— Я спрашивал себя, почему охота больше меня не завораживает. Вы намного моложе меня, мистер Рейнсфорд, и не так много охотились, но, возможно, вы догадываетесь об ответе. — О чем вы? — Все просто: охота перестала быть тем, что вы называете «спортивным состязанием». Она стала слишком легкой. Я всегда ловил свою добычу. Всегда. Нет большей скуки, чем совершенство. Ричард Коннелл, «Крайне опасная игра»
Воскресенье Несмотря на то, что Рон был более чем готов позволить Министерству обыскать его квартиру, Гарри не мог официально начать расследование, пока на следующий день ему не выдадут ордер. Рон хотел начать расследование за спиной Министерства, чтобы найти Гермиону, но Гарри остановил его, сказав, что они могут начать искать ее другим способом, например, с помощью ее палочки. По спине Гарри пробежал холодок, когда они не смогли отследить оттиск ее магии. Он подумал о сотрудничестве с маггловским полицейским управлением, чтобы отследить ее телефон, но получил те же результаты. Гермиона была в опасности. К тому времени, когда на следующий день в семь утра Визенгамот выдал ордер, Гарри лично отобрал лучшую команду следователей, которую могло предложить Министерство, и сопроводил их в квартиру Гермионы. Гарри велел Рону оставаться в гостиной, чтобы не мешать, в то время как сам собирал показания соседей, а после применял Обливиэйт. Гарри пытался бороться с чувством, что допрашивать магглов — пустая трата времени, но это оказалось труднее: прошла уже неделя, и половина из них не могла вспомнить вечер, когда они в последний раз видели Гермиону, в то время как другая сказала, что, по их мнению, они подали жалобу на шум из квартиры Гермионы на следующий день. Эти претензии совпали с показаниями офиса по аренде, поскольку там подтвердили, что были поданы жалобы на громкую музыку в «несусветную рань». И все же ему хотелось получить больше улик, от которых можно было бы оттолкнуться, кроме носового платка, оставленного на полу квартиры. Какое бы химическое вещество в него ни было добавлено, оно оказалось достаточно мощным, чтобы снять защитный слой с ламинированных полов на ее кухне и сделать материал слегка жестким. Охранные чары Гермионы все еще были на месте, но у Гарри возникло смутное подозрение, что, хоть вся картина выглядела как похищение магглами, за этим стоял волшебник. Даже Рон не решался принять сторону Гарри в этом вопросе, поскольку прекрасно помнил, как Гермиона устанавливала охрану, которую могли отключить только при помощи ее или его палочки. — Ты сможешь найти ее с помощью платка, ведь так? — Рон спросил Гарри, должно быть, в пятый раз. — Он должен куда-то привести. Гермиона знала бы заклинание… — Рон нервно взглянул на книжный шкаф, на котором стояли ряды томов, охватывающие все виды магии. — Может быть, я смогу найти что-нибудь в ее книгах… Гарри почувствовал, что начинает ломаться от напряжения. В течение многих лет он хотел, чтобы Гермиона и Рон были вместе. Он никогда бы не признался в этом ни одному из них, чтобы не потерять лучшего друга, но он был зол на Рона за его поступок. — Почему ты беспокоишься, Рон? Ты был так счастлив после расставания, так почему тебя это волнует сейчас? Рон не ожидал такой агрессии от Гарри и, посмотрев вниз, увидел, как тот сверлит его взглядом. — Я уже очистил свое имя во время общения с детективом, нет нужды допрашивать меня во второй раз. — Гарри даже бровью не повел в ответ на слабую попытку Рона избежать вопроса. Он вздохнул и посмотрел в сторону. — Ну, потому что… — Рон слишком остро ощутил присутствие волшебников, рыскающих каждый уголок и щель в попытке найти подсказки или явных признаков борьбы. Даже признаков взлома не было, ни маггловского или ни магического, но это вряд ли встревожило кого-то, кроме Гарри или Рона. Но Рон знал, что его Гермиона никогда бы не сбежала, не сказав никому ни слова. — Потому что я облажался. И понял это после последней ссоры с Джинни. Гарри ничего не сказал. Он просто кивнул и отвернулся. Он чувствовал, как пульсирует вена на левом виске. — Ты чертов идиот, если думаешь, что она примет тебя обратно. Рон чуть было не сказал что-то еще, но их прервала одна из младших следователей, подошедшая к ним с мурлыкающим Живоглотом на руках. Сама по себе она не была лучшим следователем, так как работала в этой области чуть больше года, но ее анимагическая форма была кошкой, а это означало, что их главный свидетель, Живоглот, также был допрошен. Не существовало стандартного протокола допроса существ для дачи показаний, и пусть он был Мальчиком-Который-Выжил, было довольно сложно заставить Визегамот попытаться поверить существу на слово в рамках дела. — Мистер Поттер, я думаю, вам будет интересно узнать, что мне рассказал Глотик. — Она выглядела немного смущенной, и Гарри подумал, что, возможно, она прижимала к себе кота не ради его успокоения, а собственного. — Похоже, вы были правы. На мисс Грейнджер напали.***
