Обратная сторона монеты

Бессонница била в виски тяжелыми молотами. Патриций Ваймс стоял у окна и, всё забывая закурить, мусолил во рту сигару. Он ждал. Потому что точно знал, что ему есть кого дожидаться. Слабый свет ламп, освещавших спальню, отражался в стекле двумя блёклыми, мутными сферами. Ваймс наблюдал, как постепенно город погружается в сонное оцепенение, и завидовал ей. Фонарщики зажигали освещение на главных улицах — модное нововведение для самых богатых кварталов — и Ваймс почти ощущал раздражение. Ведь свет будет мешать Анк-Морпорку. Какой ненормальный будет спать со светом? Физическая усталость ощущалась слабо, уставший за день разум отказывался смилостивиться над хозяином и наконец погрузиться хотя бы в дрёму. Впрочем, даже если Ваймс намеренно выматывал себя, то сон порой всё равно не шёл. И тогда он писал записку капитану ночной стражи. Достав наконец спички из кармана халата, Ваймс зажег сигару, и за мгновение до первой затяжки его окатило холодной мыслью: а что если на этот раз записка не найдет адресата или — чего хуже — тот вздумает показывать характер. Ваймс быстро отмел это как совершенно невозможный вариант. Еще бы Ветинари ему отказал! Не считая всего прочего, стервец совершенно определенно любил поваляться в патрицианской постели. На что уж капитан прослыл аскетом (ходили даже слухи, что он спал на голом полу или в гробу, хотя Ваймс совершенно точно знал, что это не так), однако даже подушку закусывать, наверняка, приятнее, если она пуховая, а не набитая колючими обломками очинов. А кровать, пожалуй, была единственной по-настоящему роскошной вещью, которую позволил себе патриций за все годы у власти. Это было всё равно, что повесить над головой растяжку «я не могу заснуть часами», но Ваймс решил сделать всё, от него зависящее, чтобы хоть сколько-то облегчить постоянную муку жестокой бессонницы: не слишком мягкий, но не слишком жесткий матрас, тяжелый балдахин от света, прозрачный занавес от насекомых, ухитрившихся выжить в дымном городском воздухе, и горы подушек, из которых при желании можно построить целый форт. Кровать была буквально создана для того, чтобы забываться в ней сладчайшим сном, едва опустив голову на подушку, однако Ваймс то и дело проигрывал это сражение. Он обернулся на звук приоткрываемой двери. - Где тебя носит? - капитан не ответил, лишь улыбнулся лукаво. Невыносимо. Заносчиво. Ублюдок. - Раздевайся, - наконец мрачно скомандовал Ваймс, снова повернувшись к Ветинари спиной, и уставился в окно, рассматривая мутный грязный туман, отдающий рыжиной газовых фонарей. Ветинари двигался почти бесшумно, даже доспехи снимал неслышно, лишь тихий шорох ткани выдавал его. Чёртов наёмный убийца – Ваймс не забывал об этом ни на секунду, хоть капитан и оставил свои гильдейские замашки, поступив на службу. Шорох стих, Ваймс досчитал до трёх и развернулся. Худой и бледный Ветинари больше походил на умертвие, чем на человека, но ухмылялся слишком жадно и хищно, чтобы Ваймс почувствовал к нему хоть каплю сочувствия. - Хватит зубоскалить. Патриций болезненно вцепился в волосы на затылке Ветинари, заставляя его склонить голову. Губы впились в губы жадным, собственническим поцелуем. Ваймс даже целовал его так, будто хотел доказать своё превосходство – озлобленно, напористо, сталкиваясь зубами и порой прикусывая губы до крови. Поцелуй оборвался так же резко, как начался. Ваймс оттянул Ветинари от себя за волосы и грубо толкнул на кровать, чтобы скинуть халат и нависнуть над ним. Ветинари довольно облизнул нижнюю губу и плавно