Меж Омагатоки и Хиноде

      Ёхиме под чутким конвоем двух аякаши доставили в замок Осака и толкнули её внутрь. Не удержавшись на ногах, девушка неуклюже упала на пол.       — Я ждала тебя, Ёхиме, — обратилась к ней Хагоромо, держа в кисерý в руке и глядя на Ёхиме, чуть сощурившись.       Ёхиме непонимающе смотрела то на сидящую во главе, чуть выше всех остальных, женщину, то на других двух юных девушек, её ровесниц и на совсем маленькую девочку, то на рассевшихся по сторонам комнаты мужчин.       — А-а-а, так это Ёхиме? — поинтересовалась одна из девушек, разглядывая Ёхиме.       Её волосы были такими длинными, что Ёхиме подивилась — впервые она видела, чтобы чьи-то волосы стелились по полу да ещё и были внешне очень ухожены.       Две другие гостьи тоже обратили внимание на Ёхиме, но промолчали. При этом одна из них выглядела чересчур напуганной, будто вот-вот должно произойти что-то ужасное.       — Тебя зовут первой красавицей Киото... И, как я вижу, не зря, — прикрыла глаза Хагоромо. — Ну же, подойди, — подозвала она девушку.       — Д-да... — перед ответом Ёхиме замялась и, прежде чем повиноваться, бросила взгляд назад.       Ёхиме, столкнувшись со смертью как никак, а знакомых ей людей, не впала в панику, не стала плакать или вырываться, а покорно следовала воле убийц. Ей не казался ужасным факт убийства, так как она уже видела чужую смерть, но странным для неё было другое: вся та кровавая бойня была только ради того, чтобы сделать её наложницей рода Тоётоми? И отца с другими онмёдзи убили тоже только по этой причине?       Смерти отца и прислуги она лично не видела , зато всё прекрасно слышала. К тому же девушка не успела сделать и шагу, чтобы что-то предпринять, как один из аякаши — тот, что напоминал жабу, — совершенно спокойно вошёл в её комнату и с масленой улыбкой поставил Ёхиме перед фактом: она теперь наложница Тоётоми, потому ей необходимо пройти вместе с ним. Пусть тон голоса был совершенно спокойным, но в воздухе повисло ощутимое напряжение. Да и на одежде были видны тёмные пятна впитавшейся крови.       Ёхиме, пребывая в комнате, чувствовала витавшую в воздухе какую-то неправильность происходящего, но никак не могла понять, в чём суть. Однако противиться словам женщины Ёхиме не стала и, поднявшись на ноги, приблизилась, поравнявшись с остальными девушками, не переставая посматривать по сторонам.       — На сегодня эти четверо, да? — обратилась Хагоромо к кому-то из мужчин, и один из них чуть склонил голову в знак согласия.       Хагоромо, скрывающаяся под личиной Йодо, довольно кивнула.       — Эй, ну сколько можно трястись, Садахиме? — взглянула девушка с очень длинными волосами на другую, которая постоянно что-то бормотала себе под нос и выглядела более испуганной, в сравнении с тем, когда в помещении появилась Ёхиме. — Мы должны представиться Йодо-доно как должно! — пыталась успокоить её длинноволосая со снисходительной улыбкой на губах.       После, желая продемонстрировать, что и как надо делать, она выступила вперёд.       — Для провинциалки, вроде меня, это большая честь — быть избранной в наложницы, — заговорила она, поднимая руки и позволяя тёмным прядям струится по ним. — До пяти лет мои волосы вообще не росли, поэтому, в отчаянии, я бросилась в море, но когда я выказала уважение Будде, утонувшему там, то, как видите, была одарена этими волосами, — закончила свою историю девушка по имени Миякохиме.       Её одежда действительно по крою и количеству кимоно отличалась от нарядов других девушек, но было видно, что над кимоно и длинном хаори старались. Помимо её волос внимание привлекали по паре точек под немного узкими глазами. Потому когда девушка щурилась, казалось, будто она уже схитрила.       — Я слышала о тебе, Каминагахиме, — ласково и участливо произнесла Хагоромо. — А теперь дай мне прикоснуться к ним, — женщина вытянула вперёд раскрытую ладонь.       Миякохиме подалась вперёд, наклоняя голову.       — И правда, у тебя самые прекрасные волосы во всей Японии, — Хагоромо Кицуне гладила девушку по волосам. — Ты достойна зваться "небывалой красавицей", — похвалила она.       — Это... большая честь, — голос Миякохиме был пропитан искренним уважением и смиренной радостью.       — Тогда... приступим.       Следующим движением Хагоромо Кицуне с нечеловеческой силой вцепилась в плечи Миякохиме и впилась губами в её губы. Пальцы женщины путались в длинных, шелковистых чёрных волосах, сжимали их и оттягивали назад. Миякохиме, шокированная, мычала, пыталась вырваться из крепкой хватки, однако Хагоромо Кицуне сжимала девушку всё сильнее. В конце концов, девушка перестала сопротивляться и обмякла. Высосав изо рта жертвы печень, Хагоромо Кицуне проглотила её, и было видно как человеческий орган скользнул по горлу вниз.       Хагоромо Кицуне отпустила девушку. Глаза Миякохиме закатились, голова её запрокинулась чересчур сильно назад и она, пошатнувшись, упала на пол замертво, нелепо раскинув руки, спрятанные в длинных рукавах.       — М-м-м-м, — довольно протянула Хагоромо Кицуне, щурясь от удовольствия, — Икигимо одарëнных особыми силами действительно другое...       За деревянными решётками окон сверкнула молния и раздался раскат грома.       Ëхиме и ещё две гостьи неверяще, с нарастающим страхом в глазах и на лицах наблюдали за убийством Миякохиме.       Первой отошла Садахиме, что постоянно тряслась и выглядела более напуганной, чем Ёхиме и маленькая девочка.       — Я знала... знала это... — пролепетала она. — Меня и правда съедят... Будущее, которое я видела, сбывается! — развернувшись, девушка сорвалась с места, намереваясь сбежать из замка или позвать кого-нибудь на помощь.       Однако она успела сделать лишь несколько быстрых шагов, когда на её пути встали аякаши, чьи лица наполовину ещё оставались человеческими. Рогатые, многоглазые, с оскалом или кривой ухмылкой на губах, покрывшейся вздувшимися венами кожей они начали окружать девушку, запаниковавшую ещё больше.       Снова ослепительно-ярка молния.       — Аякаши... Я вижу будущее... Аякаши... меня... — лепетала Садахиме, а после сорвалась с места по направлению к ближайшими фусума с истошным воплем. — Выпустите меня-а-а-а!       Ёкаи попытались схватить её за длинные волосы, но фусума отворились, и на пороге показался мужчина, ранее докладывавший Хагоромо об обстановке в Киото.       — Что тут происходит?! — воскликнул он, непонимающе, но хмуро и несколько беспокойно глядя на замеревшую, обливающуюся слезами девушку и застывших аякаши, не ожидавших, что поблизости от комнаты будет находиться обычный человек.       Одна лишь леди Йодо — Хагоромо Кицуне — спокойно наблюдала за разворачивающейся картиной.       — А-а... А-а... Аякаши... Эти аякаши!.. — девушка рванулась к мужчине, цепляясь за ткань его одежды, упав на колени.       — Йодо-доно... Что это значит?! — возмутился мужчина, намереваясь зайти внутрь помещения.       Он уже занёс ногу, чтобы шагнуть, когда молниеносное лезвие катаны отрубило ему голову, упавшую на пол. Из шеи убитого вырвался фонтан крови, и тело повалилось наземь.       Садахиме, второй раз за последние несколько минут увидевшая смерть и чужой труп, окончательно потеряла рассудок.       — Йодо-доно, вы действуете так неизящно, — сокрушённо покачал головой юноша с пепельными волосами.       — Не-е-е-е-ет! — крича, Садахиме с такой силой корябала деревянный пол, что занозы попадали ей под ногти, пока её затаскивали обратно.       — Как жаль... — ёкай спрятал катану в ножны.       Фусума с характерным звуком захлопнулись, и после нескольких минут, сопровождающихся отчаянными воплями и звуками борьбы, всё стихло.       Мёртвое тело девушки упало на пол.       Хагоромо Кицуне погладила себя по животу и взглянула сверху вниз на Ёхиме. От увиденной довольной, предвкушающей улыбки у Ёхиме внутри похолодело. Теперь ей стало страшно, страшно до дрожи во всём теле, до подкатывающего к горлу кома. Тем не менее, девушка прижимала к себе девочку, не желая, чтобы она видела происходящее. Однако уши Ёхиме ей не заткнула, потому маленькая принцесса всё слышала и сильнее прижималась к Ёхиме.       — Миякохиме... Садахиме... — Девочка начала хныкать, и из её глаз полились слёзы.       Услышав частый стук, Ёхиме посмотрела вниз: по полу катились жемчужины.       "Её слёзы превратились в жемчуг?! — изумилась Ёхиме, когда её осенило: — Так вот оно что... Все собранные здесь девушки... У каждой из них есть какая-то способность! Мы нужны для получения Икигимо! — она крепче прижала к себе девочку, пока сердце с силой билось о грудную клетку.       Неужели никак нельзя спастись?..       Её начала охватывать дезориентирующая паника.       Глаза девушки забегали по комнате, полной смотрящих на неё аякаши. Хагоромо Кицуне, в первую очередь.       Женщина неспешно подошла к напряжённой, как струна, Ёхиме.       — Не бойся, Ёхиме, — Хагоромо Кицуне тянула к ней руку, не переставая притворно-ласково улыбаться, и её образ: чёрные волосы и почему-то почерневшая радужка глаз — продолжал вселять страх в душу девушки, застывшей в каком-то ступоре, не смевшей отвести взгляд. — Твоя кровь и твоя плоть станут основой для Тысячелетней столицы ёкаев, — бормотала Хагоромо Кицуне окровавленными губами.       Крепко схватив Ёхиме за щёки, Хагоромо Кицуне рывком подняла её на ноги.       Маленькая, оставшаяся принцесса не сумела удержать Ёхиме, хотя и изо всех сил цеплялась за её одежду.       — Смирись... прекрасная принцесса... — Сощурилась женщина, намереваясь получить Икигимо девушки, притягивая её лицо к своему.       Хагоромо Кицуне сжала ногтями челюсть Ёхиме, насильно раскрывая её рот.       Как бы девушка не пыталась отвернуться от смертоносного поцелуя, у неё ничего не выходило.       Она продолжала смотреть Хагоромо Кицуне в глаза, в её голове царила странная пустота, а удары сердца отдавались в ушах.       Возникшую в комнате тишину — даже внезапно начавшаяся гроза поутихла, — оглушил топот босых ног по деревянному полу.       Ëхиме даже сначала не поверила своим глазам.       "Нурарихëн-сама? — мелькнуло в её голове"       Нурарихëн, добравшийся до замка Осака и нашедший нужное ему помещение, нëсся с обнажëнной катаной на Хагоромо Кицуне, намереваясь забрать у той Ëхиме.       Почувствовав приближающуюся опасность, Хагоромо Кицуне обернулась и оттолкнула Ëхиме в сторону, при этом лицо женщины осталось спокойным.       Удар Нурарихëна заблокировали сразу двумя катанами, копьëм-яри и огромной железной шипастой палицей. Четверо аякаши защитили Хагоромо.       Нурарихëн приподнял уголок губ в кривой ухмылке и цыкнул.       Один из ëкаев, внушительных размеров Óни, раскрутил над собой канабо и махнул им, создавая мощные порывы ветра, отбросившие Нурарихёна назад.       — Что за незваный гость пожаловал к нам? — недовольно сощурилась Хагоромо Кицуне, давая знак одному из своих подчинённых присмотреть за Ёхиме.       Нурарихён затормозил, после взглянув на аякаши исподлобья.       — Кто таков? — грозно спросил О́ни, опуская дубину.       — Так ты из якудз, — Брезгливо поморщилась Хагоромо Кицуне, увидев на открывшейся спине Нурарихёна татуировку с изображением Будды со светящимся нимбом в окружении демонов, в чертах которых угадывались Тенгу, Дракон и несколько других аякаши — ветер оказался настолько сильным и порывистым, что верхняя часть кимоно порвалась и сползла вниз, обнажая грудь, торс и спину.       — Я — Верховный Главнокомандующий клана Нура, Нурарихён, — заявил ёкай, перехватив катану.— Она, — он кивнул в сторону Ëхиме, — моя женщина. Уж извините, но я её забираю.       Сердце Ëхиме забилось словно пичужка, и она подалась вперёд, когда к её горлу приставили катану, блокируя путь.       — Ëкай? И пришёл спасать человека? — неверяще переспросила Хагоромо, и в её глазах мелькнуло что-то, похожее на интерес. — Очень странно... — сощурившись, она начала разглядывать Нурарихëна будто диковинную зверушку. — Ты что же, крысёныш, совсем свихнулся от одиночества?       Вокруг Нурарихёна начала скапливаться ёки, и ëкаи, бывшие на стороне Хагоромо Кицуне, напряглись ещё сильнее, сжимая в руках своë оружие и загораживая собой женщину.       Стены и потолок с грохотом рухнула, и в комнату ввалилась целая толпа аякаши.       — Какого... Явились-таки... — покосился на своих подчинённых Нурарихён, закидывая катану на плечо.       — Мы всё же ваше Хякки-Яко, — прикрыл глаза Гьюки, ранее вернувшийся в район Симабара и вкратце рассказавший о задумке Нурарихёна остальным.       Прочие аякаши незамедлительно решили последовать за своим главой.       — Одной татуировкой вам не обойтись, — Карасу-Тенгу извлёк клинок из ножен, замаскированных под монашеский посох.       — Кучка придурков, — криво ухмыльнулся Нурарихён, наставляя катану на Хагоромо Кицуне и посматривая на Ёхиме, за которой стоял аякаши с деревянной доской на правой половине лица, приставив к горлу девушки катану.       — Похоже, у нас немало странных и незваных гостей, — снисходительно улыбнулась Хагоромо, после коротко рассмеявшись. — Ну, кто из вас меня повеселит? — она оглядела Нурарихëна и столпившихся за ним аякаши в окружении клубящейся ëки.       — Моë имя — Гайрота! — вперёд, указав на себя, выступил Óни с красноватыми волосами, тëмной, будто покрывшейся сажей кожей, тремя рогами и белëсыми глазами. — И я занимаю Врата Расëмон бесчисленные годы! — Отправляясь на тот свет, — Гайрота завёл канабо назад, — возьмите с собой название этой техники, как сувенир. Раиконбоу Такаказе!       Слабых, неспособных выдержать удара, аякаши разбросало в разные стороны. Ëкаи ударялись о деревянные балки с такой силой, что разбивали себе головы. Несколько тел выломали фусума и замерли где-то в темноте соседних помещений. Потекла кровь, воздух начал пропитываться ею, смешиваясь с ëки, и всё помещение резко погрузилось в темноту сумерек.       — Ха-ха, — коротко и победоносно рассмеялся Гайрота, — расправился с ними в два счëта. И пылинки не осталось.       — О? Рано радуешься, — приподняла уголки губ Хагоромо Кицуне.       — Гайрота, осторожно! — крикнул ему ëкай Кидомару: черноволосый мужчина с густыми, изогнутыми кверху бровями, напоминающими совиные, и таким же чëрным, пристально-острым взором.       Гайрота посмотрел себе под ноги — Нурарихëн стоял, спокойный и собранный, буравя аякаши тяжëлым взглядом.       — Не мешай.       Он махнул катаной снизу вверх и разрубил Óни пополам. Тëмно-красная кровь фонтаном брызнула, попав на цветастый потолок, и пролилась дождём.       Нурарихëн опустил катану, наставив её на не сдвинувшуюся с места Хагоромо Кицуне.       — Любого, кто встанет на моём пути, — по его одежде, волосам и оголëнному телу стекали капли крови Гайроты, пока тело поверженного Óни уже обратилось в прах, — я зарублю.       — Дорога свободна!       — Вперёд!       — За Верховным Командующим!       — Время подраться! Юху-у-у!       Увидевшие освободившийся проход аякаши, бывшие частью Хякки-Яко, сорвались с места. Бóльшим запалом обладали те, что помельче, однако Гьюки, Дарума, Сецура и остальные не собирались оставаться в стороне.       — Гха-ха-ха, — рассмеялся себе под нос Хихи, сдвигая маску набок, дабы получше осмотреть комнату, а не через прорези. — А это весело, помогать Главнокомандующему. Если останемся в живых, выпьем, — он сощурился и навострил когти.       — Не отступать! — поддерживал толпу ёкаев из клана Нура Гьюки. — Если будете поддерживать друг друга всеми силами, то нечего вам бояться!       — Можешь не переживать, Гьюки, — хмыкнул Хитоцуме, кусая кончик кисеру́. — Ведь мы тоже порождения тьмы. Смерти здесь не боится никто, — его губы украшала кривая ухмылка. — Все мы рано или поздно помрём.       — Неоспоримая логика, Хитоцуме. — Гьюки ответил О́ни такой же ухмылкой.       — Чего вы ждёте? — задала риторический вопрос Хагоромо, бросив взгляд на своих подчинëнных. — Покажите им разницу в силе.       Те бросились в атаку.       Сама же женщина отошла назад, пропуская своих подчинённых вперёд, и потащила за собой Ёхиме.       Заметив это, Нурарихён ринулся за ними.       — Твой меч не коснётся и подола Матери Тьмы, — навстречу Нурарихёну рванулся ёкай Сёкера, мечник с пепельными длинными волосами, собранными в высокий хвост, и чёлкой, закрывающей левую сторону лица. На шее юноши, поверх тёмной дзимбаори и тёмно-розового кимоно, болтался деревянный католический крест.       — Не позволю! — на пути Сёкеры возник Дарума, отразивший удар аякаши и давший Нурарихёну проскользнуть за Хагоромо без каких-либо дополнительных препятствий.       