***
День выдался столь же пасмурным, какой была ночь. За тучами, что продолжали укрывать небо, солнца почти не было видно. А если ему и удавалось пробиться сквозь многослойные дождевые облака, то редко. Периодически начинался дождь, но он также скоро заканчивался. Школьный урок оканчивался переменой, перемена — новым уроком, и так до обеденного перерыва. Класс быстро опустел — ученики разошлись по школе, кто-то даже решил выбраться на крышу. В самом же помещении осталось совсем немного народу, среди которых и все друзья Нуры. — Я рад, что Тамадзуки перестал нападать на моих друзей или мирных жителей, — честно признался Рикуо, — но... меня беспокоит, что ёкаи всё пребывают. — Парень смотрел то себе под ноги, то в окно. От вида серого неба настроение не улучшалось. Нура стоял, прислонившись к косяку двери, против него была Ясу, а по правую сторону от него — Аотабо. Если бы Рикуо выглянул на улицу, он бы увидел Кейдзюро и Каппу, что сопровождали его сегодня в школу. Остальной эскорт Нуры остался в Главном доме клана Нура, где с самого утра царила тревожная атмосфера, которую, однако, все старались скрыть. Ясу же, по возвращению из дома Нуры, даже не до конца придя в себя, выслушала ещё раз Аяме. Позже, обдумав услышанную информацию как следует, девушка отдала следующий приказ: Некомата должна продолжить наблюдать за логовом ёкаев из Сикоку, но ни в коем случае не вступать с кем-то в бой, и возвращаться сразу же, когда Тамадзуки покинет здание, неважно какова причина. Также Судзин попросила Аяме как можно точнее описать меч, что Некомата видела в руках Тамадзуки. Хотя наличие ливня ухудшило зрение, Аяме смогла описать Молот Короля Демонов, но девушка не видела того, что творилось на этаже, потому не знала, насколько опасным стал её сводный младший брат. Ясу отпустила Аяме, попросившую об услуге и получившую согласие, а сама, по привычке идя к дому Нуры, дабы после пойти в школу, стала размышлять о катане, прочно засевшей в голове. Но глубоко погрузиться в данный процесс ей не удалось. Всё потому, что в воротах девушка встретилась с Рикуо, и к обоим пришли воспоминания о беседе в рассветных сумерках. Эта встреча оказала влияние на обоих, так что и парень, и девушка, встретившись взглядами, смутились и всю дорогу до школы молчали в тряпочку. Однако если разговоров между ними не было, бросаемые друг на друга взгляды никто не отменял. Причём оба замечали это, и от этого неловкости становилось ещё больше. Да и сосредоточиться на чëм-то или ком-то другом — тот же Тамадзуки, тот же Молот Короля Демонов — не получалось, ибо мозг напрочь отказывался думать, кроме как о словах и действиях со стороны друг друга. Аотабо, Каппа и Кейдзюро, сопровождавшие Рикуо и шедшие чуть позади парня, заметили царившую между Нурой и Судзин атмосферу и старались не обращать внимание. Но всё же ëкаям было любопытно: а что же такого произошло между их господином и Ясу? В школе же мысли по большей части были заняты уроками, потому Судзин и Нура сумели немного отвлечься. На обеденном перерыве девушка, поев, собралась с мыслями и отправилась в класс Рикуо. Там онанатолкнулась на парня, стоящего в дверях, и поприветствовала его кивком стараясь не смотреть на Нуру. Ведь только при одном взгляде в карие глаза парня Ясу вспоминала и то, как он схватил её за руку, не дав уйти, и то, как он улыбался ей, тепло и нежно, и то, как он смотрел на неё, с непривычной лаской. А это только в облике человека! Об обличии ëкая Судзин предпочитала не вспоминать, о поцелуе, пусть и в ладонь, так вообще, ибо знала — покраснеет и не заметит. Но просьбу парня она держала в голове, и тот факт, что Нура о ней беспокоится, заставлял девушку с трудом сдерживать глупо-счастливую, широкую улыбку. Рикуо тоже специально не встречался с Ясу взглядом примерно по тем же причинам. "Какого чëрта я это сделал?! — восклицал мысленно парень. На ëкайскую сущность теперь-то не свалишь. — Ладно, эта просьба... Но целовать-то было зачем?! — спрашивал он самого себя, и ответ недоумевал и смущал ещё больше: ему этого хотелось, хотелось поцеловать Ясу". Вспомнились и слова Ночного: "То, что ты боишься сказать или сделать, будучи человеком, ты же озвучиваешь и совершаешь в облике ëкая". Эта фраза могла послужить частичным объяснением поведению Рикуо. Нуру до глубины поразило смущение девушки, точнее, тот факт, что краснеет Ясу — становясь при этом удивительно прекрасной — именно от его слов, именно от его действий. В ту же секунду, в том же человеческом облике, захотелось притянуть Ясу, обнять, прижимая к себе. Потом заглянуть в лицо, чтобы увидеть покрасневшие щëки, может, даже уши, золотые искорки в гречишных глазах, плотно сжатые губы. После... может... Даже поцеловать эти самые губы. Осознание всего вышеперечисленного вгоняло парня в краску, столь густую, что Рикуо боялся, как бы кто-то из его окружения не понял его мысли. А такие личности были. — Нужно быть настороже, — подала голос хмурая Ясу. Напряжение девушки чувствовалось во всём: в глазах, в голосе. — Предугадать, что выкинет Тамадзуки невозможно, — сурово буркнул Ао. Нура согласно кивнул. — Как печально! — удручëнный вопль Киецугу привлëк внимание не только Рикуо, Ясу и Ао, но и остальных членов бюро. — На нашей домашней странице отписалось столько людей, видевших ëкаев в этом городе. А я, блин, даже одного не встретил! — возмущался парень. — Считай, счастливчик, — Маки не понимала его недовольства. — Мы уже столько раз прошли через этот кошмар... — Да, ëкаи уже надоели, согласись, Кана? — обратилась к Иенаге Тори. Кана непонимающим и растерянным взглядом посмотрела на подругу, но ничего так и не ответила. Иенага пребывала в каком-то смятении, её мучило нехорошее предчувствие о сегодняшней ночи. — Но всё же... — вздохнул Киодзюдзи. — Я, поклявшийся в том, что докажу существование ëкаев, несмотря ни на что должен увидеть их своими глазами! — решительно выдал Киецугу. — Понимаешь мои чувства, Сима-кун?! — он вскочил с места и указал на Дзиро. — Как свои! — поддержал друга Сима. — Хах... — Ясу, сложившая руки на груди, криво усмехнулась, глядя на Киецугу, качая головой. — С каждым разом становится всё интереснее: какой будет его реакция, когда он узнает, что общается с несколькими ëкаями сразу? — она бросила смешливый взгляд на Нуру, что встрепенулся, взглянул на Судзин с некоторым непониманием, а потом хмыкнул в ответ: — Думаю, очень занятной. По крайней мере, весело будет точно, — он понял, что Судзин попыталась как-то развеять неловкость между ними такой вот репликой, и Рикуо был очень этому рад. — Таким образом, очередная сходка нашего бюро состоится на этих выходных в доме Нуры, — объявил Киецугу, и пыл Симы заметно поубавился. Нура так вообще весь содрогнулся и уставился на Киодзюдзи. Этого ещё не хватало. — А может не надо? — замахал руками Дзиро, нервно смеясь. — Киецугу, ты явно переходишь границы дозволенного, — серьёзным тоном проговорила Ясу, не желая лишних проблем на голову Нуры. — Я тоже против, — махнула рукой Нацуми, вставая и подходя к Рикуо. — Как и я, — последовала за ней Саори. — Да стойте же! — стал убеждать ребят Киецугу. — Разве в такое время мы не должны быть едины? — Нура, мы ведь тебе надоели? — прямо спросила Маки, оказываясь подле Рикуо. — Нура, правда что ли? — спешно подскочил к ним Киодзюдзи. — Хоть сейчас дошло, и на том спасибо, — Судзин тоже не собиралась поддерживать Киецугу. — Если надоели — так и скажи, — сцепила руки за спиной Тори. — Надоели, да? Скажи прямо! — требовал Киодзюдзи. Сам же Нура мог лишь тяжело и устало вздохнуть, что расценивалось как: Тори и Маки правы. — Пошли уже, — в оставшееся время Маки и Тори решили прогуляться по школе и покинули класс. — Я тоже пойду, — пока Киецугу издавал недовольные и нечленораздельные вопли и вскрики чуть ли на весь этаж, Ясу, послав Рикуо