— Один суеверный моряк может заразить своим страхом всю команду корабля. — Возможно. Но иногда мне кажется, что у моряков есть особое чутье, которое подсказывает им об опасности. Иногда мне кажется, что зло — это осязаемая вещь с длиной волны, как у звука и света. Наполненное злом место может, так сказать, излучать вибрации зла. Ричард Коннелл, «Крайне опасная игра»
Три месяца спустя — Знаешь, ты избаловала нас с матерью этими волшебными палатками. Гермиона улыбнулась в трубку мобильного телефона. Ее отец всегда настаивал, чтобы она звонила ему по возвращении домой, даже если она всего тридцать секунд назад аппарировала из их дома в свою квартиру. — Ну, я не стоила бы своей палочки, если бы не могла обеспечить вам дополнительный комфорт. — Он усмехнулся, и она услышала на заднем фоне звуки телевизора. — Я дома, в безопасности, и тебе нужно перестать беспокоиться и вернуться к тому, чтобы наслаждаться пенсией. Поговорим позже. — Как скажешь, босс. — На этот раз она услышала смех матери. — Перед тем как лечь спать, убедись, что дверь заперта. Гермиона даже не потрудилась объяснить родителям, что замки не спасут от других волшебников и что ее главной защитой были чары. — Конечно… Люблю тебя, — произнесла она. Колебание длилось всего секунду, но она знала, что это было колебание, которого не было до войны. Когда он ответил, его голос звучал более мягко, но менее весело. — Я тоже люблю тебя, милая. И он повесил трубку. Гермиона продолжала смотреть на телефон даже после завершения разговора. После того как четыре года назад закончилась война, она проводила с родителями столько времени, сколько могла, чтобы вернуть их расположение. Прошло несколько лет, а этого все еще было недостаточно. Они понимали, но были напуганы. Боялись ее в особенности потому, что она стерла им память, но также боялись, что она снова отправится навстречу опасности. Отец Гермионы был гораздо более открытым, чем мать, но ее сердце все еще болело от желания вернуться к тому, как было до второго восстания Волдеморта. Поход в Баджеллс Вуд был ее идеей, и она была в восторге, когда они согласились, поскольку надеялась, что это напомнит им о совместных приятных моментах из прошлого. Она бросила телефон на диван, он отпружинил от подушки и случайно попал в Живоглота, который в отместку зашипел. — Извини, Глотик. Гермиона наклонилась, чтобы погладить кота, и услышала шаги — в квартире, в которой являлась единственным жильцом. Адреналин ударил по венам, и прежде чем она смогла разглядеть того, в кого швырнула заклинание, незваный гость оказался на полу. Она не огорчилась, увидев Рональда Уизли, который неподвижно лежал, окутанный связывающим заклинанием. — Ты, должно быть, шутишь, Рон. Ты же знаешь, что не можешь так подкрадываться ко мне! Что, если бы я решила бросить Бомбарду? Он остановил на ней взгляд и издал нечленораздельный звук. Она скрестила руки на груди и посмотрела на него сверху вниз, всерьез подумывая о том, чтобы оставить его в таком состоянии. Они не виделись целый месяц. Сначала причиной ее отказов было то, что Гермиона застала его в их постели с другой женщиной. Затем, верный своей природе, он сдался, когда понял, что для ее возвращения потребуется гораздо больше, чем несколько сов. Гермиона выгнала его, отправила в Нору со всеми пожитками, так что она понятия не имела, почему сейчас он оказался в ее квартире. — Знаешь, мне следует связаться с Авроратом. — Глаза Рона расширились при этих словах, и она почувствовала прилив его страха, которого так ждала. Легким движением запястья она выпустила невербальное заклинание. Оказывается, угрожать его карьере игрока в квиддич забавно, и она