Пока Дарума сдерживал Сёкеру, Хихи столкнулся с Кидомару, использующим пару катан.       Ёкай, которого называли Кьёкоцу, — костлявый мужчина с песочного цвета кожей в редких морщинах, жидкими и редкими чёрными волосами, скрытыми под грязно-белой, сползшей набок, банданой, выпученными глазами и вечно растянутыми в широкой улыбке губами — умело орудовал копьём-яри и постоянно издавал визгливые звуки, напоминающие смех, стуча крупными квадратными зубами. Заблокировав и отразив удар Карасу-Тенгу, извлёкшего лезвие, он выпустил из черепа, что держал в другой руке, четвёрку змей со светящимися глазами.       — Детские игрушки! — Карасу-Тенгу разрубил всех гадов и, взмахнув крыльями, атаковал вновь.       Ибараки Додзи извлёк из ножен новую катану и, глядя на стоящую напротив Сецуру, сощурил один глаз с тёмно-серой радужкой, скрывающийся за падающими на лицо смоляно-чёрными короткими прядями. Другую же половину его лица, правую, заслоняла деревянная доска.       — Да это же Гьюки с горы Недзиреме! — издал короткий смешок пожилого вида Тенгу с белыми усами и длинной бородой и волосами и чёрным токином на лысой макушке.       Аякаши, сжимая в обеих руках крупный монашеский посох, удерживал Гьюки, не давая тому завершить атаку.       — Великий Тенгу с горы Курама! — процедил сквозь сжатые от упорства зубы Гьюки.       Они отпрыгнули друг от друга на небольшое расстояние.       — Неплохо выглядишь, — улыбнулся Тенгу, отчего усы чуть приподнялись. — Но если ты идёшь против нас, против Хагоромо Кицуне-самы, значит, гений Умевакамару не настолько умён, как о нём говорят.       Гьюки промолчал и сжал катану по крепче.       Сверкнула молния, и свет её на доли секунды скользнул по комнате через проделанную дыру.       — Однако, думаю, с таким-то командиром, не знающим своего места, ты не мог не отупеть, — вздохнул Тенгу, покачав головой.       За его спиной уже собралась кучка ёкаев из стана Хагоромо Кицуне. Они исподлобья и кровожадно поглядывали на Гьюки.       — Верно. Наш командир себе на уме, и путь его подобен пути дикого зверя. Но... — губы Гьюки изогнулись в кривую, предвкушающую ухмылку. — Так даже интереснее! — он замахнулся катаной и снова атаковал.       Маленькая Кокехиме, совершенно растерявшаяся и напуганная, плакала, сидя на полу, и это было чудо, что её не задели.       — Прячься за меня, принцесса, — услышав шаги и незнакомый голос, жемчужные слёзы прекратили свой поток, и девочка подняла глаза.       Увидев ухмыляющегося, одноглазого, бородатого Хитоцуме с кисеру́ в зубах, Кокехиме вскрикнула и чуть снова не заплакала, закрыв лицо ладонями.       — Чт... Эй!.. Не плачь, ладно?.. — каких-либо навыков в успокаивании детей у Хитоцуме не было, потому Óни не знал, как правильно подобрать слова.       Вопреки истерике, которая должна была начаться в следующую секунду, по мнению Хитоцуме, Кокехиме осталась относительно спокойной.       Она резко всхлипнула и устремила светло-карие глаза куда-то вперёд.       — Ёхиме... — чётко, но тихо произнесла она, упёршись ладонями, скрытыми под длинными светло-голубыми рукавами, о пол. — Ёхиме... Ёхиме!..       Хитоцуме проследил её взгляд и нахмурился, однако расслабляться ему не стоило.       Нурарихëн затормозил, останавливаясь в противоположном конце зала напротив Хагоромо Кицуне, в руках которой находилась Ëхиме. Расстояние между аякаши составляло чуть менее десяти метров.       Ёхиме, которую Хагоромо Кицуне держала крепко, сделала попытку вырваться, однако женщина вцепилась девушке в плечо, так что та поморщилась от боли. Подобное заставило Нурарихёна податься вперёд и сжать рукоять катаны.       — Очень интересно. Какое прекрасное представление! — сладко пропела Хагоромо, поглаживая Ёхиме по голове так ласково, что у девушки всё внутри похолодело. — Нечасто встречаю я таких хороших актёров... — улыбалась женщина, прикрыв глаза. — Последний раз с аякаши я боролась... Уже и не помню, — она хмыкнула и взглянула на Нурарихёна.       — Не прикасайся к моей женщине! — ёкай сорвался с места, атакуя Хагоромо Кицуне.       Женщина растянула губы в пугающей улыбке, сощурилась, и за её спиной, по молчаливому приказу, появились белоснежные хвосты. Они, извиваясь, понеслись вперёд, и острые концы готовы были пронзить Нурарихёна насквозь. От большинства хвостов аякаши увернулся, однако нескольким всё же удалось ранить его.       Нурарихён припал на одно колено. Из горла вырвался хрип. На деревянный пол часто закапала кровь из свежих ран.       — А, так ты любишь её? — Хагоромо чуть не расхохоталась, наслаждаясь той злостью по отношению к ней, отражающейся в глазах Нурарихёна, смотрящего на женщину в ответ. — Какая причудливая пьеса, — за её спиной покачивалось восемь длинных хвостов, на вид пушистых, а на деле покрытых жёсткой шерстью. — Какой неожиданный поворот событий. Неужели эта принцесса, — она посмотрела на Ёхиме, — способна очаровать даже аякаши? Мне всё сильнее, — Хагоромо заглянула девушке в лицо и приоткрыла её рот пальцем, — хочется вкусить её Икигимо, — женщина демонстративно бросила на Нурарихёна хищный и довольный взгляд.       Чего ни Нурарихён, ни уж тем более Хагоромо Кицуне не ожидали, так это малейшего сопротивления со стороны Ёхиме. Пускай у неё дрожали коленки и сердце подскакивало к горлу от страха, девушка всё же с силой укусила женщину.       Брови Хагоромо Кицуне поползли вверх, и она застыла в коротком ступоре.       Воспользовавшись возникшим замешательством, Нурарихён решился на новую атаку.