мягкую и лëгкую улыбку, с кивком удалилась. Рикуо проводил её долгим взглядом, пока девушка не пропала из виду, а после в карих глазах отразилась тихая и нежная радость от того, что рядом с ним есть Ясу. Уроки закончились в три часа дня, хотя, глядя на небо, сложно было сказать это. На обратном пути Судзин, осмелев за оставшиеся уроки, приняв и впитав в себя всё то, что случилось этим утром, завела разговор: — Кстати, а чего Цура сегодня не пошла с нами? — обратилась она к Нуре. — Цурара-то? — Рикуо вспомнил слова Ойкавы и сказал: — Она хотела что-то сделать, потому осталась дома. — Есть предположения, что именно? — наклонила голову набок Судзин. — Ага, — позволил себе кривую улыбку Нура. — Дай угадаю, — задумалась на несколько минут девушка, бросила короткий и быстрый взгляд за спину, глядя на следовавший за ними эскорт, и шепнула Нуре на ухо, наклонившись: — Это связано с Годзумару? Я слышала, он сильно ранен. — Я почти уверен в этом, — Нура несколько смущëнно кашлянул, упорно стараясь игнорировать близость и шëпот девушки. — Значит, вы тоже заметили это? — То, что эта парочка влюбилась друг в дружку? Конечно, — развела руками Судзин, выпрямляясь. — Прямо-таки влюбилась? — выгнул бровь Рикуо, усмехаясь. — Ну, я уверена в этом на 99%, — Ясу поправила школьную сумку, спавшую с плеча, смеясь. — Если моë предположение окажется неверным, я буду очень и очень удивлена. Нура тоже слегка рассмеялся. Оба были по-своему правы. Главной причиной, по которой Ойкава осталась дома, был как раз таки Годзумару, не пришедший ещё в себя, как и Медзумару. Цурара сама от себя подобного не ожидала, однако, оказалось, что за Годзу она переживает не меньше, чем за Рикуо. Может, за Годзумару даже больше... Не имея ночью возможности увидеть парня, девушка, пребывая в Главном доме и помогая Вакане, старалась как можно чаще и незаметнее проходить мимо комнаты, где лежал перевязанный Годзумару, и заглядывать внутрь, проверяя не очнулся ли тот. Точнее, самой Ойкаве её действия казались неприметными. Сердце Ойкавы было неспокойно и особенно сильно сжималось, когда она понимала, что Годзумару пока что не пришёл в себя. И девушке очень хотелось, чтобы парень поскорее открыл глаза и назвал её "Снежинкой". Как бы сильно она не противилась своим чувствам ранее, сейчас у неё уже не было сил говорить самой себе что-то против. Это слишком утомляет — постоянно отрицать очевидное... Годзумару ей нравится вопреки их первой неудачной встрече и такому же знакомству.***
Рикуо только-только прошëл через ворота и даже не успел попрощаться с Ясу, когда один из жителей его дома восседающий на голове другого ëкая, что имел длинное грязно-песочного цвета змеевидное тело, подобие человеческого лица, остро-вытянутые уши, длинные волосы, усы и бороду, громко оповестил, вскакивая на ноги: — Кто-то приближается с запада! — он указывал на приближающуюся точку, что становилась всё больше и больше. — В количестве?! — моментально осведомился Куротабо. На двор высыпали взволнованные ëкаи. — Одного! — ответил дозорный. Ëкай-тенгу всё сильнее заваливался набок, грозясь упасть на землю в любую минуту. Потоки нагоняемого ветра, задевая аякаши, заставляли того чуть ли не петлю совершать, что нисколько ворона не радовало. — Он ранен! — крикнул ëкай-змей. — Спокойно! Это свой! — несколько прояснил ситуацию Карасу-Тенгу, взмывая над ëкаями и узнавая в летящем одного из своих подчинëнных. Нура, взволнованный услышанными криками, одетый всё ещё в школьную форму, пробился сквозь толпу, оставляя сумку на траве. — Сообщение... — тяжело дыша, хрипло произнёс ëкай-ворон, приземлившись на одно колено и склонив перед Нурой голову. Кто-то уже убежал за Зеном. — Разговоры после, сначала позаботимся о ранах, — оборвал его Рикуо, подбегая к ëкаю. — Господин, он доставил это сообщение, даже несмотря на его раны, — рядом с ним оказался Карасу-Тенгу. — Сперва выслушайте его. — Ясно, — Нура принял совет маленького ворона. — Говори, — он серьёзно взглянул на раненого. — Сегодня на рассвете ëкаи из Сикоку, — начал аякаши, — в огромном количестве миновали перевал Титибо. — Он закашлялся. Беспокойные голоса ëкаев заполонили двор. — Перевал Титибо?! — повторил Рикуо, хмурясь и сцепляя зубы. — Что тут у вас?! — Зен грубо растолкал толпу и подошёл к Нуре. И без того хмурое лицо Зена стало ещё более мрачным. — Осмотрите его раны! Кейдзюро, помоги мне! С помощью Кейдзюро и ещё нескольких ëкаев раненого под контролем Зена перенесли в Главный дом клана Нура без каких-либо проблем. Судзин наблюдала за всем со стороны, предпочитая не мешаться под ногами. Однако девушка всё слышала, а потому сильнее сжала лямку сумки и нахмурилась. Она неслышно удалилась. — Битва близка, да? Я готов! — Ао, кажется, единственный, у кого на губах продолжала играть ухмылка, хотя и она давалась великану с трудом. — Но я же сказал смотрителям крепости Титибо отступать при любой опасности, — прикрыл глаза Куротабо. — Зачем им слать сообщение? — Они остались стоять до конца, чтобы посланник смог добраться до места назначения, — проговорил Кубинаси, сложив руки на груди. — Не может... — на слова Кубинаси и Куротабо Рикуо поджал губы, слегка щурясь, сожалея о смерти ëкаев на горном перевале. Пусть парень и не знал их совсем, сама мысль о смерти кого-то из его клана была ему противна. — Какие же они дураки... — недовольно буркнул Карасу, однако за этим недовольством скрывалось такое же сожаление. — Я разведаю, — вызвалась Ойкава, дабы отвлечься от грустных мыслей и о произошедшем на перевале Титибо, и о Годзумару. — Я с тобой, — последовал за ней Куро. Рикуо же с остальными скрылся в доме.***
— Подкрепление на рассвете пересекло перевал Титибо, — доложила Кагибари-Онна Тамадзуки, который сидел на металлических балках, закинув одну ногу на другую. — Вероятно, в Укиë-э они прибудут не раньше полуночи, — женщина не могла не скосить взгляд на катану, что была прислонена к стене рядом с Тануки. — Ясно... — с ленной улыбкой протянул Тамадзуки. — Что с тобой, Кагибари? — он заметил какую-то тревогу на лице подчинëнной. — Вы... — немного замялась женщина. — Вы ни разу за всё это время не спросили об Инугами. — Ну, и что же он делает? — со вздохом и той же улыбкой спросил Тамадзуки. — Просто сидит на месте и ничего не делает. Будто физически и морально готовится к предстоящей битве. — Это тебя беспокоит, Кагибари? — поинтересовался Тамадзуки, вспоминая, что Инугами заперт в некотором подобии подвала или подсобки на втором этаже, скрытый от чужих глаз. В этом помещении царила кромешная тьма. Рука Инугами уже зажила, однако ещё остались мелкие ссадины на лице. Но ëкай всё равно чувствовал себя ужасно: злость на Тамадзуки и одновременно преданность ему приводили Инугами в состояние быстро качающегося маятника. Ëкаю хотелось перегрызть глотку Тамадзуки за то, что тот так с ним обращается. И сразу же в нём просыпалась щенячья преданность, что, уговаривая, переносила всю злость на Рикуо. Инугами тяжело дышал. Голова его нещадно болела, кажется, раскалываясь на кусочки. А карие глаза пугающе поблëскивали в темноте. — Нет, что вы, — отвела глаза в сторону Кагибари. — Пока я с вами, беспокоиться мне не о чем, — женщина поджала губы и удалилась. Тамадзуки проводил её взглядом и хмыкнул. Тануки бросил взгляд на меч, и радужка вновь вспыхнула красным. Осталось подождать совсем немного, и он утолит свою жажду...***