сделала пометку и дальше это делать, если он продолжит к ней приставать. — А теперь рассказывай, что ты делаешь в моей квартире? Все еще не способный встать на ноги, Рон сел. Он принялся сердито отряхивать шерсть Живоглота и посмотрел на нее. — Мое имя все еще значится в договоре аренды. И если понадобится, я могу пройти через защиту. Гермиона закатила глаза. Именно сейчас Рон решил, что хочет пошевелить мозгами. Она не думала, что он понял бы, что, не вычеркнув свое имя из договора аренды, все еще имеет доступ в ее дом. За все время их отношений она была единственной, кто делал все шаги, поскольку он часто сохранял свои блестящие стратегические способности на поле. Гермиона скрестила руки на груди, снова задаваясь вопросом, стоит ли трогать сбережения, чтобы заплатить за удаление его имени из документов, но в сотый раз решила, что нет. До окончания срока аренды оставалось всего полтора месяца. Лучше подождать и сэкономить несколько сотен фунтов. — Если отбросить формальности, зачем ты пришел, Уизли? Пронзительный взгляд Рона на секунду заставил ее вздрогнуть. Она была в ярости до такой степени, что могла причинить ему боль, но какая-то часть ее все еще его любила. Или, скорее, оглядываясь на их отношения, она поняла, что ей нравится сама мысль о нем. — Уизли, значит? — Он встал, и она, наконец, осмотрела его наряд: темные джинсы и шелковая рубашка, которую она купила ему как-то на Рождество. Он никогда не надевал ее, несмотря на то, сколько раз она просила его одеться на свидание в соответствии с ее гардеробом, и ей было больно видеть, что он выглядит так хорошо, как она себе и представляла. — Ты не отдала эту рубашку, когда выгнала меня, а она была мне нужна. — Я даже не думала, что ты вспомнишь о ее существовании. Свидание или еще одна клубная ночь? — ее голос дрожал от ярости на всех концах спектра, а палочка искрила. Рон ничего не сказал, на его лице промелькнуло виноватое выражение, и он сделал шаг назад. — Убирайся к чертовой матери. — Фраза была выдавлена сквозь зубы. Когда он не пошевелился, ее гнев удвоился, и она подняла палочку: — Немедленно! Живоглот спрыгнул с дивана и спрятался под ним, услышав разнесшуюся по квартире команду Гермионы. Рон отшатнулся, но смог аппарировать из ее дома до того, как поймал брошенную в него Бомбарду. Гермиона сделала несколько глубоких вдохов, не сходя с места. Повсюду лежала осыпавшаяся штукатурка, и через несколько секунд лопнула труба, извергая воду по всему полу. Во время войны Гермионе доводилось убивать, иногда приходилось и в качестве аврора. У нее никогда не было проблем с самим актом. Гермиона знала, что это легко сделать, и ее беспокоил тот факт, что она так беспечно относилась к хрупкости жизни, которую отняла. Даже сейчас она дрожала не потому, что могла убить Рона, а потому, что ее босс и лучший друг — сам Гарри Поттер — будет в ярости, когда узнает, что она потеряла контроль и чуть не убила Рона. «Джинни всегда говорила, что ее брат пробудил во мне самое худшее». Она невесело рассмеялась, и вскоре к ее смеху присоединился звук телефонного звонка. Она посмотрела на экран и увидела «Джинни Поттер» большими печатными буквами. Черт. Она подумала о том, чтобы переключить вызов на голосовую почту, но знала, что в таком случае к ней придет Гарри. Гермиона подумала, что для него будет намного хуже увидеть повреждение стены собственными глазами, чем просто услышать обо всем от Рона, — независимо от того, насколько сильно Рон преувеличил бы произошедшее. Она нажала кнопку ответа и поднесла мобильный телефон к уху. — Говорит аврор Грейнджер… — Гермиона, — тон Гарри был резким, и на заднем плане было слышно, как ругаются