***

      Корэмицу Кейкаин, сумевший достаточно быстро осознать и принять произошедшее, пробежал весь Киото и, наконец оказавшись за пределами города вблизи некоей усадьбы, остановился, дабы немного перевести дыхание. Тёмно-малиновый капюшон неуклюже свесился набок. Собравшись, вдохнув побольше воздуха, Корэмицу резко отворил фусума, врываясь внутрь с взволнованным криком:       — Хидемото! Ты здесь, Хидемото?!       Мужчина намеревался сказать что-то ещё, когда взгляд его наткнулся на двух низеньких маленьких человечков: у одного глаза были закрыты совсем, у другого — обращены в две изогнутые узкие щёлочки; у обоих чёрные волосы, однако у первого они были скручены в восьмёрки по бокам, а у второго — собраны в короткий хвост на макушке, торчащий кверху. Оба носили настолько длинные одежды — косодэ расшитое по краям красными нитями и светло-розовое кимоно и белое кимоно, — что края стелились по деревянному полу. В руках один человечек держал заварочный чайник, другой — пустую чашку, и оба буравили ворвавшегося Корэмицу пристальными, ехидными взглядами с приподнятыми улыбками.       Онмёдзи с минуту недовольно смотрел на них, после чего сделал несколько быстрых и широких шагов, входя внутрь освещённого лишь несколькими свечами дома и останавливаясь перед плотными горизонтальными бамбуковыми шторами, за которыми можно было с трудом разглядеть сидевшего.       — В главном доме многие убиты... Это снова та лиса! — он сжал руки в кулаки от бессильной злобы.       — Старший брат Корэмицу, — раздался голос, спокойный, с нотками беззаботности, — даже находясь здесь, я, в целом, прекрасно знаю о том, что происходит в городе. После всего, через что я прошёл, чтобы выковать тот меч, ты даже им не воспользовался.       — Абсолютно бесполезен!       — 28 лет тренировок в пустую!       Вставили по словечку человечки, оказавшиеся прямо перед Корэмицу, и захихикали. Их слова мгновенно разозлили Корэмицу.       — Убери отсюда этих тварей, Хидемото! — махнул руками Корэмицу, прогоняя назойливых существ.       С теми же озорными улыбочками шикигами, сорвавшись с места и побросав чайник с чашкой, изменили форму своих рук и ног и взмыли в воздух, подлетая к второму онмёдзи, Хидемото, доступ к которому открылся благодаря поднявшейся шторе.       — Аякаши живут сотни лет, — хозяин шикигами, Хидемото Кейкаин — мужчина лет 35, в белых одеждах онмёдзи и чёрной шапке-эбоси, под которую убраны тёмно-тёмно-синие волосы, с двумя длинными прядями свисающими по обе стороны лица — сидел босой в окружении разбросанных по полу детских игрушек. — Для них поражение — не трагедия, — Хидемото крутил в руках деревянную игрушку-трещалку. — Шикигами, вернитесь.       Онмёдзи махнул указательным пальцем, и парящие рядом шикигами исчезли.       Корэмицу скривил губы, помолчал, вдохнул и выдохнул.       Почему его младший брат так беззаботен, когда в Киото творится чёрт знает что?       — Тот аякаши, который заинтересовал тебя, направился в замок Осака, — вновь заговорил Корэмицу.       — А, этот? — сощурил карие с тёмно-бордовым оттенком глаза Хидемото. — Да, он интересный малый, — рассмеялся Хидемото, отводя глаза в сторону и вспоминая. — Единственный, кто умудрился поесть в доме онмёдзи.       И Хидемото, и Корэмицу в одну из ночей застали Нурарихёна, пьющим саке, в одной из комнат их дома и любующимся ночным небом и серпом месяца. Подобный незваный гость порядком удивил и ошеломил обоих настолько, что братья не сразу сообразили, что сказать и сделать. Однако Нурарихён вскоре ушёл сам, лишь бросив короткий взгляд на онмёдзи и усмехнувшись, увидев их вытянутые лица.       — Но... Хагоромо Кицуне убить не может никто, даже он, — прикрыл глаза Хидемото. — Интересно, что же он задумал? — с усмешкой на губах онмёдзи поднялся на ноги и направился к выходу из дома.       — Э... Эй! Хидемото, ты куда собрался?! — поспешил за ним Корэмицу.       Когда старший из братьев вышел на улицу, то увидел призванного Хидемото шикигами, которого мужчина прозвал Гиша, повозку, запряжённую волом в объятиях ярко-рыжего пламени.       — Разумеется, в замок Осака! Понаблюдать за ним, — беззаботным тоном ответил Хидемото.       — Что?.. — выдал ошеломлённый решением брата Корэмицу.       — Ты со мной, братец? — повернулся к нему Тринадцатый глава клана Кейкаин, кивком указывая на повозку.       Корэмицу несколько неверяще покосился сначала на брата, потом — на повозку, снова — на Хидемото и согласился.       Деревянные колёса закрутились, вол ударил копытом о землю, мотнул рогатой головой, и повозка сдвинулась с места.

***

      Сверкающая молния и тёмные тучи, скопившиеся вокруг замка Осака, несомненно привлекли внимание жителей Киото. Сначала из своего дома вышел один человек, потом — другой, и вот на улицу вывалила целая толпа, казалось бы только шепчущаяся между собой, но на деле создавшая гул.       — Эй, посмотрите туда! — какой-то прохожий указал на возвышающийся замок Осака, из стены которого выходил столб пыли прямо к небу.       — Эти тяжёлые облака... Жуть... — раздался взволнованный голос женщины.       — Я видел! Там появилось Хякки-Яко! — прокричал другой мужчина.       Толпа зашумела.       — Серьёзно? Значит, слухи правдивы?       — Какие слухи?       — Ты что не знаешь, что группа ёкаев сражается в замке Осака?       — Это конец света! — кто-то уже начал паниковать.       — Нан-ман-дабу. Нан-ман-дабу... — стал бормотать себе под нос лысый престарелый монах.       Высокий мужчина, надвинувший на глаза конусообразную соломенную шляпу, в длинном кимоно и хаори, с двумя катанами на поясе, слушая говор людей, не отрывал взгляда от замка Осака.       "Выходит... Тоётоми действительно связаны с аякаши! — он нахмурился. — Нужно сообщить об этом Верховному Жрецу Тенкаю".       Мужчина достаточно резко развернулся и решительно пошёл в направлении, известном лишь ему одному, пока за его спиной продолжали сверкать молнии, пробиваясь сквозь грозно нависшие тучи.