Вечер. Укиë-э привычно озарился огнями. Инугами становилось всё хуже и хуже. Ему хотелось, чтобы Тамадзуки открыл люк и взглянул на него, чтобы Тамадзуки обратил на него внимание, заговорил с ним. Хотя бы на минуту... Заслышав посторонний шум где-то в самом тëмном месте комнаты, он поднял дрожащие карие глаза, всей душой желая увидеть Тамадзуки, однако его взору предстала пара ярких, голубых глаз, спокойно, даже с каким-то равнодушием, в упор смотрящих на него. Инугами оскалился, издавая тихий рык, злобно щурясь. Аяме подошла к нему поближе, нисколько не боясь, и присела перед лицом ëкая, обвив двумя хвостами лапы. Они буравили друг друга взглядами несколько минут в абсолютном молчании, словно бы изучали. — Мне жаль тебя, — наконец, произнесла Аяме, которой Ясу рассказала о происшествии в школе. — Чего?! — грубо и резко вскрикнул Инугами, скалясь. — Какого хрена ты вообще меня жалеешь?! — Потому что Тамадзуки, по крайней мере, нынешний, — явно не тот, за кем стоит следовать, — прикрыла глаза чëрная кошка. — Он просто использует тебя и бросит, когда ты станешь бесполезен. — Что ты можешь о нём знать?! — Инугами едва сдержался, дабы не броситься на незваную гостью. — Я знаю Тамадзуки дольше тебя, потому и говорю, — некомата не меняла тона голоса, что раздражало Инугами ещё больше. — Да кто ты, чëрт возьми, такая?! На кой чëрт сюда припëрлась?! — вскричал он. — Я пришла, чтобы понять: почему ты за ним следуешь? — С какой стати мне отвечать тебе?! — огрызнулся Инугами. — Что ж, — прикрыла глаза Аяме, — как хочешь. Я не буду заставлять тебя. Просто... мы немного похожи. — Хах, похожи? Не смеши! — осклабился Инугами. — Чем же?! — Мы оба доверились не тому, — отвела глаза в сторону кошка. — Я за это поплатилась, а тебе только предстоит... Глядя на Инугами, Аяме невольно вспоминала себя: побитую, грязную, дикую, потерянную. Её голубые глаза горели так же, как горели сейчас глаза Инугами. Некомате было очень тяжело и болезненно восстановиться после потери горячо любимых матери и сестры.***
Аяме общалась с Тамадзуки не только потому, что они были родственниками, но и потому, что её младшей сестре нравилось играть с юным Тамадзуки. Последнее очень не устраивало саму Аяме, но, видя что её родной младшей сестре, Каноке, Тамадзуки — Тамадзуса на тот момент — нравился, Некомата готова была терпеть присутствие младшего сводного брата, периодически высказывая ему своё недовольство и даже пытаясь отогнать от Каноки. Мать девушки, Некомата по имени Юноко, только посмеивалась, когда наблюдала перебранки Аяме и Тамадзусы. — Тебе же не нравится играть с ней? — она хмурится, говоря с ним. — Я вижу это по твоему лицу. — Это что же, сестринская ревность? — ухмыляется он, но совсем безобидно. Золотисто-жëлтые глаза сверкают в свете полуденного солнца. Аяме сильнее хмурится. — Успокойся, сестрëнка, я не собираюсь забирать у тебя любовь малышки Каноки. Просто кое-кто совсем не умеет ладить с детьми, — он разводит руками, горестно вздыхая. — Будто бы ты можешь, — закатывает глаза Аяме. — Судя по тому, что Каноке нравится проводить больше времени со мной, так и есть, — он смотрит ей в глаза, так раздражающе ухмыляясь, что Аяме едва сдерживается, чтобы не отвесить брату подзатыльник. Он видит её старания и тихо смеётся. — Тама-онии-тян! Ая-онее-тян! — слышится детский, счастливый голос и на поляну выбегает девочка, на вид лет пяти, с собранными в два хвоста по бокам волосами такого же чëрного цвета, как и волосы Тамадзусы. Карие глаза её восторженно блистают, а в ухе покачивается серьга, которую теперь носит Аяме. В отличие от Аяме, перенявшей по большей части кровь матери, Канока была Тануки, чуть ли не до мозга костей. Крови Некоматы в ней было настолько мало, что незнающий и не понял бы, что Аяме и Канока — родные сëстры. Инугамигьëбу Тануки Канока подбегает и останавливается, резко тормозя. — Что такое, Канока? — заботливо, хотя по лицу сказать нельзя, Аяме присаживается перед ней на корточки. — Теперь я умею принимать облик Тануки! — радостно объявила девочка. — Это здорово. Покажешь? — Аяме трепет сестру по волосам. — Угу-угу! — кивает девочка. — Тама-онии-тян, ты тоже смотри! Тамадзуса бросает косой, нарочито равнодушный взор на девочку, но малышке достаточно и этого. Канока делает пару шагов назад и, сосредоточив весь свой осоре, принимает облик Тануки, но только частично. Появляются милые уши и такой же милый хвостик. — Ой! — девочка начинает крутиться вокруг своей оси. — Но!.. Но... всë должно быть не так! — Правда? — ехидно спрашивает Тамадзуса, заливаясь смехом. — Да! — кивает Канока. — А мне кажется, что тебе и так идëт, — рродолжает дразнить Каноку Тамадзуса. — Но... Но... У меня же получалось... Честно... — смущается Канока, и от этого на глазах выступают слëзы. — Тамадзуса! — шипит на него Аяме и берёт сестру на руки, одной рукой утирая слëзы. — Не расстраивайся, Канока. Я верю тебе, — начинает успокаивать малышку Аяме. Тамадзуса лишь закатывает глаза в притворном раздражении и нехотя извиняется.***
Аяме всегда видела Тамадзусу с одной и той же ухмылкой, либо безобидной, либо слишком пугающей, но Некомата никогда бы не подумала, что младший сводный брат, так резко выделяющийся среди прочих силой их общего отца и скверным характером, окажется в столь плачевном состоянии. А всё началось с того, что Канока прибежала к ней и матери, заплаканная, лопочущая: "Тама-онии-тян... Таму-онии-тян...". А потом она разревелась, указывая куда-то в глубину леса. Вздохнув, Аяме, оставив сестру с матерью, отправилась к брату, дабы разобраться в ситуации. Оказавшись на поляне, Аяме не поверила своим глазам: Тамадзуса лежал, побитый, а над ним гордо возвышались фигуры старших братьев парня, злобно и довольно гогочущие. Шок длился пару минут, а потом Аяме приняла облик гигантской кошки и, совершив прыжок, приземлилась прямо позади Тамадзусы. — Вон пошли! — она издаёт предупреждающий рык и готовится к новому прыжку. — Чëрт! — Она-то здесь откуда?! — Мы уже уходим, — только самый старший старается сохранить спокойствие. — Этот мальчишка бесполезен, как оказалось. Ничего не смог сделать, — нагло хмыкает он. — Завистью сильнее не станешь, — рыкает Аяме, загораживая собой Тамадзусу. Лицо ëкая, приходящегося обоим старшим сводным братом, исказила гримаса раздражения и злобы. Цыкнув, он с другими аякаши удалился. В драку вступать с Аяме по доброй воле не хочет никто. Некомата всегда беспощадна к своим противникам. — С чего это ты вдруг так расщедрилась, что решила защитить меня? — Тамадзуса ухмыляется криво, сплëвывая кровь, поднимаясь на ноги. — Благодари не меня, а Каноку, — некомата фыркает, хватает зубами парня за шиворот рубашки и поднимает в воздух. — У тебя окончательно поехала крыша, да, Аяме? — устало вздыхает парень, косясь на сестру. — Я не котëнок, чтоб меня за шкирку таскать. — Помолчи, — приказным тоном говорит ему Аяме сквозь сжатые зубы и идёт обратно к матери и сестре. — Ох, Тамадзуса, что с тобой случилось? — когда Аяме отпускает парня, ставя того на землю, к нему подбегает Юноко, а за ней спешит Канока, начиная тараторить и вертеться вокруг Тамадзусы. — Канока, принеси, пожалуйста, лекарства. — Да! — девочка пулей уносится, исчезая среди деревьев. — Не стоит, — вырывается из мягкой хватки женщины Тамадзуса, но Юноко хватает его за запястье, и по её глазам Тануки понимает, что лучше ему не противиться.***