Джинни и Рон. «Должна была догадаться, что звонит он». — Что случилось? Гермиона прикусила внутреннюю сторону щеки. — Ты имеешь в виду то, что случилось с Роном несколько минут назад? — Не в состоянии что-либо придумать, она использовала голос, который Гарри называл «невинным», что в его глазах означало «виновна и знает об этом». Подтверждая это, она услышала, как он сделал глубокий вдох через нос. Признак того, что он пытался успокоиться. Живоглот выбрался из-под дивана и забрался ей на колени, шипя на воду, которая стекала из сломанной трубы в гостиную. — Черт! — Гермиона откинула телефон и встала, чтобы наскоро починить трубу, а затем произнести заклинание очищения и убрать воду. Она надеялась, что состояние пола не усугубится до того времени, как ей удастся привести все в порядок. Кто-то тихо позвал ее по имени, и она взяла телефон с дивана. — Прости, Гарри. — Не пугай нас так! — На этот раз это был голос Джинни. — Джин? Где… — Ее камин охватило пламя такое же зеленое, как глаза Гарри, когда он вышел оттуда. — Неважно. Поговорим позже. Джинни что-то проворчала, прежде чем отключиться. Оказаться отчитанной Гарри — само по себе удовольствие сомнительное, так что участия Джинни точно не требовалось. Начитанная подруга умела достучаться до Гермионы, как никто другой, и она была уверена, что ситуация быстро перерастет в нечто большее, с чем она сможет справиться. — Что случилось? — снова спросил Гарри, оглядываясь по сторонам. Заметив куски штукатурки, осыпавшейся в коридоре, он заглянул за угол. — Миона… — Гермиона потерла лицо обеими руками. Это было последнее, с чем она хотела иметь дело после возвращения из похода на выходных, которые навязал ей Гарри. Он беспокоился о ней, говоря, что она слишком изнуряет себя работой. Она не согласилась, но ей было нечего возразить тому, кто составлял ее рабочий график. Она приняла решение смягчить свои слова, пытаясь избежать серьезной лекции. Гермиона знала, что Гарри поверит на слово ей, а не Рону, так как Гарри уже несколько раз испытывал трудности с тем, чтобы поверить в преувеличения Рона. — Уиз… Рон не сказал, что придет сегодня, и подкрался ко мне со спины. Гарри бросил на нее раздраженный взгляд. — А как же защитные чары?! — Тот факт, что Гарри не понимал того, что уже понял Рон, сильнее задел ее и без того уязвленную гордость, так как это показало, насколько она недооценивала своего бывшего парня. — Имя Рона все еще на договоре аренды, он может прийти в любое время. — Гарри открыл рот, чтобы что-то спросить, но было нетрудно догадаться, каким будет следующий вопрос. — Я не хочу влезать в свои сбережения, ведь я съеду меньше чем через два месяца. — Гарри бросил на нее жалостливый взгляд, и она отвернулась, продолжая указывать на коридор. Она ненавидела этот взгляд. Все вокруг говорили, что Рон завидная партия, все считали, что проявляют сочувствие, но в действительности все было совсем не так. «Мы думали, что вы поженитесь и будете жить долго и счастливо!» Так сказали бы девочки-подростки… те же самые девочки, которые потом задались бы вопросом, будет ли у них шанс с игроком «Пушек Педдл». Она так ненавидела этот жалостливый взгляд, что снова обратила внимание Гарри на дыру в белоснежной стене, чтобы он мог наорать на нее. — Он аппарировал до того, как в него попала Бомбарда. Тот глубоко и раздраженно вздохнул. — Тебе нужно отдохнуть. Ты и так была слишком напряжена из-за всего, и теперь Рон… — Я в порядке, а ты заставил меня взять три выходных дня. — И даю еще больше. — Он протопал к дивану и сел рядом, пытаясь подойти более мягко. На Гермиону это не подействовало, она всегда могла заметить в нем явные признаки