Южные степи Басскарда
Алкир Каэрри, кронпринц Империи Великий Рокканд. Сутками позднее…
Тому, что Алкир отослал Рару прочь, едва прибыв в гарнизон, отведенный по договору о союзе во временное владение Великого Рокканда страной–другом, оставалось сейчас только радоваться. Отца бы то, что мужчине страстно хотелось сделать с чародейкой, будь она сейчас рядом, едва ли обрадовала, но в голове так и стояла сцена женщины, с которой молодой наследник престола живьем снимал бы кожу. Глазам представало на редкость печальное и пугающее зрелище, и тысяча самых хаотичных мыслей, вихрями проносившихся в изящной царственной голове, никак не прибавляла Алкиру ни радости, ни решения, что в подобной ситуации следовало бы сделать. Подъезжая к гарнизону, он и не надеялся, что она будет добровольно выдавать своих друзей, разумеется, более того, допускать подобную мысль было бы верхом глупости, однако же увидеть представшее Его Высочеству принц тоже не ожидал. И он даже не знал, что приводило его в большую ярость – нарушение прямого, явно высказанного приказа пальцем не прикасаться к девушке, пока он не прибудет, и создать удобные, сносные условия, или такая циничная работа палачей. На то, что осталось от некогда миловидных узких стоп, ножек, которыми засматривалась добрая треть дворян Гвенто–Рокканда, невозможно было смотреть сейчас без ужаса и содрогания. Дочерна сожженная плоть, местами, казалось, Алкир видел обугленные кости, до самых лодыжек, черная от спекшейся крови, к которой медленно примешивалась свежая, сочившаяся из глубоких шрамов, оставленных кнутами, выдержанными в специальных зельях, чтобы раны не заживали еще дольше, увенчанных для пущего эффекта стальными шипами и иглами… К слову, приказ снабдить кнуты последними дал, по злобной ухмылке судьбы, именно он, Алкир. Серая покаянная рубаха, вся в крови, позади прекратившаяся в такие лохмотья, что ее все одно, что совсем не было, и совсем свежий ожог на левом предплечье. Клеймо изменника государству, предателя и мятежника. Правда его обычно выжигали на лбу пере казнью, но, видимо, на такое эти скоты не решились… И запах. Чудовищный запах горелой гниющей плоти… Крошечная клетка, два шага на два шага, и она даже не могла лечь, и просто съежилась на холодном камне, словно пытаясь остудить раскаленную огнем плоть, и тихо скулила, вздрагивая всем телом. Сил кричать, или голоса, у девушки явно не оставалось… Сильные тонкие пальцы с хрустом впились в гарду кинжала, и голос вновь обрел обманчиво теплые нотки, когда Каэрри оторвал взгляд от молодой женщины, устремив его на вздрогнувших палачей. – Кто отдал приказ о пытках? – Госпожа Рара, Ваша Милость. Она показала бумагу из столицы… – Я приказывал не трогать принцессу Алеандру до тех пор, пока я не приеду, – расширились от гнева ноздри, и в глазах полыхнул огонек ярости. – Приказ колдуньи Совета теперь вами ценится выше, чем мой?! – Ваше Высочество… Вы ведь говорили, сведения, значит, вытягивать… А она так не говорила… А потом рассказывала, все записано в про… – Я прочту протоколы допросов, – пообещал Алкир, и рука мужчины опустилась на плечо ближайшего к нему офицера. – Собрать через десять минут всех, кто работал в последние три дня, на гарнизонном плацу. Амэн, – помощник мгновенно подскочил к повелителю. – К вечеру весь личный состав гарнизона, принимавший участие в этом безобразии, должен быть казнен. Через повешение. Я не терплю, когда мои приказы не выполняются… – командир гарнизона, попытавшийся было пояснить царевичу, что приказ ведь из столицы пришел, как было его ослушаться, осекся на полуслове, наткнувшись на оскалившиеся зубы Мага Огня. – Еще звук и тебя я сожгу живьем прямо сейчас, – вкрадчиво произнес, почти прошептал Алкир, и вновь обернулся к Амэну. – Перевести принцессу в обычную камеру и немедленно прислать к ней моего лекаря, для оказания необходимой помощи. Все его указания должны быть незамедлительно и в полной точности исполнены. Если хоть кто–то еще хоть на мизинец отойдет от выполнения того, что я говорю, я тут всех лично вздерну. – Взгляд против воли упал на девушку, которая едва ли была способна сейчас осознавать, что происходит вокруг, измученную, изувеченную, слишком хрупкую даже для той нее, что он помнил по дворцу в Гвенто–Рокканде. От гордой принцессы, что он некогда велел «казнить», не оставалось ни следа… – К вечеру все, кто нарушил приказ, должны быть казнены, письмо Его Величеству я пошлю лично.***