***

      Подбежав достаточно близко к Хагоромо Кицуне, Нурарихён достал на мгновение глубокую сакадзуки, полную саке, и синий огонь готов был опалить Хагоромо Кицуне.       Восемью хвостами женщина создала мощный вихрь, развеяв огонь и попутно разрушая стены. Свою драгоценную пленницу она укрыла тканью длинного рукава. Смерть Ёхиме ей была не нужна — слишком дорогая добыча.       Когда пыль осела, женщина цепко осмотрела комнату, отметив лишь, что в противоположном конце клубилась ёки, сражались между собой аякаши да плясали маленькие язычки синего пламени по углам.       Хагоромо Кицуне, насторожившись, крепче прижала к себе Ёхиме.       Один из белоснежных хвостов как-то нервно дёрнулся, и женщина резко махнула им и ещё двумя в ту сторону, куда обратился первый. Он-то и проткнул Нурарихёна.       В правом боку аякаши появилась дыра.       От боли и шока контроль над Мейкё Шисуем пропал, и Нурарихён отхаркнул несколько сгустков тёмной крови.       Ёкай тяжело дышал, буравя расширившимися глазами пол.       И если кожа стянулась быстро, закрывая рану, то вот мышцам и рёбрам понадобится немного больше времени для полного восстановления.       Ёхиме испуганно ахнула, порываясь к Нурарихёну, однако Хагоромо дёрнула её к себе.       Нурарихён знал, что Хагоромо Кицуне не зря называют Великой ёкай, но даже представить не мог, что его заденут уже дважды, когда он не повредил и волоска её хвоста даже с помощью Оуги Мейкё Шисуя Сакуры. Использовать эту технику вообще было делом рискованным, так как могла пострадать и Ёхиме, однако Нурарихён решил рискнуть. Риск не оправдался.       — Как скучно... — горько, с сожалением вздохнула Хагоромо Кицуне, нахмурившись. — Хотя ты честно пытался эту скуку развеять.       Длинные, заострившиеся хвосты, направленные аккурат на Нурарихёна, колыхались, готовясь атаковать в любой момент.       — Но ты ничем не лучше прочих аякаши, — она закатила глаза. — Почему же ты не развлекаешь меня? — Хагоромо Кицуне усмехнулась и сощурилась. — Пляши же!       Нурарихён, сцепив зубы, смотрел исподлобья на женщину, сжимая руки в кулаки.       — Видишь, сколько у меня хвостов? — Хагоромо Кицуне явно гордилась ими. — Даже я не могу сосчитать их все... Их число равно количеству моих перерождений. И они реагируют на безрассудных аякаши, выступивших против меня.       Нурарихён подобрал катану, которая ранее была выбита из рук одним из хвостов, и вновь атаковал.       Хагоромо Кицуне, явно играючи, использовала свои хвосты, пока Нурарихён изворачивался угрём, чтобы не быть раненым вновь.       — Ну же... Я собираюсь забрать женщину, которую ты так сильно любишь, — в голосе Хагоромо Кицуне слышались нотки издевательского смеха, пока она продолжала с удивительным упорством попытки сделать из Нурарихёна решето. — Танцуй, пляши. Если в спектакле ожидается мёртвый аякаши, пускай.       Для Ёхиме происходящее было не дракой или боем, а избиением. В её голове крутилось столько мыслей и воспоминаний, что девушка не могла толком сосредоточиться. Но всё-таки что-то положительное из всей этой ситуации можно было извлечь: возможность понять и переварить абсолютно всё, что с ней приключилось за последние несколько часов. Другое дело, что Ёхиме было не до этого. Она не отрывала взгляда от измученного, но невероятно стойкого Нурарихёна, и не понимала... Почему?..       Почему он так старается ради неё?       Почему жертвует своей жизнью?       Почему ведёт себя так безрассудно из-за неё?       Она не могла самостоятельно ответить на эти вопросы...

