Пламенеющие Небеса. Книга Первая. Вспоминая себя

      Подавленные остатки отряда готовили погребальный плот, на котором собирались провожать в последний путь погибших, почти до неузнаваемости подчас изувеченных магией собратьев, отвлекшись от меня, под бдительным взором вара и вновь обнажившего, когда кто–то что–то процедил в мой адрес, Фархат Дирана. Да и на Файгарлона, охраняемого варами и предупреждающе окинувшего всех долгим взором, лишь косились – Боевой Маг, как ни крути, и просто так не доберешься… Даже застрелить может и не очень–то выйти…       Я держала руку над кровавой раной Гоубса, в которой зияли внутренности, и пыталась хоть немного облегчить его страдания. На мой дотоле пустой пакту – символ Целителя – мысленно уже можно было повязать прядь волос. Первый человек, которому я пытаюсь помочь, но не сумею спасти… Вернее едва ли сумею – невзирая на усилия, призванные хотя бы немного затянуть внутренние повреждения, удавалось это мучительно, вызывая дрожь в пальцах и почти физическое напряжение дара, впитавшегося в кровь еще до появления на свет… И все же успехи были, просто довольно тяжело, болезненно достигаемые, а меня, делившую с Гоубсом страдания, скручивала жгучая боль, словно нутро полыхало пламенем, а это было лишь отголоском того, что испытывал сейчас Гоубс. Но кровь шла чуть медленнее, боль ослабевала и странная, словно выжженная в плоти рана понемногу затягивалась. И все же, отгоняя на задворки головы саму эту мысль, я все–таки знала, что не сумею его спасти – слишком серьезное повреждение, слишком медленно исцеляется рваная рана и слишком много яда успело попасть в кровь…       – Меня на самом деле зовут Фамур, я был личным конюхом Его Величества – король Аланд ведь очень любил лошадей, я был одним из тех, кто о них заботился. Гоубсом звали любимого жеребца королевы Дарны, я уж было думал, Вы вспомните, – старик чуть глубже вдохнул. – Все гадал, не ошибся ли, но глаза уж больно на глаза короля Аланда похожи – кому случайно видеть доводилось, и те всю жизнь помнили, что цвет их необычный.       – Я… очень многого, к сожалению, не помню, простите, – живот стянула новая, едва ли не сознание потерять заставившая вспышка боли, и я усилила воздействие, чувствуя, как постепенно истончается магия на этот день. Но не продолжать бороться и не пытаться исцелить доброго знакомого я не могла…       – Да уж понял, роккандцы–то постарались, поди, подпортить память. – Старик кашлянул. – Я рассказать хотел, пока энти хоронить пошли, – остальные и впрямь ушли вверх по берегу Шагры проводить не самый долгий, но довольно важный обряд прощания, принятый в разношерстных компаниях из Альянса. Остались только мы с Файгарлоном, Диран, Дорр и внезапно примкнувшие к нам близнецы, переставшие таращиться на меня, словно я Карлон лично. – Что в тот год–то было, перед войной…       – Мне было бы очень важно, я хочу понять, что случилось, – уверила я, глядя в затянутые мукой глаза и крепче сжимая руку. – Я хочу хотя бы попытаться помочь нашим людям. Я не знала, что все так… – Файгарлон, сидевший совсем рядом, хмыкнул, коснувшись рукой моего плеча и явно используя уже свои способности, чтобы меня успокаивать.       – Так вот. Я–то, конечно, шибко чего не знал, да слыхать доводилось. А уж что мы в Круг Тьмы вступать собираемся, король и не скрывал никогда – я даже по вечерам на уроки наанака бегал, и Сара моя – жена – тоже. Смешное наречие… Как сейчас помню, домой еще когда шли, пройденное за урок отрабатывали. – Я застыла, едва не прекратив «кроветворные» чары, призванные хоть немного восполнить покинувшую тело кровь и придать ему сил. Оринэя собиралась вступать в Круг Тьмы?! Я привыкла к той мысли, что они были нашими союзниками и именно они пришли на помощь Оринэе в разгар войны… Но что мы должны были стать частью этого древнего союза, представить не могла, и тут… – Комули туда ездил, да советник по внешним делам Фэйзер тоже, говаривали, – имя вновь что–то всколыхнуло. Фэйзер… Я неожиданно вспомнила высокого оринэйца с острым подбородком, рассеченной надвое бровью и голубыми глазами… Но образ тут же исчез, едва успев появиться. – Да неужто Вы не помните, что мы чутка в состав Круга войти не успели? – Гоубс на какое–то время даже забыл о боли и ране и приподнялся. – Переговоры еще до Вашего рождения начались, Вы в детстве на наанаке говорили–то шустро как, я на конюшнях слыхал – Вы лошадей любили сильно, хотя и побаивались чуток.       – Я наанак всего пару месяцев учила, да еще в школе с десяток фраз запомнилось… – слова мужчины никак не соотносились с картиной моего мира. – Я не могла на нем разговаривать! Я и сейчас–то не могу!       – Потому и не можешь, что мало что помнишь, – ухмыльнулся сидящий по другую сторону от Гоубса Диран. – Ты лучше другое расскажи, пусть это хоть переварит для начала. Сходу вон про присоединение к Кругу пошел – она ж не помнит ничего.       – Ну тогда по Красный Туман, как его вары прозвали, слушай, – Гоубс выдавил улыбку и бессильно опустился на спину, заходясь в страшном приступе кашля, из уголка губ выступили пара капелек крови… От меня потребовалось немало усилий, чтобы прекратить его мучения. Отдышавшись, старый конюх продолжил: – Я в войну в Артарском замке был – хотел было добровольцем, да только тогда спина больная была, вот учуяли, да и возраст уж немалый был, не взяли. Королева и принцесса–то отправились из столицы в крепость, вот я с ними умудрился – чтобы, значится, ежели чего, хоть их там охранять – правящая династия, как–никак, чай войны за трон кому нужны были б, если вдруг что? – мы не ответили, а я, жадно впитывая каждое произнесенное слово, вглядывалась в осунувшееся лицо и постепенно туман памяти чуть рассеивался – что–то смутное и впрямь всплывало в нем, и в общем–то рассказу соответствовало. – А в то утро, как будто неделю назад, помню: с утра не рассвет обычный был, вообще Солнца видать не было, небо словно какой красной пленкой затянуло, и тучи такие, багровые, и сумерки, как перед грозой, едва чего видать. Лошади у меня перепугались все, ржут, пятятся, копытами бьют, и на дыбы – пока одного насилу успокаиваешь, другой стойло разносит, бежать куда–то как будто хотят… А какие и вовсе столбом застыли, только ушами прядают и ржут жалобно так… И в глазах у всех – они ж умные звери – ужас и паника, словно жеребёнок волков стаю увидел. А потом и эта штука заползла – со мной тогда три парня помоложе трудились еще, тоже коней уговаривали, хоть на них глядя у самих поджилки затряслись. И окна позакрыли все, и ворота, сумрак такой – еле лампа рассеивает. И из всех щелей красный туман пополз, как щупальца, лошади и вовсе обезумели. Одному из ребят жеребец копытами голову проломил, тот и увернуться не успел, а тут туман этот и окутал всех лошадок, так, что и не видать… И не слышно, чего там творится, в тумане этом, и страшно – аж дышать забываешь, паника душит… А от лошадей за пару мгновений и к нам пришло – сообразить не успели, чего делать, как окутало.       – И на что похоже, старик? – сглотнул Диран, крепче сжимая его руку.       – Не видно ничего, алой пеленой все перед глазами затянуто. Дышать трудно – как в соусе вязком утопаешь, и не выбраться – по рукам и ногам пеленает, стужа жуткая и одновременно пламя жжет… И в ушах шепот, завораживает, пьянит, слов не разберешь, и голосов будто тысяча разом. Зовет к себе, и отказать трудно. Слов не понимаешь, а что зовет – ясно. А как мысль удалось породить – что не нужно мне никуда с ним, боль пронзила, до ушей все ожгло, а щупальца принялись по рукам и спине шарить, голову окутывать – стало быть, дар или жизненные силы выискивали, да откуда у старика что возьмется? Вот уж и отпустило, тоже разом как–то – сколько времени в тумане провел, знать не знаю, но долго, наверно. Как окружать перестало, я снова и конюшню увидел, и мальчонку – младший у нас был, помощником, и спать захотелось вдруг ужасно – не воспротивишься, прям так в обнимку с ним, с пацаном, рухнули и спали, уж темнело, когда проснулись. Половины лошадей как не бывало, еще две еле стоят… И труп. А третьего из моих ребят не видать, все засовы закрыты, и не видать. Пацаненок–то после случившегося помешался, когда резня была, навстречу к тварям этим побежал, на нож и напоролся…       – Каким тварям? – прищурился Файгарлон, крепче вцепившийся в мое плечо. Серые глаза роккандца заволокла тень.       – Роккандцам. Оно после того дня, – я перехватила запястье глухо рыкнувшего что–то Файги, останавливая его руку. – Вскоре и известие прибыло, сутки эта гадость, оказалось, продержалась, где чуть дольше, где совсем мало – вестимо, выискивала чего. А как мы в замке урон подсчитали – да и ужаснулись все, ибо поисчезало народу тьма, а у многих, кто и не исчез, болячки попросыпались старые, кто с даром был, и дар теряли – жуть, одним словом… Королева Дарна слегла, в лихорадке… – этого я тоже не знала, и сейчас словно ледяные когти сжали сердце. Мама тоже пострадала от этой мерзости, прежде чем погибла? И неужели отец столкнулся с этим туманом и, как и Гоубс, не мог ничего предпринять? Перед глазами стояла огромная широкоплечая фигура отца, с черной бородой и яркой искоркой в зеленых глазах… Я как–то спросила его, что это за свет такой, и получила в ответ улыбку и короткое «он показывает, как сильно я люблю этот мир и нашу страну»… Эта искорка всегда приковывала взор, и я отчетливо это помнила, бережно сохраняя одно из немногих ярких воспоминаний... Близнецы придвинулись ближе и Диран, обойдя умирающего, коснулся моего второго плеча. – В себя так прийти и не успела, прям в постели и зарезали… – новый, еще более страшный приступ кашля, хриплые жадные вдохи и выдохи, возвращающие к реальности, и болезненные посипывания раненного. Я, отпустив успокоившегося Файги, вновь вытянула руку над раной Гоубса, велев Сааку немного ее промыть, чтобы лучше осмотреть, что же все–таки с ним случилось – даром я почему–то с великим трудом видела, какие раны он получил и что было задето… Но то, что я вижу в красной от крови ране розоватые блестящие кишки, словно опаленные чем–то, было очевидно. И вновь принялась за заведомо напрасные попытки исцелить… Наконец, придя в себя, старик продолжил: – Вскоре и известие пришло, что король Аланд и почти все войска в тот день исчезли, и очевидцы нашлись, что лагеря армий Красный Туман первыми укутал и последними покинул, вестимо, потом и остались одни палатки да оружие, что поснимал, видать, кто. Принцесса Айтари из всей династии одна на ногах была, вот и пыталась людей, оставшихся, куда собрать и увести, да только варвары того и ждали, что мы без войск останемся – оплакать пропавших не успели, да случаем от чего погибших похоронить, а полчища их уж и повсюду в стране… А там… – неожиданно хмурый взгляд и легкий приступ кашля… – Слышали уже, наверно, что в резне–то в замке не варвары и вовсе были. Священная Армия, как сейчас помню, прям в форме, и резали кто на глаза попадется… Роккандцы, – пренебрежительное, и вновь полыхнувшая обида в глазах Файгарлона, впрочем, Диран никакого беспокойства не выказал, да и волшебник лишь горько покачал головой.       – Не все роккандцы такие. Я тоже роккандец, но…       – Не все. Только в эти, особо важные, отряды Карлон небось только таких и берет… Они ж как собаки, куда он пальцем ткнет, туда и бегут с клинками наголо. Вот ночью они прибыли, мы и порадоваться не успели, что Армия Спасения пришла, – на губах Дирана, что я как–то невольно краем глаза отметила, появилась странная усмешка. – А утром, я насилу тогда ноги унес, как и пара знакомых ребят из прислуги, глашатаи во все стороны «королева и принцесса лишили себя жизни, принцессу Алеандру ищут, а Оринэя под защитой Рокканда»… – силы окончательно оставили его, и так–то поддерживаемые преимущественно мной, и Гоубс устало откинулся на спину, часто и неглубоко дыша. Даже слабый отголосок его боли прожигал огнем почти все тело…       – А потом и вовсе «Оринэя вошла в состав Империи», некое сановное лицо как будто бы подписало сие – то ли воля принцессы, то ли кто из генералов, ибо мол тебя найти не могут, – влез Диран, сжимая пальцы Гоубса, лицо которого все больше заострялось, а одежда, распоротая рядом с раной заклятиями, чтобы убрать ткань и лучше его осмотреть, пропитывалась кровью все сильнее, хотя мне и удалось ослабить боль и если не остановить, то хотя бы уменьшить кровопотерю… – одобрил Совет Всех Земель, да и как и что, нам–то откуда знать. – Он неожиданно оглянулся на Файгарлона и кивнул Дорру, ткнувшему носом щеку Гоубса и лизнувшему нос последнего. – Слушай–ка, парень, можно тебя на пару слов? – Файги отпустил меня и недоуменно оглянулся на оринэйца.       – Зачем это?       – Думаю, не помешает. – Файгарлон, цепким взглядом оглядев Кааса с Сааком, самого Дирана, поднялся, коротко кивнув мне.       – Дорр, с нами. А вы двое подготовьте… – Диран взглянул на отдышавшегося и открывшего вновь глаза Гоубса. – Так, давайте–ка мы все подготовимся к… обряду… – неловкость момента буквально витала в воздухе – мужчины собирались готовиться к погребению еще живого Гоубса. Тот с горечью смотрел на замявшегося Дирана, едва заметно улыбнувшись уголками губ.       – Не боись, парень, сам все понимаю… – прохрипел он. – Ступайте уж. А я полежу, спасибо нашей Алре, хотя бы боли меньше, – теплый взгляд на мое лицо… Я кивнула, пытаясь обдумать рассказ, и стиснула худую руку. – Вот уж не думал, что помирать буду на глазах собственной королевы, а она будет меня лечить… Хорошее имя подобрали, Ваше Высочество, красивое…       – Дорр придумал мое собственное урезать… – вздохнула я. – Принцесса Алеандра… Правда вот не такая, как оринэйцы думают, знать не знала до побега, что на самом деле кругом творится. Но что уж отрицать, ежели я на Карлона три года трудилась, думала, все на благо… – я вздохнула. Я и представления не имела, что творится в городах и на местах моего королевства, как живут обычные люди и как ведут себя солдатня, маги и прочее–прочее… И уже не впервые приходилось слышать о том, что среди напавших на страну дикарей, явившихся с юга, мелькали солдаты Священной Армии. Что мама погибла от рук их же… И все же во всем этом мелькнуло кое–что новое, добавившееся в собираемую мозаику небольшими кусочками. И прояснившими, что или с моей памятью что–то сотворили, или же меня настойчиво пытались обмануть, чего исключать тоже было нельзя – пока все, кроме Халнира, кто говорил об этом, так или иначе между собой были знакомы. Вот только Халнир остался в Гвенто–Рокканде, дал обет не произносить никогда ни единого слова лжи и… Прежде в его нарушениях замечен не был…       – Да я сразу так подумывал, да и Диран тоже – мы с ним болтали про это как–то, говорил, сдается ему, Вы это. Вот уж и не ошиблись, стало быть…       – Это плохо. – Вздохнула я. Вопрос маскировки и необходимости как можно быстрее уйти стоял еще острее, чем прежде. – Если вы узнали, могли и другие.       – Не все короля Аланда лично знали. А вас и тем более – чай, в войну крохой почти были. Только по глазам и мелькнуло, а потом всматривались, разговоры слушали, да и то сумневался я – то ли и да, а то ли просто похожая, кто ж разберет… Я ж только иногда видывал, везли когда куда вас, или на конюшню вы крохой прибегали… Ребята пока ушли, я бы вот еще сказать чего хотел успеть, – рука старика внезапно впилась в запястье, притягивая к нему. И я невольно наклонилась к побелевшим губам.       – Что?..       – Я, прежде чем сюда прийти, где чего подзаработать старался… Это уж потом про Ополчение узнал, ну это Дир расскажет… – Гоубс замолчал, часто дыша и содрогнувшись от волны боли, прокатившейся по его телу, стоило прервать чары. Я возобновила заклинание, осознавая, что дар исчерпаю довольно сильно – после схватки и исцеления остальных он уже и так ослаб… – Вот в двух последних городках, где я жил, Жрецы рассказывали чего–то об Алом Тигре – я особо не слушал, да и упоминали они мимоходом, только вот… Я про этого Красного Тигра уж лет девять слышу – даже в Раскисе про него в трактире солдатня шепталась – дескать, истину постепенно Жрецы Трингула до избранных доносят, кому зрения и ума хватает ее постичь, а потом, мол, откроют тайну миру. Я тогда в вылазке участие принимал, мы с ребятами зашли толков и новостей послушать… Года полтора тому… Вот и услышали тогда, что среди этих солдат уж и верующие есть… Не знаю, к чему оно, но я немного разнюхивать пытался… Вот она, шайка, до войны аккурат на границах королевства появилась.       – А почему шайка? И что за Алый тигр? – я рассматривала с трудом дышавшего Гоубса, внутренне содрогаясь – дар после очередной паузы, которую я себе позволила, дабы перевести дух, явственно увидел, что жить старику предстояло еще пару часов, весьма мучительных, не больше… Зато если не буду пытаться помочь – ненамного меньше и куда мучительнее…       – А потому что мало их и вера у них какая–то странная. Я только и понял, что это сущность какая–то, не навроде Создателя и Барлана, другое чего–то… Вот все про его мудрость говорят и дескать нормальная вера обманная, чтоб народ стращать и люди в ограничениях жили, а быть–то их не должно. Харр его знает, что за Красный Тигр, или Алый, уж не знаю, какой он там… Но явно ничего хорошего… Из Рокканда ничего доброго все одно в жизни не выходило. Вот ежели разобраться захотите, вы этих людей остерегайтесь – странные они типы, мрачные… Я при пацанятах говорить не хотел – Трингулу неведомо, откуда тут все и что на уме у них, но к Фэ… К Дирану поближе держись, парень надежный. – Второй совет держаться ближе к Дирану, и оговорка, в свете последней недели очень красноречивая.       