Пламенеющие Небеса. Книга Первая. Вспоминая себя

      Пара минут томительного молчания, на протяжении которых я не сводила взгляд со своего лица – весьма тщательно и узнаваемо прорисованного. И уже спустя несколько мгновений сообразила, что это – копия подаренного Алкиром портрета – пришлось четыре недели долгими часами позировать художнику, но результат того стоил – принц преподнес в подарок удивительно похожий, что невольно отмечала даже я сама, яркий портрет, запечатлевший меня в форме… Особенно живо художнику удались глаза – в них словно что-то светилось, придавая весьма живой блеск, от которого иногда бежали мурашки по спине – казалось, девушка на портрете вот-вот с него сойдет и займет мое место…       Но сейчас, у Саюта, ни радостного, ни испуганного волнения я у себя не вызывала – скорее эмоции напоминали смесь шока, горечи и какой-то язвительности осознания того, что этого и следовало ожидать… Вот только обвинения такого ожидать я все-таки, казалось, не могла… Обвинения, предполагающего весьма позорную по меркам Альянса казнь – или сожгут, если поймают, или повесят… И искать будут очень хорошо, поистине хорошо, крутилась в голове мрачная мысль.       «Покушение на Алкира» было едва ли не самым худшим, в чем меня могли обвинить – хуже было бы видеть лишь строки, сообщавшие о покушении лично на Карлона или, чего еще добрее, о том, что я обвиняюсь в измене Империи – красовавшиеся перед глазами слова хотя бы оставляли право на помилование, буде я его каким-то образом заслужу…       – Обвиняется в покушении на принца, значит… – присвистнул над ухом голос Чэстэра, а мгновение спустя мужчина, весьма бесцеремонно, сгреб меня в охапку и оттащил в красовавшуюся недалеко рощицу, утянув поглубже в заросли кустарника. Где все тем же весьма бесцеремонным образом усадил, скорее даже сбросил, на пожухшую уже траву, подобно мешку с картошкой или зерном, уроненному неосторожным носильщиком… – Говоришь, услышала неприятные планы на твою жизнь, значит?! – склонившись ко мне, прорычал мужчина. Лицо его, перекошенное какой-то странной гримасой, было столь близко, что я ощущала тепло дыхания. – Ну и чем вот это объяснишь?!       – Им нужно меня найти. А при таком обвинении искать будут лучше, – отозвалась я. Чэстэр отпрянул и уселся на траву, рука его медленно поползла под полу плаща… Мне показалось, что время почти остановилось: я отчетливо видела, как по высокому стеблю рядом ползет, подтягивая задние ножки, зеленая с красной продольной полосой толстая гусеница бабочки-харши, как медленно катится по виску и скуле Чэстэра капелька пота, как невыносимо медленно скользит грубая шершавая рука под плащ, к длинному охотничьему ножу на перевязи. Как поднимается при вдохе его грудь, и шевелятся на ветру листочки окружившего нас кустарника… И, глядя в ставшие знакомыми глаза, не узнала появившийся в них стальной блеск, цепляясь пальцами в складки юбки, чуть задравшейся, оголив голени, при падении. В выражении лица разбойника было что-то такое, от чего я почти физически ощутила, как нож распаривает кожу на моей шее, с адской болью, и врезается в плоть, обагряясь кровью… Мгновение спустя в еще более ярком видении голову от моей шеи отделял рубящим взмахом меча уже Диран, хотя под плащом скрывалось не привычное подаренное, по его словам, темными оружие, а длинный кинжал – старый, но довольно добротный. Мой охранял сейчас Дорр, в зарослях, где мы и оставили товарищей…       Диран в настоящем выпрямился, буравя пристальным взглядом, и как-то неуловимо быстро для замедлившегося восприятия оказался между мной и Чэстэром. Рука мужчины легла на рукоять кинжала.       – Не вздумай, – тихо и совершенно спокойно произнёс он, переведя взгляд на товарища… Судя по всему, в этом взгляде выражено было что-то очень красноречивое – Том судорожно сглотнул и как-то странно крякнул. Пустая рука разбойника выскользнула из-под плаща и рассеянно хлопнула по колену в серых поношенных штанах.       – Да я и ничего такого… Удивился просто малек… Ал нам рассказала, что, мол, услышала лишку, вот и удрала. А тут вон как, на принца напала! – присвистнул он, виновато поглядывая. И украдкой покосился на выдвинутый на треть из ножен кинжал Дирана. Младший из спутников выдержал недолгую паузу, уверился, что бросаться на меня Чэстэр не помышляет и я не затеваю ответного нападения, и убрал оружие.       – А она и не нападала, – усмехнулся, судя по интонации, Диран, опускаясь на землю. – Ты ее в той стычке с солдатами видел? Алра впервые всерьез с другими людьми сцепилась, а чтобы покушаться на жизнь охраняемой особы, члена Императорской семьи, нужна не только смелость, надо еще все подготовить. Ты думаешь, девчонка, которая удрала из дворца из-за обрывка разговора и не умеет заплетать косу, могла продумать и попытаться воплотить в жизнь покушение? Да и откуда у простой колдуньи столь свободный к нему доступ, чтобы пытаться?       – Ну так и она не из простых, – Чэстэр пожал плечами.       – Не настолько, – мрачная ухмылка оринэйца стала шире. – Даже если ей право с ним наедине оставаться и предоставили, что маловероятно, стража была бы аккурат за дверью. Напади она необдуманно, вряд ли бы с нами сейчас сидела. А продумать… – Диран метнул на меня быстрый взгляд голубых глаз. – Это надо, только без обид, поискушеннее и поопытнее быть. В то, что она могла провернуть такое дело и улизнуть живой, слабо верю.       – Спасибо на добром слове, – хмыкнула я, потирая ушибленное при падении запястье. – Но в целом ты прав… У Алкира очень хорошая стража, я бы на костре оказалась тем же вечером.       – И почему тогда такое обвинение? – Чэстэр вздохнул. – А если и правда так, ты представь, что они с нами сделают, коли ее найдут?!       – А нас и так виселица ждет. От оружия или на веревке, – голубые глаза стали неожиданно холодными и взгляд заставил кровь замедлиться в венах. – Разницы особой нет. Не нам с тобой переживать… Тут о другом думать надо, – парень указал рукой в мою сторону. – Вот как с ней в город тащиться, лучше подумай. Небось там портрет с ценой головы висит, сам знаешь.       – Да то-то и оно, – кивнул мужчина, тяжело вздохнув. – Нас-то ищут, да вот ежели ее узнают, хуже будет. А портрет похожий редкостно!       – Так вот об этом и думай, а не в чем обвиняют – раз такое приписали, значит, найти ее очень уж надо, вот все и дела. – Воцарилось молчание, нарушаемое шелестом листьев на ветру, свистом скрытых от взгляда лесных обитателей, да тяжелым, с хрипами, дыханием Чэстэра. Я честно попыталась сообразить, как вообще явиться, после увиденного, к людям, и искренне порадовалась, что дозорные башни новоявленного укрепления в Саюте пустовали – в чем я, коснувшись дара, убедилась – старательно отмечая, сколько вокруг людей и где они находятся. И, примерно – расстояние и общая подавленность несколько размывали «зрение», – сколькие из окружающих вооружены… Но ни единой идеи касательно маскировки в голову не приходило, зато мысли о том, что со мной сделают, если попадусь, перед глазами буквально стояли, вызывая нервную дрожь по всему телу. Даже то, что я женщина, не помешало бы при этом обвинении применять ко мне весь имеющийся в распоряжении палачей арсенал… А в завершение всего публично позорно казнят…       Впрочем, я, чуть переведя дух, осознала, что шанс на помилование обвинение действительно оставляло. И хотя я решительно не понимала, зачем это нужно Карлону и его отродью, но то, что я нужна живой, по видимости (по меньшей мере живой предпочтительнее), стало очевиднее – в противном случае обвинение и впрямь было бы суровее… Да и факт того, что имя не указано, не мог не радовать – если на сам портрет и обвинение так отреагировал Чэстэр, что сделали бы остальные ребята в лагере?! И чем бы все кончилось сейчас, не прояви Диран такую выдержку и не вмешайся в ярость Тома? Конечно, я могла бы применить магию, но я, и сама растерявшись, имела большой шанс не успеть прибегнуть к чарам… И как бы они оба отреагировали, если бы помимо имеющегося текста ровные фаргарские буквы указали еще и «Алеандра Оринэйская»?!       