Только через почти неделю лекарь, дрожавший как лист на ветру, под полными ярости взорами принца, и впрямь половину гарнизона отправившему, на устрашение всем остальным, в мир иной, сообщил, что жизнь миледи в безопасности, и он по мере жалких своих умений облегчает ее состояние, но рассудок, кажется, пострадал неисправимо. Ее бы, тут же поправился он, заметив, как Алкир поднимается из–за стола в ответ на эти слова, к Целителям, да надолго, возможно, они сумели бы помочь, а лекари тут бессильны, они только плоть врачуют. – Я хочу ее увидеть, – прохрипел, против ожиданий перепуганного мужчины, наследник трона. – Это возможно? – Да, мой принц, только, опасаюсь, вам лучше бы не посещать ее сейчас. Она… Ее состояние весьма… – замялся он. – Принцесса не в себе, мой принц, и они вас едва ли узнают… – Я хочу ее увидеть. – Но сейчас миледи спят, я дал ей отвар… – старик в белом плаще опустил глаза, не решаясь взглянуть на бледное лицо, перекошенное яростью и… и болью? Нет, с чего бы принцу жалеть преступницу, каковой они считают леди Алеандру? Сам лекарь на ее счет имел совершенно иное мнение, и думал, что никогда не видел более доброй и справедливой девушки, но мысли эти стоило поберечь при себе… Скорее злится, что теперь из нее что–то вытянуть стало почти невозможно, хотя она и заговорила. Только где теперь поймешь, бред это или что серьезное? Тут Целителям Таунака разве что под силу что–то сделать, а ему, он и не маг даже, куда? Или бы к самирам–врачевателям, вот уж где бы и следа не осталось… Сердце обливалось кровью, когда старый лекарь вспоминал былую оринэйскую принцессу, видя ее в нынешнем ее состоянии. – Как пожелаете, Ваша Милость. Пройдемте… Алеандру перевели обратно в ее первую камеру, начисто убранную по приказу Алкира, теплую благодаря магии. Небольшая, но все же приличнее и просторнее того, где держала ее Рара, и сам Трингул, видимо, увел ее прежде, чем Алкир увидел результаты ее работы. Иначе бы эта тварь, с басскардскими корнями, на первой виселице бы болталась, или что похуже. Отец был бы в ярости, он и так злился на поступок Алкира, но сейчас последний был уверен, что обычной управы, единственной, он в этот раз не применит. Карлон ведь не хуже него понимал, что из дочери злейшего врага, в ее нынешнем состоянии, ничего вразумительного было не выбить, и толку от ее пленения не было никакого. Не венчание же устраивать, в самом деле. Рара, даже по признанию бесившегося где–то на северо–западе отца, перестаралась в своей слепой ненависти к пленнице, и на плечи принца легла ноша разрешения этой проблемы. Так ведь и до сумасшествия недалеко, а оно совсем не нужно ни отцу, ни его Господину… Но не об этом думал молодой волшебник, опустившись на круглую табуретку подле покрытого многочисленными одеялами для мягкости ложа, и отослав всех стражников прочь. Дверь неслышно закрылась, хорошо смазанная, и теплые пальцы коснулись отросших уже растрепанных черных волос, промытых от грязи и крови служанками–сиделками. Хриплое дыхание, и даже во сне без труда читается в нем тихий стон. Даже во сне она страдает от боли… А наяву? Она хотя бы понимает, где она? Понимает, что эти ее ощущения – это боль, и однажды она пройдет? И если она проснется, узнает ли она его? И все же она выглядела немного лучше, порозовели щеки, подзатянулись страшные рваные следы издевательств и пыток, и ее смогли заставить пить и даже поесть немного бульона. – Аля, – силы предательски оставили хладнокровного обычно мужчину уже не в первый раз за эти пять показавшихся адом дней. – Аля, ты не можешь сдаться… Ты должна прийти в себя. Иначе я ничего не смогу сделать, слышишь? Ничего… – длинные ресницы дрогнули и открылись подернутые поволокой боли и полубезумия изумрудно–зеленые глаза. Алкир торопливо убрал руку от спутанных мягких волос, но в этом не было нужды, – когда взгляд выловил в окружающем пространстве его лицо, девушка всхрипнула и попыталась отползти. Разумеется, безуспешно, и тут же застонала от боли, не отводя от него глаз. – Я все сказала… Они