался неплох — почти минута от Бё, зато всего десять секунд до второго места. Эдуард, конечно, был замечателен, но нервных клеток им истрепал приличное количество. Причем не во время гонки, а после, когда они втроём поднимали его со снега, стараясь как-нибудь растормошить. Получилось не сразу. Суматоха была Саше как нельзя на руку, не позволяя отрешиться ни на секунду. Правда, с официального интервью он всё-таки сумел улизнуть, сославшись на плохое знание английского. Потом он заметил, что Латыпов сделал точно так же. В этот момент Саша с радостью ушёл бы со стадиона, однако пока это было неприлично, но и оставаться тоже совсем не хотелось. Он встал поодаль, придерживая в руках лыжи и палки, которые ещё не было возможности убрать. Карим увлечённо что-то расписывал и, когда он сделал паузу, Матвей вставил какое-то замечание, от которого улыбнулись не только Халили и представитель пресс-службы, но и их соперники по эстафете. У Матвея часто получалось сделать обстановку чуть расслабленнее, особенно, если он сильно этого хотел. Логинов, хоть и пообещал себе больше не смотреть на Елисеева так, сдержать слово не смог. При том, что на недостаток силы воли он никогда не жаловался, скорее мог бы излишками поделиться. Солнце играло в тёмно-русых волосах Матвея, словно высвечивая в них золотые нити. Он выглядел радостным и открытым, отчего его глаза, казалось, смотрели ещё беззащитнее и ласковее, чем обычно. — Дай ему шанс. — Теперь уже Эдуард тронул его за локоть. Конечно, Латыпов не мог не заметить долгого пристального взгляда, которым Саша наградил Матвея. Боже, да ребята все сговорились что ли? Только Жени Гараничева не хватало для полного комплекта. Или, может быть, они знали нечто ему недоступное? В любом случае, их вмешательство никак на него не повлияло бы. Разве что капельку. Александр решил, что с него достаточно социальных взаимодействий на сегодня, и уже собрался уходить, проигнорировав размахивающего руками Трифанова. Однако, едва он увидел, как уютно устроился Эдуард на плече у Матвея, ноги сами принесли его в миксзону. Он правда не ревновал, честное слово. Да и зачем ему это было, особенно сейчас. К тому же, Саша сразу пожалел об этом порыве, так как у него сразу попытались выспросить хоть что-нибудь, хотя он русским языком объяснял, что не горит желанием общаться с журналистами на чемпионате. Впрочем, Карим и Эдуард довольно быстро ретировались на другое интервью. Саша тоже собрался уйти, но после реплики Матвея не смог. Он указал ему на журналистов, ловя себя на мысли, что это чувствовалось правильно. Так, как и должно быть. Он стал ждать Матвея, потому что это тоже было правильно. Тем не менее, Александр старался не попадаться на тоскливые взгляды, что Елисеев нет-нет да и посылал в его сторону. Так он точно не выдержит и первым мириться придёт. А вот это точно неправильно. Уже вечером, когда Саша, казалось, остался наконец наедине с собой, телефон нервно завибрировал. Сообщение в директе от Бабикова гласило: nuikartoshka: Дай ему шанс. И лучше больше никогда не слушай моих советов. Единственное, на что хватило Сашу, — подумать: «Да чтоб вас, ребят. Это уже совсем не смешно».***
Йоханнес чувствовал что-то похожее на скуку. Если бы на заре его карьеры, примерно в две тысячи пятнадцатом, ему сказали, что победа может не внушать бурной радости, он бы рассмеялся в лицо сказавшему это. Теперь он был почти готов с этим согласиться. Он всё ещё очень любил ощущение скорости и силы, получал удовольствие от особой атмосферы, окружающей карьеру любого успешного профессионального спортсмена. Однако это неизбежно начинало приедаться. Вот и сейчас они взяли очередное важное командное золото. Теперь можно было добавить ещё одну цифру к количеству титулов. Хотя, если совсем не кривить душой, этот чемпионат мира складывался для Йоханнеса неважно. Личной победы не случилось, хотя можно ещё было возлагать надежды на масс-старт, зато командных — целых две, и это одна из них. Да и преимущество в погоне за очередным глобусом было не самое подавляющее. Правда Йоханнес, к своему большому счастью и несмотря на изрядные амбиции, умел не ощущать давления собственного статуса, когда это было необходимо. К тому же сейчас его занимало нечто иное. Бё не скрывал, и от самого себя в том числе, что ему очень хотелось понаблюдать, чем всё-таки обернулась эта весьма запутанная игра на троих. Он получил не совсем те впечатления, на которые рассчитывал. Ни Матвей, ни