Да и то, почему при столь усердном розыске имя не указано, тоже добавляло поводов для раздумий… Впрочем, кое-какое объяснение этому я нашла – в лицо меня знали лишь в Гвенто-Рокканде и, быть может, догадался и помнит кто-то из тех, кого я видела во время выполнения поручений. Да и в столице знакомы со мной лично были преимущественно гвардейцы, некоторые офицеры Священной Армии, товарищи по службе, Советники Императора и Жрецы Альянса. И некоторые слуги, разумеется. Круг знакомств за пределами дворца был весьма узок, и в какой-то мере я теперь догадывалась, почему… Карлону и Алкиру и не нужно вовсе, чтобы люди, которые меня вдруг поймают, знали, кто я. Если лицо знают немногие, то вот настоящее имя известно куда более широко, и для оринэйцев, подобно Дирану и Гоубсу свободных, наверняка значит немало. Вслед за этой мыслью пришла и другая: широкого распространения сведений о моем побеге и всем с ним связанном они не хотят, вероятнее всего, не желая терять выгоду от помолвки и возможного венчания. А эту выгоду я видела, в свете всего происходящего, лишь в одном – Оринэя, вошедшая в состав Рокканда при весьма странных обстоятельствах и уже после того, как мы лишены были границы с Никтоварильей – довольно просторная территория Вассальных земель Оринэи – имевших определенную самостоятельность, но подпадавших под власть Короны – граничила именно с Темной Империей на востоке. Но аккурат за год до вступления в Альянс, окончательного и прошедшего для столь масштабного и значимого события поразительно быстро, мы их «потеряли»… Выгода заключалась, насколько я сумела сообразить, обобщив все полученные сведения, в том, что после венчания с Алкиром Оринэя войдет в состав Империи уже более чем законно. Вот только меня после слов Халнира не оставляло туманное, затерявшееся среди полустертых из памяти событий детства, одно – до того, как Рокканд фактически лишил нас части территории, отец подписал последние бумаги, касавшиееся совершенно иного соглашения, нежели вступление Королевства в Альянс. Вот только я никак не могла вспомнить, и рассказы и воспоминания Гоубса, Дирана и варов, да и Халнира, в этом не помогали, с кем было заключено соглашение. И какой пункт (или, возможно, многие пункты) казался необратимым, и, в общем-то, уже почти состоявшимся изменением в пути Королевства…       – Нет, – Том покачал головой, вырывая из раздумий, и поскреб проплешину в рыжих волосах. – Обычно все равно там лицо скрыть, или чего мелкое сотворить, и не узнают – портреты-то у нас какие написаны, со слов уцелевших, да и сделаны лишь бы сделать… А вот с ней – на картинке-то как настоящая, даром что не живая – ума не приложу…       – Я тоже, – искренне и виновато отозвалась я. Я усердно пыталась вернуть мысли в нужное направление, но так и не удалось. Размышления о том, почему не указано имя и с чем связано обвинение, занимали куда больше. Впрочем, какие бы причины не двигали Карлоном и Алкиром, сейчас я была им почти благодарна – окончательно мою жизнь они не отравили… Вот только на фоне того, как, за что будут искать, и что от моих сторонников тоже скрывается правда, то, что меня хотя бы не разоблачили столь резко и, откровенно говоря, глупо, в отряде, было слабым утешением… И лишь доказывало, что после возвращения из Саюта не следовало долго оставаться среди ребят, как бы тепло ко мне не относились. Затянуть с уходом еще дальше было бы уже попросту опасно…       – Да и я, – Диран как-то слишком нервно поднялся на ноги, в то время как со стороны Тракта донесся топот копыт. Я коснулась дара, чтобы проверить окрестности вновь, и облегченно выдохнула – всего лишь торговцы, судя по ощущениям, почти без оружия. Да и в нашу сторону они не свернули, направляясь в Сают. Вот только зашелестевший, вскакивая, Диран привлечь излишнее внимание к роще все-таки мог, и я почти неосознанно потянула его за рукав туники. То ли проявила чрезмерное усердие, то ли Диран поскользнулся на уже опадающей листве, но в итоге меня придавило к траве и впившимся в спину прутьям и камням теплое, даже как-то слишком, тело… Ощущение было таким, словно на меня уронили-таки мешок с зерном, а во рту отчего-то возник солоноватый привкус крови, отдающий железом. Лишь мгновение спустя я сообразила, все еще придавленная оринэйцем к земле, что расстегнувшаяся фибула его плаща распорола кожицу на моей губе. Следом за этим осознанием пришла режущая, свербящая, словно игла все еще прокалывала тело, боль, неожиданно сильная, что заставило отпихнуть Дирана. Видимо, общая злость, сменившая растерянность и шок, боль в губе и гнев на самого парня – умудрившегося рухнуть аккурат на меня, еще сильнее задрав – почти до колена – и испачкав платье и плащ, придали сил, поскольку тот, глухо охнув, отлетел на пару шагов и с трудом выпрямился, потирая плечо.       – Ал, ты извини, я случайно, – пробурчал он, пока я, прижимая к ноющей кровоточащей губе показавшийся самым чистым палец, одергивала юбку, слабеньким зарядом магии пытаясь остановить кровь… И жалея, что Целителям собственное лечение поддается весьма плохо. – Скользкая трава, не удержался. – Диран, отряхнувшись, застегнул фибулу и склонился ко мне, чертыхаясь себе под нос. – Харр раздери, я правда не хотел. – Силой убрав мою руку от лица, присвистнул он.       – Да не злюсь. – Буркнула уже я, уверяясь, что все остальное после такого события цело. – Но лежать на мне было совершенно необязательно. Это, первое, весьма неэтично и невежливо, ибо я девушка, второе – ты тяжелый, вообще–то.       – Да ладно, всего–то пару секунд, – махнул рукой парень. И тут же каким–то совершенно иным взглядом посмотрел на меня. – Слушай–ка, а это идея. – Он бросил на Чэстэра подзывающий ближе взгляд и махнул рукой. – Раз уж времени особо думать нет, а планы менять поздновато, да и тебе бы в город заглянуть, пока еще мы помочь можем… Ты не против, если я тебя… Мы тебя немного приукрасим?       – Ты меня бить собрался? – фыркнула я, оценивая предложение… За неимением никакой другой идеи – на чарванов морок в моем исполнении не подействовал бы, а городишко наполовину чарванский, в общем–то, мысль Дирана вполне устраивала. Я прекрасно понимала, что достоверности ради удары будут настоящими, будет больно – не меньше, чем пару минут назад, да и до сих пор губа, залеченная, слабо ныла – магия лишь приглушила боль… Но это было, все же, лучше, чем оказаться на дыбе. Или встать босыми ступнями на раскаленные угли – последний вид «легкой» пытки роккандцы обожали…       – Ну да. Скажем, что ты моя жена и очень сильно провинилась, – улыбка оринэйца стала какой–то ехидной. – И я тебе запретил смотреть на людей и разговаривать.       – Да мне разговаривать твоими стараниями не слишком приятно, – я сделала глубокий вдох. – Куда?       – По лицу, рукам и шее. Ну можно еще голени, – Диран критично осматривал меня. – Остальное одеждой скрыто. А делиться женами пока местные законы не предусматривают…       – Пока? – не поняла я. Мужчины мрачно переглянулись.       – Ну, небось, не ведаешь… – Том поскреб залысину. – За насилие над женщиной, что уже замужем, не наказывают. По меньшей мере, солдат, офицеров тем паче, магов и сановников со жрецами. Года четыре уж так. Ну а если простому солдату и не свезло полезное знакомство иметь, или там кузнецу, штраф заплатит. Две монеты.       – Золотых? – уточнила я.       – Ага, карман раскрой побольше, – Диран хмыкнул, закатывая рукав. – Серебряных. Вот женщина так и стоит. Правда это пока только замужняя – мол, чего ей терять, с мужем уже ложилась. – Парень окончательно закатал рукав и уселся рядом. – Ты это… готова?       – Давай уж, – сглотнула я. Краем глаза отмечая, что Чэстэр следует его примеру. И тут же зажмурилась, когда в глазах потемнело и скулу свела сильная, в какой–то миг острая боль. Но прежде, чем я успела как–то отреагировать, или коснуться взбунтовавшегося дара, чтобы вернуть ему равновесие, боль прожгла уже другую щеку, отзываясь нытьем даже в зубах. К счастью, кость не хрустнула и зубы неосторожный удар Чэстэра не выбил… Вот только магия в крови на такое отреагировала еще более яростно, почти выплеснувшись… Диран остановил замах Чэстэра, что я сквозь навернувшиеся от боли на глаза слезы, стискивая зубы, чтобы не вскрикнуть, едва различала.       – Осторожней. Она ж колдунья, а мы остолопы… – голубые глаза приблизились к моим. – Ты, когда успокоишься, кивни, хорошо? И прости, но в противном случае…       – Знаю я, – прохрипелось с трудом, а скула на попытку заговорить отозвалась болью. – У меня на предплечье символ, что я маг стихий. Его тоже скрыть надо.       – Скроем, – Чэстэр кивнул, пока я коснулась–таки дара, заставляя его успокоиться, – оно и ясно, если увидят, за травницу тебя не выдашь…              ***              Рощу мы покинули лишь спустя несколько часов, и за все это время мимо прошли, кроме группы торговцев, лишь отряд из десяти солдат Священной Армии – самых обычных, прибывших сменить каких–то других или как пополнение, да семья с детьми, видимо, прибывшие из более мелкого поселения на местный рынок – шли они неторопливо, и одежда слабо напоминала походную – платье женщины казалось достаточно новым, скорее всего, будучи у нее чем–то вроде выходного наряда. Длинное, в пол, легкое для подступающей поздней осени, оно явно не предназначено было для долгих путешествий по лесам и лугам новоявленной Империи. В такой одежде удобно было ходить разве что по тракту – я, за годы службы и в последние пару лет обучения поскитавшаяся по миру, даже при всем облегчении для меня – как выяснилось уже после побега – условий жизни, по достоинству оценила право Королевских Волшебниц (фактически единственных таковое право имеющих в Альянсе женщин) носить мужские вещи – преимущественно форму, но в долгих путешествиях, буде торжественность была не слишком нужна, допускалась и просто скроенная по подобию мужской одежда. И нынче утром платье надела впервые за несколько месяцев…       Необычайно пустой для гостеприимного Саюта, куда свозили прежде, во времена Королевства, товары из окрестных земель, тракт и радовал – меньше лишних глаз и ушей, и настораживал – в особенности ярко на фоне непонятно зачем вокруг лесного городишки строящегося укрепления и появляющегося рва. Будь это еще на востоке, ближе к Нитоварилье, я бы, в общем–то, поняла – обострение отношений с Кругом Тьмы было уже для обитателей Дворца общеизвестным фактом. Год назад Темная Империя, на Совете Всех Земель, когда Рокканд объявил себя Империей, таковой его признать отказалась. Лично Темного Императора там, по ходившим слухам, правда, не было, но представлявшие его лица сие мнение выразили однозначно, но вполне тактично… На это «оскорбление» Карлон отреагировал возмущенно, хотя и стараясь сохранить лицо. Но усиление дозора на границе, полученной, кстати, все тогда же и бывшей «Вассальными территориями» Оринэи на самом деле, пополнение восточных гарнизонов и начавшиеся переговоры по военному союзу с Бассардом говорили за себя сами.       Но Сают был куда ближе к западной границе Оринэи, и я не видела ни единого повода укреплять стены города, бывшего в королевстве торговым центром окрестности да приютом для идущих по Тракту.       Тени уже удлинялись и с севера подул холодный, промозглый ветер, когда Диран и Чэстэр, критично меня осмотрев, кивнули. Я, с помощью магии усиливавшая сотворенное ими и придававшая ссадинам менее свежий вид, сделала глубокий вдох. Лицо все еще ныло после ударов, губы и скула горели огнем, портя и без того не самое хорошее настроение, да и распоротая ножом отметка, наспех залеченная и покрытая спекшейся кровью, неприятно прожигала руку – напоминая о том, что символы дара (вернее, того, магом чего тебя решили провозгласить в школе), вообще–то, портить крайне не рекомендуется… Но выбора в любом случае не было, и четыре символических обозначения стихий, слитые в одно, пришлось обезобразить. Смирившись за долгие часы, покуда мой облик претерпевал изменения, а подбитый Дираном глаз постепенно начинал открываться, с болью, я игнорировала ее, поднимаясь на ноги. Даже в глубине души радовалась, что такой мой облик вопросов не вызовет – повздорила с мужем, всего–то дел. Ничего странного. Вполне по меркам Рокканда, как выяснилось, естественное явление – женщины в новоявленной Империи были практически бесправны, за немногими исключениями. И позволялось им лишь, если это были простые девушки и женщины, заботиться о муже и его престарелых родителях, детях, скоте, если таковой имеется, доме. И, в общем–то, на этом жизнь девушек заканчивалась. Работать замужним дамам не дозволялось. Да и работать удавалось разве что на торговца – продавая товар, или уж ежели продавать продукцию дозволит супруг–ремесленник, или наниматься на службу во дворцы знати, Храмы Трингула и богатые дома…       Появиться без супруга женщины имели право лишь на рынке, покупая продукты да товары домой, в Лекарских домах и у аптекарей, и, ежели повезет улучить время, у соседок–товарок, перекинуться словечком. Исключением были лишь лекари и их помощницы, наставницы и воспитательницы, которые могли выводить на прогулку подопечных или идти на новое место, дабы искать там работу. Да вошедшие в Совет Магов волшебницы – к коим еще недавно принадлежала я.       Даже жены знатных людей и сановников появиться в обществе без мужа могли лишь с иными представителями семейства по мужской линии или, хотя бы, в окружении приличного количества стражи.       И это совершенно не затмевало права избить неугодную жену, которое было у каждого мужа, ее обязанности подчиняться супругу без возражений и множества иных ограничений. И, пожалуй, теперь, успокоившись и обдумав произошедшие перемены, я радовалась – успей я обвенчаться с Алкиром, сидела бы в Гвенто–Рокканде, беспрекословно покоряясь воле Карлона и его выродка, покуда они занимались бы сомнительными делами. Вот только я, осознав, что дела творятся и впрямь сомнительные, попадаться в эту сеть повторно намерена вовсе не была…       Спустя недолгое время, прихрамывая – то ли при падении, когда меня швырнул Чэстэр, то ли когда придавил к земле Диран, подвернула ногу – я следом за Томом и оринэйцем, беззаботно что–то насвистывавшим, доплелась до открытых ворот Саюта.       