гнева: пульсирующая вена на левом виске, мягко сжатые губы, чуть-чуть сузившиеся зрачки. — Гермиона, ты одна из моих лучших авроров. Я сделал тебя своим главным аврором по делам магглов не просто так, но эти расследования тебя напрягают. — Гарри почти виновато посмотрел в сторону, и Гермиона вдруг подумала, что он собирается понизить ее в должности. Ее сердцебиение участилось, когда она вспомнила о семьях десяти пассажиров круизного лайнера, пропавших три месяца назад, а также о клятве, которую дала, — непременно выяснить, что с ними случилось. — Помнишь, как в сентябре прошлого года самолеты врезались в два здания в Нью-Йорке? — Да, здания Всемирного торгового центра. — Гермиона вытерла вспотевшие ладони о свои бежевые шорты. «Пожалуйста, не понижай меня в должности, пожалуйста, не понижай меня в должности, пожалуйста, не...» — Я не понимаю, какое это имеет ко мне отношение. — Я читал статью о собаках-спасателях, которые были до такой степени сбиты с толку, что не могли продолжать поиски, они часами не могли найти ни одного пострадавшего. Они были напряжены до такой степени, что это делало их неэффективными. И спасательной команде пришлось отправиться в развалины и притвориться выжившими, что, естественно, замедлило поиски. — Затем Гарри посмотрел на нее, впившись острым взглядом: — Не становись как те собаки, Гермиона. Ты нужна нашей команде, но тебе нужно позаботиться и о себе. Особенно с учетом получаемых угроз… я не хочу, чтобы ты превратилась в еще одного Грюма, каким бы блестящим он ни был. Гермиона сделала глубокий вдох. С наличием угроз она действительно не могла поспорить. Ей хотелось верить, что они от детей, просто действовавших на спор. — Они не представляют серьезной угрозы. — Даже для ее ушей это утверждение прозвучало слабо. Уж детей-то к этому моменту она должна была поймать. — Да ладно, Миона, — он толкнул ее коленом и улыбнулся. — Вспомни четвертый курс и язвы на руках от гноя бубонтюбера, пришедшего с письмами от ненавистников, которые тебе прислали читатели Риты Скитер после статьи о том, что ты мне «изменяешь»? А мы даже не встречались! — Гермиона не смогла удержаться от улыбки. — Взрослые люди послали тебе всякую дрянь из-за слухов! Этот человек испытывает к тебе ненависть за то, что ты успешная магглорожденная, работающая над делами магглов. Ненависть чертовых пуристов не умерла вместе с Волдемортом. К этим угрозам нельзя относиться легкомысленно. — Гарри наклонился вперед, почти комично, и поймал ее взгляд, когда она попыталась отвести глаза. — И я знаю, что для тебя все всерьез. Гермиона посмотрела на него, полностью побежденная и уставшая: — Ты прав. Он встал. — Конечно, прав. Я бы не был твоим боссом, будь я неправ. — Она попыталась игриво пнуть его по ноге, но он вовремя отскочил в сторону. — Я загляну через три недели, чтобы узнать, как твои дела. — Три недели? Гарри, о чем ты говоришь? — Гермиона столкнула Живоглота с колен и встала. — Завтра я должна быть в офисе. Ты собираешься в отпуск? Гарри рассмеялся, но смех был неискренним. — Я не собираюсь, а вот ты — да. — Три… Гарри, мои дела! Это слишком долго! — Гермиона была готова встать на колени, если бы думала, что мольбы помогут, но Гарри редко принимал решение, которое был готов пересмотреть. — У нас целая команда, которую ты лично тренировала. Уверен, у них все будет хорошо, я буду часто с ними связываться, чтобы предложить любую посильную помощь. — Гарри направился к камину, но Гермиона, обогнав его, загородила путь. — Гарри, нет, это слишком долго! Я не знаю, что делать, мне нужно работать… Он посмотрел на нее, высоко подняв брови и широко раскрыв глаза за круглыми очками. — Это