— Запомните, когда Пожиратели смерти штурмуют замок, мы должны только сдерживать их. Если возможно, не убивайте, Министерство… — Ты хочешь, чтобы мы беспокоились об их жизнях? Несмотря на то, что они сделали с нами или нашими семьями! — Все тело Гермионы вибрировало от ярости. «Что он несет!» — Профессор, я не думаю, что нам следует заботиться о том, как они будут себя чувствовать в конце дня. Если мы их убьем, они не смогут снова восстать и начать третью войну… — Мисс Грейнджер! — Голос Макгонагалл был достаточно суровым, чтобы вырвать Гермиону из мстительных чувств, которые она все накручивала и накручивала. — Следите за словами! Вы должны бы уже знать, что, прибегая к их методам, вы становитесь ничем не лучше их! Гермиона открыла рот, чтобы продолжить, пока до нее не дошло, что происходит вокруг. Гриффиндорцы, хаффлпаффцы и рейвенкловцы стояли здесь, уставившись на нее, как будто она сошла с ума — так они смотрели на Панси, когда та предложила им отдать Гарри на серебряном блюде Пожирателям смерти. Когда она почувствовала, как Рон потянул ее за рукав, она опустила плечи в знак поражения, прежде чем сделать шаг назад и закрыть рот. «Это несправедливо, и я не ошибаюсь». Пока Макгонагалл продолжала, Гермиона позволила злым слезам скатиться по лицу. Она была в ярости, и хоть она и замолчала о том, что считала правильным, это не означало, что она собиралась сдерживаться, как только окажется на поле боя. Волдеморт и его последователи заслуживали кровавую баню, и она была более чем готова ее устроить.***
Гермиона резко очнулась ото сна. Сначала она подумала, что ей снится охота за крестражами, но затем дозой беспокойства поразила ужасная правда. Гермиона заскулила, схватившись за лицо. Она прикусила костяшки пальцев, чтобы еще раз не расплакаться и не разбудить маггла, который приютил ее прошлой ночью. Одна из последних вещей, которые она когда-либо считала возможными, — встреча с другим человеком на острове, не говоря уже об одном из магглов, исчезновение которых она расследовала. Она все еще могла точно вспомнить свои мысли, как только поняла, кто повалил ее на землю прошлой ночью: «Если я смогу вернуться, то закрою все десять дел. Остальные девять, очевидно, мертвы, но я могу, по крайней мере, вернуть Ричарда Коннелла его семье…» Как он выжил, Гермиона никогда не узнает. Как маггл, он не смог бы увидеть и половины существ на острове, но он нашел способы жить за счет земли — и проделывал это так, чтобы Малфои до сих пор не узнали. Единственным недостатком было то, что ей все время приходилось прятать от него палочку. Первый вопрос, который он задал, был являлась ли она «тоже девчонкой с чертовой волшебной палочкой». Конечно, она ответила «нет», когда увидела, что он занес камень над ее головой, готовый вышибить ей мозги, если она скажет Ричарду правду. Также она винила себя за то, что оказалась в подобном положении. Аврорская школа научила ее постоянно быть начеку, но она снова потеряла бдительность. Это была ошибка, которую она не могла позволить совершить себе в третий раз. Гермиона почувствовала, что отступает в глубины сознания, и представила, как одну за другой отключает эмоции, которые удерживали бы ее от убийства, и реакции, которые заставили бы ее колебаться. Это был тот же самый разговор, который она вела сама с собой в Битве за Хогвартс и в каждой миссии после этого, когда знала, что впереди ждет что-то ужасное. «Никакого сочувствия. Никаких угрызений совести. Никаких жалости. Или я, или они — и я выбираю себя. Я не потеряю самообладания». — Ты уже встала. Гермиона моргнула, прежде чем позволить себе отвлечься от самых сокровенных мыслей. Она чувствовала себя почти действующей на автомате — ей нравилось быть такой, когда решался вопрос жизни или смерти. На данный момент, однако, она решила спрятать эту часть себя, но все еще оставалась наготове. — Я удивлена, что ты вообще можешь спать. — Гермиона провела всю ночь то приходя в сознание, то теряя его. Она чувствовала себя неловко, устала, но больше всего была напугана. Боялась, что Люциус и Драко каким-то образом найдут их, несмотря на то, что знала: если Ричард все еще жив, то они, вероятно, понятия не имеют, где их искать. — Да, ну, я здесь уже давно. — Ричард указал на стену позади нее. Теперь, когда солнечный свет проникал в пещеру, Гермиона рассмотрела: стена, у которой она решила спать, была покрыта линиями, сгруппированными в пятерки. Ей всегда казалось шуткой, когда она видела одно и то же изображение человека фильме или мультфильме, отсчитывающего дни, но то, что она застряла в камере на неделю, заставило ее саму задуматься об этой идее в слабой попытке сохранить здравомыслие. Гермионе не нужно было всматриваться, чтобы увидеть количество дней его пребывания на острове, но она все равно отошла от стены, чтобы не вызывать никаких подозрений. — Ровно сто дней. — И сегодня, — Ричард встал со своей постели, сделанной из сухих листьев, и заковылял к ее стене. Он поднял камень, который, как представляла Гермиона, он нашел за пределами пещеры, и потер им об известняковую стену, чтобы сделать еще одну зарубку. — Сегодня сто один день. — Он сделал паузу, и быстрее, чем она успела сказать «квиддич», лицо Роберта на секунду исказилось под засохшей грязью, и он отвернулся к стене. Его голос был хриплым, когда он заговорил: — Я пропущу сегодня день рождения моей младшей девочки. Гермиона сглотнула. Вот почему она верила в справедливость: возможность остановить от разрушения невинных жизней таких людей, как Люциус. «Я его убью. Может быть, попрошу Малфоя помочь, но я испачкаю ковры в этом чертовом доме кровью его отца». — Мы выберемся отсюда, — предположила она. Это должно было быть обещание, но слова казались неправдой, когда слетели с ее губ. — Да. Верно. — Хотя он, возможно, потерпел поражение и смирился со своей судьбой на острове, было ясно, что Ричард являлся практичным человеком, который собирался поставить свое мирское выживание выше надежды. Ричард подошел к узкому входу в пещеру, но остановился