Я, заслышав за спиной знакомые шаги, склонилась еще ниже, так, что губы старика почти коснулись моего уха. Страшная рана против воли приманивала взгляд.       – Как Дирана зовут на самом деле, знаешь, Гоубс? – короткий кивок и недоуменный взгляд. – Его зовут Фэрн, верно?       – А вы его помните? – на миг, прежде чем я отрицательно покачала головой и на плечо уже знакомым жестом легла ладонь Дирана, показалось, что в глазах старика зажегся свет…       – Нет. Не помню, – я с горечью покачала головой, и осознала, что вернулись ребята, да и вот–вот придут остальные… На губах так и замерло невысказанное «а разве я должна его помнить?».              ***              – Ну вот и все, – опустив обернутое в светло–серое одеяло тело в «вырытую» мной могилу, вместе с букетом из листьев практически опавших деревьев и неведомо где ими отысканным белым камушком, сжатым в мертвой кисти Гоубса, выпрямился Диран. Каас за плечом громко шмыгнул носом, а я не могла отвести взгляд от изголовья будущей вечной «постели» оринэйца. Уже давно смеркалось, солнце почти не пробивалось через переплетение ветвей, и с минуты на минуту собиралась прийти безлунная ночь. Гоубс скончался пару часов назад, и мы, успев даже еще и разминуться с остальными, выбрались на крошечный уютный закуток на берегу Шагры, окруженный со всех сторон пушистыми елями, чтобы проводить его в последний путь. По исконно оринэйским традициям предать тело, омытое теплой водой, обернув в одеяла, земле. Белый камешек символизировал чистоту и крепость ушедшей к Трингулу души, а букет, из листьев ли, травы, роз – привязанность и почтение тех, кто провожает умершего. Саак, которого придерживал за плечи Файги, едва ли не рыдал – по его щекам катились слезы, крупные, и подбородок подрагивал. Из нас парень больше всего привязан был к старому оринэйцу, впавшему после разговора с моей помощью в тревожное забытье и в нем ушедшему. – Да поведают канки душе твоей истины мира, постичь которые приходят в него волей Трингула, и да примут тебя чертоги его в вечном блаженстве служения ему, – сложенные вместе ладони рук и почтительный кивок.       Дорр, прижимавшийся подпаленным боком к моему бедру, опустил морду, тоскливо покачав головой.       – Да будет путь твой к чертогам Светлейшим легок и чист, – шепнула я, кивнув Файгарлону на обратную дорогу. Каас подхватил брата под вторую руку и вместе с Боевым магом увел, мягкие шаги Дорра последовали за ними. Я подняла руку с искрящимся голубоватым светом, выдающим скорбь, перстнем и принялась творить призванные вернуть землю на место чары. Диран же, махнув рукой с просьбой подождать, опустился на колено у края ямы, вытянул вперед левую руку с сомкнутыми тремя пальцами и медленно сжал кулак. Старинный офицерский символ почтения к силе павшего товарища в Оринэе. Отец лично сделал то же самое, провожая в последний путь Сардана, но сейчас, глядя на вытянутые пальцы и медленно сжатый кулак, я вспоминала, туманно, что–то иное. И что именно, с внезапной ясностью обрушилось на меня, когда мужчина, глубоко вдохнув, поднялся на ноги и прижал все те же три сомкнутых пальца к левому плечу. Это был совсем другой жест, использовавшийся лишь в крайне узком кругу придворных лиц, и вообще–то делался правой рукой. Своего рода символ принадлежности к этому кругу – значение того же самого почтения, только с более глубоким смыслом – как признание своим, и необязательно покойного. Левая рука, вновь левая, и на этот раз я, прежде озадачивавшаяся такими вот невольными жестами оринэйца, нисколько не удивлялась. Я помнила, что Фэрн от рождения левша, и переучивался на моей памяти. Помнила, что ту кувшинку он дарил левой рукой, а верблюд плюнул вообще–то в мелкую проныру меня…       Поток воспоминаний о детских играх, о чтении вслух книг, совместном, о том, как мы удрали в поездке от его отца, чтобы повеселиться на сельском празднике, и как Фэрну потом досталось сначала от Тайного Советника Фэйзера, а затем и от моего отца… О подарках, моей косичке, привязанной к ветке дерева, и шутках близких друзей династии о назревающем браке принцессы и сына Тайного Советника. И этому жесту меня впервые научил именно он…       – Пусть невзгоды нашего мира не омрачат счастье твоего общения с Трингулом, старик, – Фэрн кивнул, вздыхая. Для меня, после Саюта и случившегося