Всё изменилось, когда в один из летних дней Аяме никак не могла найти мать и сестру. Беспокойство и тревога охватывали девушку с каждой прошедшей минутой. Некомата не заметила, как ускорила шаг. Когда она вышла на небольшую поляну, ей незнакомую, где-то в глуши густого леса... кажется, именно тогда мир Аяме пошëл трещинами и с грохотом рухнул. Её сводный младший брат стоял над трупами Каноки и Юноко и смотрел на них с какой-то неестественно-насмешливой улыбкой. — Мама! Канока! — истошно кричит девушка и бросается к телам, падая на колени. По её лицу текли слëзы, когда Аяме прижимала к себе израненное тело младшей сестры и сжимала ещё тëплую ладонь матери, надеясь, отчаянно надеясь, что это просто глупый розыгрыш, что её мама и младшая сестрëнка сейчас откроют глаза, задышат и засмеются. Аяме не будет тогда на них злиться или обижаться. Но нет... Обе так и остались недвижны с мëртвыми глазами, глядящими в пустоту. — Ты!.. — злость охватывает Аяме, она бросает взгляд, полный ненависти и отчаяния, на парня. — Что ты с ними сделал?! — девушка вскакивает и кидается на брата, с силой сжимая хватая того за грудки. — С чего ты взяла, что это сделал я? — золотисто-жёлтые глаза безразличны, на губах та же улыбка. — Отвечай! — она встряхивает его с силой. — Твоя одежда... Она вся в крови! В их крови! Парень оглядывает запачканные брюки, рубашку и руки, а после снова глядит на Аяме, и девушка понимает, пока интуитивно, с её братом что-то не так. Он изменился... Потому Некомата отпускает Тамадзусу, но смотрит на него с той же ослепляющей ненавистью. — Даже если это не ты... Ты стоял здесь! Ты мог это остановить! Почему ты этого не сделал?! — крик вырывается из её рта и разносится по округе. — Почему?! Ответь мне, Тамадзуса! — Тамадзуки! — резко, громко и с неслышимой ранее злобой обрывает её парень. — Меня зовут Тамадзуки, — чеканит он, хмуро, но с презрением смотря на сестру. — Слабым положена смерть, — эти слова эхом отдаются в голове Аяме, она замирает. Тамадзуса — уже Тамадзуки — довольно и холодно хмыкает, разворачивается и уходит. — Как... Как ты смеешь так говорить о них?! — она обращается в гигантскую кошку и одним прыжком оказывает перед парнем. — Они же... Они же обе... беспокоились о тебе. Это я... Я тебя терпеть не могла! Разве не меня тогда должна ждать смерть?! — А кто сказал, что они меня бесили? — Тамадзуки суëт руки в карманы брюк и ухмыляется. — Они просто были слабы. Обе. А слабакам положена смерть. Это закон Сикоку. Спокойствие в его голосе вводит девушку в короткий ступор. А потом её начинает бить сильная дрожь. Голубые глаза затягиваются пеленой ненависти. Некомата бросается на парня, но тот легко уворачивается. — Ты тоже слабая, Аяме, как оказалось, — Тамадзуки поворачивает голову и смотрит, щурясь, на взбесившуюся двухвостую кошку. — А я ведь думал, что наоборот, — золотисто-жёлтые глаза источают презрение. Аяме взрывает когтями землю, скрежеча клыками. — Будучи такой, какой ты являешься, ты ни на что ни годна. Некомата совершает новый прыжок, обнажая и взмахивая когтями. Тамадзуки рассыпается в болотно-зелëных листьях. Некомата воет, выражая свою скорбь, печаль, ненависть и злость. После она подходит к телам, тыкается в них мокрым носом и тяжело опускается рядом, обнимая двумя хвостами. Аяме кладëт голову на лапы, закрывает глаза, и из её больших глаз текут слëзы.***
Аяме не помнила, сколько она так пролежала подле тел матери и сестры, никого к ним не подпуская. Воспоминания были мутны и полны глубокой печали. Кажется, к ней тогда приходил и отец, но девушка прогнала и его. Она не помнила, что Инугамигьëбу Тануки ей говорил, не помнила, что отвечала. Однако глава Сикоку стал приходить всё чаще и чаще и приносить еду и воду. Аяме старалась не встречаться с ним взглядом. Аяме провела так несколько лет, пока тела не истлели, что на самом деле довольно-таки необычно: обычно мëртвые ëкаи обращаются в пыль или прах сразу после смерти, а смерти Каноки и Юноко больше походили на смерти людей. Когда охранять уже было некого, облик девушки был уже совсем маленьким. Это была не огромная, пугающая Некомата, а просто кошечка, совсем маленькая, едва держащаяся на лапах и жалобно мяукающая. Лишь в ухе покачивалась длинная серьга, что принадлежала когда-то малышке Каноке, что было сделано лично Юноко. Ранее украшение было с белой пушистой кисточкой. Теперь же эта самая кисточка, пропитавшись кровью, стала тëмно-бордовой. Это — память о матери и о сестре, нить, что связывала их троих. В одну из ночей Аяме, полакомившись той едой, которую не переставал приносить Инугамигьëбу Тануки, ушла, растворяясь во тьме. Она блуждала по городам Японии, следуя на север, на Хоккайдо. Там, по слухам, она сможет залечить свои раны. — И что теперь? Скажешь уйти от Тамадзуки?! — вернул её в реальность раздражëнный голос Инугами. — Ты не знаешь, что он сделал для меня! Он изменил меня! Дал всё, когда у меня не было ничего! Аяме взглянула на него — голубые глаза снова стали задумчивы и спокойны. Воспоминания о прошлом теперь вызывали в ней только одно: облегчение. Облегчение от того, что у её матери и младшей сестры точно всё хорошо в их новой жизни, и они не видят, каким стал Тамадзуса. О Тамадзуки девушка предпочитала не вспоминать, но... где-то в самом отдалëнном уголке души Аяме хотела увидеть Тамадзусу, а не какого-то, абсолютно чужого ей Тамадзуки. — Не знаю и не думаю, что это знание даст что-то мне сейчас. Уже поздно, — покачала головой Некомата. Инугами мрачно смотрел на неё, не понимая, кто эта кошка, как она связана с Тамадзуки, и почему её взгляд: кристально-голубой, яркий, задумчивый, ставший ненадолго отстранëнным, — затронул ту его часть души, которая, по мнению самого Инугами, давно умерла. — Ты так и не ответишь мне: почему следуешь за Тамадзуки? — Нет! — мотнул головой Инугами, глядя в сторону. — Ты уже его получила, — добавил он тихо. — Тогда я откланяюсь, — Аяме кинула ему. — Ты... та сестра Тамадзуки, — спокойно произнёс он, сам удивляясь этому спокойствию. — Он говорил обо мне? — невесело и неверяще усмехнулась кошка. — Так... Немного... — уклончиво ответил Инугами. — Ладно, — она равнодушно махнула хвостами. — Прощай. — Погоди, — окликнул её парень. Аяме замерла и оглянулась на него. — Раз я ответил на твой вопрос, ответь и на мой: а почему ты служишь той девушке в маске? — Говорила же — мы похожи. А госпожа... она дала мне всё, когда я уже отчаялась... — Аяме почти слово в слово повторила слова Инугами. — Можешь рассказать о нашем разговоре Тамадзуки. Прощай, — она растворилась во тьме. Инугами ещё с минуту буравил взглядом место, где исчезла Некомата. На душе стало ещё паршивее.***
Тамадзуки прогуливался по Укиë-э, выйдя на яркую Первую улицу. Он не обращал внимание на людей, но бросил взгляд на экран телевизора, где диктор объявляла: — Причина оползня в районе перевала Титибо этим утром... Тамадзуки знал, что последующая фраза будет примерно такой: "...до сих пор не ясна". Парень осматривал жëлто-рыжие, немного мутные окна домов, яркие, пестрящие вывески, прислушивался к шуму машин, но в упор игнорировал говор и топот толпы. Люди обычно были ему не интересны, но именно сегодня, перед самым боем, ему хотелось увидеть одного человека. Как иронично. Оказавшись вдали от гула центра, парень замер, терпеливо ожидая. Губы Тамадзуки были растянуты в предвкушающей ухмылке. Золотисто-жëлтые глаза, сощурившись, смотрели на дорогу между двухэтажными домами. Кана возвращалась домой с дополнительных занятий, когда вздрогнула, услышав голос, который предпочитала бы не слышать, и увидев того, кого не хотела бы видеть. — Иенага Кана-сан? — осведомился Тамадзуки, пристально глядя на девушку. Кана отскочила от Тамадзуки, как ошпаренная, глядя на него большими, испуганными глазами цвета хаки и с силой схватившись за лямку сумки. — Не бойся — лизать тебя не стану, длина языка не позволяет, — с той же ухмылкой произнёс Тамадзуки, оглядывая девушку с ног до головы. Кана несколько секунд смотрела на парня, а потом, развернувшись, уже сорвалась с места, намереваясь уйти от Тамадзуки подальше. — Хочешь получше узнать о нëм? — этого вопроса, специально брошенного, хватило, чтобы отбежавшая на пару метров Кана остановилась, как вкопанная. — О ком ты? — Иенага старалась, чтобы её голос звучал спокойно и равнодушно, но он всё равно подрагивал. — Разве не ясно? — хмыкнул Тануки, держа руки в карманах. Однако ответ его удивил. — Нет, — Кана, изо всех сил сохраняя голос твëрдым и непоколебимым, обернулась и, хмуря брови, решительно взглянула Тамадзуки в глаза. Да, Иенаге хотелось узнать побольше о лидере Хякки-Яко, очень хотелось. Её сердце начинало учащëнно биться при воспоминаниях об ухмылке, о