ушли на Восток, в Таунак. Мы не нашли ничего, только слова, никаких документов… Никаких Стражей… Я все рассказала… – Алкир знал, он прочел все протоколы допросов, что именно она рассказывала. Два раза показания совпали, после пыток, но он слишком хорошо понимал, что они не могли полностью соответствовать реальности. Вероятнее всего, что–то она сумела сделать, перед тем, как Рара приступила к работе. Расщепила сознание, но, поскольку опыта у нее не было, это дало такой эффект? Или это следствие пыток клеймением и углями? Она скорее всего говорила правду, но едва ли все. И как теперь вытянуть из нее остальную часть? И все же он не мог не радоваться тому, втайне, глубоко в душе, что Рара не успела зайти дальше и сломать эту стенку, запечатавшую то, что оринэйке удалось, чудом, скрыть. Вот только цена слишком велика… – Со мной были Дорр, он вар, – продолжала шептать, едва слышно, с явным трудом, пленница. – Файгарлон… Диран. Он разбойник… Из Иринэя… Ниэни и, – она замолчала, хватая ртом воздух, и роккандец осторожно сжал ее здоровую руку в своей. И один Трингул может знать, сможет ли она теперь когда–нибудь ходить… – Эстер. Лишенная Уз. И отряд Фэйзера и Тома, из Братства Свободы… Том Картер… Гончар из Уйтака… Я освободила его. Я еще тогда обратилась к… Киру… К принцу… – Я Алкир, – мягко, почти нежно произнес мужчина, осторожно касаясь губами тонкой, пепельного цвета кисти. – Аля, тебя не будут больше пытать. Я не позволю тебя тронуть, и когда тебе станет лучше, мы кое–куда поедем. Но ты должна прийти в себя, хотя бы немного… – пожалуй, увидь их, окутанных прочными щитами магии, сейчас хоть кто–то, этот человек не поверил бы, что обладатель распущенных темно–каштановых волос, чуть вьющихся, очень жестокий и циничный молодой человек, не одного уже человека отправивший к праотцам. – Не нужно ничего рассказывать. Молчи, слышишь? Молчи, – осторожно сжав заострившийся подбородок, Алкир вынудил девушку, казалось, немного вернувшуюся в реальность, посмотреть в собственные глаза, чуть блеснувшие огоньком магии. Он учился этому воздействию долго, специально, правда, цель была совсем иная. Но ничего лучшего он не мог сделать, и если уж он спосоБен так хоть как–то влиять на поведение девушки, которая никогда не поправится, то, может статься, сумеет придержать за зубами и язык той, кого до этого состояния довели. И кого из него еще можно было надеяться вывести. Предстояла еще немалая работа, ведь всего только позавчера уехали несколько облаченных в темное людей, поздно ночью, из гарнизона, чтобы весть услышали, и инструкции, те, в чьих руках сейчас лежал один из немногих козырей, которыми намеревался воспользоваться молодой Внемлющий. Если она окажется в таком состоянии у отца, хуже расклада не придумать, но самолично он ничего, не вызвав лишних вопросов, не сделает. А вот руками тех, к кому уехали сведения, вполне вероятно, получится.***Эстер Нхан. Северные степи Сархара, спустя несколько дней после встречи с засадой***
Над лагерем, составленным из самых простых походных палаток, на скорую руку, повисла тяжелая тишина. Фэйзер, только что озвучивший известие, не отрывал глаз от уже пожухшей травы, на скулах мужчины играли желваки и могучие кулаки сжимались и разжимались, но молодая девушка в зеленой тунике, впившаяся пальцами в тонкую серебряную цепочку на шее, думала совершенно не о нем. Ее зеленые глаза не отрывались от другого мужчины, медленно стиснувшего кулак, едва заметно сверкнувшего глазами, пальцы которого чуть уловимым движением погладили эфес его верного меча. – Поймали, значит, – процедил он, нарочито спокойно и холодно. – Алеандру поймали? И ты решил вернуться и рассказать об этом? – Нас осталась дюжина, соваться в гарнизоны было безумием, к тому же мы точно не знали, где именно она находится. Там магия была, причем такая, что от нее кишки из ушей лезли. – Фэйзер криво ухмыльнулся и его кулак с тяжелым стуком опустился на походный стол. – Пара ребят там осталась, пытаются разнюхать, будем надеяться, что успеем вытащить девочку прежде, чем эти твари… – он стиснул зубы, скользнув взглядом на Дорра и бледную Ниэни. – Я ведь знал, знал, что ей не нужно туда ехать. Я ведь шкурой чуял, что эти ублюдки воспользуются