***

      Повозка Хидемото ехала по дороге, скрытой от посторонних глаз туманом.       Корэмицу внимательно читал свиток, переданный ему Хидемото, и не переставал держать брови нахмуренными, так что складка между ними грозилась остаться на всю жизнь.       — Хагоромо Кицуне не похожа на других аякаши.       Сам Хидемото сидел, опёршись локтем о деревянный подлокотник, и поглядывал на брата.       — Это я уже и так понял, — пробормотал Корэмицу, покосившись на младшего.       Хидемото приподнял губы в лёгкой улыбке, однако она быстро пропала.       — Согласно тайным записям об аякаши до 8-го поколения Кейкаин, — Хидемото устремил взгляд в окно, закрытое плотной покачивающейся бамбуковой шторой, — Хагоромо Кицуне объявляется в смутные времена, овладевает телом ребёнка и растёт вместе с ним. Когда её тёмная сущность набирается сил и достигает своего пика, она берёт контроль над телом и принимает взрослую форму.       Корэмицу сравнил написанные аккуратным почерком иероглифы со словами младшего брата и мысленно отметил, что рассказ Хидемото практически точь-в-точь совпадает с написанным. То ли у Хидемото настолько отличная память, то ли он потратил немало времени, чтобы выучить всё на зубок.       — После она начинает становиться ещё сильнее: собирает силу, поглощает ненависть, зависть, злость, отчаяние... И прочие негативные человеческие эмоции, которые, в основном, скапливаются в местах центральной власти. Чем больше злоба распространяется по стране, тем сильнее она становится, — онмёдзи прикрыл глаза и, выдержав некоторую паузу, продолжил: — Однако она жертвует своей продолжительностью жизни. Когда жизнь её сосуда подходит к концу, она должна спрятать свою "истинную форму", пока не появится новое подходящее тело.       Колёса повозки тихо поскрипывали, будто бы Хидемото не спешил в замок Осака, и всё напоминало лëгкую прогулку.       — Ёкай, способный перерождаться... — пробормотал Корэмицу и посмотрел на брата. — Если истинная форма не запечатана, неважно сколько раз ты её убьёшь — она просто переродится в следующий раз. Она — настоящая проблема.       — Одетая в "платье" человеческой формы, она всегда стремится ввергнуть столицу в хаос, неважно в какой эпохе... — Хидемото опёрся щекой о тыльную сторону ладони. — Полагаю, поэтому её называют лисицей в платье из перьев, Хагоромо Кицуне, — на губах мужчины снова появилась лёгкая улыбка. — Что меня беспокоит, так это то, что Хагоромо Кицуне сейчас собирает и пожирает Икигимо в замке Осака. Должно быть она планирует что-то масштабное, раз так старается... Значит, нынешней силы недостаточно, — улыбка с губ Хидемото пропала, и он вновь стал серьёзным.       — Тот аякаши, что заинтересовал тебя... сможет он её победить? — повернул к нему голову Корэмицу.       — Конечно же нет, он не сможет, — с уверенностью заявил Хидемото. — Ни шанса на миллион... Но... я не знаю точно, что он сделает или собирается сделать. Сейчас он ещё растёт. Он сумел собрать такое Хякки-Яко всего за сто лет. В то время как Хагоромо Кицуне потратила не одно сотню лет, чтобы добиться этого, — можно было подумать, что Хидемото даже гордиться Нурарихёном.       Корэмицу ещё раз взглянул на свиток, когда заметил другой текст, более старый, пожелтевший, написанный несколько кривым почерком, явно наклеенный на пергамент. Прищурившись, онмёдзи поднёс свиток к свече, чтобы лучше распознать текст.       — Что это, Хидемото? — Корэмицу глазами указал брату на заинтересовавший его отрывок.       — М? — Хидемото Кейкаин заглянул в свиток. — А, это записи, обнаруженные одним из прошлых глав клана. Им где-то четыреста лет.       — То есть... Они сделаны ещё до основания клана? — приподнял брови Корэмицу.       — Верно, братец, — кивнул Хидемото. — Согласно этому тексту, более четырёхсот лет назад Хагоромо Кицуне возродилась, во время войны Гемпэй. Тогда для Хагоромо Кицуне было подходящее время, потому, неудивительно, что она быстро набралась сил.       — Но после случилось что-то, что оборвало её жизнь, — продолжил мысль брата Корэмицу и на всякий случай сверился с текстом.       — Верно, — Хидемото откинулся на спинку сиденья. — И ещё, видишь это? — Хидемото указал на какие-то каракули, на которые Корэмицу поначалу не обратил внимание. — Вроде как это — то, что сражалось с Хагоромо Кицуне. Видимо, автор постарался изобразить увиденное.       — А кто вообще автор? — задал вопрос Корэмицу, пытаясь понять, что же это за существо, и существо ли.       — Не знаю. Это неизвестно, — пожал плечами Хидемото. — Но я не сомневаюсь в правдивости этого текста.       — Почему это? С каких пор ты стал так доверчив?       — Прошлый глава лично поручился за правдивость этого отрывка. Ты же знаешь, — Хидемото прикрыл глаза, — он был человеком, не любящим шутить на подобные темы.       Между братьями повисло молчание.       Корэмицу периодически посматривал на рисунок, однако чёрное, чернильное пятно так и осталось чёрным, чернильным пятном.       Повозка приближалась к замку Осака.

***

      То ли Нурарихён начал уставать, то ли Хагоромо Кицуне стала более меткой, однако уже три хвоста оставили серьёзные царапины, дыравя из без того испорченную одежду. Ёкая отшвырнуло назад. Деревянный пол вокруг аякаши был забрызган кровью.       — Нурарихён-сама!       Ёхиме снова рванулась к нему, уже сильнее и упорнее, и попыталась исцелить его. В руке девушки начал формироваться желтоватый, светящийся шарик.       — Ну-ну, перестань! — хватка Хагоромо Кицуне стала по-настоящему железной. — Я знаю о твоей способности исцелять любые нанесённые раны и болезни... — она наклонилась к её лицу. — Будет неинтересно, — тон женщины был приказным и твёрдым.       — Почему?! Почему ты такой безрассудный?! Я не понимаю тебя! — в её глазах стояли слёзы. — Не понимаю! Зачем заходить так далеко?! Ты изматываешь себя до такого состояния... Неужели... все мужчины такие?!       Из Ёхиме выплёскивались фонтаном все те эмоции, скопившиеся в ней. Девушка ворочалась, пыталась вырваться, желала сделать хотя бы шажок вперёд.       — Какие милые слова, Ёхиме, — проворковала Хагоромо Кицуне. — Послушай внимательно — среди людей и ёкаев в этом мире есть множество мудрецов, — Ёхиме подняла на неё глаза. — Ты совсем не знаешь мужчин, — женщина будто бы сожалела об участи Ёхиме, однако это сожаление было наигранным.       