сегодня, это становилось уже чересчур. Это тот самый Фэрн?! Перед глазами стоял мальчишка–подросток с длинными волосами и умными голубыми глазами, долговязый и худощавый. И очень улыбчивый. А наяву передо мной выросла фигура высокого, крепко сложенного мужчины, вооруженного, сильного, редко улыбавшегося и подчас бесшабашного. Но, погребя Гоубса под слоем земли и водрузив в изголовье могилы большой камень, я уже в темноте подошла ближе, глядя почти в глаза недоуменно выгнувшего бровь оринэйца. Фэрн не самое частое имя, но и не уникальное. Может, это совсем другой Фэрн, или вообще иначе его зовут… Я лихорадочно думала, как проверить этот факт, не вызвав себе новых неприятностей…       – Когда ты приучился пользоваться правой рукой?       – Начал, когда было шесть, но иногда все еще срываюсь, – цепкий взгляд и почему–то совершенно не страшно наедине с ним поздним вечером. – А что, заметно, что я левша, да? – я твердо решила, что вопросы буду задавать я, и предпочла его проигнорировать.       – Как звали любимого волкодава принцессы Алеандры?       – Рекки. Вообще–то он был волкодавом Его Величества, но ты любила на нем кататься. Я как–то дернул его за ухо, и он меня чуть не укусил, а тебе разрешал все. А твою любимую лошадь звали Лучик – она родилась, когда тебе было четыре, и ты мечтала взять ее себе, когда приедешь из школы насовсем. – Едва заметный изгиб губ в улыбке. Почему–то очень знакомой и какой–то уютной.       – Кем был Фэйзер Шауру? – прищурилась я. Лицо Дирана заволокла тень мрачных мыслей.       – Советник по внешним делам, Тайный советник Аланда Девятого и мой отец. У него была бровь в молодости, при обучении, рассечена надвое, и на пледплечье пятно, типа ожога, похожее на яблоко. Он отдал брата в королевскую стражу, обучаться, и не знал, куда деть меня. Так что в последние месяцы до войны и в самом ее начале я был у него вроде посыльного.       – Как меня звали в домашней обстановке? – не сдавалась я, глядя на обезоруживающую улыбку.       – Лично я малышкой, многие Аля, а Король Аланд называл тебя «Листочек». За цвет глаз, как он пояснял. Когда ты в последний раз уехала в Минаур, ты подарила мне кое–что… – мужчина порылся во внутреннем кармане своего неизменного плаща и показал тонкий плетенный браслетик–оберег. Алый с зеленым – знак дружбы и хороших пожеланий. И вновь поток воспоминаний о том, как меня научила его плести ученица из Сархара, а я привезла такой «дружище Фэрну», охотно со мной возившемуся и помогавшему в проказничаньях. Теплое дыхание греет щеку, и шелест оставшейся еще травы и листьев, как и порыкивания и сопение обитателей леса не смущают, почти не осознаваясь. Рука касается уже почти зажившей ссадины на скуле, когда я, потеряв самообладание, против воли тронула щетинку на щеках. Трудно, очень трудно поверить, что этот лесной обитатель, чуть вульгарный, чуточку слишком, бывает, раскованно–бесшабашный, и есть мой детский друг Фэрн Шауру.       – Каково Истинное имя принцессы Алеандры? – прищуриваюсь я напоследок, сдаваясь под натиском его улыбки и своих воспоминаний.       – Ираила. Полностью звучит Алеандра Дарна Ираила Оринэйская, в честь матери и бабушки по отцу. Ираила дано при Истинном крещении Танрой, по обрядам Таунака.       – Правильно. – Почему–то до безумия хочется улыбаться и расшатанные последними двумя месяцами нервы сдают все больше и вот я уже утыкаюсь носом в крепкое плечо, впервые за часы осознав, что у меня мокрые от слез щеки – а ведь плакать я начала, когда Гоубс был еще в сознании… Теплые руки бережно обнимают спину, поглаживая ее. – И последний вопрос. Как зовут тебя?       – Фэрн Шауру. Полностью Фэрн Дариго Халнир Шауру, но Истинное тоже Фэрн. – Я только кивнула, прильнув к плечу в зеленой тунике сильнее и хлюпая носом.       – Я тебя почти не помню… – а ведь и правда, я очень мало вспомнила, но хотя бы эти скудные воспоминания остались. И появилась надежда, что и другие вернутся.       – Тебе было восемь, когда мы в последний раз виделись. Неудивительно, – и вновь усмешка на знакомых губах…       – Думаю, тут больше кое–кто постарался, чтоб забыла посильнее… – улыбка тронула губы, и все же хотелось просто выплакаться, после всех свалившихся вестей. Цена моей шкуры стояла перед глазами, как и обвинение, и все еще тяжело было осознать, что вот уже в который раз я слышала, какую недобрую роль сыграл Рокканд в судьбе Оринэи… Меня видела и узнала Рара, и если еще не оповестила Алкира, оповестит в ближайшее время, и он будет знать, где нахожусь я, зато я не имею и крошечного представления, где он… Еще два месяца назад все было просто, понятно, знакомо и очевидно, но вот сильно изменилось столь многое… И мало что понятно в новой жизни – неясно даже, кому я могу доверять, а от кого лучше держаться как можно дальше. Идти вдвоем с Дорром, единственным, кому я доверяю сейчас безоговорочно? С моей стороны это была огромная ошибка – и я почему–то теперь жутко сомневалась, что удобства и комфорт предоставляются во время выполнения поручений всем чародеям в Совете… А еще, учитывая, что на меня вели своего рода охоту, делая все, чтобы в одиночку я не выкарабкалась из этой ямы… И если раньше я подумывала уходить на юг одна, то теперь четко осознавала, что о таком раскладе и думать не стоит. Вот только и с кем можно пойти, тоже было неясно… Это в любом случае был риск, и я не знала, с кем он будет меньше всего. Но, учитывая, что меня от остальных оградили, когда Рара во всеуслышание крикнула имя, Диран, вары и Файгарлон, я всерьез помышляла отправиться с Дираном, если он на это пойдет – почему–то ему я все–таки доверяла. И сейчас, греясь в теплых объятиях и постепенно успокаивая слезы тоски и отчаяния, я осознавала, что называть его Фэрн выше моих сил. Фэрн – мальчишка, с которым я дружила в детстве и с которым мне дозволялось играть когда угодно, где угодно и как угодно. Видимо, отец и мать не боялись, что он причинит мне вред – подчас мы оставались и вовсе наедине…       Диран – странноватый, проницательный оринэец с редкими вспышками похотливости или отчаянной горячки, весьма взрослый и почти незнакомый. Для моего озадаченного сознания это были два разных человека, объединенные моим необъяснимым доверием.       – Ну ты чего, Ал? Давай успокаивайся, старых друзей так не встречают, – в тон мыслям зазвучал над ухом голос, похожий на прежнего Фэрна, в пару моих последних визитов домой. – Тише, малышка, тише. Вдох… – я покорно глубоко вдохнула, стирая слезы с грязных мокрых щек. – Умница. И выдох. Все, угомонилась? – я кивнула, отстраняясь от его рук.       – Остальным тебя лучше знать Дираном? – уточнила я, сделав еще пару глубоких вдохов. Парень кивнул, мрачно вздыхая.       – Да. Я одного оружейника в детстве видел, с отцом посещал, вот его Диран звали. Оттуда пошла и легенда, и имя.       – Харру и правда в войска сграбастали? – новый мрачный кивок. И решительное указание, что пора идти в лагерь – стемнело и видела я его очень плохо, а нам предстоял еще обратный путь.       – Все так, кроме того, что сестра была и мы не в столице жили. – Кивнул оринэец. – Остальное вполне себе правда, чутка только приукрашенная.       – Я вот думаю… – я облизала внезапно пересохшие губы, присела у воды и принялась умывать руки и лицо. – Мне как–то прятаться надо, сам портрет видел. Узнают махом.       – Мы тебя за парня выдадим, подростка. Пару шрамов или бородавок посадим, одежду помешковатей, сильно утягивать не придется – бюст, к счастью, не пышный… – я предпочла не обсуждать размер, ибо данный вопрос был явно не для дружеской и деловой беседы. – Только ты это… – Диран сглотнул, помогая мне перебираться через коряги и внимательно вслушиваясь в лесные звуки. – Как отнесешься, если волосы сбреем? Я в Саюте над этим думал, и когда сюда шли, вот пришла идейка.       – Ну… Мне их, конечно, жалко, – я коснулась длинных черных волос, с содроганием представив, что их больше не будет… И новые пока еще отрастут… – Но жить тоже хочется, и желательно на свободе. – Смешок над ухом показал, что шутку спутник оценил, а рука ободряюще сжала мою.       – Это на первое время, Ал. А там чего получше сыщем для сокрытия внешности. И ты у нас все равно останешься миловидная колдунья–травница. А в целом идея нравится?       – Не самая плохая, – кивнула я. – Главное теперь все устроить и без проблем от остальных удрать, ибо они знают, кто я. Кстати, а почему это «мы» сыщем?!       – Я иду с тобой, – не допускающим пререканий тоном заявил приятель.       – А меня спросить не собирался, хочу ли я, чтобы ты шел со мной? – огрызнулась я, крепче сжимая его руку – в темноте, не прибегая к магии, видела я очень плохо, а тропинку расчищенной назвать было трудно.       – Одна не пойдешь. – Отрезал оринэец. – Сама подумай, сколько стоишь, кто ты и что творится с твоей памятью? Без обид, но ты и двух дней в одиночку не продержишься, а один Дорр тоже помогать во всем не сможет. Отряд все равно распадется, сама понимаешь – остались–то разрозненные группки, один из стариков погиб, а они трое по большому счету и склеивали. Ты мне вроде худо–бедно доверяешь, нет?       – Дирану или Фэрну? – я остановилась, убирая от лица налипавшие на щеки пряди. Спутник сдавленно хмыкнул, замерев совсем рядом, так, что я слышала легкое дыхание.       – Ты помнишь, что мы дружили?       – Да. И близко… Насколько было возможно. Правда ты иногда был очень противным.       – Я?! Это не я твои подарки выбрасывал под копыта лошадей!       – Мне было пять! – я пихнула чуть ближе подошедшего парня локтем в живот. – Чего от ребёнка хотел? Так вот. Фэрну я доверяю, а Дирану... Худо–бедно, – я улыбнулась, хотя и понимала, что он не увидит улыбку.       – Уже хорошо. С тобой пойдут оба, не возражаешь? – я вновь зашагала, неторопливо, к оставшимся в лагере ребятам.       – Не возражаю. С нами Дорр, не забывай. Кого–то еще можешь присоветовать?       – Нет, – отмахнулся Диран. – Я некоторых неплохо знаю, но не стоит – риск слишком большой, учитывая, что девка тебя по имени назвала.       – Она магическую свиту Карлона возглавляет. Мы с ней три года частенько виделись, вот и узнала, – прорычала я. – Да и ссадины почти вылечили уже. Ну ты их лучше знаешь, все же знаком с ними дольше. Так что идем втроем…       ***              – А этот… Парень–маг, ты с ним хорошо знакома? – уже почти в лагере оглянулся на меня Диран, когда до нас донеслись громкие недовольные голоса. Я не видела его лица, не касаясь и без того порядком исчерпанных сил, но не сомневалась, что он прищурился.       – Да в общем–то да, – кивнула я. – А что?       – Ты расскажи–ка, крошка, каким арном вас обоих искать начали. Во что вляпались?       – По сути все правда – ну, с рекрутом, словами Алкира и прочим. Файги должен был заняться делом Картера вместо меня – мне надлежало отправиться в Ориус, я упоминала. Видимо, тоже копнул глубже, чем стоило. Я его с побега не видела, понятия не имею, так это, или нет…       – Он пришел с варами и вел их лично Нагу, дело стран… – Диран застыл, когда голоса стали еще отчетливее. Судя по всему, в лагере начиналась стычка… Но криков и лязга мы не слышали. – Вары просто так людям не верят… Дорр правду знает?       – Само собой, – хмыкнула я. – Он мне имя придумал и сюда идти предложил – правда, я надолго прилипать не собиралась. А Файгарлон… вместе работали и немного сдружились, я три года там пробыла. Не скажу, что наизусть знаю, но в целом раньше доверяла.       – А теперь? – неуверенные нотки, прозвучавшие в конце фразы, от внимания Дирана не ускользнули. Уже знакомые пальцы, сжимающие, чуть больновато, плечо.       – А теперь я доверяю себе, и то не всегда, – отмахнулась я, убирая растрепавшиеся волосы от лица. В голове иногда принималась крутиться горькая мысль о том, что я скоро их лишусь… Но даже при первом размышлении идея Дирана казалась здравой – если их просто состричь, это могло недостаточно помочь в изменении облика, а если бы узнали, подобно Раре, добром это не кончилось бы, к тому же Алкир и его приспешники примерно знали, где я. К рассвету лучше было уносить ноги и, желательно, замести следы и убрать возможную лишнюю слежку. К рассвету же предстояло решить, кто именно отправится со мной, отвязаться от остальной шайки…       – Весьма умно с твоей стороны… Я подумал – ты маг, но слегка другой, а учитывая, кто ты, что случилось и как тебя ищут, нам бы магия не помешала… Если он с нами пошел бы, ну, от этих всех пока убраться, что на такое скажешь?       – Ну пока нам втроем идти рано – много свидетелей будет того, сколько ушло и как. А там посмотрим, как раз расспросим, как его сюда занесло, и решим. – Желудок тихо урчал от голода – я с завтрака ничего не ела и даже не пила, о чем напомнила разгоревшаяся жажда… Предстояла очень долгая ночь… Но я определилась с двумя спутниками, осознала, что Карлон действительно что–то сделал с моей памятью и что придется заново узнавать, как на самом деле обстоят дела в Бартиандре. Вот только из всего случившегося единственным событием, которое радовало, было то, что некоторые детские и смутные воспоминания вернулись и позволили чуть меньше сомневаться в том, стоит ли доверять Дирану.