взгляде, о голосе. Кана желала узнать о беловолосом ëкае как можно больше, но... Девушка уже не в первый раз встречала Тамадзуки и, хоть не перекидывалась с ним фразами, понимала: парень представляет вполне реальную угрозу. К тому же Кана могла наблюдать, как относятся к Тамадзуки те, кого она знает. И Рикуо, и Ясу, и Курата, и лидер Хякки-Яко, и даже Ойкава — все они, мягко говоря, недолюбливали стоящего перед ней парня. Лучше уж она — Иенага — последует примеру знакомых, чем будет слушать или, ещё хуже, идти с незнакомцем куда-то даже по знакомым улицам родного города. Ещё Иенага помнила, как её лизнули — мерзкие ощущения. А Тамадзуки просто стоял и смотрел, не пытаясь изначально остановить Инугами. Данное действие со стороны Тануки тоже не вызывало доверия. — Нет? — повторил Тамадзуки, криво и как-то неверяще хмыкая. Иенага поджала губы и покачала головой, не сводя с Тамадзуки взгляда. — Уверена? — уточнил Тануки, заметивший мелькнувшее в глазах Каны сомнение в своём ответе. — Когда ещё ты сможешь о нëм что-то узнать? Кто тебе расскажет? — А ты то сам откуда можешь о нём что-то знать? — пошла в атаку Кана, но голос её немного дрогнул. — Мы же так похожи, — Тамадзуки косо взглянул на девушку, довольно хмыкая. — Тебе так не кажется? — Иенага промолчала, сильнее хмуря брови. — Словно моя копия, — Тамадзуки демонстративно повернулся к Кане спиной, неопределённо поведя рукой. — Нам дарована сила, при помощи которой мы способны повелевать ëкаями. — Нет! — резко оборвала его Иенага. — Он не такой как ты! — решительно выдала она. — Хах... Интересно, — Тамадзуки обернулся. — И в чëм же он не такой? Расскажи-ка, — он быстро преодолел расстояние между ними, наклоняясь к девушке. — Что ты вообще о нëм знаешь? Иенага, понимая, что зерно истины в словах парня есть, отвела глаза в сторону. Предательски затряслись коленки. — Боишься меня? — хмыкнул Тамадзуки. — Тебя я не боюсь, — Иенага, собравшись с духом, смело заглянула собеседнику в глаза, невольно вздрагивая. — О? — Не нравишься и всë тут! А насчёт него... Пусть я о нём совсем ничего не знаю, ты прав, но... между вами огромная разница! И, в таком случае, копия ты, а не он! — Это я то... копия?.. — ухмылка сползла с лица Тамадзуки, уступая место пугающему оскалу. Это он копия?! Как простая девчонка, с трудом подавляющая свой страх, смеет ставить его ниже Нуры да ещё и говорить об этом прямо в лицо?! Иенага вздрогнула, отбегая от раздражëнного парня. Теперь Тамадзуки пугал ещё больше. И, будто Кане подобного было мало, девушка бросила: — А если я и захочу узнать что-то о нëм, то... То лучше спрошу у него самого или у той девушки в маске Óни! — Тамадзуки дëрнулся. — По крайней мере, к ней он не относится так настороженно, как к тебе, — к кому-то из других ëкаев, что сопровождали лидера Хякки-Яко, Иенага даже подойти боялась. С девушкой в одежде мико же было немного проще: Кана своими глазами видела, что беловолосый аякаши доверяет обладательнице страшноватой маски. — Мда уж, — с трудом сдержав волну эмоций, Тамадзуки криво, совсем невесело оскалился. Он бросил резкий взгляд в сторону и взмахом руки, создав вихрь листьев, обратил шикигами в порошок. Юра, несколько измотанная быстрым бегом и волнением, встала перед Каной, защищая девушку, зажимая между пальцами свиток-офуда. — Чего задумал? Ты ëкай, правильно? — Кейкаин узнала Тамадзуки: это именно он появился самым последним на той сцене, и именно его ëки заставила сущность Юру содрогнуться от страха. — Хо-хо-хо, — протянул Тамадзуки с привычной ухмылкой, однако обе девушки уже увидели и более злобную его сторону, — выход девушки-онмëдзи. — Ты в порядке, Иенага-сан? — бросила взгляд на подругу Юра. Та кивнула. — Отличный шанс предупредить тебя, — Кейкаин снова перевела серьëзный и хмурый взгляд на Тамадзуки, стоящего напротив с удивительным спокойствием. — Меня не заботит вражда между ëкаями. Только мне задачу упростите, поубивав друг друга. Но я ни в коем случае не позволю вам тронуть людей! Запомни хорошенько! — Я всего лишь пришёл поглядеть на того, кем так дорожит мой противник, — Тамадзуки продолжал криво ухмыляться. — Больно уж она нервирует меня, — он вскинул голову и окатил Кану с ног до головы презрительным и брезгливым взглядом потемневших радужек. — Ещё раз попадëшься — здоровенькой не уйдëшь. Иенага вздрогнула, боязно смотря на парня. — И как там твоë имя? — Тануки перевëл взгляд на Юру, выгибая бровь. — Онмëдзи, Кейкаин Юра! Не вздумай забыть! — чëтко произнесла девушка. — Ну, хватит болтовни, Кейкаин-сан, — в поднявшемся вихре листьев дерева Тамадзуса ëкай исчез, оставляя девушек одних посреди вымощенной кирпичом дорожки. — Иенага-сан, идëм, — Юра убрала офуда, поняв, что парень ушëл. — Я провожу тебя домой. — Да... Хорошо... — кивнула Кана, сглатывая. Кана и Юра добрались до дома Иенаги без происшествий, хотя юная онмëдзи периодически оглядывалась, прислушиваясь к звукам, пытаясь уловить присутствие ëкая, если таковой появится. — Юра, спасибо, — поблагодарила девушку Кана, стоя на пороге. Кейкаин лишь кивнула и оглянулась назад, поднимая глаза к небу. Чëрное, мрачное, оно так и осталось затянуто тучами, что скручивались в воронку. — Не выходи сегодня ночью из дома, — серьёзным тоном посоветовала Кейкаин. Иенага понимала причину беспокойства Юры, так как сама девушка была вся на нервах и из-за встречи с Тамадзуки, и из-за мрачной погоды. Кана согласно кивнула. — Будь осторожна, — обеспокоенно произнесла она. Юра кивнула и бегом направилась на Первую улицу. Кана проводила её тревожным взглядом и, мысленно решив, что мешать и лезть, куда не просят, она не будет, — хватило ей и горы Недзиреме, и Кьюсо, и Унгайкë, и старого здания школы, и той огромной собаки, — и закрыла дверь.***
Ночь. Солнце давно скрылось за горизонтом, погрузив мир во тьму. Погасли последние вечерние сумерки. В Главном доме клана Нура шумно, мелкие ëкаи носились по всему дому, постоянно переговариваясь между собой. И если с утра чувствовалась какая-то тревога, то теперь она уступила место странному возбуждению и предвкушению ближайшей финальной битвы. Сëэй лежал на футоне на втором этаже в комнате, слушал говор и топот аякаши и выражал своё недовольство посредством поджатых губ и сведëнных к переносице бровей. — Валяюсь в такое время... — процедил он сквозь зубы, глядя в потолок и сжимая перебинтованной рукой одеяло. Помимо руки, часть лица, другая рука и грудь также были обмотаны бинтами, не давая затягивающимся ранам открыться. После утреннего неудачного выхода из комнаты Сëэй получил несильный нагоняй от Зена, — которому пришлось перебинтовывать ханъë заново, — в виде тихой ругани себе под нос, угроз о том, что больше лечить его не будут, и жутко недовольного взгляда исподлобья, от которого становилось немного неловко. Ëкаи, преимущественно мелкие, бегали туда-сюда по террасе и коридорам, шушукались между собой, сбившись в кучки, в большой комнате, где ночью лежало множество футонов, на которых чуть ли не скопом обычно спала часть аякаши. — Битва близка! — Я так возбуждëн! — Верховный Командующий до сих пор не вернулся? — всё же не могли не спрашивать друг у друга ëкаи. Как никак, а отсутствие Нурарихëна и вестей о нëм волновали жителей Главного дома клана Нура. — Рикуо-сама ещё совсем молод. — И почему именно сейчас... — Я слышал, что крепость перевала Титибо уничтожена. Цурара и Куро проверили слова Тенгу, и те оказались правдивы: от крепости не осталось почти ничего. Приближëнные Рикуо находились в напряжëнном состоянии и не скрывали этого, порой глядя на небо. Ао громко кричал во внутреннем дворе, надеясь выпустить таким образом накопившиеся эмоции. Куро стоял на втором этаже и наблюдал за великаном, как и все остальные прекрасно понимая его состояние. Цурара и Кубинаси пребывали во дворе, рядом с прудом, где плавал и