случаем. И вот, – на столик легли бумаги, по которым торопливо забегали глаза нахмурившегося Дирана, пока Дорр яростно и глухо рычал, помахивая хвостом и шагая к рыжему воителю, потиравшему старый рубец шрама на щеке. – Ни девочки, ни бумаг… Тигр, ну хоть ты чуешь что? Она жива? – с неожиданной надеждой вскинул голову мужчина, стараясь изгнать из головы мысли о сестренке, оказавшейся в руках палачей. Он найдет ее, обязательно. И та же самая мысль билась сейчас в висках рыжеволосой девушки с короткой стрижкой, что они спасут ее, эту забавную чернявенькую девушку, Целительницу, принцессу… Что отчаянно хотела помочь своим подданным, и это только крепче заставляло Эстер ее ценить. И пальцы сильнее сжали короткую серебряную цепочку оставленного Ал на прощание Стража. Она не может вот так пропасть, они найдут выход. Дорр… У Дорра же с ней связь, вот он стоит, водит ушами, такой напряженный, хоть Эстер и не понимает его. Он почувствует, где она, обязательно почувствует, и тогда они смогут вытащить подругу из передряги, и больше не будут задерживаться, плевать на все, пусть придется пустить все накопленное на порталы, но они придут в этот Таунак, будь он неладен… Однако, как заключила девушка, ответить вар не успел, и на плечо удивленно приподнявшему бровь магу опустилось нечто, напоминавшее взмыленную то ли ласточку, то ли какую–то иную пичугу, и Файгарлон, всмотревшись в нее внимательнее, округлил глаза. – Что такое, Гарли? – подскочила к нему Ниэни, широко распахивая свои голубые глазищи с длинными пушистыми ресничками. – Что случилось? – маг чуть махнул рукой, всматриваясь в медленно исчезавшую птаху, и потер руки, улыбнувшись. – Самоучки у вас ничего, славно работают, – бросил он Фэйзеру. – Известие от вашего дозорного, который остался следы Ал искать. Нашли. Гарнизон неподалеку, народу там немного, половина среднего отряда роккандского. Басскардцы были, но ушли, после… – он осекся и стиснул тонкие пальцы блондинки в своих широких ладонях. – После чего? – вкрадчиво уточнил Диран, отвлекшись от заботливо свернутых им документов, которые едва слышно снабдил комментарием «бред какой–то». – Там Рара, – Файгарлон зажмурился, тряхнув длинноволосой рыжей головой, – колдунья, приближенная Императора и принца. Очень жестокая тварь. – Он поднял глаза на Фэйзера и Дирана. – Ребята, мы должны ее отсюда вытащить. Рара та еще мразь, а, судя по описанию, это никто иной быть не может. – А точное расположение гарнизона они указали? – Фэйзер потер щеку. – Это, получается, от Дака известие, он у нас колдовать малька обучался. – Да, от имени Дака, – кивнул Файгарлон. – Я им объяснял кое–что перед вашим походом, уроки усвоили. Расположение гарнизона указали, от границы до него дня четыре, если остерегаться, но не слишком мешкать. – Мужчины занялись расчетами, обсуждали какие–то детали, высоту стен гарнизона, как без осадных орудий вообще возможно захватить укрепление, однако это интересовало девушку в последнюю очередь, куда больше саму Эстер заботил вопрос совершенно иной – она не сможет вот так остаться здесь, если они попытаются вытащить Чернявенькую, как она давно звала мысленно подругу, но Страж ведь с собой не понесешь, а Ал–то оставила его на Эстер… Кто бы смог его надежно укрыть, пока ее не будет? Именно этот вопрос и занимал бывшую контрабандистку, пока главные члены отряда разрабатывали планы по налету на гарнизон, вероятно, крайне опасному и имевшему все шансы стать для кого–то гибельным. Вытаскивать всего только одного человека из гарнизона, полного хорошо обученных, хорошо вооруженных воинов, беззаветно к тому же преданных правителю… Пойдут ли на это ребята из их отряда, согласятся ли вот так просто, ради невесть кого, ложить головы, даже не ради хотя бы вольных деревень Ополчения? Эта мысль Эстер тоже беспокоила, и, видимо, не только ее. Дорр в первый же вечер куда–то унесся стремительной стрелой, белой в окружающей мгле, отправилась и еще парочка гонцов в разные стороны, после долгих разговоров Дирана, Фэйзера, Файгарлона и Тома Картера, бывшего кем–то вроде старшего помощника при Фэйзе, а следующим вечером всех собрали в центральной части лагеря, у самодельного помоста из пустых ящиков, и, маг, видимо, что–то там плел в