как раз перед тем, как проскользнуть в щель, чтобы поманить ее вперед. — Давай. Я могу показать, где беру еду. Гермиона схватила сумку и последовала за ним, не видя, что у нее есть выбор. После того как они проскользнули в расщелину, Ричард рассказал о той ночи, когда он должен был умереть. Когда она заговорила о магии, он заерзал. — Но ты же их видела, верно? Они используют эти, эти палочки и могут делать с ними самые безумные вещи. Клянусь, они закрыли меня в той пещере, думая, что я там умру, но они не знали, что есть другой выход. Черт возьми… я тоже не осознавал этого до прихода нового дня, когда лежал на боку, ожидая голодной смерти. Ричард провел ее через какой-то кустарник рядом с небольшим озером. Рядом был водопад, Гермионе не хотелось признавать, но остров был довольно красивым, несмотря на то, кто являлся его владельцем. Да, с одной стороны на карте было нарисовано озеро. Она не думала, что находится так далеко от другого берега, но предположила, что это вполне возможно. После того как Ричард убедился, что Гермиона не представляет угрозы, он помог ей подняться с земли и с легкостью отвел обратно в свое убежище. Он дал ей еды и воды и сказал, что им пора спать. Он кратко сообщил, что работает по расписанию, чтобы быть уверенным, что получит максимальную отдачу от дня. Мужчина казался немного безумным, но она не могла винить его за это, учитывая, через что он прошел. — Они приводят сюда парней только для охоты в полнолуние, но ты первая, до кого я смог добраться раньше них. Вот почему я был груб с тобой прошлой ночью. Извини за это. — Он не оглядывался, когда привел ее на тот конец озера, где росли всевозможные ягоды. — Я должен был убедиться, что ты не одна из них. — Ричард раздвинул несколько ветвей, пока, наконец, не повернулся и не протянул к ней руки. — Вот. — Это малина? — спросила Гермиона. — Верно, мэм. — Он вложил в ее руки все собранные ягоды, которых в общей сложности оказалось четырнадцать, дважды по семь. «Как странно». — Ешь, я посмотрю, смогу ли найти яйца на этом дереве — люблю легкий завтрак. Обычно в поисках еды я могу переключаться между четырьмя разными местами. Хотя держусь подальше от болота, там зыбучие пески. Когда он снова исчез за листвой, Гермиона повнимательнее присмотрелась к ветвям, с которых он брал ягоды, и увидела, что те снова отрастают. «Ему даже не нужно ходить с места на место». Гермиона съела ягоды с отрубленных веток и закрыла глаза. Они были спелыми и резко контрастировали с несвежими кусочками рыбы, которыми они делились прошлой ночью. Хотя бы на несколько минут ей хотелось притвориться, что она в отпуске, а не пытается выжить, пока за ней охотятся два вооруженных волшебника. Когда Ричард вернулся, они сели на берегу озера. Гермиона дала ему одну бутыль воды. Он посмотрел на нее, но попытался сдержаться, чтобы не принять. Гермиона потрясла перед ним неоткрытой емкостью и практически пихнула в руки. — Это меньшее, что я могу сделать после того, как ты прошлой ночью поделился со мной своими запасами, и мне больше нечего предложить. Это самая чистая вода, которую ты пил за последние месяцы. — Он взял воду и секунду баюкал ее, как младенца. — Спасибо. Иногда местная вода никуда не годится, даже когда листья фильтруют ее. — Он сделал маленький глоток, чтобы насладиться чистым вкусом. — Плюс бутылка будет очень полезна. Гермиона кивнула, так как уже знала это. Даже после того, как прошлой ночью последовала за Ричардом в его пещеру, она не полностью доверяла ему и не решалась открыть свою сумку на случай, если ей понадобится быстро сбежать. Взобравшись на дерево, он вернулся с тремя птичьими яйцами, которые они могли разделить. Гермиона сказала, что ей хватит ягод, и Ричард практически просиял, что ему больше не придется делиться своими находками. Она наблюдала, как он треснул по скорлупе костяшкой пальца, и одним громким глотком проглотил яйцо. Гермиона вздрогнула, представив себе текстуру сырого яйца, и положила в рот еще одну ягоду, пока Ричард запивал завтрак водой. Она как раз наслаждалась вкусом своих любимых ягод, когда он снова заговорил: — Парень помоложе. Он симпатичный, правда? Гермиона поперхнулась малиной, которую только что прижала к небу, чтобы выжать из нее максимальное количество сока. — Прости? Ричард снова сделал большой глоток из бутыля. — Тот, что худощавого телосложения? Я думаю, его зовут Драко. — Ричард мечтательно смотрел на озеро, повторяя это имя снова и снова: — Драко, Драко, Драко, Драко, Драко. Дурное имя. Думаешь, если я вернусь… Гермиона отстранилась от него. — Ричард, они пытаются нас убить. О чем ты говоришь? Он посмотрел на нее недоверчивым взглядом. — Что? Нет, Драко не нравится эта игра, это старший заставляет его играть. Но Драко? Он такой милый. Он бы не стал, нет, — Ричард покачал головой с уверенностью, от которой ей захотелось закричать. — Я думаю, что люблю его. И должен ему об этом сказать. «О-о, нет». Она взглянула на него, и, несмотря на солнце, которое светило им в лица, ей показалось, что он побледнел. — Ричард, прекрати пить эту воду. — Она потянулась за бутылем, но он с силой отбросил ее руку. Хлопок, который прозвучал при столкновения кожи с кожей, заставил огонь снова разгореться внутри нее. — Нет. Драко дал это тебе, а ты мне. Я буду беречь это. — Гермиона снова потянулась за водой, но на этот раз он схватил ее сумку, вскочил и начал рыться в ней свободной рукой. — Что еще он тебе дал? Почему тебе, а не мне? «Моя