Пламенеющие Небеса. Книга Первая. Вспоминая себя

      

Его Императорское Высочество, кронпринц Великого Рокканда, Жрец Творца Трингула, Алкир Каэрри

             Бумаги, бумаги, бумаги… Все с вензелями, все с пометками «Срочно», «Секретно», «Важно». Отложив очередное донесение с границ, помеченное как «Важно», Алкир раздраженно выдохнул, окинув стол, заваленный еще кипой таких же, усталым взглядом. Ровно ничего важного эти документы не содержали, только отчет, что режим въезда в Империю и выезда из нее, повинуясь приказу Императора, сделали строже. Счесть важным сообщение о том, что Первый гарнизон отловил контрабандиста, пытавшегося вывезти из Империи драконье яйцо, Алкир не мог бы даже в самом абсурдном сне. Таких десятками за месяц ловят! Впрочем, выслужиться перед Императором Карлоном хотят все. Они ведь не знают, что первым всю эту ересь читает совсем не Император, даже с пометкой «Сверхсекретно», а либо один из самых доверенных помощников, либо вот Алкир, когда он во дворце. И только по–настоящему важные документы ложатся на стол государя, а таких мужчина сегодня еще не видел…       – Амэн! – рявкнул мужчина, закрывая чернильницу и сгребая просмотренное в кучу. Дверь кабинета моментально отворилась и в нее скользнула закутанная в темные одеяния фигура мужчины лет тридцати, почтительно опустившая голову.       – Мой принц?       – Возьми это, отнеси писарям. Пусть оформят и передадут по указанным адресатам. – Вообще–то Алкиру всегда казалось, что должно было быть наоборот, и он выполнял работу писарей, но отец, со своей паранойей, был свято убежден, что все, что помечено как важное или срочное, сперва должны видеть глаза доверенных лиц. Хотя основания–то для паранойи у папочки и впрямь имелись. – Остальное я просмотрю вечером и завтра.       – К слову, Ваше Высочество, миледи Алеандра во дворце, – поклонился Амэн. – Полагаю, они, возможно, пожелают вас увидеть.       – Прекрасно. Вели гвардейцам пропустить ее ко мне, – кивнул молодой волшебник, украдкой от помощника прикусив губу.       – Разумеется.       – Я буду работать в Малом Кабинете.       – Как будет угодно кронпринцу… Ваше Высочество, – неожиданно встрепенулся помощник. – Принцессса Стунга… Мне только что сообщили ее служанки…       – Что принцесса Стунга? – от полыхнувшего в глубоких серых глазах пламени пришелец на какое–то мгновение чуть заметно вздрогнул, понимая, что подобное выражение лица наследника престола ничего хорошего еще никогда не означало. Тем более если дело касалось младшей сестры повелителя.       – Она в порядке, мой принц. Но у нее… Принцесса Стунга ищет вас и самир–лекарь, который дежурит при ней сегодня, не может ее успокоить. Вероятно, вам следует…       – У меня есть срочные встречи? – взметнулись длинные вьющиеся темно–каштановые волосы.       – На сегодня нет, мой повелитель. Только завтра, за час до…       – В таком случае я посещу принцессу Стунгу. Если Госпожа Алеандра прибудет раньше, чем я вернусь, пусть подождет меня в Малом Кабинете. – Тихо, вкрадчиво, и тем только более жутко для Амэна произнес наследник трона, быстрым шагом оставляя кабинет при семейной библиотеке, который принц делил с отцом. Малый Кабинет, лишенный даже обычной приемной комнаты, принадлежал ему единолично …              ***              – Алкир! Алкир! – звонкий девчачий голосок застал молодого мага еще в коридоре, долетев из–за неплотно притворенных створок двери. И невольно мужчина ускорил шаг, уловив в нем дрожащие нотки – он ведь хорошо знал, что сейчас успокоить ее могло только его появление. Когда Стуни только родилась, отец был счастлив, гордился вторым ребенком, и даже как–то не слишком скорбел по матери, которой не стало теми родами. Но когда малютка подросла, все изменилось – она вела себя странно, почти не разговаривала, могла часами рисовать или выстраивать какие–то строгие, правильные и красивые фигурки из игрушек, из зернышек риса, горошин. Стунга не общалась с другими детьми, да и со взрослыми, никогда не говорила, что хотела есть или пить. И вызванные лекари–самиры, признанные мастера во всем, что касалось магии и душ существ почти всех рас Бартиандры, озвучили суровый вердикт, которого, впрочем, Алкир даже ждал. Стунга – Особенная. Такие дети на земле Бартиандры рождались нечасто, их долго считали умственно несостоятельными, но все же постепенно стали оценивать скорее как… Имевших слишком своеобразный, особенный склад ума и души. Из них выходили прекрасные ученые, если удавалось преодолеть барьер и хотя бы научить жить в обществе, как–то ухаживать за собой, учиться. Не всегда, конечно, но все же успеха добивались. Из Особенных порой получались художники, писатели, музыканты, вот только они на всю жизнь оставались во многом зависимыми от тех, кто был рядом.       