И порадовалась, отметив, что не только дозорные башни пустовали, но и ворота охраняли лишь два стражника, Солдаты Священной Армии при полном облачении. У ног старшего на вид, не уступавшего возрастом Чэстэру, коренастого крепыша–блондина, стояла прислоненная к частоколу булава – не считая меча в ножнах, кинжала и метательных ножей на перевязи. Второй, на вид совсем мальчишка, не старше меня, темноволосый и темноглазый, вооружен был мечом, а за спиной красовался чехол с луком и колчан, полный стрел с ярко–красным оперением. Глаза обоих недружелюбно и допытывающе впились в нас… А мне то ли показалось, то ли я все же прочла это сейчас сдерживаемым даром, что в мальчишке мелькало что–то нечеловеческое…       – Кто и откуда? – хриплый голос старшего окликнул нас, когда до ворот осталось с десяток шагов. Еще чуть приблизившись, разбойники остановились, и Диран, когда я доплелась, стиснул ноющее от боли запястье. Мои лицо и уходящие под платье волосы скрывал капюшон плаща – впрочем, при холодном северном ветре, трепавшем подол юбки, так сильно, что приходилось его придерживать, странным это не выглядело.       – Мы с севера, – Чэстэр с весьма правдоподобной усталостью в голосе махнул рукой. – С границы с Филарэссом. На юг подались, лучшей доли ищем, а на юге, к Эмптии и Басскарду, слыхали, земли осваивают. Пустоши что… Мы с сыном охотники, да на севере охотников много больно развелось, уж и не накормишься…       – Это точно, – согласился мужик. – Как Филарэсс в состав Империи вошел, оттуда так народ и хлынул, где б такое видано… С Оринэей наоборот было, роккандцы расселились по землям.       Я скрипнула зубами, прикасаясь к дару, чтобы успокоить. В крови медленно разгоралась холодная ярость. И внутренний голос не преминул заговорить: «Разумеется, расселились. По городам и домам, которые строил мой народ, распихав его по шахтам…»       – Вот и я о том, – отозвался Чэстэр, пока Диран, заметивший мое состояние, крепче стиснул руку. – Охотников хлынуло тьма, куда там кормиться, а остолоп мой жену в дом притащил из северян ентих… – мужчина махнул рукой в мою сторону.       – Баба в доме дело нужное, – мужик шмыгнул носом. – Куда идете–то? – я внимательнее вгляделась в парня, все сильнее осознавая, что в нем и впрямь было что–то странное, отличающее его от людей… Тот молча разглядывал нас, и до меня постепенно доходило, что у него слишком широкая радужка.       – Да в Ракверим, попытать чего, а ежели нет – к Басскарду ближе, в Манхурские леса. Там живность тоже водится, много, – Диран поскреб щеку с редкой щетиной. – Да вот до Саюта добрели, припасов купить хотим да дуре моей плащ потеплей… Идти еще далеко, до зимы разве доплетемся?       – Давно идете–то, видать, – подал наконец негромкий, спокойный голос парень. В голосе, что сильно отличалось от его товарища, не было никаких эмоций. В сочетании с широкой темно–карей радужкой, высоким ростом и длинными пальцами, лежавшими на гарде меча, эта тихая реплика сообщила, что в этом юноше странного – человеком он не был… Передо мной предстал, впервые с окончания школы, самый настоящий самир – представитель куда более старинного, чем люди, народа. В основном живущие в весьма закрытом королевстве, Саммирсе, самиры высоко почитались большинством народов Бартиандры, да и люди, присвоившие себе главенствующее положение, побаивались, частенько, решивших добровольно жить в людском обществе и по людским законам молчаливых обитателей Волшебной страны. Большинство жителей Саммирса, делегацию откуда мне лишь раз довелось увидеть в Школе, были волшебниками – магия наполняла их кровь, в общем–то будучи похожей на людскую и в то же время разительно от нее отличаясь. Они видели тонкие нити магии не прибегая для того к специальным приемам – первым после науров чародеям в Бартиандре, дар получившим еще волею обоих Создателей, задолго до появления людей и разделения мира на три части, эти едва уловимые для большинства магов–людей даже с помощью специального «зрения» вихри были видны постоянно, кроме наитончайших, специально скрываемых, самиры очень тонко чувствовали магическое поле, и были кроме науров единственным народом, способным касаться чужого дара, и не только «видеть» его и «читать» (последнее для людей являлось редкой способностью, а у самиров было совершенно обыденным, средненьким даром), но и, по сути, оказывать на него влияние едва ли не большее, нежели сам обладатель. Единственные, кто умел строить тончайшие и крепчайшие в то же время магические щиты, распутывать нити сложнейших чар… И это лишь то, что о них знала я.       Знала я и о том, что большая часть изученного об устройстве тел многих народов, хворях и здоровье, как и часть целебной магии и лекарств, применяемых в моей работе, впервые открыты были либо в Саммирсе, либо в Таунаке – познанием мира в его магической и обычной ипостасях обе нейтральные страны занимались издревле и многие другие страны, причислявшие себя к развитым, охотно воспринимали эти знания – впрочем, если Таунак делился оными с неменьшей охотой, то самиры как раз не очень–то жаждали даровать людям свои познания. Да и увидеть самира на службе в Альянсе было большой редкостью – хотя короли и Жрецы приглашали этот народ занимать важнейшие места среди своих помощников, соглашались жители королевства, укутанного вековыми рощами и густыми лесами, крайне редко. А ежели и соглашались, довольно скоро их начинала ненавидеть добрая часть других приспешников начальника – самиры славились безэмоциональностью, неподкупностью и пугающим хладнокровием – ни запугать, как говаривали некоторые дворяне в Гвенто–Рокканде, ни купить… И в сочетании с даром этот стражник (хотя самир в рядах Армии дело вообще невиданное!) мог быть для меня и моих спутников опасен чрезвычайно.       Вот только я не видела и не ощущала в нем дара, хотя слабые воспоминания об ощущении чар гостей Школы у меня сохранялись. Да и тяжелых предчувствий не было…       – Да уж больше месяца в лесу бредем, – Диран кивнул, вздохнув. – Мы от лихих людей в дебри подальше ушли – на тракте вроде как головорезы орудовали опять, слышали – а моя дура возьми да захворай, неделю в лихорадке провалялась. И не бросишь, и дальше не пойдешь!       – А чегой–то дура? – встрепенулся мужик, но холодный взгляд напарника заставил его умолкнуть.       – Оно и видно. Ты б девчонке платье поновей купил – что ж, жена, и в такой грязи ходит… – темно–карие глаза прямо–таки впивались в меня. – И что ж, поправилась совсем, а? – судя по взгляду и чуть склоненной голове, вопрос был адресован мне. Я бросила на Дирана взгляд, понимая, что по легенде нельзя разговаривать.       – Да. – Молодой разбойник охотно кивнул. – Она у меня травница, вот кой-чему научила, подняли на ноги. Она так умная и красивая, да сварливая уж… – махнул он рукой, словно бы невзначай оборвав фразу.       – А почему она молчит? – взгляд впился еще пристальнее. – М, травница? Немая?       – Нет. – Чэстэр напряженно оглянулся, натягивая на лицо скабрезную улыбку. – Сынко–то с ней повздорил, упрямилась, мол, веди домой, не хочу на юг… Ну вот проучил малька и рот раскрывать запретил.       – Проучил… – короткий взгляд на снова открывшего было рот мужика, и парень подошел, медленно, неспешно. Холодные пальцы коснулись подбородка, заставив вздрогнуть, и сдвинули капюшон. Темные глаза едва заметно прищурились и скользнули по избитому лицу. На мои, когда я попыталась чуть сильнее приоткрыть подбитое веко, от боли навернулись слезы, а ссадина на щеке, оставленная моим же перстнем – Диран был весьма изобретателен по части побоев, заныла в ответ на легкое касание длинных пальцев… – Тяжелая у тебя рука, парень.       – Да уж как есть, – фыркнул Диран, зевая. – Довела сильно…       – Сколько лет–то тебе, травница? – взгляд скользнул по лицу Дирана и вернулся на мое. Особое внимание самир почему–то уделял глазам, заставляя что–то внутри судорожно сжиматься, – зеленые глаза в Оринэе не были редкостью, но мне всегда говорили, что у нашего рода цвет был немного особенным… Я молчала, опасаясь усугубить его, и это отчетливо было понятно по внимательному цепкому взгляду, слишком уж пристальное приглядывание. И, подыгрывая придуманной Чэстэром с помощью Дирана легенде, покосилась на «мужа» и его «отца». – Не бойся, я разговаривать разрешаю. – Ни тени улыбки на тонких бледных губах и едва заметно наклоненная набок голова.       – Двадцать два, – стоило открыть рот, и в нем вновь возник привкус крови – растревоженная рана на губе закровоточила и боль усилилась, заставив поморщиться. – Мы уж два года с мужем женаты. – Я одарила «супруга» нежным взглядом и робко улыбнулась в холодное самирское лицо.       – Говорить небось больно, – второй мужик, вытягивавший шею, пытался получше меня разглядеть. – Ладно уж, поправляйся. И мужа не зли, вон чего сотворил, – губы тронула снисходительная улыбка, вот только отчего–то не желало оставлять странное ощущение. Товарищ самира наконец рассмотрел «приукрашенное» лицо и присвистнул, с восхищением глядя на Тома и оринэйца. И капюшон тут же вернулся на место.       – Да ты молодец. – Коренастый мужчина гадко ухмыльнулся. – Так с ними и надо. Чтоб свое место знали, бабы, – ухмылка стала еще гаже. Том потеребил ворот плаща, резанув его взглядом. Самир, отпустив наконец опухшее уже лицо, стиснул левое предплечье, на котором красовалась покрытая кровью и порезами отметка. На какое–то едва уловимое мгновение в его глазах полыхнул свет магии и тут же исчез…       – На юге трав много, найдешь себе дело. Да и охотнику найдется, – он бросил на товарища быстрый взгляд. – Пусть проходят, Маргу, и так уж сколько языками мелем.       – Да я что, – второй пожал плечами, сразу подтянувшись. – Пускай идут… – я благодарно кивнула, прислушиваясь к молчащей интуиции, и сжавшая покалывающее почему-то запястье рука разжалась. – Вы только это, учтите – у нас тут комендантский час. После заката никого из города не выпускают до рассвета. Личный приказ принца Алкира, он неделю назад приезжал. Вот когда был, как раз приказ отдали. Опоздали вы, а то б глядишь лично принца увидать удалось – дело какое! – Сердце кольнуло… Неделю назад тут был лично Алкир, и мы с ним совсем немного разминулись… И я даже предположить не могла, где он мог находиться сейчас – отбыл ли куда-либо в другую часть Альянса или же встал лагерем в паре дней неторопливой езды отсюда. – Вы уж до заката не успеете, – мужчина неопределенно пожал плечами.       – Мы остановимся где-нибудь, – елейно улыбался Диран.       – А ежели на улице после заката поймают? – уточнил остановивший нас уже почти в воротах Том.       – Да ничего не будет. До полуночи ходи как хочешь, только из города не уйдешь. Времена лихие близятся, говорят, Никтоварилья и наш Император повздорили, вот и стены городов крепят – кто темных–то знает, – солдат потер ладони. Я искоса взглянула на самира, лицо которого по–прежнему ничего не выражало. Его взгляд лишь на миг метнулся на говорящего.       – Только на рынке мало чего найдете – Сают сейчас в войска провизию поставляет, так что припасов возьмете, да выбор не богат. – Снова раздался его тихий голос.       – Нам бы до зимы где прижиться, – Диран махнул рукой. – А по весне там уж и тронемся. А что про комендантский час сказали – это спасибо. – Решительно откланявшись и подхватив под руку, парень потянул меня в ворота. Я чуть сместилась в сторону самира – насилием над женщинами, и вообще неуместным применением силы, они не славились никогда – и отчетливо увидела в темных глазах роккандца разочарование… И еще отчетливее ощущала провожающий долгий взгляд кого-то из стражей…       – Вот ведь харрово отродье! – отойдя на почтительное расстояние от ворот, прошипел сквозь стиснутые зубы Диран. – Я уж думал, узнает сейчас. – Рука крепче впилась в локоть и взгляд голубых глаз стал режущим. – Ни на шаг не отходишь, поняла?!       – Ты чего так… – озадаченно взглянула на него я, прислушиваясь к интуиции. Но если в Гвенто-Рокканде та буквально вопила, что я в опасности, здесь молчала – разве что теплилось постоянно в голове знание о розыске.       – Ни. На. Шаг. – Медленно, словно вырезая каждое слово, процедил мужчина. Том искоса глянул на него и ухмыльнулся.       – Ты в роль мужа вжился что ль, парень?!       – Нет, – даже не произнес, а выплюнул Диран. И тут же, отпустив локоть, сплел пальцы с моими. – Пошли на рынок, да таверну сыщем, чтоб до утра… И на рассвете пора отсюда ноги уносить. Хорошо хоть по домам не шастают, как в Фастэре. – Взгляд оринэйца все мрачнел, и даже Том счел за лучшее умолкнуть – я и без запрета не слишком желала разговаривать – даже при том, что дважды удар Дирана пришелся именно по губе, распоротая фибулой рана ныла куда сильнее.       Сают поразил меня, побывавшую в этом местечке в детстве, уже без Сардана – я сопровождала во время отдыха в Школе отца в его поездке в Иринэй, с первых же домов – ранее наполненный жизнью и торговым запалом городишко, на улицах которого в любое время дня, слышала я, ходило множество народа – местные жители, путники, едущие по Тракту, торговцы и обитатели окрестных поселений… Теперь же передо мной предстали почти пустынные улицы, пропахшие навозом, нечистотами и потом множества солдат, наводнивших новое длинное здание казармы, серое и гнетущее, у ворот, да трактиры и пивные лавки на примыкающих улицах. Из приоткрытой двери одного из таких местечек лился на грязную брусчатку свет, и доносились пьяные возгласы, грубый хохот, ругань, треск, словно что–то тяжелое сломали. Я с трудом удерживалась от брезгливой гримасы – я была во многих уголках Оринэи и нигде, никогда, даже в самых окраинах городишек – куда почему–то в детстве нередко тянуло – не видела такой разрухи и грязи, что встретили в Саюте. Диран как–то странно хмыкнул и плотнее натянул на мое лицо капюшон плаща, стягивая воротник, когда из еще одного здания «казармы» – и почему–то казалось, что оно играло совсем другую роль – донеслось женское хихиканье, сменившееся мгновение спустя весьма недвусмысленными криками.       