Каппа. Они молча ожидали, когда их господин, Рикуо, даст знать о том, что пора выступать. Это ожидание было утомительно. В зале собраний расселись старейшины. Рихан, сидящий во главе, полуприкрытым взором наблюдал за всеми присутствующими. Рикуо так и не пришëл. Хотя, честно говоря, Рихан не просил сына присутствовать на собрании — он просто попросил его принять решение к началу этого самого собрания, но не объявлять и не являться лично. — Враг у наших дверей, а что у нас?.. — раздражëнно бурчал Хитоцуме. — От Верховного Командующего ни слуху ни духу, — про Второго главу он умолчал, ведь Рихан тоже был здесь. — А Рикуо-сама ещё совсем ребëнок, — фыркнул Ньюдо. — Никогда бы не подумала, что клан Нура окажется в таком плачевном состоянии, — подала скрипучий голос одна из глав клана Кидзë, Асадзигара но Кидзë, пожилая женщина с седыми волосами и постоянно закрытыми глазами. — Страшно, — приложила ладонь ко рту вторая глава того же клана. — Да хватит уже балаболить, — Зен, сидящий в стороне, поднялся на ноги. Многие устремили на него взгляды. — Сейчас мы должны поддержать Третьего и отразить нападение врага, — решительно произнёс он, готовый хоть сейчас самостоятельно пойти сражаться вопреки своему здоровью. — Успокойся, Зен! — произнёс Гьюки, даже не смотря на мужчину. Тот с некоторым непониманием посмотрел на Гьюки. — Не торопи события. Для начала нужно проверить готовность господина. Дарума согласно кивнул. — Отлично, всё понял. Готовность Рикуо, нет, Третьего, сам и проверю, — Зен сделал несколько шагов к фусума и позвал: — Есть кто? Те мгновенно отворились. Рихан бросил заинтересованный взгляд в сторону коридора. — Звали? — появился Ко-Óни, маленький ëкай с красноватой кожей, небольшими рожками и поседевшими короткими волосами за исключением лысой макушки. — Где Третий? — коротко спросил Зен, спрятав руки в рукавах кимоно. — Ну... он... как бы вам... — замялся Ко-Óни. — Что случилось? — непонимающе переспросил Зен. — У входа, — шëпотом произнёс ëкай, прикрывая рот рукой. — Входа? — громко и с тем же непониманием в голосе повторил Зен. Некоторые старейшины заинтересованно повернули головы, устремляя взгляд на Ко-Óни. Тот мгновенно почувствовал себя неудобно. Сам, так сказать, виновник торжества, действительно пребывал у входа, как и сообщил Ко-Óни. В обличии ëкая Рикуо, босой, сидел на ступенях гэнкана. Чуть позади него стояла бутыль с саке, а обнажëнный Ненекиримару вместе с ножнами лежал в деревянной шайке, заполненной наполовину водой. Лезвие катаны серебрилось настолько ярко и прекрасно, что вызывало восхищение. Алые глаза насмешливо, но с уверенностью смотрели за открытые ворота. И всё же в них поблёскивал несколько мрачный багровый огонь. Губы были привычно растянуты в ухмылке. Рикуо хотел, чтобы на него обратили внимание все, кого он сможет привлечь. Многочисленные аякаши с любопытством и интересом следили за каждым действием парня. Хитоцуме, Дарума и многие другие старейшины, услышав слова Ко-Óни, заинтересованные вышли ко входу и, вздрогнув, мгновенно ощутили атмосферу, царившую там. Со стороны двора прибежали Кубинаси и Цурара, скорее даже почувствовавшие что-то странное, нежели услышавшие посторонний шум. Парень сделал большой глоток, осушая средних размеров пиалу, довольно выдыхая. — Господин! — Ао вместе с Куро пришёл с другой стороны дома, увидев, как мелкие ёкаи куда-то торопятся. — Йо! Ну что, составите компанию? — Рикуо оглянулся на своих подчинённых. Отказываться от предложения не стали. Были принесены новые пиалы. Налито саке. — За ваше здоровье, господин, — Куротабо со всей почтительностью принял пиалу, что протянул Рикуо. — И мне налейте! — загорелся Аотабо. — Но сначала мне! — протянула пиалу Цурара. Нура налил обоим, а после бросил алый взгляд на деревья, что росли за пределами ворот. На ветке одного из них парень уже давно приметил тёмную кошачью фигуру с яркими, голубыми глазами. Сомнений, кто это, у Рикуо не было. Развалившись на ветви сосны, Аяме полуприкрытым, но пристальным взором смотрела, в том числе, и на него. Кажется, на него даже особенно пристально. Рикуо знал, что Аяме следит за ним, наверняка по приказу Ясу, и Аяме знала, что Рикуо её видит. Но оба предпочитали данный факт игнорировать. Хотя... присутствие Аяме даже как-то разочаровало его. Если Аяме здесь, совсем рядом с его домом, Ясу, с наибольшей вероятностью, находится где-то в другом месте. А жаль... Рикуо и ей предложил бы выпить немного саке. "Ночной облик Рикуо просто что-то с чем-то, — не мог не признаться Хитоцуме, вместе с некоторыми старейшинами и толпой ёкаев наблюдая за Нурой и его приближёнными". — Интересный у нас нынче глава, — прикрыл глаза Дарума. — Согласен, Хитоцуме? — он взглянул на Ньюдо, что повернул к нему голову. — Ха! И дурак мог бы стать главой, если так можно было бы спасти клан, — хмуро бросил Óни и скрылся ненадолго в доме. Дарума, Мицура и остальные старейшины проводили его взглядами. Те же, кто остался в зале, спокойно пили, кто чай, кто саке. — Значит, — Рихан глядел в своё отражение в саке, — таково твоё решение, Рикуо? — ханъё сделал глоток. В это же время Кейдзюро сидела, подобрав ноги, подле фусума, ведущих в комнату Сёэя. — Прошу прощения, — с этими словами Кино приоткрыла дверь, поднялась на ноги и вошла внутрь с деревянной шайкой в руках, внутри которой лежали новые и чистые бинты, плавающие в целебной воде, что была приготовлена Зеном. Женщина, по просьбе главы клана Зен-иппа, должна была переменить бинты. Сёэй, прекрасно понимающий данный факт, не сопротивлялся, но всё же он не мог не спросить, пока Кино бинтовала его: — Что-то случилось? Атмосфера в доме резко изменилась. — Да... — Кино немного замялась, подбирая слова. — Рикуо-сама чудит... — А? — Уверена, он что-нибудь да придумает, — женщина закончила своё дело, взяла шайку, откланялась и удалилась. Сёэй слабо усмехнулся, так и не взглянув на гейшу. Лепестки растущей во дворе сакуры залетели в комнату, в открытые сёдзи, и неслышно опустились на пол.***
Сесть на нужный поезд, идущий до Токио, чтобы из столицы добраться до Укиё-э на другой электричке, у Нурарихёна, Натто Козо, Инугамигьёбу Тануки и Хаяте получилось чуть ли не ночью. В дорогом купе Инугамигьёбу принял истинный облик, разве что заметно уменьшенный, Нурарихён и Натто Козо с банкой пива расположились напротив Тануки, а Хаяте сидел у окна, вытянув ноги и закинув их на противоположное сиденье. — Хаяте, — подал голос Нурарихён, косо глядя на Баку. — Слушаю тебя, лапушка Рихён, — тот, приоткрыв один глаз, посмотрел на Нурарихёна. — Будь так добр, выйди ненадолго, — прямо попросил Первый. — М? — Хаяте открыл оба глаза, и те хитро-заинтересованно блеснули. — У вас с лапушкой Инугамигьёбу от меня какие-то секреты? — Мне бы хотелось, чтобы тебя при нашем разговоре не было, — прищурился Первый. — Потому... — Повторять не нужно, — Хаяте встал на ноги. — Говорите о том, о чём только ваши душеньки пожелают, — он прошёл к дверям купе. — Подслушивать не стану, обещаю, — Баку растянул широченную улыбку и удалился. Подождав некоторое время, все трое с облегчением выдохнули. — Знаешь, Инугамигьёбу, я всё же думаю, что твой сын владеет Молотом Короля Демонов, — заговорил Нурарихён. — Ты сам видел, как отреагировал этот чёрт, когда я упомянул это оружие, — прикрыл глаза старик. Тануки кивнул. — Учитывая твой рассказ, похоже, меч этот берёт силу из ненависти убитых им, — продолжил Нурарихён, хмуря брови. — Точно. Ужаснейший меч, — вновь согласился с ним Инугамигьёбу. — К тому же... ты не знаешь, почему у Хаяте была столь... бурная реакция? Как он связан с Молотом Короля Демонов? Ведь, судя по всему, ты знаешь о Хаяте больше, чем я, — сощурился Нурарихён. — Сожалею, но я не могу ответить на твой вопрос, потому что не знаю, — покачал головой Инугамигьёбу Тануки. — Честно... даже знать не хочу, но... я не могу не волноваться за моего глупого сына. И... хочу добавить, что Главнокомандующим той армии, был я, — Инугамигьёбу Тануки опустил голову на грудь, тяжко вздохнув. Нурарихён сильнее нахмурился и замолчал. "Молот Короля Демонов... — Натто Козо глядел то на Нурарихёна, то на Тануки, то на дверь, будто бы в любой момент она могла отвориться, и появится Хаяте. — Меч, способный уничтожить целую армию Тануки...". Благодаря воображению Натто Козо живо представил себе горы трупов ёкаев, что усеяли поле битвы, отряд самураев, абсолютно чёрных, неизвестных. Один из них, восседая на такой же тёмной лошади, держал в руке страшный щербатый меч, чьё лезвие поблёскивало в тёмно-бордовом цвете запёкшейся крови. А поезд мчался и мчался вперёд, разрезая фарами ночную тьму, стуча колёсами по рельсам.***