именно то, о чем я говорю! — Он вскинул руки в воздух, совершенно выведенный из себя. — Тебе ничего не нужно будет делать. Ты хоть понимаешь, как абсурдно это звучит: «Гарри, нет! Ты не можешь дать мне три недели оплачиваемого отпуска! Я не знаю, что делать! Я прочитала все книги у себя дома уже пять раз, и каждое хобби, которое я когда-либо начинала, мне надоедало, потому что я преуспела в них…» Ой! — Она так сильно ударила его по руке, что он даже потер ее, пытаясь унять боль. — Я так не говорю. Гермионе не понравился визгливый тон, когда он пародировал ее, но ее реакция только заставила его усмехнуться: — Ну, конечно. — Одна неделя. — Три, это не подлежит обсуждению. — Одна. Неделя. — Трехнедельный отпуск или трехнедельное отстранение. Гермиона снова почувствовала, как внутри нарастает гнев, но он меркнул по сравнению с тем, что она чувствовала к Рону. — Это несправедливо. Ты же понимаешь, я могу отвести тебя к WR… Я не сделала ничего плохого. — И скажешь им, что не хочешь отпуск, который я даю? Пожалуйста, не усложняй ситуацию еще больше, Гермиона. — Он указал большим пальцем на коридор: — Ты не сделала ничего плохого? Мы посмотрим, на чьей стороне будут WR, если я попрошу вратаря «нашего короля Уизли» сделать заявление о том, что произошло сегодня вечером. Гермиона почувствовала, как на глаза навернулись обжигающие слезы. Она положила руки на бедра и ничего не сказала, и он понял, что победил. Гарри потянулся ей за спину, чтобы взять немного летучего пороха, и прошел мимо. Она не обернулась, когда услышала скребущий звук падающего в камин пороха, — и раздался рев волшебного пламени. — Площадь Гриммо, 12. Гермиона топнула ногой и схватилась волосы, которые держала в аккуратном пучке, прядями выпутывая из прически. — А-а-а-а-а-а! — Если быть до конца честной с собой, в последнее время она была более нервной, чем обычно. Ей снились кошмары: начиная с Долохова, заколдовывающего ее в Министерстве магии, заканчивая василиском в Хогвартсе, провалившимися полевыми миссиями и Беллатрисой, вырезающей «грязнокровка» у нее на предплечье. Гермиона чувствовала себя так, словно столкнулась с обоюдоострым мечом, который при любых обстоятельствах вонзится в нее. Она боялась, что сойдет с ума от стресса после того, как в прошлом месяце начались угрозы, но теперь она знала, что сойдет с ума от скуки. Живоглот высунул голову из-под дивана и взвыл. Гермиона посмотрела на него и разрыдалась.***
— Черт возьми! — Гермиона закричала в дыру в стене, перед которой сидела. В правой руке она держала палочку, в левой — бутылку огневиски. Музыка играла так громко, что она была уверена, что завтра получит жалобу на шум. Голос разума, напомнивший о завтрашней жалобе, также сказал, что колдовать в пьяном виде — не лучшая затея, но разум был заглушен бутылкой огневиски в 375 мл из ее запасов. Это было до того, как она нашла бутылку объемом 750 мл там, что раньше считалось частью шкафа Рона. «Потому что для него нормально находиться в порочном круге, но боже упаси, чтобы я была чем-то меньшим, нежели "маленькая мисс совершенство"». Гермиона не заходила в их комнату уже месяц, с тех пор как собрала все его вещи. Однако сегодня вечером она была так расстроена, что нашла другую подаренную ему и ни разу не надетую шелковую рубашку — и надела ее. Она намеренно сохранила некоторые купленные для него вещи, думая, что если он не собирается ими пользоваться, то это сделает она. Когда она обнаружила, что рубашка все еще пахнет так же, как в магазине, ей стало еще более горько, и она чуть не пнула дыру, которую заделывала. Гермиона подумала написать кому-нибудь, чтобы узнать, не выпьют ли они с ней, но