палочка!» — Ричард! Нет! — Гермиона бросилась за сумкой, как только поднялась на ноги, но Ричард оказался быстрее. Она чувствовала, что все больше и больше разочаровывается в нем. Честно. Прежде чем она успела снова потянуться за вещами, он нашел палочку. С подавленной яростью она наблюдала, как он вытащил из ее сумки — виноградная лоза длиной десять и три четверти дюйма, — на его лице отразился ужас, а затем гнев. — Ты мне солгала! Ты мне солгала, потому что собираешься убить его, да? Гермиона не была уверена, щелкнуло ли что-то или хлопнуло в этот момент. На самом деле ей было все равно. Она оказалась на острове и наконец поняла, что никто не может указывать ей, как думать или действовать. Медленно Гермиона расправила плечи и расслабила руки, делая осторожный шаг к разъяренному Ричарду. — Это довольно серьезное обвинение. — Продолжая идти к своей жертве, она почти слышала обращенные к ней слова старого конспекта: «Воздействие Амортенции на человека можно описать как почти мгновенное: если человек, который выпил зелье, являлся "бледным и болезненным", он станет одержимым объектом своей привязанности, говоря о нем (объекте), как будто "пораженный лучом чистейшего солнечного света", и возбужденным или опасно неустойчивым по отношению к другим. Особенно когда чувствует, что другие будут удерживать его от объекта его привязанности». Решение Гермионы о том, каким будет ее следующий шаг, пришло так же быстро, как и сложение два плюс два. У нее не было ни времени, ни места, чтобы держать Ричарда в карантине до момента прекращения действия любовного зелья, и последнее, что ей было нужно, — чтобы кто-то третий пытался выследить ее. «Или я, или он — и я выбираю себя». — Ричард, пожалуйста, дай мне мою палочку. Я не хочу причинять вред твоему Драко. Я сделаю это быстро. Как усыпление больной собаки, — Гермиона не чувствовала себя плохо из-за того, что унижала свою жертву. С зельем в его венах и ментальной неустойчивостью после трех месяцев на острове она чувствовала, что окажет ему услугу. — Лгунья! — Ричард бросил ее сумку на землю, и когда он отвел руку назад, чтобы зашвырнуть ее палочку в джунгли, она начала действовать. С быстротой, приобретенной только с годами тренировок без палочки, через которые Шеклболт заставил пройти всех авроров, Гермиона сократила пространство между ними, сделав шаг в сторону, оставляя себе четкий путь для нанесения точечного удара за ухо. Ее цель была верной, так как у Ричарда не было времени увернуться, и он упал, как мешок с кирпичами, а ее палочка подпрыгнула в грязи рядом с ним. Шок от удара лишил его возможности подняться на ноги. Прежде чем Ричард успел встать на четвереньки, Гермиона пнула его в спину. Он попытался взглянуть на нее снизу вверх, но солнце, светившее из-за ее плеча, закрывало лицо, делая силуэт слишком темным, чтобы он мог различить какие-либо черты. Ее плечи снова напряглись, а кулаки сжались, когда она подняла одну ногу, чтобы опуститься коленом прямо ему на грудь, используя гравитацию и вес собственного тела, желая раздавить его сердце. Из-за концентрированного давления и силы тяжести несколько его ребер треснули с необычной легкостью, тело сжалось и кровь начала скапливаться в горле — легкие вмиг оказались ею заполнены. Гермиона отсчитала восемь секунд, прежде чем его тело обмякло, и поняла, что теперь она — единственная выжившая на острове. Она ждала, как и каждый раз, чтобы почувствовать хоть какое-то сочувствие или расщепление души, которое, как настаивал Дамблдор, происходило каждый раз, когда кто-то забирал чужую жизнь, но этого не произошло. Этого никогда не происходило. Что действительно пришло, так это понимание того, что ждать наступления ночи, чтобы увидеть, кто из Малфоев доберется до нее первым, — самоубийство. Ее палочка была так же полезна, как зубочистка, и ничто не говорило в ее пользу. Что ей было нужно, так это одержать верх, чего никак не желал ей позволить Люциус. Гермиона подняла с земли свои вещи — за исключением бутылей с водой, в которую, как она теперь знала, было добавлено зелье, — и разработала план. Очень гриффиндорский план. Она не была легкой добычей, и прежде всего ей требовалась волшебная палочка.***
Драко смотрел на раскинувшиеся перед ним земли из окна своей спальни в поместье на Острове, испытывая чувство вины. «Как я мог забыть рассказать ей об этих существах? Здесь полно тигровых лилий, лечурок и чертовых камуфлори, а я даже ничего не сказал. Если ее разорвут на куски, я никогда себе этого не прощу, — Драко провел рукой по волосам. — Всего два часа до захода солнца…» Раздался скрип. Открылась дверь в его комнату, но он даже не обернулся, ожидая, что это отец. Когда он не услышал, как тот заговорил, или мгновенного закрытия двери, он обернулся и увидел, что Гермиона пытается бесшумно закрыть за собой дверь, держа ручку повернутой, пока дверь не вошла в раму. Даже с ее кудрями, собранными в беспорядочный пучок на макушке, он все равно находил ее потрясающей. — Ты здесь. — Это был шепот, сорвавшийся с его губ, но она услышала его. Она подскочила от неожиданности, но, когда обернулась с глупым выражением на лице, он понял почему: — Ты выпила воду. — Он встал, не потрудившись дотянуться до своей палочки, которая лежала на прикроватном столике. — Выпила, — ответила она со вздохом облегчения и бросилась в его объятия. — Умно с твоей стороны включить в план еще и дом, чтобы я нашла тебя после того, как попью ее. — Он просиял при этих словах. — Драко, мне