тени под возвышением, но голос Дирана, взобравшегося на сооружение, зазвучал с неожиданной силой, и Ниэни крепко впилась в локоть старшей подруги, тихонько хлюпая носом. – Друзья, мне придется раскрыть вам правду, потому что от вашего решения будет зависеть сейчас многое. Все вы знаете, что Целительница, которая едет с нами, Алра Калдхим, моя… кхм… сестра, попала в плен к басскардцам и они отдали ее в руки роккандцев. – Толпа взволнованно зашумела, ведь пусть они и не знали, кто именно скрывался под этим именем, но многие успели испытать на себе помощь Ал, ее доброту, ее заботу и дружелюбный характер. – Мы знаем, что она жива, – мужчина сделал глубокий вдох и немного помолчал. – Мы хотим попытаться вытащить ее оттуда, но я предупреждаю вас, что дело опасное, многие не вернутся. И мы решили, что будет честнее, если вы сами решите, хотите пойти на это, или нет. Однако, прежде чем решать, вы должны узнать, что Алра Калдхим, и некоторые из вас уже догадались, это принцесса Оринэи Алеандра, дочь Короля Аланда Девятого. От нее зависит многое, и именно она вдохновила наш поход, именно она и есть тот человек, с которым мы все пошли. Она задумала большое и трудное дело, – Эстер тихонько застонала, осознавая, что он, кажется, собрался рассказать все, но нет, Дир только кратко изложил, что суть их путешествия есть попытка просить науров помочь страдающему от гнета народу Оринэи и предотвратить подобные беды в других странах. Но без принцессы Алеандры, законной наследницы оринэйского трона, особы высоких кровей, эта благородная миссия будет очень сильно осложнена. И, более того, бросить в руках роккандских мразей женщину, которая бок о бок с ними билась за свободу, и всеми силами помогала раненным и больным, это огромная низость… – Но как мы можем знать, что она – принцесса? – выкрикнул было кто–то, и в толпе поднялся шум, поднялись споры, и весьма много людей вокруг выкрикивали, что они и раньше подозревали, что она – дочь короля Аланда, а даже если и нет – она им всегда помогала, и она магичка, с наурами кому как не магам беседовать. Да и до науров, небось, со всякими королями доведется еще, а она и по поведению, сразу ведь видно, из благородных, этикетам обученных… – Мы же все знаем, – один из молодых десятников, филарэссец, рыжий, в добротной кольчуге, забрался к Дирану. – Что такое роккандские пытки да роккандские казни. И ясное дело, они ее пытать будут, ежели не убили сразу. Она ночи не спала, о каждом из нас, как о родном брате, пеклась, когда кого ранили. И Фэйзера мы все давно знаем, он всегда горой за всех стоит, ежели просит помочь, так лично я помогу – одно все, дело у нас опасное, каждый бой последним стать может, но мразей этих били, бьем, и будем, даст отец Трингул, бить. Я так командирам скажу, я пойду на дело, и мой десяток пойдет! Вслед за ним потянулись и другие, и больше половины отряда, почти две третьих его части, высказались за попытку помочь хорошему человеку в беде, подтянулись к утру и кое–какие сархарские войска, как оказалось, некто из Каоров получил от Фэйзера известие и не остался в стороне, а там вернулся и Дорр, и с ним множество варов, тигры и белки, которые вызвались сыграть роль разведчиков. И уже почти готовилось все к выходу к границам, при помощи Каоров пересекаемым весьма быстро и почти законно, когда вдруг Файгарлон получил еще одно известие, с алой печатью, с алой же тесьмой вокруг свитка… Пробегаясь глазами по строкам, молодой маг побледнел. – Не знаю, кто это пишет, – пробормотал он. – Но меня знает хорошо. Сообщили, что Рары в гарнизоне нет, уехала, но там принц Алкир, который дюжину солдат повесил, одного офицера живьем сжег, а принцесса весьма плоха. Принцессой и названа, – пробормотал он. – Что мне осоБенно не по душе, – уже тише добавил чародей. – Что там Алкир, так ничего, – сплюнул Диран, обнимая Эстер за талию, заметив, что девушка уже много дней пребывала в мрачном расположении духа. – В тот раз он был, вытащили ведь. Что людей вздергивает, так у него за этим делом не заржавеет, чай… – Там еще и часы, когда караул сменяется, указаны, и состав гарнизона, – Файгарлон поскреб рукой щеку с густой рыжей щетиной. – Если это сведения верные, так самое оно, чтобы с меньшими потерями все провернуть. Но сперва пусть белочки наши посмотрят денька два, а там и увидим… – на том и порешили, и спешно, всеми силами уповая, что все же успеют, и все же справятся, двинулись к гарнизону, ставшему тюрьмой для Алеандры. Страж, так и не найдя лучшего решения, Эстер оставила на Ниэни Тангу…***