И у Стунги был он, Алкир. Отец, когда сообщили, что принцесса никогда не станет такой, как все люди, попросту махнул на нее рукой и собрался сослать в отдаленный замок династии, но старший брат девочки успел вмешаться. Алкир не жалел ничего – ни времени, ни сил, ни денег, нашел лучших Целителей, лучших лекарей, нанял сиделок, и сам, порой не ложась спать по несколько суток, делал все возможное, чтобы помочь Стуни хотя бы вести относительно полноценную жизнь. Он, никогда не плакавший, кроме похорон матери (и ведь Стунгу все равно любил!), не смог сдержать слез, когда его малышка сказала первую осмысленную, полноценную фразу…       И был безгранично счастлив, когда она научилась его узнавать, ценой многих часов усилий. Многих неудач…       – Алкир… – аккурат когда парень миновал двойные двери самых безопасно обставленных покоев нового дворца, девочка, всего–то двенадцати лет от роду, тринадцать должно было исполниться через месяц, с силой оттолкнула пытавшегося успокоить ее самира, приставленного присматривать за девчушкой. – Где Алкир?       – Стуни… – мягко окликнул, с неожиданной для его обычной мрачности нежностью мужчина. – Стунга, Алкир здесь. – Девочка обернулась, скользнув всего на миг взглядом и устремив глаза куда–то в сторону. Впрочем, к этому мужчина уже давно привык. Это ведь не ее вина, это болезнь.       – Алкир, – на усыпанном веснушками лице, бледном, показалась улыбка. – Брат Алкир пришел к Стунге. – Длинные рыжие волосы, как у отца в молодости, рассыпались по плечам и спине, почти детское простое платье, с рукавом до локтя, красивые, большие серые глаза… И краска – на щеках, на ладошках. Рисовала…       – Стунга искала Алкира, – улыбнулся он, осторожно, чтобы не пугать, сжимая ручки сестры в широких ладонях. – Стунга скучала? Ее обидели?       – Брат Алкир обещал прийти вечером, – глаза так и скользили по сторонам.       – Но ведь еще не вечер, еще только день. – Мужчина, игнорируя кланявшихся слуг и стражу, подвел девочку к окну, убирая плотные занавеси. – Видишь, еще светло. Вечер – это когда за окном становится темно. Ты понимаешь?       – Вечером за окном темно…       – Да. Когда Алкир говорит, что придет вечером, нужно подождать, когда будет темно, хорошо?       – Хорошо... – ладошка выбралась из цепкой руки, и девочка подошла к столику, на котором были разложены листы из альбома, краски, кисти. Служанкам еще полагалась выволочка за нестертую краску, но не сейчас, не здесь, и Алкир только приказал подать теплую воду и полотенце. Пока Стунга что–то искала на столе.       – Что это у тебя? – заглянув через ее плечо на свежий, даже краска еще не просохла, набросок, уточнил он. – Очень красиво…       И невольно вспомнилось, как он месяц назад подводил ее к зеркалу, и не только ее, и не раз. Потому что именно то, что было в этом зеркале, сейчас смотрело на него с рисунка девочки. Сам Алкир, Стунга, довольно похожие, очень качественные – а ведь ее никто не учит живописи! И по другую сторону от Алкира молодая девушка, с длинными темными волосами, зеленоглазая… Вот только раньше на подобных рисунках Стунги не было никого постороннего. Приняла? Но ведь…       – Алкир, – ткнул пальчик в мужчину и в его изображение, – Стунга, – показала себя, – Алеандра. Алеандра? – взгляд рассеянно обвел комнату.       – Алеандра не пришла, она работает, у нее много дел, – мягко отозвался, предупреждая истерику, Алкир. – Это для меня? Для брата Алкира?       — Это для Алеандры. Сестра Алеандра хорошая. Она добрая…       – Она очень добрая, – согласился мужчина, тяжело выдохнув. Добрая–то добрая, но отца это не останавливает, как и то, что девушка, по сути, совершенно безобидна и безопасна. – Хочешь, брат Алкир передаст ей твой подарок?       – Нет. Стунга отдаст сама, – о себе в третьем лице, всегда в третьем лице. И все же – победа. Каждое ее слово – маленькая победа.       – Хорошо. Стунга сегодня ела? – стирая краску поднесенной водой, уточнил мужчина.       – Да. Творог с сахаром…       – А сейчас Стунга поест бобы и капусту. – Служанка, уловив приказ, исчезла за дверью быстрее, чем Алкир успел бы произнести слово «мама».       – Нет…       – Нет, Стунга поест бобы и капусту, и Алкир поест вместе с ней.       – Сладкий рис. Стунга хочет сладкий рис… – закапризничала девочка.       – Бобы и капусту. А потом – сладкий рис. Или Алкир обидится и уйдет! Стунга хочет, чтобы Алкир ушел?       – Нет, – где–то в районе живота высокого парня обвили маленькие, тонкие ручки, и лоб уткнулся в грудь. – Мой Алкир. Алкир не уйдет, Стунга и Алкир будут есть бобы и капусту…       – Твой Алкир, – согласился, осторожно обнимая сестричку, что она разрешала делать только ему, будущий Император Великого Рокканда. – Твой, малышка. Я горы для тебя сверну… – и если про горы и было преувеличением, то совсем немного. Стунга была единственной слабостью и главным источником силы для человека, имя которого приводило многих в ужас. Человека, способного сжечь живьем, хладнокровно отправлявшего на казнь, слывшего весьма безжалостным и циничным. Впрочем, с некоторых пор не единственным, с некоторых пор у кронпринца Великого Рокканда была еще одна слабость. Вот только о ней никому не стоило знать... Если уж тому единственному, кто имел власть над самим Алкиром, и было ведомо, насколько дорога была молодому принцу его младшая сестра…