опустился на спину, призывно разводя колени, беззастенчиво предлагая себя. Совершенно очевидно, что у него уже не осталось и тени сомнений по какому же вопросу патриций может вызвать его во дворец посреди ночи, однако ублюдок всегда выглядел настолько довольным, что Ваймсу горло пережимало от ярости. Он хотел стереть, уничтожить эту улыбку. Каждый чертов раз он злился и на себя, и на Ветинари, который так сладко стонал под ним, несмотря на размашистые движения и далеко не ласковую хватку грубых рук патриция. Когда злость достигала раскаленного пика, застилая мир черной пеленой, Ваймс хватал Ветинари за волосы, заставляя выгнуться ещё сильнее, ещё больше запрокинуть голову, ещё громче застонать. И этот стон неизменно толкал Ваймса за грань. Однако сегодня всё пошло по непривычному сценарию. Вместо того, чтобы послушно перевернуться на живот, упрямец растянулся на спине и попытался, лихо закинув ноги на поясницу Ваймса, притянуть его ближе. Ваймс остолбенел, уставившись на Ветинари немигающим взглядом, – он видел и не видел его одновременно, захваченный видением из далёкого прошлого. Прошлого, которое он хотел навсегда вычеркнуть из своей жизни. В памяти с режущей яркостью воскрес образ совсем другого человека — тоже черноволосого, с пронзительным взглядом и шрамом на правом виске, но совсем другого. Ваймс вспомнил насмешливый ласковый тон: «Ты же знаешь, что делать? Как же мне с тобой повезло!», и поцелуй, долгий, глубокий, почти нежный, заставляющий даже застонать от удовольствия… *** Да, Сэм должен был признать, что нервничал. Страшно нервничал. Сначала переживал, что у него не встанет, потом переживал, что чего доброго кончит слишком быстро, - а потом испугался, что хорош же он будет, если не кончит вовсе. Всё-таки это было уже не только про удовольствие, но и про возмож… необходимость показать себя, про шанс стать ближе. Сэм помолился бы, если бы знал кому. Однако последователи бога хиханек и непотребств на заднем дворе ещё не открыли в Анк-Морпорке своего отделения, и Сэму оставалось только надеяться, что он не выставит себя совсем уж неотесанным увальнем. Поначалу он думал, что у Киля на него другие планы — и, по-совести, эта идея не была Сэму так уж неприятна, скорее наоборот: самая мысль вызывала тянущее, сладостное чувство под грудиной. Однако сержант вместо этого потянул Сэма за собой на продавленный матрас, постеленный прямо на пол, и практически уложил на себя. От волнения Сэма пробила холодная испарина. Прижимаясь короткими лихорадочными поцелуями, куда дотянется — к шее, челюсти, щеке, плечу — он всё думал, что у него слишком много рук и пальцев, и отчаянно боялся в них запутаться. - Боги, да не переживай так, - с улыбкой выдохнул Киль, беря его за плечи и чуть отстраняя. - Ты же знаешь, что делать? - Сэм кивнул. Способность говорить временно покинула его. - Как же мне с тобой повезло! - за этим последовал поцелуй, долгий, глубокий, почти нежный, заставляющий даже застонать от удовольствия. По крайней мере первый из перечня страхов можно было смело отмести в сторону. Стояло у Сэма почти болезненно крепко. Потом он долго не мог прийти в себя от обилия впечатлений. Ему было хорошо, и он, то опуская голову, чтобы прижаться щекой к груди Киля, то поднимаясь, чтобы поцеловать его, не собирался так быстро прощаться с этим чувством, пока его разморенное, полудремотное состояние не развеял короткий грудной смешок. - Надеюсь, ты не рассчитываешь, что это всё надолго?.. - негромко поинтересовался сержант, и Сэм резко вскинул всклокоченную