Заслышав открывающийся люк, Инугами поднял карие глаза наверх. На вершине лестницы стоял Тамадзуки, смотря на Инугами с холодной жестокостью. — Настало время побороть наше проклятье, — объявил он, сжимая поднятую руку в кулак. Инугами, подползший поближе к свету, глядел на Тануки исподлобья. Усталость в карих глазах сменилась вновь разгорающейся злобой. Инугами тяжело дышал, высунув язык. — Инугами, — Ппозвал его Тамадзуки, и Инугами поднял голову. Сейчас, глядя на своего подчинённого, зная, что с ним произошло, после разговора с Каной, Тамадзуки даже отчасти понимал Инугами, в том числе и зависть последнего к Рикуо. — С рождения во мне была заложена сила, которую я унаследовал от своего отца. Но 300 лет назад мои соклановцы потеряли боевой дух, и в моих силах не было необходимости, — да сам Тамадзуки и не мог ничего сделать, он тогда ещё не родился. — Я не мог отыскать цель своей жизни, — парень прикрыл глаза, зная, что Инугами впитывает каждое его слово, будто губка. — "Ныне Сикоку не нуждается в таком страстном взгляде" — этой фразой меня отвергли. И отвергших меня я ни за что не прощу, — он зло сощурился. — Тама-онии-тян, иди сюда! — звонкий, похожий на ручеёк, девичий голос. — Тамадзуса, как твои дела? — мягкий, более зрелый, женский голос, от которого на душе становится теплее. "Откуда... откуда эти голоса? Кто... кто это?.. — парень поморщился, хватаясь за голову". Только он попытался вспомнить, как Молот Короля Демонов, что парень сжимал в другой руке. Тамадзуки с силой сцепил зубы, слушая голос хаоса в своей же голове. Он шептал, шептал и шептал быстро-быстро, и Тамадзуки понял... Кажется, понял... "А. Очередная жёнушка моего отца и её младшая дочурка. Точно... мать и сестра Аяме... Как я мог забыть?.. — он холодно усмехнулся, когда всплыл новый вопрос. — Действительно... как? Что я... вообще с ними сделал?.. — радужка приняла алый цвет. — Точно. Я же убил их... Или нет?.. — Тамадзуки резко замотал головой, скалясь и злясь на самого себя. — Что за бредовые мысли?! О чём я вообще думаю?! Даже если я убил их, какая мне вообще разница?! Кто они для меня?! А действительно... кто?.. — он вдруг замер, смотря в пустоту. А потом ненависть, злость и желание получить как можно больше силы захлестнули его волной. — Хватит! Они уже мертвы! Нет смысла думать о них!" Хотя Тамадзуки и думал так, в ушах сквозь шёпот безумия эхом отдавались голоса Юноко и Каноки. Тануки перевёл взгляд на Инугами. Тот видел изменения в лице Тамадзуки, но предпочёл проигнорировать их, ведь эмоции Тануки были похожи на эмоции него самого. Тамадзуки, вернув былое хладнокровие, кивком головы позвал Инугами, он подчинился. Вместе с остальными и оставшимися Семью Паломниками Тамадзуки вышел к собравшимся ёкаям из Сикоку. Сегодня он, Тамадзуки, превзойдёт своего отца. А крах клана Нура будет этому доказательством. Молот Короля Демонов вопил, звал, просил новой крови, новой ненависти. — Храбрейшие ёкаи из Сикоку! — громко и торжественно вопрошал он, выйдя к толпе с поднятым вверх мечом. — Решающий момент настал! Не бойтесь клана Нура. Громите и крушите сколько душе угодно! Ёкаи довольно взревели оглушительным и одобрительным рёвом. Шествие Хачиджюхякки-Яко началось.***
Стаи ворон, громко каркая, кружили над домом клана Нура. Ёкаи во главе с Рикуо, что закинул Ненекиримару на плечо, вышли из-под крыльца, направляясь к воротам. Рихан и старейшины остались на крыльце, провожая хоровод взглядами. — Стоять! Стоять! Стоять! — их обогнал и остановил Хитоцуме, расставив руки в сторону. Уязвлённая гордость Óни негодовала. — Хитоцуме-сама! — удивлённо воскликнула Цурара, идущая в первых рядах. — Пожалуйста, подождите, молодой господин, — заговорил Ньюдо. — Что бы это значило, Хитоцуме-доно? — подлетел к нему недовольный Карасу-Тенгу. — Противишься воле господина? — Уступите дорогу, Хитоцуме-сама, — Куротабо коснулся рукой своей шляпы, чуть надвигая её на глаза. — Да! — Точно! Загорланили ёкаи позади. — Молчать! — прикрикнул Хитоцуме. — У меня разговор к господину. Рикуо молчал, смотря на Хитоцуме. Глаза его не выражали ни малейшей заинтересованности в беседе со старейшиной, однако недовольства подобным непредвиденным обстоятельством тоже не было. Одно лишь безразличие. — Господин, куда это вы собрались? — с кривой, даже наглой, усмешкой спросил Ньюдо. — Ёкаи из Сикоку наверняка воспользуются отсутствием Верховного Командующего и вскоре нападут, а вы по своей прихоти куда-то уходите, даже не уведомив старейшин. — Право слово, — в разговор вступил подошедший Гьюки. — Согласен со мной, Гьюки? — довольно усмехнулся Хитоцуме. — Эй, а ты то чего? — с другой стороны подошёл Зен, недовольно хмуря брови. — В такое время бездействие чревато последствиями. Теперь почти все смотрели на Зена, за исключением Нуры. Парень просто закрыл глаза, слегка сведя брови к переносице, стоял и непонятно было, слушает он или нет. Рихан же, глядя на зарождающуюся перепалку, тяжко вздохнул. — Именно потому, что сейчас такое время, мы должны быть предельно осторожны, — сурово произнёс Гьюки, теперь все взгляды — почти все — были устремлены на мужчину. — Но если уж Рикуо-сама решил вести свой хоровод в бой... — он спрятал руки в кимоно, смолкая. Удивление скользнуло на лице многих. — Э-эй... — Ньюодо был в их числе, а ведь он думал, что Гьюки на его стороне. Губы Гьюки украсила лёгкая усмешка и сразу же пропала. — ...нам остаётся лишь принять это, — Гьюки взглянул на Ньюдо. — Мы не вправе ему приказывать. Его поддержали довольные возгласы аякаши, столпившихся позади Рикуо. — Это так! — раздражённо бросил Хитоцуме, хмурясь и отводя взгляд в сторону. — Если уж молодой господин решил вести свой хоровод ста демонов, то противиться ему мы не можем, — Ньюдо повернулся к Нуре и остальным спиной, складывая руки на груди. — Но много ли ёкаев за ним последуют? — с насмешкой спросил он, поднимая глаз к небу. — Даже если все присутствующие здесь соберутся в хоровод, этого будет недостаточно, — продолжал усмехаться ёкай, обернувшись, обратившись, преимущественно к Рикуо. — Думаешь, у нас есть шанс на победу? Эти слова вселили беспокойство в ёкаев. Они зашептались между собой. — Не победим? — Серьёзно? Услышав последние слова Ньюдо, Рикуо, всё также держа глаза закрытыми, не смог сдержать ухмылку. — Молодой господин, мне тоже интересно, — присоединился Дарума. Нура, наконец, открыл глаза и посмотрел на советника клана, стоящего рядом с Зеном. Ухмылка с губ парня пропала. — Сможем ли мы победить в этой битве? — озвучил вопрос, звучащий в голове многих, Мокугъё. — Клан Нура не может проиграть, — влез Ао. — Замолкни, Аотабо! — резко крикнул на того Дарума. — Мы не должны недооценивать силу хоровода из 88 ёкаев из Сикоку! И вы тоже должны это понимать! Громче закаркали вороны, зашумели крыльями, чем привлекли всеобщее внимание, заставляя поднять головы вверх. — Огромная армия ёкаев приближается с юго-запада, — доложила, паря в воздухе, Сасами. — Что?! — испуганно воскликнул Хитоцуме, сразу