так жаль, что я сказала… — Ш-ш-ш, все в порядке. — Драко обнял маленькую фигурку Гермионы и поцеловал в лоб. — Теперь у нас все будет хорошо. — Он позволил себе насладиться ее объятиями, хотя и знал, что дело в Амортенции. Именно этого он от нее хотел и теперь, наконец, получил. «Может быть, я смогу просто вводить ей микродозу, пока она действительно не влюбится в меня». Он не планировал держать ее на зелье после того, как выиграет пари, но отказ, который почувствовал в подземелье, все еще жалил, и он предпочел бы этого не повторять. — Драко? — Да, любовь моя? — Как ты думаешь, мы сможем починить мою палочку? Когда Драко отстранился, чтобы посмотреть на нее, Гермиона захлопала ресницами, глядя на него. «Боги, эти надутые губки…» — Не думаю, что сможем. Отец сказал, что похитил самого Грегоровича, чтобы переделать ее. — Он чувствовал, как ее руки двигаются у него за спиной, но не думал об этом, заправляя выбившийся локон ей за ухо. — Но тебе не нужно будет беспокоиться о палочке. Я могу оставить тебя здесь, и ты будешь жить как моя маленькая магглорожденная. — Он был обескуражен, когда она не отреагировала на его предложение вести легкую жизнь вдали от всех. — Но если ты хочешь, могу и вернуть тебе палочку. Для тебя — все что угодно. — «Хотя не могу обещать, что не изменю ее». Гермиона улыбнулась в ответ. Она отстранилась от него, еще чуть-чуть, и положила руку ему на щеку. — Я люблю тебя. Драко почувствовал, как желудок взорвался фейерверком от этих трех коротких слов. Это была не шлюха из борделя, на этот раз это сказала Гермиона Грейнджер. Любовное зелье или нет — это было лучше, чем любой час, за который он заплатил. — Ты серьезно? Она улыбнулась шире, когда рукой скользнула по его лицу и зарылась в волосы. Кивнула и посмотрела полными слез глазами в глаза Драко, в которых виднелась растерянность. Она схватила его за волосы на макушке и произнесла последнее слово, которое он когда-либо услышит: — Нет. Глаза Драко успели расшириться лишь на долю секунды, прежде чем Гермиона вонзила конец своей палочки в его глазницу. Драко закричал, пытаясь оттолкнуть Гермиону, но она предвидела это движение и смогла блокировать его руки, прежде чем использовать его неустойчивую позицию против него самого. Она толкнула его на кровать, зажала рот рукой, чтобы заглушить крик, и продолжала вдавливать свою палочку еще глубже в его голову. Малфой попытался двигать головой взад и вперед, заставляя кровь течь по его почти прозрачной коже, но как только она скорее почувствовала, чем услышала, как клиновидная кость с треском поддалась давлению кончика ее палочки, погрузившейся в мозг, он замер. Гермиона стояла на четвереньках на кровати, уставившись на открытый рот Драко и его лицо, по которому текла кровь. — Если бы ты просто пригласил меня на свидание, как любой другой парень, я бы согласилась, чертов псих. Гермиона встала и схватила его палочку с прикроватного столика. По сравнению с ее палочкой, сейчас надежно закрепленной в голове Драко, это было подобно глотку свежего воздуха. Его палочка была почти на дюйм короче ее, и волос единорога сопротивлялся ей, но после минуты выполнения простых заклинаний первого года обучения сердцевина признала ее своей хозяйкой и подчинилась каждому взмаху. Гермиона чувствовала себя так, словно для дыхания у нее осталось лишь одно. «Мне осталось убить Джоба, а потом Люциуса». Гермиона нахмурилась, понимая, что домовой эльф должен умереть, но это было дело принципа, ничего более. Джоб будет для Люциуса не чем иным, как преимуществом, и она не хотела, чтобы он убил ее — или, что еще хуже, снова сбежал. Она провела рукой по лицу и почувствовала, как теплая кровь Драко размазалась по щеке, но ее это не беспокоило. Во всяком случае, ей нравилось ощущение влажной чистой крови на ее покрытом веснушками лице. Здравомыслящая часть ее сознания прошептала что-то о болезнях, передающихся через кровь, но она мысленно подавила эти рассуждения. Она чувствовала себя бодрой… Она бы осмелилась остаться в живых, даже… когда упивалась трепетом убийства. Подняв тело Драко, она завернула его в окровавленное одеяло и открыла дверцу шкафа, чтобы поместить его внутрь вместе со своей сумкой. В случае, если Джоб попытается вызвать своего молодого хозяина до того, как Гермиона найдет эльфа, она не хотела, чтобы он был предупрежден о ее присутствии в доме. Превратив рубашку Драко в точную копию одеяла, в которое он сейчас был завернут, Гермиона выскользнула из комнаты. Она заглушила звук своих шагов и направилась к кухне, где, как она ожидала, Люциус держит Джоба. Гермиона оглядывала каждый угол, прежде чем выйти на открытое пространство, пока шла по пути, который, как ей казалось, она запомнила. «Лестница должна была быть где-то здесь… — Но ее не было. Только три двери в гостевые спальни. — Дерьмо. — Гермиона неловко вытащила план из кармана. Она почувствовала, как разочарование начинает затуманивать ее мысли. — Где, черт возьми, я нахожусь…» Одна из дверей открылась, и сердце Гермионы остановилось, когда она увидела, что за ней никого нет. Опустив взгляд, она заметила Джоба с широко раскрытыми глазами, пялящегося на нее. Взгляд Гермионы метнулся обратно к плану, и она поняла, где находится. «Помещения для рабов, как удобно». Она не знала, произнесла ли заклинание до того, как улыбнулась, или наоборот: — Авада Кедавра. — Гермиона заметила, что палочка снова завибрировала — явный признак того, что та возражала, но была беспомощна в ее руках. — Тебе станет легче, если я положу Джоба в его постель? — Палочка перестала вибрировать, и Гермиона хихикнула: «Палочки могут быть такими тупыми». Она не переступила порог и отправила тело безжизненного существа в гнездо, в котором предпочитали спать домашние эльфы. Закрыв дверь и проверив две другие комнаты на наличие эльфов, Гермиона подумала о том, как убьет Люциуса. Теперь, когда у нее была палочка, появилось так много разных способов сделать это, все зависело от того, как она поймает его и какова будет его реакция, когда он окажется в ее руках. «Так много вариантов, так мало времени».***