голову. Он не рассчитывал. Конечно. Нисколько. - Стражники имеют печальное обыкновение умирать быстро и неожиданно, - сочувственно улыбнувшись, пояснил Киль и погладил его по волосам. - А ну как завтра я получу арбалетный болт в лоб? - Нет, сэр, вы не можете так поступить! - запротестовал Сэм. В горле так и застряло «вы не можете так поступить со мной». - С вами такого не будет. Вздохнув, Киль снова потрепал его по волосам и, сжав в кулаке пряди на затылке, потянул к себе. - А иначе что, ты расстроишься что ли? - усмехнулся он, прежде чем снова поцеловать. *** Ублюдок получил свой болт в лоб ещё до заката следующего дня. А Сэм действительно расстроился. Пусть он и не рассчитывал ни на что… этакое. Не рассчитывал. Честно. Однако первый уголек ярости из-за такой недопустимой несправедливости занялся в сердце, переливаясь рыжим под слоем серого, мягкого пепла отгоревших и уже не нужных более сладостных мечтаний. И сейчас, смотря в насмешливо прищуренные яркие глаза капитана Ветинари, смотря, как он медленно облизывает и без того блестящие от слюны губы, Ваймс чувствовал, как в груди поднимается волна ужаса. Он не хотел вспоминать. Пожалуйста. Не сейчас. - Вставай, - надсадно прохрипел Ваймс, отстраняясь. На раскрасневшихся губах Ветинари вновь заиграла наглая улыбочка. - Вас не устраивает вид, вашблагородие? Узкая кисть плавно скользнула по груди и дальше, по торсу, к низу живота. Ваймс перехватил руку Ветинари прежде, чем тот успел коснуться члена, и болезненно выкрутил. В широкой грубой ладони Ваймса запястье Хэвлока выглядело совсем тонким и хрупким – как будто стоит ему надавить чуть сильнее и кости сломаются, раздробятся в крошку. - Я сказал: вставай! – прошипел патриций в лицо Ветинари и оттолкнул от себя, переводя дыхания и прибавляя тону язвительности. - В рожу твою нахальную смотреть не могу. Ваймс уселся к спинке кровати и потянул Ветинари к себе, заставляя усесться на свои бедра спиной к нему. Как и всегда он не давал времени привыкнуть — и пусть Ветинари только попробует сделать вид, что ему не нравится! У него всегда был выбор. И он всегда приходил. Потому что он такой же сумасшедший. Ненормальный. Потому что он не получит арбалетный болт в лоб. Просто не посмеет сдохнуть. Патриций грубо сжал волосы Ветинари в кулаке и дернул на себя, заставляя его приподняться. Капитан коротко зашипел и заёрзал, пытаясь хоть как-то смягчить толчки ритмично вбивающегося в него члена, за что получил ещё болезненный шлепок. - Сюда иди, - почти что прорычал Ваймс, сжимая бледное бедро Ветинари до синяков и усаживая его на себя. Ветинари вцепился пальцами в бёдра патриция и сдавленно застонал, чувствуя как член входит ещё глубже. Голова уже кружилась от такого бесцеремонного и безжалостного, упоительно приятного обращения. Да, конечно, он пожалеет об этом. Но то будет потом. Сейчас же Ветинари ни на какие изысканные ласки не променял бы эту возможность беззастенчиво отдаться. Он вздрогнул, когда Ваймс прижался к его спине грудью и обманчиво мягко обнял за талию. Ветинари немного приподнялся и снова опустился со слабым вздохом. Патриций нетерпеливо двинул бёдрами навстречу, побуждая к более активным действиям. - Быстрее, - отрывисто скомандовал он, и в его голосе уже слышалось раздражение, но Ветинари не нужно повторять дважды – он снова насадился на член Ваймса резче и смелее, и ещё раз, и ещё, жмурясь от удовольствия и задыхаясь. Коротко выдохнув, Ваймс склонился к плечу Ветинари. Его рука отпустила талию и пальцы грубо обхватили член, ритмично вторя темпу