Однако за время нашего пути узкими улочками, некогда наполненными торговцами и женами местных обитателей, люди все–таки встретились. Преимущественно это были солдаты Священной Армии, распевавшие во всю глотку похабные роккандские песни, встретилась и парочка укутанных в голубые одеяния чарванок, несущих полные корзины снеди, улыбавшихся и о чем–то перешептывавшихся. Зато тащившая корзину яиц женщина, укутанная в бесформенные темно-серые юбки и шали, отшатнулась от моих спутников так, что едва не уронила ношу… От ее щек отхлынула кровь и в глазах воцарился ужас. Да и начавшие попадаться торговцы и ремесленники не размеренно, как во времена королевства, шагали за беседой, а торопливо, постоянно нервно озираясь, крались поближе к стенам домов…       – Что–то запуганные они все, – заметила я, когда еще несколько таких же замученных и настороженных мужчин быстрым шагом удалились. Женщины, кроме чарванок, на моих спутников косились с откровенной опаской – спокойно шагающий с совершенно невозмутимым выражением лица Диран и Том, глаза которого внимательно озирались по сторонам, на фоне зашуганных обитателей Саюта выделялись не хуже облаченных в черно-красное солдат. Впрочем, ближе к Рыночной Площади начали попадаться более уверенные и спокойные люди – охотники, путники, едущие по Тракту, даже, судя по одежде, слуги знати из крупных городов – видимо, тоже отправившейся куда–то этим путем. И выделяться мы, закутанные от ледяного ветра в плащи, с холщовыми заплечными мешками, перестали.       Желудок заныл от голода, когда до нас долетел ароматный запах свежей выпечки, и я впервые осознала, что давно не ела, пытаясь как–то увязать утреннюю новость, сам факт непонятно зачем появившегося частокола – вполне вероятно, предвестника крепостной стены, судя по рву, пустоту на загаженных улочках Саюта и небывало огромное для лесного городка количество Солдат Священной Армии Альянса, среди которых отмечались и маги – в основном, правда, вполне обычные, вроде Мага Стихий, двух Боевых и Повелителя Земли… Ни Преобразователей, одних из важнейших в Альянсе чародеев, ни редких, вроде Магов Теней или Поисковиков, я не заметила. И уже недалеко от рынка – до нас доносились отдельные выкрики торговцев и сливающиеся в знакомый за годы службы гул голосов, гвалт, производимый продаваемой живностью, и запахи мяса, трав, зелий и пряностей, мешающиеся с дегтем, смолой, шкурами и еще Трингул знал чем – мы едва не столкнулись с торговцем выпечкой – булки и кренделя, красовавшиеся на подносе, висевшем на жилистой шее, заставили желудок вновь сжаться от голода. Диран, видимо, уловив мое голодное мурчание, направился было к мужчине, но тут же отшатнулся подальше, в тень росшего меж двумя каменными домами – некогда, и еще не так давно, довольно ухоженными, но ныне приходившими, как и весь Сают, в запустение, – дуба. Рука Чэстэра зажала мне рот, грязные пальцы скользнули между зубами, вызвав мгновенное отвращение, и глазам предстала пара Боевых Магов, подошедших, не спеша, к лоточнику. Рыжие, сероглазые, с лицами, выражавшими полнейшее презрение к тощему, с острыми скулами, мужчине.       – Выглядит неплохо, – начал один. Мужчина сглотнул и отошел на шаг.       – Да, Господин. Они свежие…       – Вот как… – маг поднял с лотка пирожок, принюхиваясь к нему. – С чем?       – Сладкий, Волшебник. Были еще с картошкой, да кончились. – Маг, кивнув, надкусил пирожок, медленно прожевывая, и едва заметно кивнул спутнику.       – А на вкус дрянь, – довольно небрежно шевельнув ладонью, второй волшебник, даже не притронувшийся к выпечке, ударил лоток потоком воздуха, снизу, выбив из дрожащих рук вцепившегося в товар продавца. Перекинутый через шею ремень соскользнул, лицо мужчины исказилось от боли, впрочем, ему оставалось только радоваться, что внимание мага привлек товар, а не сам торговец… Выпечка, сверкая румяными припеченными боками, смешалась с дорожной грязью, перемешанной с засохшим лошадиным навозом.       – Сладкие, говоришь? Ты б сахару или меду добавил, были б сладкие, – швырнув надкушенное яство под ноги с отчаянием взиравшему на него мужчине, прорычал угрожающим тоном первый чародей. – Еще раз с такой дрянью увидим, так легко не отделаешься. Ишь, магов такой гадостью кормить собрался, и стыда нет, сладкой называет.       – Да, Господин Волшебник, – мужчина шмыгнул носом, несчастными глазами рассматривая безнадежно испорченный товар. – Мы добавим меду, Господин… Я передам отцу, он булочник, мы добавим меду… – одарив его презрительными взглядами, маги направились прочь. Уже миновав нас – я от волнения и страха, что заметят, почти не дышала – второй обернулся и едва заметным зеленым лучом резанул щеку коротко вскрикнувшего мужчины. Тот коснулся лица грязными пальцами, на которых тут же показалась кровь.       – Еще раз поймаем, с такой дрянью, кишки разорву. – Усмехнулся маг, сворачивая в узкий проулок следом за товарищем. Мужчина, держась за кровоточащую щеку, опустился на колени, растерянно оглядывая растоптанную тяжелыми сапогами испорченную еду и обломки бывшего лотка. Том оглянулся на меня, с укором покачав головой… Я же, чувствуя какую–то вину перед человеком, за «сотоварищей», рванулась из крепкой хватки Дирана – длинные для мужчины ногти больно процарапали кожу, и приблизилась к торговцу, отыскивая в мешке склянку с целебной мазью – таковых у меня было довольно много – удобства ради я, покупая ее в большом количестве – я прекрасно умела готовить многие лекарства, но служба в Гвенто–Рокканде почти не оставляла на это времени, – разделяла позже густую желтовато–коричневую смесь на небольшие порции. Одну из них я и вложила в руку человека, поднявшего растерянные глаза.       – Мы видели, что случилось, – я плотнее натянула на лицо капюшон. – Хотели купить у вас еды, да они пришли раньше…       – Третий раз с субботы уж, – лоточник поднялся с колен, держа в одной руке остатки ремней, а во второй – склянку с лекарством. – Как пришли, житья нет – что могут в армию сгребают, муку, сахар, мед, все… А потом – мяса в пирогах мало, сладости нету… Намедни жену в живот ударили, до сих пор в себя не придет никак – хлеб продавала… Уж построили бы свои стены да ушли – управы никакой, – сунув «трофеи» в карманы заношенного грязно–серого дублета, длинного, болтавшегося на тощем теле словно мешок, мужчина носками рваных башмаков собирал товары в кучку, вместе с щепками, грязью и дорожными камнями. – А энти… – ворчал себе под нос житель Саюта, покуда мои спутники подошли, озираясь. – Купить чего хотели, говоришь? Да вон оно, – скрипнул зубами бедняга. – И так продуктов толком нет, и что наскребли, попортили, а детей четверо… Твари чародейские. И при принце приутихли, псы… – справившись, видимо, с негодованием и обидой, мужик вопросительно воззрился на меня. По грязной щеке катились крупные капли крови… – А чегой–то за мазь такая, а?       – Она… Кровь остановит и грязь с раны уберет. – Диран, поравнявшись со мной, сжал запястье, одарив злобным взглядом. – Я травница, вот, в дорогу сделала. Так–то не поможем, да уж хоть чтоб тебе хворать не пришлось…       – А вы сами–то куда идете? – слезы обиды и бессильного гнева все еще виднелись на глазах. Светлые волосы, тощее лицо со впалыми щеками. Глядя на роккандца, я невольно содрогнулась – если уж Карлон так со своим людом обращается, что говорить о захваченных, вероятно, его усилиями жителях Оринэи и Уйтака?!       – На юг, или ежели свезет, в Раквериме осядем. Муж работу сыщет, глядишь. – Я, пожив с разбойниками, всячески пыталась приучить себя к их речи, и выход в Сают решила использовать как возможность хоть немного попытать себя в деле. Диран вздохнул, слушая мою попытку сойти за крестьянку. Но мужчину, кажется, я–таки обманула – взгляд как–то потеплел, видимо, он все же принял нас за своих.       – Ну и то хорошо – подлечусь да дальше попробую торговать – если везет, псов этих не встретишь и кой-чего заработаешь… Хоть детей покормить, себя уж ладно… Солдатня–то грубая и не доплачивает, но портят товар только колдуны – управы нету, кому жаловаться–то? А вот и была надежда, да как гости прибыли – притихли... Зато царевич–то наш, вот уж мило дело, что купили – за все вдвойне уплочено. Там и хлебу у нас накупили – стражи–то эвона сколько, и платили хорошо… А я и лично видал, – лицо мужика расплылось в улыбке, а взбунтовавшийся дар пришлось торопливо успокаивать. – Красавец, да в седле так ровно держится, видно, что принц. Говорят, в королеву Кайриллу пошел – улыбается часто, волосы темные, Император–то рыжий по молодости был, я его еще мальчонкой видывал. – В глазах засияло, за слезами, восхищение увиденным наследником завоевательского престола. – Жену, небось, скоро искать будут – ох и красавицу сыщут, во славу Трингула, вестимо – сам–то как хорош… – взгляд из обиженного окончательно превратился в благоговейный и Чэстэр красноречиво одарил нас с оринэйцем долгим взглядом. – Да вы–то еды на рынке поищите, а то вон у девки чрево уж урчит, – теплая рука сжала мою левую кисть – правую, с ободком кольца, я старательно прятала. – Спасибо, добрый люд, мало кто в наше время даром товар или чего даст, даже ежели вон и увидят, чего собаки эти творят у властей–то наших за спиной.       – Да чего уж там, – Диран махнул рукой. – Сами понимаем все… Не повезло нам, жена прихворнула, а то б тут как раз были – небось не каждый день особу такую повидать сподобишься, да вот… – с вполне искренней грустью на лице он снова махнул рукой, цепляя сильнее и силком потянув меня в сторону рынка. – Головой во сне о камень шарахнулась, да?! – свернув за угол, мужчина с силой прижал меня спиной к холодной стене. – Сказал же молчать и от меня не отходить…       – Да ты чего печешься–то так? – с самого момента появления перед глазами портрета не оставляла злость, и все случившееся после, включая мое реалистичное избиение, после которого все еще ныла скула, с трудом открывался глаз, и я радовалась, что хотя бы зубы на месте, ее лишь разжигало сильнее. – Если и поймаюсь, отойдя – тебя не сдам, не бойся. – Диран метнул взгляд на просеменившего за нами всполошившегося Чэстэра, склонился так низко, что тепло дыхания согрело саднящую щеку, и чуть ослабил хватку.       – Я не хочу, чтобы ты попалась… – медленно, даже словно бы нехотя, произнес он. – Ал, – рука неожиданно мягко скользнула по щеке, чуть сдвигая капюшон. Боль в раздразненных ссадинах заставила тихо зашипеть. – Я понимаю, злишься, больно, но все–таки… Для тебя же лучше – не отходи от меня далеко. – Мой взгляд пересекся с голубыми глазами и где–то глубоко в душе что–то всколыхнулось. Мне показалось, что я должна помнить подобные, что я некогда видела такие. Но ощущение тут же исчезло. – Хорошо?       – Ты сам видел, что они творили. – Произнесла я в находившееся как–то совсем рядом лицо. – Мне просто стыдно за волше… за них. Я… – Чэстэр приближался, показывая какие–то знаки. Диран вздохнул.       – Учись проходить мимо. Всем не поможешь, надо выбирать то, что поможет многим. – Его тонкие губы тронула теплая улыбка. – Но я тебя понимаю, попервой трудно сдержаться будет. – И вновь теплое касание к щеке, и отчего–то даже холод твердой стены почти не ощущается… Откуда–то издалека послышался смех и пение голосов, я попыталась было глянуть в том направлении, и вздрогнула, осознав, что уголка губ, уцелевшего, касаются теплым поцелуем губы молодого спутника. Голоса зазвучали ближе и Диран, игнорируя испепеляющий взгляд – я все эти недели всеми силами отрезала его попытки ухаживаний, – коснулся моих губ уже весьма настоящим поцелуем, от которого израненное лицо полыхнуло болью – раздраженные ранки и ссадины, соприкоснувшиеся с колющей щетиной, тут же принялись саднить… Мимо прошествовала группка солдат и каких–то еще людей в темных одеждах, в обнимку с чарванками и распевающими песенки девушками, в вырезах платьев которых весьма недвусмысленно обнажалась грудь, и я сочла за благо ответить, делая вид, что полностью увлечена спутником. Порция смешков и возгласов «о, некоторые уже веселятся!» пришлась на нас, пока Чэстэр, насвистывая, шагал прочь, делая вид, что он не с нами, и Диран наконец оторвался от меня. Я с наслаждением сделала глубокий вдох, коснулась уже в который раз дара и вытерла горящие огнем губы.       – Вернемся на стоянку, я тебя в котел покрошу, – прошипела я заботливо стиравшему кровь с моей щеки парню.       – Маскировка. Это была всего лишь маскировка, не злись, – подмигнул он. Чэстэр понимающе хмыкнул, добравшись до нас.       – Да видно, что глаз на нее имеешь, парень, видно… – усмехнулся он в усы. – Ладно, пошли на рынок, молодые. Чтоб к ночи уж ночлег сыскать…              ***              Рынок в Саюте оказался самым живым и приятным местом – здесь и впрямь сновали люди, в самых разных одеяниях и с самыми разными покупками и товарами – были здесь все, от сановников и их жен, окруженных стражей, и магов, до простых солдат и крестьян… Со всех сторон долетали выкрики–похвальбы товару, брань из–за «высоких цен», замычала приведенная на продажу корова, отчитывала мальчонку лет десяти, таская за ухо, полноватая торговка – за уроненную корзину разбитых яиц.       Вот только при всей многолюдности разнообразием рынок и впрямь не отличался. И еще до того, как мы отыскали провизию, внимание привлекла еще одна лавка. Массивные браслеты и тонкие драгоценные цепочки и колечки, перстни с цветными стеклами и самоцветами, бусы и ожерелья, гребни для волос и прочие украшения, платья и женские выходные халаты из Басскарда и Саммирса… Диран окинул было меня насмешливым взглядом, когда я направилась к торговцам одеждой, но смущенно утих, заметив, что приобрести я надумала длинный темно–серый плащ, подбитый кроличьим мехом. И к нему удобные теплые перчатки из мягкой кожи, что обошлось в десяток серебряных – я уж хотела было заплатить, но подоспевший Диран сунул горсть серебра в руку осклабившегося торговца и купил, подумав, перчатки и себе – под предлогом близящейся зимы. Моего гневного взгляда оринэец после поцелуя словно бы избегал. Впрочем, чуть остыв, я не намерена была причинять ему вред. Но и повторять подобное тоже не собиралась…       Вяленое мясо, сухари, сушенные овощи и ягоды, целебные снадобья, а еще смола, огниво и соль, приобретенные спутниками, опускались в огромные мешки мужчин – ко мне они с трудом согласились положить всего–то купленную за серебро и с трудом обнаруженную ржаную муку и сушенные грибы… Видимо, забывая, что моя ноша весит куда меньше, чем может казаться. Скрывшийся в оружейной лавке Диран провел там весьма много времени, отрядив нас с Чэстэром отыскать ниток с иглами да ткани – на одеяния взамен износившихся, ребятам из «шайки» и, если уж совсем свезет, парочку походных одеял, что заняло не меньше часа – когда мы с покупками, скатанными в два больших одеяла, плелись по пустеющей площади к оружейнику, уже темнело. Чэстэр, оглядевшись, внезапно остановил меня.       – Ты, девочка, с парнем поаккуратней. Он у нас скрытный, – тяжелая рука с отеческой теплотой легла на плечо. – Что у него на уме, канку неведомо, может свой, а может служит кому – парнишка–то он неглупый. – Серые глаза стрельнули на видневшуюся рядом оружейную. – То ли не сдаст, а то ли завтра в лапах у властей окажешься. Что целовал – ты не серчай, конечно, так внимания их не привлекли – чай в Империи обычное уж дело. Да только забывать не надо – где один, там и второй последует. А сердить иногда таких – опасное дело. Ему что бабу тискать, что горло из–за спины распороть – все привычное. – В глазах мелькнула странная тень, заставившая судорожно сглотнуть. Вот только испугали меня далеко не слова о Диране – испугало, как и днем, странное выражение глаз. Хриплое дыхание долетало до слуха, заставляя спину покрыться холодным потом. На мое счастье, из лавки выбрался–таки довольный, насвистывавший оринэйскую песенку про осла и Солнце, которое тот пытался поймать, младший из спутников, и подошел, оглядывая одеяла и мешок Чэстэра. Веселый, словно ничего не было. И мне, я и сама не понимала еще, почему, вдруг стало гораздо спокойнее. Рынок к этому моменту почти опустел.       – Ну вот и славно, – Диран похлопал по почти опустевшему кошелю. – Пошли таверну сыщем и до утра пересидим. А поутру спокойненько двинемся, обратно пора, да и Алре в путь уж поскорей – до зимы уйти подальше успеет. – Рука вцепилась в плечо, и показавшаяся почему–то вороньей лапой ладонь Чэстэра разжалась. – А я как раз ножи метательные подобрал, лишними не будут. Да и так кой–чего для ухода. – Рука его скользнула к ножнам, вновь – хотя он был правшой – левая. И губы дрогнули. – Не люблю я без Фархата, – Фархатом, что переводилось как «справедливый», он прозвал свой меч, к которому относился получше, чем к некоторым людям, как заметил как–то Гоубс. Оринэец решительно шагал по стремительно пустеющим главным улочкам, поглядывая искоса на меня. В первых трех тавернах нам отказали, мест уже не было – хотя в прежние времена Сают был куда многолюднее, а вот места, как припоминал Диран, всегда сыскать удавалось (впрочем, он это только слышал от товарищей). Но в четвертой повезло – пустовали на верхнем этаже две комнаты, на которые мы с радостью согласились. Чэстэр расплатился за свою, заказал ужин и кружку эля, и откланялся под предлогом того, что увидимся утром, скрываясь в тени – отыскивая, видимо, местечко. Мне его знакомая походка вдруг начала казаться какой–то крадущейся, а рука, похлопывавшая бедро, почему–то упорно напоминала когтистую лапу…       – Нам ужин принесите в комнату, – донесся до меня голос Дирана. – Картошка и тушенная коровятина пойдут, ага… Нет, – я вглядывалась в местных завсегдатаев, прислушиваясь к потихоньку встревоживавшемуся дару. Глянула на занимавший полстены очаг, даривший свет и тепло, столы и лавки, заполненные народом, слуг, тащивших заказы постояльцев и посетителей. И украдкой поглядела на кокетничающего с какой–то местной барышней, вырез которой обнажал не меньше половины груди, роккандца. – Нет, жена не пьет, и я тоже. Да, молоко. И супруга хотела бы выкупаться с дороги. Я доплачу, конечно, – зазвенели монеты, ссыпаемые «мужем» в руку хозяина таверны, рассыпавшегося в обещаниях о том, что ужин скоро принесут и горячую ванну мигом наполнят – бадья–таки в комнате имеется, да и очаг тоже – ночи холодные, можно растопить, доплаты не надобно… Диран, кивнув спутнику и внимательно оглядевшись, потянул меня наверх. Как только мы миновали первый пролет, с его лица сползла улыбка.       – У меня для тебя, Ал, интересная новость. – Голубые глаза внимательно обратились на меня. И все же отчего–то было рядом с ним, даже невзирая на откровенный недавний поцелуй, куда спокойнее, чем с Чэстэром. – Ты, кстати, не против, что у нас одна комната?       – Мы женаты. Так что все объяснимо, – я резанула его взглядом. – Но учти – попробуешь коснуться, и я тебя…       – Да не буду я. Хотел бы, внизу б остался. – Оринэец на минуту обиженно нахмурился. – Но понравилось, чего уж там… – теплая рука приятно согрела ноющую щеку, пока я шагала рядом с ним по скрипучим ступеням. – Вот, наша, – поднявшись следом за слугой наверх, под крышу, Дирану пришлось из–за низких потолков чуть наклониться, – улыбнулся он. – А тебе разве нет?       – У меня все лицо болит, – прошипела я, стягивая капюшон. Мальчишка–слуга, провожавший нас, ойкнул, увидев «прекрасное» лицо. – Всего и сказала, что домой хочу.       – Охота не задалась, еды не нашел, а тут ты, – охотно подхватил игру Диран. Мальчик, сглотнув, скрылся за дверью, поведав, что воды сейчас натаскают и ужин принесут. И если надобно – очаг тоже растопят.       – Надобно. Супруге холодно станет, захворает, – с нежностью взирал на меня Диран. И тепло улыбнулся, целуя мою кисть, пока мальчик покидал нас.       – Ты точно в котел хочешь, да? – елейно улыбнулась я, проводив мальчишку глазами.       – Нет. Я всего лишь заботливый муж. – Расстегнув–таки фибулу и стянув плащ, пожал он плечами. Снял перевязь с ножнами, скрыв их плащом. Я, распустив веревки мешка, отыскивала кошели. – Ты мне деньги вернуть собралась?       – За плащ и ужин. – Кивнула я. И мои руки тут же накрыли теплые ладони.       – Ал, я плащ не из общих покупал. Это мое серебро. И я с тебя брать не собираюсь. – Взгляд, оставаясь теплым, стал при этом еще и твердым. – Считай, что это подарок, принцесса.       – Кто? – сглотнула я, с трудом сохраняя на лице невинное выражение.       – Принцесса. Ты же из знатных, к простой жизни только приучаешься. Принцесса и есть, – насмешливый взгляд слегка успокоил мою напряженность. И покуда слуги разожгли в очаге пламя, натаскали в ведрах кипяток, чтобы наполнить небольшую бадью в углу комнаты, впрочем, сидя я бы в ней уместилась вполне, и притащили ужин, Диран невозмутимо сверял покупки с выуженным из кармана списком. Я, от нечего делать, и чтобы хоть как–то погасить напряженное волнение и тихий голосок интуиции, помогала ему. Снизу то и дело доносились возня и громкий хохот…       И когда наконец нас оставили наедине и Диран провернул в замке ключ – и там и оставил, и задернул занавеси на узком окне, оринэец, наплевав и на стынущий ужин, и на медленно остывающую воду, выудил из–под туники два бережно свернутых свитка какой–то ветхой от старости ткани, и развернул, подзывая меня ближе. Как оказалось, в материю завернуты были два свитка бумаги. С первого все так же взирала я, и красовались прямо под портретом цифры – стоимость моей шкуры – двадцать тысяч золотых гарлотов. Огромные деньги, способные буквально озолотить и сдавшего меня, и три поколения его потомков… Но я не успела удивиться или ужаснуться, потому как Диран, усмехнувшись, развернул второй свиток со словами:       – Ты в розыске не одна, крошка. Не знаю, что у вас творится, но дела интересные…       А дела и впрямь были интересными. Со второго портрета, чуть менее тщательного, но вполне узнаваемого, взирал Файгарлон. «Боевой маг, мятежник, обвиняется в убийстве исполняющих долг … при попытке ареста», – суть надписи под его лицом сводилась к этому. И цена. Десять тысяч золотых гарлотов. Немалое, хоть и вдвое меньше моей, состояние…       – А тебя дорого ценят, Принцесса. Не хочешь все–таки рассказать, почему? – теплое дыхание согревало ухо, когда над ним прозвучал спокойный голос.