Люциус потягивал бренди, читая последнюю диссертацию Гермионы по магии крови. Это была копия, которую он давным-давно нашел в кабинете Драко и стащил для легкого чтения, чтобы посмотреть, есть ли что-то в увлечении его сына. К его удивлению, так оно и было. «Позор, что блестящий ум родился у такого отвратительного существа». Он поставил стакан, чтобы перевернуть страницу, а когда снова потянулся за ним, обнаружил, что того нет. — Ты всегда пьешь перед охотой? — Люциус поднял глаза и увидел Гермиону Грейнджер, которая стояла в его кабинете с бокалом в одной руке и двумя палочками в другой. Он оглядел свой большой стол из вишневого дерева и обнаружил, что на нем больше нет его волшебной палочки. — Тебя ужасно поглощает чтение, как и меня. — Его губы скривились в оскале, когда Гермиона медленно подошла к столу. — Это помогает? Я имею в виду выпивку. — Гермиона сделала глоток из стакана и причмокнула губами: — М-м-м. — Она заглянула в стакан, затем снова на Люциуса. — Уверена, бутылка обошлась тебе в сотни галлеонов, но, честно говоря, на вкус — дерьмо. — Гермиона вылила содержимое стакана на расстеленную шкуру трехголового пса и бросила стакан на пол. Люциус глубоко вздохнул, едва сдерживая охватившую его ярость. — Не могла даже потрудиться вытереть кровь с лица, прежде чем прийти ко мне, грязнокровка? Гермиона приподняла бровь. — Ты действительно собираешься прибегнуть к оскорблениям в свой последний час, Люциус? Он рассмеялся. — В мой последний час? Джоб. — Когда домашний эльф не аппарировал в комнату, Гермиона мило улыбнулась. — Джоб! — Люциус попробовал еще раз. — Что ты с ним сделала? Освободила его своей дешевой одеждой? — Что-то вроде того. — Сжимая в кулаке у бедра палочку Люциуса, она покручивала между пальцев другую. — В следующий раз попробуй позвать своего сына. Лицо Люциуса побледнело, но единственное, что сделала Гермиона, — перевела взгляд на свою новую палочку. — Это палочка Драко, — выдал он свое наблюдение. Его взгляд переместился на кровь, размазанную по ее щеке. — На самом деле, теперь она моя. — Что ты сделала с моим сыном? — голос Люциуса впервые за много лет дрогнул не от ярости, и это заставило Гермиону рассмеяться. — Ты говоришь это так, словно именно я вытрахала ему мозг. — Гермиона начала ходить по кабинету, разглядывая тома и артефакты. — Вот в чем проблемы с родителями. Все, что вы делаете, — это реагируете так, как считаете нужным, и верите, что обладаете иммунитетом к любым последствиям, связанным с вашим ребенком. Потому что вы случайно дали им жизнь. — Гермиона медленно покачала головой, не сводя с него глаз. — Ты знаешь, я спасла своих родителей во время войны четыре года назад, и за это они все еще относятся ко мне как к какому-то монстру. — Когда они крича… — Плавным движением ее палочки на скуле Люциуса образовался порез. Его глаза расширились в неверии, что она действительно причинила ему вред. Было что-то в том, чтобы находиться в безопасности своего дома, и это оттягивало осознание неизбежного. Это был момент его наибольшей близости к смерти, даже с учетом времени служения Волдеморту, но до него дошло только тогда, когда он убрал руку от лица и увидел, что его собственная кровь покрывает кончики пальцев. Люциус демонстративно вытер ее о штаны, прежде чем осторожно нащупать нож, который прикрепил к внутренней стороне каждого стола. — Следи за своим языком, Люциус. Вот правда, разве Волдеморт не научил тебя хорошим манерам? — Гермиона всегда думала, что Пожиратели смерти, произносящие речь перед тем, как совершить убийство, лишь попусту тратили время, но теперь она поняла: в ней накопилось много закупоренной внутри ненависти, и не было лучшего времени, чтобы извергнуть ее перед совершением греха. Она наклонилась над столом, чтобы заглянуть ему в лицо. — Мне тоже применить к тебе Круцио? Или ты не забудешь держать язык за зубами, если я использую Империо и заставлю тебя вылизать меня, раз уж ты так сильно хотел оральных ласк? Всегда держать клинок под рукой — именно такой урок Волдеморт преподал Пожирателям смерти, и Люциус никогда его не забывал. Ноздри раздулись от облегчения, которое он почувствовал, когда его рука сомкнулась на рукояти. — Дерзкая мелкая сучка, — Люциус бросился вперед и по дуге замахнулся ножом. Он целился ей в горло, но промахнулся, так как Гермиона смогла отступить достаточно далеко, поэтому кинжал вонзился в ее левое предплечье. Гермиона вскрикнула и отшатнулась. Так как удар пришелся в руку, в которой держала его палочку, та упала на пол. Люциус и Гермиона одновременно бросились к ней, но Гермиона очень быстро поняла, что при движении боль, которую ее адреналин пытался предотвратить, как молния распространялась по руке. Вместо этого она решила держать свою палочку поднятой для защиты. — Ну, этого я не ожидала. Вижу, что мы оба практиковались в неусыпной бдительности. Они