Александр не выказывали никаких признаков напряжённости, обиды или раздражения. По крайней мере, внешне ничего не было заметно. Нет, Йоханнес, конечно, знал, что россияне обычно очень закрытые люди и прекрасно умеют сдерживать любые эмоции, но такого эффекта не ждал. Они ведь явно делали это в ущерб себе, и заложенного здесь смысла норвежец понять не мог. Это доставило Йоханнесу неожиданное разочарование. Если буквально день назад он чувствовал полное удовлетворение ситуацией, то теперь казалось, что вовсе не норвежец вышел победителем из ситуации, хотя такого быть не могло. Он в общем-то не мог чётко сформулировать, чего он ждал. Возможно, поэтому и не мог наслаждаться последствиями — не представлял их чётко, да и не вышли они особенно яркими. К тому же, победная суета, которая почти всегда давалась даже тяжелее, чем гонка, совсем не скрашивала его недоумения. Чуть очнулся Йоханнес, когда Стурла захихикал практически у него над ухом. Йоханнес давно перестал запоминать молодых российских спортсменов. Толку от этого всё равно не было — те задерживались на пару этапов максимум, а затем навсегда исчезали. Правда сейчас интервью давал какой-то смутно знакомый парень с явными восточными чертами, причём даже на очень сносном английском. Именно его паузой воспользовался Елисеев, чтобы отпустить какое-то забавное замечание, которое понравилось Легрейду и не только ему. Бё огляделся в поисках Александра — неужели тот успел куда-то скрыться? Хотя нет, он стоял в стороне, и, едва норвежец попытался встретиться с ним взглядом, будто в глухую стену упёрся. Что ж, Логинов вёл себя крайне ожидаемо. Попытаться закрыть глаза, сделать вид, что ничего никогда не было — это так в его стиле. Если даже такое не способно вывести его на что-то живое и искреннее, так ли ему интересен Саша или эксперимент всё-таки вышел неудачным? Норвежец явно склонялся ко второму. Он не собирался смотреть на Матвея другими глазами — это вышло как-то само. Оказалось, что под гордой осанкой и физической мощью, которые россиянин и так не стремился сильно вперёд выпячивать, скрывалось абсолютно беззащитное, ранимое и чувственное сердце. Вот его Елисеев не показывал совсем никому, и, пожалуй, только Йоханнес смог добраться до этого сокровища, и то лишь силой. У Матвея не получалось отгородиться от него стеной, поэтому, едва норвежец глядел в его сторону, тот сразу отводил глаза. Тогда Йоханнес повёл себя хитрее и стал смотреть искоса, словно со стороны. Матвей, казалось, светился очень мягким приглушённым светом, и нужно было очень пристально вглядываться, чтобы его увидеть. Особенно это подчёркивала улыбка, почти по-детски наивная и появляющаяся на губах Елисеева довольно редко. Впрочем, у их команды сегодня был повод радоваться. Всё же чужую медаль не хотелось обесценивать, хоть это и всего лишь бронза. Йоханнес ещё раз посмотрел очень пристально, так, что даже вечно витающий в облаках Матвей заметил и поспешил пойти в другую сторону. В голове норвежца вдруг щёлкнуло, цепко, холодно и цинично — чего он хочет.***
Перерыв между чемпионатом мира и заключительными этапами кубка пролетел почти незаметно. Особенно для российских биатлонистов — с такими расстояниями только вернёшься домой, как работа снова зовёт обратно. Матвей чувствовал себя очень странно. Да, он мог говорить эту фразу едва ли не каждый день текущего сезона, но сейчас это ощущение достигло своего апогея. Было тяжело принять, что вся эта история просто закончилась одним днём и продолжения не планировалось. Он стал замечательным орудием в руках талантливого манипулятора, а теперь его выбросили за ненадобностью, чего и следовало ожидать. Этот факт Матвея, на самом деле, не так уж и задевал. Гораздо больше беспокоило, что именно его поступок оставил рубец у Саши на сердце, может быть, не фатальный, но определённо болезненный. Это только подкреплялось тем, что Саша, нет, не внёс его номер в блок, но брать трубку перестал и на сообщения не отвечал. Матвей опять же всё прекрасно понимал, однако там, в Поклюке, после эстафеты, он ощутил ту невидимую ниточку, что могла их снова соединить. Видимо, и она оказалась разорвана. Нове-Место был одним из самых любимых стадионов Елисеева. Причиной этого были не интересная и очень своеобразная трасса, не особая атмосфера, а лишь тот факт, что этот этап был для него дебютным. Здесь его навсегда захватило дыхание большого биатлона, заставив жить и дышать этим видом спорта окончательно и