решила этого не делать. Она хотела пригласить Джинни, но мало того что она попыталась бы отговорить ее, но и была бы слишком очевидным напоминанием о Роне. Луна уехала бог знает куда с Невиллом, Дин и Симус отправились в свадебное путешествие, а из тех, с кем она была достаточно дружна, оставались либо Драко Малфой, либо подчиненные в ее команде. Драко работал с ней в Министерстве, но в другом отделе, и она вряд ли могла назвать его другом — просто знакомым. «Симпатичный знакомый, — признала она, — но знакомый». Из-за этого она решила, что наполненной жалостью вечеринки для одной будет достаточно для этой ночи. — Посмотри на меня, я чудо-мальчик. — Она провела палочкой по дну дыры, где разодранные куски гипсокартона взлетели вверх, закрывая пространство. — Ты не можешь отвести меня к HR… WR… Да пофиг. Дурацкое название. Волшебники тоже люди! Просто называйте это HR, чертовы пиздюки! — Гермиона наклонилась вперед и фыркнула от слишком сильного смеха. Она отчитывала Рона, когда он произносил это слово, так как находила его чрезвычайно вульгарным, но теперь это было просто смешно. Гермиона продолжала свой пьяный бред, пока гипсокартон не вернулся на место. Стена, в которую ударила Бомбарда, была чрезвычайно бугристой, и ее голос разума вернулся и нашептывал, что завтра ее ждет вдвое больше работы по исправлению стены. Гермиона ответила на это еще одним глотком теплого виски прямо из бутылки. Она выпила так много, что у нее перестало жечь в горле и груди. Теперь, когда ей не о чем было думать, все обрушилось на нее одновременно, и она заплакала. Сначала Гермиона любила Рона, отдавала ему все что имела, и все же он принимал ее как должное. Она ждала его после окончания Хогвартса, пока он не сказал, что готов быть с ней вместе — что было понятно. Он потерял брата и не знал, что делать дальше, кроме как решать проблемы при помощи спиртного. Однако когда она привела его в порядок, источник их ссор переместился на забытые им свидания, вместо которых он выбирал общение со своей командой или флирт с другими женщинами. Флирт. Гермиона обнаружила, что глупо думать, что это что-то большее. Она сделала еще один глоток из бутылки и поморщилась, когда в голове всплыло воспоминание о том дне, когда она раньше обычного вернулась домой. Хуже всего было не тогда, когда она вошла к ним. Не звук удара рамы кровати о стену, который заставил ее выхватить палочку, думая, что в доме находится посторонний, поскольку анонимные угрозы начали поступать на той же неделе. Нет, хуже всего было, когда она дошла до той же части коридора, в которой сидела сейчас, логика подхватила ее адреналин, и она поняла, что из спальни доносятся женские стоны в такт ритмичным ударам изголовья кровати. Однако самым непростительным было то, что она положила руку на дверную ручку, готовая ворваться в комнату, и услышала, как Рон говорил о том, как хочет оплодотворить другую женщину, в то время как их последний спор был о ребенке, которого она вынашивала. Он кричал на нее, что она должна выбрать либо ребенка, либо его. И она выбрала его. Только для того, чтобы две недели спустя застать его говорящим что-то на ухо другой. У нее все еще были судороги и кровотечение после аборта. — Насколько было бы плохо, если бы я убила его? — пробормотала Гермиона себе под нос. Она крутила палочку, уставившись на нее затуманенными глазами, переосмысливая эту сцену, которая закончилась бы уникальным зеленым светом, исходящим из кончика ее палочки. «Непростительное за непростительное?» Нет! Она прижала бутылку к голове и застонала. У Гермионы всегда были мрачные мысли, и она ненавидела себя за это, она знала, что это неправильно, несмотря