держали свои палочки направленными друг на друга, но ни один из них не переходил к действиям. Напряжение в комнате нарастало, они тяжело дышали, ни один из них не хотел делать первый шаг. — Значит, дуэль, мисс Грейнджер? Последний шанс на достойную смерть? Она ничего не могла с собой поделать и рассмеялась. — Только если ты окажешь любезность и позволишь вылечить руку перед нашей дуэлью. Люциус отвел свою палочку назад, к груди. «Благородные гриффиндорцы всегда были самыми доверчивыми». — Разумеется. Ведь я джентльмен. Озорная ухмылка Гермионы не исчезла, когда она вынула кинжал из руки, пытаясь быстро справиться с онемением. — Э-э-х. — С ворчанием Гермиона вынула лезвие из тела и позволила ему со звоном упасть на пол. Только когда Люциус увидел, как она использует палочку, он решил нанести удар, пытаясь застать ее врасплох. — Авада Кедавра! — Вместо зеленого света, исходящего от конца его палочки, он наблюдал, как та из вяза превращается в резинового цыпленка. — Что… — Серпенсортия. — Гермиона направила свою палочку на цыпленка, который мгновенно превратился в двухполосую железистую змею. Прежде чем Люциус успел дотянуться до нее или сбросить, змея скользнула по его руке и обвилась вокруг шеи. Одним последним взмахом Гермиона подняла Люциуса в воздух, и он оставил красные следы от ногтей в бесплодной попытке освободиться от удавки на шее. — Ты действительно думал, что я поверю тебе на слово насчет дуэли? — Она рассмеялась, и смех ее был наполнен чистой злобой. — Признаю, я не мастер в искусстве изготовления палочек и у меня было мало времени, чтобы посоветоваться с Грегоровичем о том, как изменить твою палочку, как ты мою. Однако между поддельными палочками, которые делали близнецы Уизли, и этой маленькой шуткой с трансфигурацией мне удалось придумать кое-что, что доставит мне удовлетворение при наблюдении за твоей смертью. — Змея вонзила клыки в плечо Люциуса, введя в его тело яд, который сковал спазмами каждую мышцу в теле. Гермиона завершила движение палочкой, которое разорвало ее связь с заклинанием, ведь ей больше не нужно управлять змеей, удерживая Люциуса в воздухе. Затем она достала шприц, который наколдовала по воспоминаниям о профессии своих родителей, и сняла одну из туфель и носок Люциуса, чтобы найти вену, в которую ему можно было бы сделать укол, поскольку теперь его руки были прижаты к телу. — Ты знаком с понятием процедурной седации? Вероятно, нет, так как это маггловская техника. По сути, змеиный яд будет держать тебя в сознании до самой смерти, и обычно он убивает парализуя мышцы, которые помогают тебе дышать. — Гермиона вонзила иглу в выступающую вену, к счастью, с первой попытки, так как подергивание его ноги немного усложнило ситуацию. — Этот быстродействующий опиоид должен все исправить. Люциус никогда не чувствовал ничего похожего на яд или вводимый ему маггловский наркотик и, конечно, никогда не чувствовал ничего подобного их совместному применению. Единственным, чем Люциус теперь мог двигать, были его глаза. Он не мог моргнуть, его пальцы замерли на чешуе змеи. Даже язык теперь застыл в одном положении, легкая дрожь пробежала по телу — свидетельство того, что яд пытался побороть опиоид. — Видишь ли, это сработает, поскольку у меня появилась прекрасная возможность показать тебе напоследок, что значит лишиться всякой возможности что-либо видеть, слышать и ощущать. Я чуть не сошла с ума в ту неделю, когда мне пришлось оставаться в темноте без голоса. — Гермиона вернулась к исцелению своей руки. Краем глаза заметила, как Люциус дрыгает ногами, и хихикнула. — На твоем острове был маггл, которого ты оставил в живых. Потребовалось меньше восьми секунд, чтобы убить его. Драко? Я была слишком занята, чтобы вести счет, но все это испытание заняло не больше минуты. Ты? Я хотела убедиться, что это продлится еще немного. Задокументировано, что для потери мышечного тонуса требуется всего одна минута и тридцать восемь секунд, в то время как для прекращения движения мышц после повешения требуется четыре минуты и десять секунд. — Гермиона взяла пергамент, перо и бутылочку чернил, чтобы записать текущую статистику. — Возможно, бог и сотворил тебя охотником и азартным игроком, Люциус, но он сотворил меня безжалостной и любопытной ведьмой. — У нее вырвался маниакальный смешок, но она не придала этому значения, наблюдая за парящим в воздухе Малфоем. «Я не могу пошевелиться, я не могу заплакать… Чертова ведьма! Мне нужно спуститься, мне нужно пошевелиться… нужно…» К закату второго дня охоты Люциус Абраксас Малфой был официально мертв.***
Гермионе не нужно было долго перекатывать по языку Шато д'Икем 1811 года. Она обнаружила, что сладкое белое вино оставляло свой вкус во рту дольше, чем любое другое, которое ей доводилось пробовать. Она нашла его абсолютно восхитительным и идеальным компаньоном для ванны, которой себя вознаградила. Она была взволнована лишь на короткую секунду, когда сделала еще один глоток и обнаружила, что капля крови попала в бокал. — Ух. — Она посмотрела на покрасневшее лицо Люциуса, его перерезанное горло с синяками, чье тело теперь висело вверх ногами прямо рядом с Драко — на его горле была такая же рваная рана. — Даже после смерти ты пытаешься все испортить. — После того, как она очистила, раздела и повесила обоих Малфоев над ванной на ножках, она набросила согревающее заклинание, желая нагреть их кровь, пока она искала что-нибудь выпить. Было немного разочаровывающе узнать, что их