Схватка оказалась недолгой, но жаркой и кровавой, и, на удивление, белки, посланные на разведку, сообщили, что, кем бы ни был неведомый доброжелатель, чуть ли не план гарнизона приложивший к письму, но он говорил правду, караул менялся в эти самые часы, обходы делались именно в таком порядке… На это–то письмо, поведавшее и о слабых местах стен, и о численности войск, и о вооружении, и о тысячах мелочей, значимых сейчас невероятно, и возлагали все надежды в тот момент, когда неожиданной атакой, с бешено колотившимися сердцами, кто повиснув на веревках впившихся в стены «кошек», кто притаившись наготове у ворот, кто готовясь поджечь предоставленную все тем же Каором взрывную смесь, чтобы обрушить в единственном слабом месте, у сточной трубы, крепостную стену, впрочем, не слишком рьяно эта крепость–то, на удивление, охранялась, ждали сигнала к атаке. И протрубил коротко рожок, и началась резня, основанная только на неожиданности и на том, что вместе с людьми пришли вары–тигры, зубами и когтями рвавшие врагов, ловко избирая не защищенные кольчугами и шлемами места. И, кто бы ни был тот оставшийся неизвестным доброжелатель, что так кстати прислал бесценные сведения Файгарлону, он здорово помог отряду, состоявшему из представителей самых различных народов людей, и, более того, примешавшихся к ним разумных зверей, а, по отдельным намекам Фэйзера и мага выходило, что и духи в стороне не остались, и приступ оказался куда менее кровавым и куда более быстрым, нежели можно было бы надеяться… И все же успели острые, ко многому привычные глаза заметить установленную на плацу виселицу – да, тот неизвестный писал, что Алеандру был приказ повесить, следующим днем на закате, и от того только сильнее спешили невольные ее спасатели. Живую, пусть даже после пыток, спасти можно, а вот если казнь в исполнение приведут, все зря окажется, и все дела. Тошнотворный запах смерти. Крики, лязг стали, короткие предсмертные хрипы, слишком знакомо, и даже жутко, что уже совсем не трогает, почти, что скользит тело, само, в стремительных рывках, что тепло на коже растекается чья–то кровь. Когда–то было страшно, внутри все сжималось в тугой клубок, когда в самые первые разы оказывалась в гуще боя, после той злосчастной встречи с роккандским офицером. Было страшно и в Ретене, когда напали волки, и когда так некстати высунулись из своих нор харны, и если бы не Фэйзер, сцапали бы всех, и когда ожидала ребят в отряде Фэйзера. Верила, что придут, знала, надеялась. Потому и почти все, что накопила, спустила на эту шкатулку Алеандрину... Было бы можно сейчас за золото выкупить, не задумалась бы, отдала. Только здесь золотом не купишь, кровью платить придется… И от того и дико, что страха почти нет, и руки словно сами, повинуясь тренировкам и опыту, работают, а взгляд скользит туда, к главному зданию гарнизона, она ведь не в острожном домике, как пить дать, а вот там, где решеточки крохотные у самой земли, в решетки не пролезешь, но вход–то есть… Впрочем, потому, верно, и не страшно совсем, что смирилась уже и с гибелью отца, этими тварями и повешенного, да и отомстила, хотя и нет от этого никакой радости, той собаке плешивой, и терять почти нечего. Ей и возвращаться, что уж там, некуда, и никто не ждет. Ее не ждет, а вот ту, черненькую, ждут. И многие даже не осознают, насколько близко она к ним была или есть, и, даст отец Трингул, будет. Перед походом очень долго спорила с Дираном и филарэссцем, не хотели брать ее, единственную девушку в отряде, с собой. Ниэни–то и тем более не хотели, хотя оринэйка и пыталась набиться, но и сама быстро поняла, что так будет лучше. Все же она девушка пусть и смелая, но не воин. А Эстер дело другое. Эстер слишком давно пришлось ох как много девичьего порастерять. И в стороне если бы осталась, не она бы была… Вот только сейчас скользит совсем рядом веером, на глаз не разберешь отдельных выпадов, острая никтоварилианская сталь