на то, что это часто приносило ей успех. Мышление злодея — вот что дало ей, Гарри и Рону информацию, в которой они нуждались в Хогвартсе, это же помешало Рите Скитер выставить Гарри дураком и помогло раскрыть самые сложные дела. Было слишком легко впасть в зловещее умонастроение, но она втайне беспокоилась, что однажды, если ее мысли не перестанут быть такими мрачными, это будет стоить ей всего. Именно это стало движущим фактором ее желания творить добро на войне — она должна была доказать не только всему миру, но и самой себе, что она все еще хороший человек. Все еще золотая девочка. Бум! Бум! Бум! Гермиона наклонилась, чтобы заглянуть в гостиную, и в итоге упала на бок. «Да твою ж мать! — она сдержала тихий смешок, но через несколько секунд остановилась, пытаясь вспомнить, каково это — быть серьезной. — Кто-то стоит у двери, и мне нужно встать». Гермиона перевернулась на живот, затем встала на четвереньки. Зная, что абсолютно беспомощна, она использовала стену в качестве рычага, чтобы встать, совсем как малыш, который учится делать свои первые шаги. По пути ко входной двери она решила взять телефон, который все еще лежал на диване. Она посмотрела на стену, на которую продолжала опираться, на диван, затем снова на стену и решила, что будет концентрироваться на подлокотнике дивана, чтобы устоять на ногах. Она досчитала до трех, бросилась вперед и почувствовала облегчение, когда сделала это, не упав. Она вскинула руку в воздух, другой оперлась на диван. — У-у-у! — Живоглот, который наблюдал за этим испытанием, был совсем не в восторге. Он неодобрительно мяукнул и побежал в ее спальню — ту, в которую ему теперь можно было войти, так как никто не мог его оттуда выгнать. Рон так и не смог полностью привыкнуть к Живоглоту, даже после случая с Петтигрю. — Извини, я в дерьмо, Живоврот! — Она слышала, что говорит нечленораздельно, но проигнорировала это, проверяя телефон, в котором осталось лишь десять процентов заряда. Она надулась, когда увидела отсутствие текстовых сообщений и пропущенных звонков, но было бы странно, если бы у нее были какие-либо уведомления. Гермиона сунула телефон в задний карман шорт и осторожно ухватилась за книжную полку, чтобы подойти поближе к входной двери. «Кто может прийти в 23:07?» Гермиона наконец добралась до двери и, посмотрев в глазок, увидела взволнованного Люциуса Малфоя, заносящего кулак для очередного стука. Она видела его время от времени после слушаний, на которых она поручилась за его семью, но казалось, что его поведение изменилось на сто восемьдесят градусов. Гермиона попыталась быстро отпереть дверь, но в итоге ей удалось только крепче запереть некоторые замки, прежде чем она смогла успешно распахнуть ее до того, как гость снова ударит в дверь кулаком. — Вы понимаете, что вы в маггловском Лондоне? — Она прислонилась к дверному косяку и икнула. — Из-за чего весь шум? Если что, я в отпуске. Люциус уставился на одержимость своего сына с плохо скрываемым отвращением. Волосы Гермионы были в полном беспорядке — чего он не видел с ее юности, — она была одета в дешевую, мятую мужскую шелковую рубашку, которая спускалась до середины бедра. «Без сомнения, принадлежащая Уизли». — Вы пьяны. — Из-за музыки он не был уверен, что его услышали, но он не собирался повышать голос, особенно на грязнокровку. Он не произнес это с вопросительной интонацией, но в таком состоянии она усмехнулась и кивнула. «По крайней мере, исправила зубы». — Так точно, сэр. Прям в хламину, как сказал бы Симус. — Гермиона рассмеялась собственной шутке и приглашающе взмахнула рукой в сторону. — Не желаете ли присоединиться? Ой, музыка… — Оставив дверь широко