крови едва хватило, чтобы наполнить ванну, но ведь для этого и нужны чары умножения. Когда она призвала чистый бокал и взяла открытую бутылку из винного погреба, зазвонил ее телефон, сообщая о достаточной зарядке. Гермиона забрала сумку с того места, где оставила ее в комнате Драко, когда искала вино, и установила магический круг для зарядки телефона. — О-о-о-о! — Гермиона взмахнула палочкой, чтобы убрать трупы со своего пути, и подняла мобильный. Она не стала утруждать себя уборкой и подумала, что кровавый след, который она оставила на белом кафельном полу, очень подходит для ее планов относительно того, что она хотела сделать с Островом. В ее планах — продолжить традицию Люциуса. Гермиона не думала, что ей когда-нибудь пригодятся архаичные магические законы, которые были приняты в интересах чистокровных, но она не стала бы жаловаться на новые земли и дома, которые приобрела из-за убийства главы семьи Малфоев и его наследника. Она решила, что было бы нетрудно исчезнуть из этого мира. Это было бы довольно легко, так как Люциус уже похитил ее. Гермионе вообще не понадобилось бы подделывать свидетелей или подбрасывать фальшивые улики. Ее родители, или, по крайней мере, отец, будут оплакивать ее и устроят похороны. Она будет скучать по друзьям, но потерять их станет ценой, которую она готова заплатить за то, чтобы жить жизнью, в которой ей не нужно все время быть Мисс Совершенство. Гермиона наконец-то смогла быть честной со своей истинной природой. Она решила, что следующая охота будет состоять из трех жертв: Грегорович, Нарцисса Малфой и Рональд Уизли. Привезти Нарциссу на Остров было бы не так уж сложно. Дата ее освобождения была назначена на конец недели, и авроры сопроводят ее в поместье в Уилтшире, откуда Гермиона сможет ее похитить. Рон был немного хитрее, но все же вел себя как идиот бо́льшую часть времени. Ей нужно было лишь попросить его о тайной встрече. Он доверял так же легко, как и предполагал его патронус — джек-рассел-терьер. Гермиона нажала один-четыре-один, чтобы скрыть свой номер, и набрала Рона. Когда в трубке раздался его голос, ей пришлось бороться с голодной улыбкой на своем лице, чтобы он не смог ее распознать. — Алло? Один момент. — Когда он снова заговорил, она услышала, что его голос звучит гораздо более отдаленно, и поняла, что он убрал телефон от лица: — Гарри, я выйду, это может быть важно. — Через мгновение он вернулся: — Говорит Рональд Уизли. Чем я могу вам помочь? Она не ожидала, что Гарри окажется с Роном, но вино придало ей уверенности, когда она сыграла свою роль отчаянной девы в беде — любимую роль Рона: — Рон, это я, но никому не говори. Тишина. Гермиона ждала, затаив дыхание, когда услышала, как фоновый шум на конце провода Рона постепенно исчезает. — Гермиона? — Рон явно не сразу поверил, что действительно с ней разговаривает, но продолжил: — Ты знаешь, что Гарри отправил половину Министерства на твои поиски? Что на тебя нашло, что ты вот так исчезаешь? С тобой все в порядке? Мы так понимаем, Живоглот вцепился когтями в бедро Люциуса Малфоя, но мы не можем отследить его или его сына. Хотя Гарри получил ордер и теперь разговаривает с какой-то проституткой, которую, как мы думаем, Малфой опаивал Оборотным зельем, чтобы она выглядела как ты. Сейчас Гарри собирает ее воспоминания. Гермиона ничего подобного не ожидала, но ее ложь легко слетела с языка: — Живоглот нападет на всех, ты же знаешь. Мы с Люциусом тоже не враги и стали хорошими друзьями после того, как я дала показания в пользу его семьи. — Гермиона посмотрела на бледное тело. Трупное окоченение должно было наступить в течение следующего часа или около того, и она подумала, что должна сжечь тела до того, как это произойдет. — На самом деле, он пришел в нашу квартиру, чтобы пригласить меня в один из своих загородных домов. Вот почему он был там. — Даже не знаю, Миона. Ведьма, которая говорила с Живоглотом, сказала… Гермиона громко вздохнула в трубку, чтобы прервать его: — Живоглот почти слеп. Он не знает, что видел. Я говорю тебе, что ты не должен беспокоиться о моем местонахождении. — Рон попытался ее перебить, но она продолжала избегать того, чтобы он получил возможность спросить, почему Живоглот остался без присмотра: — Я поняла несколько вещей, пока была в отпуске, и нам нужно поговорить. О нас. Но я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я еще не вернулась… знаю, Гарри в панике. — Ты сказала «о нас»? Ты это серьезно? — его голос звучал намного тише, когда он задавал вопросы, и она знала, что поймала его. — Да, о нас. — Гермиона нахмурилась, посмотрев на свою руку. Запекшаяся кровь покрыла шрам с надписью «грязнокровка», и он начал зудеть. — Обещай, что никому не расскажешь до того, как встретишься со мной завтра в нашей квартире? — В нашей квартире. — Рон издал короткий смешок, от которого она раньше падала в обморок, но теперь тот стал причиной только подергивающегося глаза. — Ты просишь меня позволить Гарри продолжить бессмысленное расследование, чтобы мы могли просто поговорить. Гермиона закатила глаза. — Ну, кроме всего остального, если разговор пойдет достаточно хорошо. — У Рона перехватило дыхание, и она поняла, что, возможно, сказала это слишком резко. — В смысле, это в некотором роде захватывает, разве нет? Еще на несколько часов нарушить правила? Он издал короткий смешок. «И Гарри еще называл меня идиотом». — Хорошо. Но нам нужно будет сказать Гарри завтра, как только закончим. — Обещаю, — солгала она.