Фархата, и мелькают изредка каштановые вихры. Держится поблизости, так до конца и не уступил, стало быть. Впрочем и рыжая макушка вон, слева, какой–то большой огненный столб отклоняет на роккандских же солдат, и Дорр где–то чуть позади рычит. Взгляд быстро скользнул вновь, отметил и молодого мужчину в темных доспехах, который с этими самыми огненными столбами управлялся, видимо, мага, только пламя настоящее, Эстер–то видит, с длинными каштановыми волосами. Чем–то похожего, немного, на Дирана. И Файгарлона, сосредоточенно, мрачно сплетавшего какие–то узоры, отводившие пламя, пальцами рук. И Эстер неприятно кольнула мысль, что, не окажись здесь Преобразователя, огонь этот оставил бы в рядах сражавшихся крупные, страшные просеки. Огню все равно, роккандец ты или оринэец, и этому, в доспехах, видимо, тоже нет большой разницы… Роккандцы–то твари, а это и вовсе над тварями тварь. – Алкир, – уже в двери здания выдохнул над ухом знакомый до боли голос. – Вот ведь гадина ползучая, своих же пожечь решил, совсем ни сердца, ни души нет у змеюки. Оружие не подобает принцам, небось, держать, а народ палить можно… – Она внизу, – прошептала, сглатывая, и забилось быстрее сердце, и нахлынул липкий страх, но не за себя. Успеют ли? Смогут ли? Не провел ли кто, когда началась схватка, острым лезвием по тонкой шее пленницы, чтобы не досталась врагу, если что? Путь вниз, по лестнице, которую тоже пришлось слегка завалить несколькими телами, хотя и залила раненное плечо теплая липкая кровь, но в запале боль запоздала, показался вечностью, но все же, все же, все же… Даже дверь открыта была, показалось, или же кто–то из Братства был попроворнее, и почти обрадовались, когда… Пахнуло. Страшно. Горелым. Гнилью… Длинные спутанные волосы, на удивление почти чистые, обрамляли узкое бледное лицо, осунувшееся, так похудела, что ребра глазом сосчитаешь, оборванное, но почти чистое одеяние, смутно напоминавшее покаянную рубаху, и тонкие, как стебельки, ноги. Вот только радость и облегчение улетучились через миг, когда Эстер увидела сперва мутные, болотного цвета, глаза, затем плотно сжатую линию губ, и наконец… Слетел с губ крик–стон, когда видны стали и страшная, черная, выжженная на коже отметина на оголенном предплечье, голова шакала, самое что ни на есть низменное, позорное клеймо, и длинные, кроваво–гнойные шрамы, чуть наискось пересекавшие спину, различимые в прорехах рубахи, широких, видимо, специально сделанных, чтобы то ли лечить, то ли чтобы ткань ран не касалась. И страшные, чуть ли не до костей, почти свежие, с чернотой даже, ожоги на небольших узких ступнях, сожженных безжалостной рукой палача. Женская пытка, легкая, по мнению роккандцев. Только вот последствия не легкие… Алеандра словно не заметила появления спасителей, так и сидела на своем ложе из тюфяка, уставившись в стену невидящим взором, и только когда Эстер подошла чуть ближе, ракверимская разбойница услышала тихий звук, похожий на то, как жалобно пищит голодный выброшенный щенок. – Идти она не сможет, – как со стороны услышала свой голос, и нерешительно протянула руку к девушке, едва заметно дрожавшей. Какая чушь, Диада Светлая, что несет–то?! И так видно, что тут какое идти, их–то хорошо если заметит. Диран рядом остановился, не отрывая глаз от представшего им зрелища. – Аля… – узловатые грубые пальцы осторожно, задрожав, опустились на плечо, и только сейчас чуть повернулась голова, мутный взгляд метнулся на оринэйца и Целительница отдернулась, чем, судя по тут же зазвеневшему эхом от стен каморки крику, причинила себе боль, но крик мгновение спустя сорвался на хрип. – Алкир… – едва слышно шевельнулись бледные губы. – Пожалуйста… Нет… – Все хорошо, – мягко, ласково произнесла Эстер, крепко сжимая эфес кинжала. Она не понимает, а если будет вырываться, всем будет только хуже, придется, только бы не переусердствовать. Женщину может подпустить чуть ближе… И подпустила, и тяжелый металл точно рассчитаным движением опустился, и крошечное сейчас, какое–то до ужаса хрупкое, изувеченное тело обмякло, подхваченное тут же сильными мужскими руками. Прочь, главное прочь отсюда, и поскорее убраться, пока Каоры еще смогу прикрыть, из Басскарда, думать там, потом, не сейчас. Жива, но даже просто взглянуть страшно, и шумит от крови в висках. Жива. Но где–то в глубине шепчет предательский червячок сомнений, что еще неизвестно, к лучшему ли. Раны тела ведь исцелить можно, сама, чай, немного этим занимается, да и в Таунаке помогут обязательно. Вот только раны души–то исцелят? Или..?***
