Этой зимой мы поверим в сказку

      Чета Харгривз-Трафэл прекрасно знала, да и была свидетелем того, что их замечательное чадо обладало поистине уникальным талантом. Долорес в самом деле умела всё, особенно в направлении творчества. Вот и предложили их дочери участвовать в школьном хоре — близился праздничный концерт в честь грядущего Рождества, а в местном кружке сильных голосов... по пальцам одной руки можно было пересчитать. И всё же это предложение напрягло «молодых» родителей. Они, конечно, верили в способности юного дарования, однако последний инцидент в музыкальной школе, когда Дол решила выделиться и выругалась на весь зал, — а ей на тот момент только шесть стукнуло, — дал понять, что к вопросу выступлений необходимо подходить с осторожностью.       — Что-то мне подсказывает, что зря мы на это согласились, — всё ещё находясь в сомнениях, Харгривз прокручивал в голове сотни возможных исходов концерта.       — Тогда зачем ты согласился?       Ингрид и без того знала, по какой причине Пятый без раздумий дал своё добро на то, чтобы его драгоценная дочурка засверкала на маленькой школьной сцене — эта усатая морда просто опять поплыла, когда встретилась с горящими от радости глазками. Она будет солисткой! Она! Это же так здорово! Ну-ну.       — Я...       — Можешь не оправдываться, — махнула рукой девушка, тихо посмеиваясь над собеседником, не желавшем признавать своей слабости. — Думаю, мы можем расслабиться. Дол прекрасно знает, что сквернословить плохо. К тому же, она сообразительная маленькая леди, способная себя контролировать.       — Согласен.       — И ещё, у неё прекрасный отец, который научил её манерам, — он тут же заулыбался, отчего вызвал откровенный смешок. — Опять поплыл...       — А вот о тебе я такого сказать не могу, — как уплыл, так быстро приплыл обратно и нахмурился, вынуждая шутницу притихнуть.       — Я тебя сейчас ударю.       — Мой свет, ты — главный источник нецензурных словечек, — Трафэл тут же недовольно поджала губы. — А потому прошу тебя следить за своим языком.       С минуты две они испепеляли друг друга взглядами. Ну не виновата она, что работа вызывает такой фонтан негодования, из-за чего срывается на крайне жесткую и грубую ругань — некоторых словесных конструкций даже Пятый не слыхивал за все годы своей службы. Но принять условия всё же пришлось, ведь им обоим не хотелось выслушивать нравоучения от учителей.       Вроде как даже удалось не ругаться при ребёнке все полторы недели, пока шли репетиции. А потому пара была спокойна за выступление, хоть и стоило признать как минимум Пятому, что он очень переживал. Не столько за концерт, сколько за свою маленькую принцессу. Но волнение растворилось и уступило место гордости и безграничной отцовской любви. Их Дол, миниатюрная и действительно походившая на куколку в свои только наступившие девять лет, в белоснежном свободном платье, с забавными крылышками за спиной и импровизированным нимбом из мишуры на темной голове, и искусственной свечкой в ручках. Очаровательный ангел с волшебным голосом.       — Держи, — тихо прошептала Ингрид, протягивая Харгривзу платок — услышала, как он несколько раз шмыгнул носом.       Но парень лишь кивнул, поскольку был занят съёмкой видео, которое позже обязательно как-нибудь глупо подпишет и спрячет в шкафу с другими кассетами. Правда затея эта стала потихоньку отдаляться, а волнение вернулось на своё законное место.       Мальчик в похожем балахоне, что стоял позади солистки, не только рано вступил, но ещё и фальшиво протянул ноту, отчего звучал замученным голодом котёнком. Музыка, как и хор третьеклассников, всё ещё звучали, а вот Долорес, широко раскрыв чуть подёргивающиеся голубые глаза и медленно поворачиваясь к нарушителю гармонии, тем самым преображаясь если не в дьявола, то в точную копию разъяренного отца, замолкла.       — Три, два, — тихо начала отсчет Трафэл, прекрасно понимая, что должен был произойти взрыв. — Один.       — Да твою мать, Дилан! — заорала во всю глотку девочка, швыряя в одну сторону свечку, а в другую нимб. Повисла гробовая тишина. — Мы повторяли этот дебильный момент семнадцать! Семнадцать сука раз! И повторяли мы его из-за тебя — тупорылого долбоноса!       Мальчик хотел заплакать, но, вобрав побольше воздуха и сжав руки в кулачки, сначала надул щеки, а потом закричал в ответ.       — Страшная и глупая зазнавала!       Крики. Визги. Радостные выкрики Кармэн в поддержку подруги. И плач на весь зал. Детишки вступили в драку, в которой, на жалость достаточно крепкого пацана, выигрывала Долорес. А потом недовольные возгласы родителей и учителей, пытавшихся развести в стороны драчунов. Лишь Пятый и Ингрид сидели на своих местах.       — Мой свет, — протянула учёная, подавляя ярое желание засмеяться и треснуть супруга по голове. — Значит мне нужно было держать язык за зубами, а тебе нет?       Точное попадание в совесть, ведь нечто подобное три дня назад выкрикнул он сам, пока разговаривал с кем-то из работников по телефону. «Долбонос тупорылый» — его ругательство. Потому он, бледный и покрытый легкой испариной, сидел молча, закусывая собственные губы. Просто смотрел на разборки детей и про себя всё никак не мог принять одно из умозаключений: он ужасный отец, не воспитавший свое чадо должным образом или же ему гордиться дочкой, которая уверенными шагами шла по его стопам и становилась грозой школы?       — Понятно, — устало вздохнув и осознав потерю супруга в его же мыслях, Ингрид встала с места и громким командным тоном выдала. — Долорес Харгривз, сейчас же остановись.       Как ошпаренная, девочка тут же отскочила от ревущего белугой мальчика и виновато опустила голову. Ждала, когда на сцену, как-то слишком грозно цокая каблуками в резко наступившей тишине, поднимется мать и отчитает. Хотя и слова были не нужны — одного недовольного взгляда сверху вниз было достаточно, чтобы Дол хмыкнула и тут же принялась утирать лицо рукавами платья.       — П-прости м-меня! — завыла девочка, правда прощения она просила явно не у мальчика, жавшегося к своему родителю. — Я слу-случайно!       — Вот же паршивка! — выкрикнула одна из преподавательниц, скрывавшая за собой гурьбу испуганных ребятишек и рыжую проказницу, порывавшуюся утешить подругу. Но женщина попятилась назад — на неё перевели, сверкавшие неестественным голубым цветом, глаза. Трафэл ей ничего не сказала в ответ. Лишь прижала к своему боку дочь и аккуратно приобняла её за плечи. — Это неслыханное безобразие!       С этих самых слов полился нескончаемый поток оскорблений, в котором раз двадцать было упомянуто, какой Долорес отвратительный ребёнок. Что её нужно было в клетку посадить, отчислить из школы. Что такие дети вырастают в маньяков, опасных не только для общества, но и мира. На фразе "будь это мой ребёнок — давно получил бы по шее" с места поднялся человек, сжимавший в руке камеру с такой силой, что по несчастному пластику тут же пошли трещины. А стоило стене недовольства обрушиться ещё и на родителей "жуткой маньячки", да несколько раз пригрозить лишением пары родительских прав и отправкой к психиатру, Харгривз не выдержал. Предварительно вытащив кассету и спрятав с сумке, он разбил камеру у ног обозлившейся толпы, заставляя их заткнуться и обратить на себя внимание. Разом все поняли, в кого пошла девочка.       — В психушку? Воспитали маньяка? — оскалился Пятый, рассматривая присутствующих и аккуратно поглаживая тёмную головёшку дочери, дабы утешить. — Рискните.       — Д... Да вас самих в тюрьму посадить надо! — начала какая-то малознакомая мать, но прикусила язык, когда на неё перевели злобные, жутко горящих неоном, взгляды настоящие маньяки.       — Ага. Давайте. — не своим голосом прорычала Ингрид и стихла, стоило супругу выступить вперед и прикрыть её собой.       — Только учтите, что если вы провернёте всю ту срань, о которой только что громко заявляли, мы всё равно выйдем раньше срока. После которого я буду лично каждого из вас выискивать и, — киллер сбавил обороты — увидел страх в детских глазах. — Ничего вам не сделаю. Не в моих интересах обогащать детские умы новыми оскорблениями и сюжетами ночных кошмаров — вы сами с этим справились только что. Я осознаю и принимаю свою вину за то, что мой ребёнок слышит подобные вещи и практикует насилие. Так что буду заниматься своей семьей, ведь я, как и моя жена с дочерью, не такие звери, какими вы нас считаете.       — По тому, что произошло, сложно в этом убедиться!       — Сложно убедиться в том, что вы — любительница приложиться к бутылке и станцевать в одном конкретном клубе. Если не ошибаюсь, под псевдонимом "принцесса Жози", — как бы невзначай кинул парень, одарив собеседницу жутковатой улыбкой.       Пятый Харгривз, став Куратором, славился не только своей бескомпромиссностью и жестокостью, но ещё и крайне точными, невероятно пугающими познаниями в сфере личной жизни других людей. Да, он продемонстрировал главный свой козырь — владение информацией об окружении дочери. Он знал всё: кто кем работал, с кем спал, у кого какие судимости, долги. Потому и решил поделиться всеми этими подробностями, вынуждая присутствующих проглотить языки и понять, что драка детей — просто недоразумение, которое не стоило раздувать до настоящей разборки.       — Уж поверьте, вас родительских прав лишат быстрее. И за решётку посадят. А я бы ещё доплатил, чтоб вам там мозги на место вставили. Но не буду. Я же не психопат, владеющий деньгами и связями. — последние слова были брошены так небрежно и тихо, что взрослые тут же переглянулись. Они всё прекрасно услышали и поняли. Оттого и подтолкнули вперед учительницу. — Ну так что, дети допоют "Святую ночь" или мы приступим к более взрослому мероприятию?       — Прошу всех вернуться на свои места! — криво улыбнулась женщина, потерявшая от страха на несколько секунд голос.       На этом конфликт был исчерпан. От пары, правда, все держались на расстоянии, однако концерт всё же смогли провести до конца, после чего детям вручили небольшие подарки. А бедолага Дилан, в качестве бонуса, услышал искренние извинения от Долорес, признавшей, что поступила неправильно, а он, пусть и не умеющий петь, хорошо выступил. И коробку сладостей от "грозного высокого дяди с усами" и его жены, которых надо было бы бояться, однако со спокойными улыбками они уже не казались такими страшными.       Это было последнее выступление, на котором Долорес сорвалась и поддалась эмоциям. Как бы не было горько это признавать, но, проконсультировавшись с психотерапевтом Комиссии, Пятый и Ингрид приняли тот факт, что нужно чуть больше уделять внимания на вспышки детского гнева — для её возраста это было, конечно, нормой, но контроль не повредил бы. А потому, уже на официальной основе, Долорес Харгривз в свои неполные одиннадцать лет стала в один ряд с Агентами-новичками.       В дальнейшем, девчонка, выпуская негатив на заданиях, стала куда спокойнее вести себя в стенах школы. Какие-либо мероприятия проходили для неё без лишних нервотрепок. Иногда, конечно, казусы случались, но Дол быстро всё исправляла. А временами на помощь приходили и родители.       И было-то всё прекрасно, пока Пятый и Ингрид не словили парочку нелепых воспоминаний, а Дол, сдерживая смех, не признала, что в детстве Харгривзы — те ещё занозы в заднице. Ведь стала семья свидетелем очередного всплеска, только не злости, а негодования, испытываемого маленьким Фроудом. Мальчик, стоя на сцене в белоснежном балахоне с крыльями, опрокинул назад рыжую голову и протяжно завыл на весь зал.       — Да ёп твою мать! Я опять забыл!       — Куколка, дорогая, — начала Трафэл, медленно поворачивая голову вместе с супругом в сторону дочери. — Не ты ли всю прошлую неделю так вопила?