представляя себе толпы ёкаев из Сикоку. — Как и с северо-запада, — произнёс Тосакамару. — Ух ты! И с северо-востока тоже! — удивился он. — Ч-что?! Они так близко?! — Хитоцуме заметался туда-сюда, бледнея. Панике его поддались и другие ёкаи, не понимая, что происходит. Они дрожали. — Подоспели вовремя, — подал голос Рикуо, как-то мрачно, по-дедовски, усмехаясь. Хитоцуме так и замер, непонимающе уставившись на парня. Перед Рикуо приземлился Куромару, преклоняя колено и упираясь кулаком в каменную плитку. — На сообщение, которое вы разослали чуть ранее, откликнулось множество верных нам ёкаев, и сейчас они направляются сюда, — громко отчеканил парень. — Молодец, — последовал короткий ответ от Рикуо. Ёкаи, созванные Нурой, добрались до Укиё-э в положенный срок. Обратившись тенями, видными лишь на стенах домов, став какой-то бесформенной чёрной массой, они двигались по городу, испуская огромное, поражающе огромное количество ёки. — Сколько же ёкаев... Я прямо боюсь представить, сколько их, — неверяще усмехнулся Куро. — Сила всё пребывает! — довольно взревел Ао. — Рикуо-сама просто нечто, — с ухмылкой произнёс Куби. Остальные ёкаи тоже заметно ободрились. Один лишь Хитоцуме, поняв, что проиграл, переводил дрожащий взгляд с одного на другого. — Вперёд, товарищи! — обернулась к ёкаям Кейдзюро. — Да!!! — одобрительно закричали те. И разношёрстная толпа ёкаев двинулась за Рикуо, что шёл впереди всех. Алые глаза были наполнены серьёзностью и решимостью закончить это представление. А вокруг него витала ёки, принявшая вид синеватого тумана, что постепенно окутал весь хоровод. Хякки-Яко начало свой ход.***
Так... на сегодня с тобой закончено... Убедившись, что порождение Хаяте и не думает приходить в себя, из чего следует, что Баку не сном ни духом о моих действиях, я, довольная, закрыла кладовку. И всё же... это чудо кошкоподобное пьёт слишком много саке. Совсем как Хаяте. Почти половину моих запасов выпило... Зараза! Хотя... саке — небольшая плата за отсутствие контроля, так что мне грешно жаловаться... Я прошла в гостиную и упала на пол. Бросила взгляд на часы. Время приближалось к полуночи. Я устремила глаза в потолок, закрыла лицо рукой и устало вздохнула. Если слова Аяме верны... И она не ошиблась, хотя могла... Ну, будем рассуждать в самом плохом ключе!.. Если Аяме права, то... в руках Тамадзуки оказался Молот Короля Демонов. Я сжала руки в кулаки. М-м-м-м! А я ведь надеялась больше никогда ни слышать ни, тем более, видеть эту жуткую катану. Мне хватило прошлого раза!***
На моих глазах девочка с длинными чёрными волосами и такими же чёрными, пустыми и большими глазами, в тёмном платье вонзает в Рихан-сана щербатый, покоцанный меч. Время словно замедляется. Я замираю, впадаю в ступор, как и Су-сан. Только много позже я узнаю, что Первая Гудзи не в первой сталкивается с этим мечом. Удивительно, но я прихожу в себя очень быстро и срываюсь с места. Адреналин ударяет в голову. Я бросаюсь на незнакомку, оттаскивая её вместе с катаной от ханъё. Кровь вытекает из нанесённой раны, и мужчина падает на землю прямо во дворе храма, где растут жёлтые сливы. Я держу девочку. Она вырывается, кричит и плачет одновременно, попутно размахивая мечом. До сих пор не понимаю, как мне удалось не то, что оттащить её, хотя она была явно старше меня, но и оттолкнуть в сторону, отчего незнакомка падает на камень, обдирая коленки. Она устремляет на меня чёрные глаза, похожие на пустые и пугающие колодцы. И хотя её взгляд выражает открытую ненависть, по её щекам текут слёзы, а в подрагивающих губах чётко прослеживается скорбь, сожаление. В ней словно что-то борется, и тело ребёнка с трудом выдерживает эту борьбу. Я сглатываю и подбегаю к мужчине, падая на колени и судорожно думая, что я могу сделать. Потом поднимаю глаза, уже наполненные слезами, на Первую Гудзи. — Су, пожалуйста, спаси его! — истошно кричу я. Зачем мне это? Зачем я его спасла? Не знаю. Я не знаю ответа даже сейчас, уже повзрослев. Но я не жалею. Первая хочет что-то ответить, когда раздаётся голос: — Папа... Мы обе оборачиваемся. Там стоит мальчик, младше меня. У него короткие каштановые волосы, постепенно чернеющие, и карие глаза. У меня внутри всё замирает. Неужели... он всё видел?.. Я перевожу взгляд на Су-сан. Она поднимается и идёт к мальчику, что смотрит на нас всех с непониманием. Первая Гудзи садится перед ним на корточки, разворачивает к нам спиной, закрывает глаза ладонью и что-то шепчет мальчику на ухо. Сейчас я понимаю, что этим мальчиком был Рикуо, который, похоже, совсем не помнит случившегося восемь лет назад. Мальчик, как по команде, срывается с места и, в скором времени, исчезает за поворотом. Первая бегом возвращается ко мне, присаживается перед раненным, умирающим ханъё и задумчиво хмурит брови. После устремляет взор на меня и кивает. Я с благодарностью ей улыбаюсь.***
Позже, когда мы с Первой вернулись в храм, она рассказала мне многое и о катане, что была в руках девочки, и о мужчине, которого ранили, даже упомянула пару фраз о мальчике. Однако ни слова... ни слова о девочке. Хотя, я видела по глазам, — как сейчас помню, — что Су-сан что-то знает, но молчит. Кажется, тогда, даже она сама не до конца верила в произошедшее. Молот Короля Демонов... Жуткий меч, чья сила берётся из ненависти тех, кого убил этот меч. Точнее, убил-то владелец. Я знаю, со слов Первой, что Молот Короля Демонов способен свести с ума неумелого хозяина. Подобное произошло с Тамадзуки — это и есть причина поведения Тануки. И чем больше Тамадзуки убивает, тем сильнее становится катана, тем безумнее становится сам Тамадзуки. По итогу, Тануки окончательно потеряет рассудок, меч наберётся сил и вернётся к истинному хоязину и создателю ещё более опасным, чем был прежде. Кто создал Молот Короля Демонов? Как эта катана оказалась у Тамадзуки? Почему именно он? Почему целью стал именно клан Нура? Случайность ли это или чей-то план? Как нынешние события связаны с событиями восьмилетней давности? Кто была та девочка? Почему она так странно себя вела? Я резко села, взмахивая рукой, будто бы отгоняя муху. Тамадзуки необходимо остановить! Это первостепенная задача, а вопросы могут подождать! Я вскочила на ноги и решительно направилась к двери. Я обещала Рикуо не рисковать собой попусту, и я сдержу это обещание. Про какое-либо другое моё участие в предстоящей войне уговоров не было. Я резко открыла входную дверь, и на пороге предстала Аяме в человеческом облике. — Ну что? — жёстко спросила я. — Оба хоровода сдвинулись с места, — некомата склонилась в поклоне. — Похоже, местом финальной битвы станет какая-то часть Первой улицы. Я кивнула, проходя мимо неё и захлопывая за собой дверь. — Ясу-сама, — обратилась ко мне Аяме, так и застыв в одной позе. Я замерла, прикрыв глаза. — Пусть это и глупо, но я спрошу: вы уверены в своём решении идти туда? — Я понимаю твоё беспокойство за мою жизнь, Аяме, — заговорила я. — Оно понятно, но я не собираюсь отступать, — я оглянулась на Некомату. — К тому же я обещала кое-кому не лезть на рожон, — лёгкая ухмылка. — Вот как, — подняла на меня глаза Аяме, встречаясь со мной взглядом. Мы замолчали. — Что же, — поняв что-то для себя, Аяме распрямилась и кивнула, — тогда я последую за вами и защищу. — Благодарю за твою заботу, — я прикрыла глаза, сжимая ткань появившегося оперения. Оно мне понадобится. К тому же... Я вернула взгляд на горящий огнями Главный дом клана Нура. Прищурилась. Перевела глаза на воронку из туч. При самом печальном исходе Тамадзуки остановлю я... Возможно, даже придётся его убить... Я выдохнула, успокаивая сердцебиение. — Идём. Мы не должны ничего пропустить, — отдала приказ я. — Слушаюсь, госпожа Третья Гудзи, — послушно произнесла Аяме. Мы обе исчезли с территории холма, по крышам направляясь к центру города. Пришло и мне время выйти на сцену.