открытой, она поспешно вернулась в гостиную, Люциус услышал, как что-то упало на пол, и музыка прекратилась. — Дерьмо. — Люциус не думал, что должен был услышать ругательство, но она была пьяна до такой степени, что он был уверен, в случае необходимости ему даже Обливиэйт не потребуется. Люциус ухмыльнулся и переступил порог квартиры. Чары сразу же его пропустили, поскольку он получил ее приглашение. — Ну конечно. Благодарю, Гермиона. Если бы она не была пьяна, то без сомнения заметила бы черно-серую коробку, которую он планировал оставить на ее коврике, чтобы отвлечь Гермиону и без проблем ее похитить. Ту же коробку, в которой он посылал ей угрозы в течение последних пяти недель. Прежде чем закрыть дверь, он заставил коробку исчезнуть — ему больше не нужно было отвлекать ее. Люциус наблюдал, как она, спотыкаясь, вышла в коридор и подняла с пола полупустую бутылку. «Ты почти все разрушила, девчонка, но на этот раз ты все для меня слишком упростила». Когда она попыталась пройти на кухню, чтобы взять еще один стакан, Люциус приложил пропитанный хлороформом носовой платок к ее рту и носу. Он был более чем осведомлен о том, кем являлись ее друзья, и пришел к выводу, что лучше инсценировать похищение магглами. Гермиона немедленно начала брыкаться и выбрасывать локти в сторону Люциуса, но алкоголь сделал ее удары слишком мягкими, и те лишь раздражали его. — Прекрати со мной бороться! — Раздался звук разбитого стекла, но он не обратил на это никакого внимания. «Почему она не...» — А-а-а-а-а! Живоглот прыгнул на Люциуса, вонзив когти в бедро. Гермиона схватилась за ручку духовки, чтобы не упасть на пол, и все равно чуть не упала, когда та открылась, но ей удалось опереться на кухонную стойку. «Черт, этого не может быть!» Живоглот дал Гермионе прекрасную возможность вытащить свою палочку, но когда она потянулась к кобуре на предплечье, та оказалась пуста. Алкоголь вызвал дурноту, и желудок словно упал к ногам. Она смутно помнила, что решила оставить свою волшебную палочку на полу в коридоре, чтобы суметь без проблем забрать телефон по дороге к двери. «Черт». Гермиона взглянула на Люциуса, который только что сбросил Живоглота со своей ноги. Она схватилась за рукоятку первого попавшегося в ящике ножа и сделала шаг вперед, чтобы пробежать мимо Люциуса, но смесь хлороформа и алкоголя сделала ее еще более неустойчивой, чем только один огневиски. Тело казалось тяжелым, и она испугалась, что может почувствовать, как оно хочет сдаться, но боролась с последствиями как только могла. Люциус приближался, и она взмахнула перед собой ножом. Частично это было предупреждение, чтобы он отступил, а частично — попытка проверить, насколько хорошо она умеет им владеть. «Если бы я могла просто ударить его ножом, проходя мимо…» Голова склонилась набок, мир вокруг закружился, и она опустилась на колени. Люциус усмехнулся, наблюдая, как Гермиона снова пытается встать на ноги. Он видел, как ее глаза метались по сторонам, пока она пыталась прикинуть план побега. Ей нужно было бы перепрыгнуть через открытую дверцу духовки, но кухня была такой узкой, да еще со втиснутым в нее обеденным столом. Он находил ситуацию смехотворной, но тот факт, что она была бойцом, его возбуждал. «Она идеальна». Когда Люциус практически одержал верх, она снова подняла нож в попытке убежать, но он вырвал его у нее из рук, как будто отобрал конфету у ребенка. Последней мыслью Гермионы перед тем, как его кулак врезался в ее челюсть, эффективно вырубив, — хотя изначально он намеревался достичь этого с помощью хлороформа, — было то, что она оказалась совершенно измотана этой дерьмовой бурей, в которую превратилась ее жизнь.