бесповоротно. Впрочем, совершенно невозможно было сказать, что у Матвея открывалось какое-то особенное везение на чешской земле. Разве что свои первые «цветы» он взял именно в Нове-Место, и на этом благосклонность биатлонных богов этого этапа закончилась. Вернуться к гонкам безусловно хотелось, но вот хватит ли сил на достойную концовку сезона, повисало в воздухе риторическим вопросом. К тому же, необходимость сделать вид, что предыдущих трёх месяцев не существовало, острым мечом висела над головой Матвея. Он и не собирался молча с этим мириться. Да и внутренние ощущения, которым он, как любой профессиональный спортсмен, привык доверять, говорили, что ничего ещё не кончено. Справедливо рассудив, что, если гора не идёт к Магомету, значит Магомет должен поднапрячься и подойти к горе, Матвей в первый же день зашёл к Саше. Тот смутился, но молча его пропустил. — Ты что-то хотел? — вполне приветливо поинтересовался Александр. — Да, Саш. Хотелось бы знать, что будет с нами дальше. — С нами? — переспросил Саша. — А нет больше никаких нас. Всё закончилось. Живи своей жизнью, а я буду жить своей. Логинов говорил и каждым словом словно гвоздь в душу Матвею вбивал, но тот не прерывал. Это было ожидаемо, но не отменяло испытываемой боли. Елисеев скрестил руки на груди, ссутулился, как будто пытаясь физически защититься. — Я тебя понял. — Разве здесь можно по-другому? — Саша, кажется, даже удивился. — Может, и нельзя. — Матвей пожал плечами, позволяя себе выпрямиться. — Не знаю. Саша смотрел на него спокойно, но как-то отстранённо что ли. Улыбался вежливо, но довольно фальшиво, и в общем всячески намекал, что Матвей очень зря пришёл. — Я не держу на тебя зла. — Александр усмехнулся. — Но и подпускать к себе больше не буду. — Спасибо за честность. Матвей вышел и хлопнул дверью. Всё вышло так просто, быстро и неприятно. Ну что ж, зато он получил хоть какую-то ясность, пусть и сильно удручающую. Этап начинался эстафетой, но теперь это была совсем рядовая гонка, от которой уже не зависело так много. На всякий случай, тренерский штаб всё-таки оставил удачно выстреливший состав. Экспериментов в конце сезона никто не хотел. В общем, всё снова стало довольно обыденно. Ещё бы, после таких-то эмоциональных качелей. Разве что на вечерней тренировке Матвей пару раз чуть в лоб не столкнулся с Йоханнесом, но это уже не имело никакого значения. Он просто стал держаться подальше и быстро забыл об этом. Правда и вчера, и позавчера, когда они только заехали в отель, Елисеев видел норвежца то тут, то там, но сразу списал это на то, что он просто всё ещё акцентировал на Бё внимание. В любом случае, говорить с ним даже на уровне обмена приветствиями Матвей не хотел и не собирался. Не после такого. Сразу после чемпионата он заблочил Йоханнеса во всех соцсетях, в которых смог. Дней пять назад Матвею позвонили с очень странного номера, начинавшегося на плюс сорок семь. Потом, загуглив и узнав, что это телефонный код Норвегии, Елисеев добавил этот номер в чёрный список. Лишняя бдительность ему явно не помешала бы. Вечером, а потом и ночью Матвею не спалось. Виной всему была совсем не завтрашняя эстафета — в конце концов, это для него уже рутина. Просто внутри свербело нехорошее предчувствие, не дававшее сомкнуть глаз. Он, конечно, знал некоторые психологические приёмы, чтобы заснуть, даже если очень не хочется. Однако сейчас ничего не сработало, мозг не давал себя обмануть, и он только таращился в потолок, уставая, но в сон не проваливаясь. У него осталось последнее средство, к которому Елисеев прибегнул, выскользнув из номера незаметно, чтобы не разбудить Эда. Он спустился в холл и принялся бесцельно бродить, постепенно приводя в порядок мысли. Обычно это помогало ему успокоиться и разгрузить голову, так что Антон даже иногда шутил, что у Матвея мозг работал «на ножном приводе». Видимо, здесь была доля правды. Ночное хождение по отелю могло бы на этом и закончиться, однако внезапно скрипнувшая дверь столовой привлекла внимание Матвея. Неужели не только он бодрствовал в такое время? Как известно, любопытство могло сгубить кого-нибудь и покрупнее кошки. Едва он приоткрыл дверь, чтобы войти в казалось бы пустое помещение, как его хорошенько огрели по голове — аж искры из глаз посыпались. Затем Матвея затащили в полутёмную комнату, зажимая ему рот рукой. Финальным аккордом звякнул закрывающийся дверной замок. Правда ловушка оказалась совершенно случайной не только для жертвы.