Очень скоро картина стала яснее и безрадостной окончательно – Алеандра шарахалась от каждого мужчины, приближавшегося к ней больше, чем на пару шагов, а если каким–то ветром в руках у этого человека что–то было, хотя бы смутно походившее на оружие или инструмент печально известный, это приобретало характер откровенной паники, вот только убежать девушка по очевидным причинам не могла, и, забываясь, попыталась пару раз, от чего тут же закричала так страшно, что у окружавших ее крепких, суровых воинов заблестели от предательской влаги глаза… И от Дирана, казалось бы, друга, она пытался спрятаться еще упорнее, видимо, принимая его сейчас за принца Алкира. И единственным, кому эту пелену безумия удалось приподнять, оказался Дорр. Вар почти не пострадал в бою, так, немного поцарапали правый бок, и именно он взял на себя ответственность за то, чтобы успокаивать девушку, и хотя бы просто помогать ей понять, что ее не станут трогать, что боли больше не будет, только если будут промывать и промокать ее же отварами раны и ожоги Эстер и Ниэни, после возвращения мрачной процессии, на треть сократившейся после атаки на гарнизон, участники которой теперь, от варов–белок до еще совсем недавно почти законно действующего отряда Фэйзера, оказались страшными преступниками в Империи Великий Рокканд, окончательно «вне закона». Дорр был единственным, кого узнала Ал, почему–то почти ни звука не произносившая, словно провалившись куда–то в свой внутренний мир, и его имя было первым ей произнесенным после освобождения словом, а на долгие дни и единственным. Командование переняли–таки Фэйзер и Диран с Файги, порешившие отправляться немедленно в Таунак, вары несколько дней сопровождали их и в Сархаре, но все же откололись, и, чем ближе к маленькой стране, некогда породившей первую Школу Целителей, были друзья, тем больше сомневалась ракверимка в том, стоит ли ей соваться в средоточие магии. В Минауре была, ничего доброго не вышло из этого, да и… Косились уж слишком на нее, а тут… Что увидит, неизвестно, и проверять не хотелось. Но и оставить друзей, когда Алеандра вот так… И все же она немного пришла в себя, и время от времени даже вполне осознавала мир вокруг, и в одну из таких минут волшебница позвала к себе подругу, которой и сообщила, что хотела бы, чтобы Эстер, если та захочет, отправилась бы обратно, с отрядом Тома Картера, Фэйзер, дескать, разделиться надумал у границ. И, мол, будет лучше, если наши ребята окажутся и там, на западе, ибо неизвестно еще, как все на востоке сложится, и насколько затянется. Фэйзер тем же вечером действительно рассказал, что отряд делится, и треть его идет в Таунак, а с ними Файгарлон и Ниэни с Дорром, Том с остальными возвращаются назад, и Диран и Эстер, все же было решено, тоже возвращаются. А Страж переходит у границ же к законной его владелице… Границы были самыми обычными, речная гладь, мост, у него небольшое укрепленное поселение, и пара чародеев, несших службу, ожидавшие на другом берегу. Эстер, украдкой сморгнув непрошенные слезы, крепко обняла девушку, которая, казалось, была вполне даже в себе, видимо, очень постарался вар, и ощутила слабые объятия на спине. – Еще свидимся, – улыбнулась она, едва ли сама в это веря. Но Ал нужно туда, за эту реку, нужно, и ребята правы, кому–то придется сражаться на западе. Кто–то и из бывшей отчаянной шестерки должен быть там. А кому–то предстоит совершить иной путь… И если этой молодой женщине, рассудок которой с огромным напряжением удерживает только разумный тигр, кто–то в силах помочь, то только там. На том берегу. Там, куда Ал так стремилась, и куда стоило идти сразу, не отвлекаясь на север… Но что уж теперь… – Поправляйся. – Берегите себя, – в хриплом, изнуренном голосе прозвучали знакомые мелодичные нотки. И на сей раз сдержать, когда отвернулась, уходя к лошадям, маленькие капельки слез не вышло. Поправится, обязательно. Она ведь сильная, она сможет. Должна суметь…