движений капитана, заставляя Ветинари ещё больше прогнуться в пояснице. Жгучее удовольствие накатывало волнами, и воздух в комнате раскалялся всё сильнее. Размывались границы дозволенного, исчезала пресловутая субординация и озлобленные, нездоровые игры двух переломанных людей, сцепившихся в драке за сердце красавицы-города, которой нет дела ни до одного из них. Губы Ваймса вскользь прошлись по спине Ветинари, язык почти нежно коснулся влажной и солоноватой от испарины кожи — а затем зубы резко сжались над лопаткой, оставляя алый след, от чего Ветинари, закатывая глаза, зашелся в беззвучном стоне и насадился особенно глубоко, выгибаясь и не сдерживая уже хриплого, мягкого «ах!» — звук не то боли, не то блаженства. Ваймс сделал ещё несколько грубых толчков в сжимающееся нутро и тоже кончил, жадно впиваясь зубами в подрагивающее бледное плечо капитана. *** Кажется, оргазм вытянул из него все остатки сил, какие ещё в нем имелись. Несколько упоительно долгих мгновений Ветинари позволил себе просто насладиться рваными, глубокими вздохами Ваймса над ухом и ощущением тяжёлой руки на своём животе, почти бережно поглаживающей взмокшую кожу. Это нежность, но ощерившаяся клыками. Ласка, но скрывающая за собой бронированный кулак, способный раздробить тебе кости. Это не постель, — а эшафот, и каждого ждет петля. Эйфория исчезла, словно унесенная внезапным сквозняком. Удовольствие испарилось, оставляя после себя только усталость и осознание с легкими нотками брезгливости и разочарования. Словно придя в себя и поняв, что именно он только что сделал, патриций спихнул Ветинари с себя и почти с омерзением вытер испачканную ладонь о простынь. - Выметайся, - мрачно приказал он. - Как прикажете, вашблагородие, - язвительно усмехнулся Ветинари, намеренно медленно потягиваясь на смятой, но такой приятной на ощупь простыне, как будто красуясь. Он почти чувствовал, как на коже расцветали уродливые синяки. Ваймсу должно быть приятно видеть оставленные его руками и губами следы, приятно знать, что следы останутся — под любыми доспехами, любыми шейными платками — пусть он и не хочет это признавать открыто. - Рот захлопни, - прошипел Ваймс, с трудом отводя взгляд от наливающегося багровым засоса на шее капитана. Он вновь запустил руку в волосы Ветинари, вынуждая капитана запрокинуть голову и посмотреть снизу вверх. – Ещё дерзить мне вздумал?! - О, и в мыслях не было, - Ветинари скривил искусанные губы в невинной улыбочке, - сэр. Ваймс запоздало осознал, что ублюдку того только и надо – намеренно выводит его из себя своей нахальной рожей. А он в который раз повелся. Позор. Боги, какой же позор. Коротко выдохнув, патриций оттолкнул Ветинари на смятую постель, поднявшись, снова надел тяжёлый бордовый халат, лежавший на полу возле изголовья, и отошёл к окну, небрежно бросая: - Чтобы через пять минут и духу твоего здесь не было. В этот раз капитан благоразумно промолчал. Босые ноги зашлёпали по холодному каменному полу, тихо зашуршала одежда, звякнули пряжки доспехов. Ваймс всматривался в мерцающие городские огни и медленно считал от десяти до одного, утихомиривая клокочущий гнев. Когда счёт дошел до трёх, патриций услышал негромкое «спокойной ночи, сэр» – такое насмешливое, будто чёртов ублюдок знал, что Ваймс которую ночь подряд не может заснуть! – а затем хлопок двери. В бессильной злобе он прорычал неразборчивое ругательство и впечатал кулак в стену – кажется, и сегодня уснуть не получится. Бессонница и вытягивающая жилы Усталость смотрели на него зловещими пустыми глазницами.