Женщина, как Хаяте, наслаждался эмоциями Ёхиме, Нурарихёна.       — Какая жалость, что первый мужчина, который тебе попался, оказался таким дураком.       Хагоромо Кицуне устремила глумливый взгляд на корчащегося от боли, подрагивающего Нурарихёна. Он упирался ладонью в пол, а другую руку сжал в кулак.       Катана валялась прямо перед ним.       Лунный свет, пробивающийся сквозь тучи и решётчатые окна, блёкло освещал помещение тёмно-синим светом.       — И как же жаль, что он... будет последним, — болотные глаза Хагоромо Кицуне сощурились, она выглядела ещё более пугающей, чем прежде.       — Ёхиме... — немного хрипловатый голос Нурарихёна привлёк внимание обеих. — И каким же выгляжу в твоих глазах сейчас? Должно быть, я похож на идиота... Как она и говорит...       Девушка быстро-быстро и решительно замотала головой, даже не зная, видел ли её Нурарихён — светлая чёлка падала ему на глаза.       — Когда я думаю о тебе, моё сердце... успокаивается...       Ёхиме никак не ожидала, что Нурарихён заговорит о чём-то подобном.       — Ты как цветущая сакура. Прекрасная... Непорочная... Мимолётная... Ты приносишь покой всем, кто видит тебя, — продолжал Нурарихён. — Я точно знаю — только рядом с тобой... всё вокруг меня будет сиять и цвести... Такое будущее я вижу... — аякаши говорил таким уверенным тоном, будто перед его глазами проносились картинки грядущего.       Девушка, в глазах которой ещё стояли капли слёз, ошеломлённо смотрела на Нурарихёна. Она, будучи до глубины души тронутой его словами, приложила тыльную сторону к губам. Она верила ему. Не могла не верить.       — Но... ты выглядишь такой печальной... А я хочу, чтобы ты была счастлива, — Нурарихён вновь подобрал с пола катану и сжал её рукоять. — И как я выгляжу сейчас? Я похож на того, кто может сделать тебя счастливой? — он начал подниматься на ноги. — Хех... — ёкай криво усмехнулся. — Полагаю, что нет, а... Я должен произвести на тебя впечатление... Чтобы ты влюбилась в меня.       Усмешка с губ Нурарихёна пропала, когда аякаши взглянул перед собой, махнув катаной, смахивая остатки собственной крови.       — Я был так опьянён тобой, что потерял всё остальное из виду, — глаза аякаши полыхнули золотом, белок окрасился чёрным. Нурарихён перехватил катану, поднося её к лицу, выставив лезвие в сторону Хагоромо. — Пришло время вернуть Ёхиме мне... Хагоромо Кицуне.       Изменение ёки, окружавшей Нурарихёна, заставило лисицу впервые содрогнуться и, может даже, немного испугаться.       Аякаши, стоящий против неё, начал будто сливаться с самой тьмой.       "Что такое?.. — Хагоромо Кицуне сощурилась, непонимающе смотря на противника, но насторожилась. — Он изменился. Решил, что терять нечего и теперь хочет сражаться в полную силу?"       — Нурарихён-сама... — пробормотала Ёхиме.       — Начнём, — Нурарихён выдохнул и полностью растворился.       Несколько секунд ещё было видно серебристое лезвие, но и оно быстро исчезло.       "Хвосты... мои хвосты не реагируют... — не сразу поверила женщина. — Не вижу... Я его не вижу... — Хагоромо Кицуне невольно подалась назад".       В её голове судорожно крутились мысли, а вместе с ними покачивались хвосты, но как-то резко, будто пребывали в том же недоумении.       Хагоромо Кицуне смотрела в пустоту перед собой считанные секунды, когда Нурарихён, замахнувшийся катанной, возник на расстоянии вытянутой руки от её лица.       "Вижу! — Хагоромо Кицуне качнулась в сторону, и несколько хвостов рванулись наперерез Нурарихёну".       Они выбили оружие из его рук.       Лезвие сверкнуло и куда-то улетело.       Нурарихён не растерялся.       Он рывком извлёк Ненекиримару из красиво расписанных ножен — металл заскрежетал от резкого соприкосновения с деревом.       — Тот же приём?! — в голосе Хагоромо зазвучали раздражённые нотки.       Лисицу начинало бесить упорство Нурарихёна.       Тот рассёк Ненекиримару все пушистые хвосты, окрашивая белый мех в красный, и лезвие прошлось по лицу женщины, оставляя глубокий порез.       Из ран мощным потоком хлынула тёмно-красная, густая кровь вперемешку с чем-то чёрным.       Хагоромо Кицуне истошно завизжала, закрывая лицо обеими руками. Руки её пачкались в собственной крови, пока аякаши пыталась хоть как-то излечить себя.       Ёхиме, почувствовав свободу движений, юркнула вниз и неуклюже отскочила в сторону, замерев, испуганными глазами смотря на Хагоромо Кицуне.       — Что это за меч?! — вскричала она, старательно удерживая лицо, чтобы оно не расползлось.       Поток оказался настолько сильным и огромным, что, устремившись вверх, пробил потолок, а после — оставшиеся этажи, вырываясь наружу.       — Я её теряю! — верещала Хагоромо. — Теряю мою силу ёкая! — пальцы её кривились, грозясь поломаться.       Нурарихён молча, с недоумением наблюдал за ней, тяжело дыша.       Эта выходка явно чуть не стоила ему жизни, но он не ожидал такого результата.       — Стой... Куда ты? — крики женщины переросли в трудно разборчивый вой. — Сила, что я собирала для этого нерождённого ребёнка... Драгоценного ребёнка... Вернись! — её вопль разнёсся по всему замку. — Я так долго её собирала!       Женщина понеслась следом, исчезая средь деревянных обломков.       — Йодо-доно! — изумился Сёкера, остановившись.       — Что вы... что вы натворили?! — демоном прорычал Кидомару.       — Ёхиме?! — Нурарихён замотал головой, судорожно ища глазами девушку.       Только бы она была цела.       — Верховный Командующий! — зычный и твёрдый голос Гьюки заставил Нурарихёна замереть и посмотреть в его сторону.       Ёхиме была за мужчиной, сидела на полу и, по-видимому, приходила в себя. Каким-то пустым взглядом она смотрела в невидимую точку на полу.       Увидев девушку, Нурарихён мысленно облегчённо выдохнул.       — Мы здесь сами разберёмся! — заверил его Гьюки. — А вы идите за ней! Убейте её!       — Гьюки! — кривая ухмылка Нурарихёна могла показаться жутковатой из-за крови, стекающей по лицу. — Рассчитываю на тебя!       Взгляд аякаши чётко дал понять Гьюки, что последний отвечает и за Ёхиме головой.       Нурарихён запрыгнул на следующий этаж через окровавленную дыру в потолке. Далее он помчался по относительно целой, деревянной лестнице, поднимаясь всё выше и выше. На крышу.       — Стой! — рявкнул сорвавшийся с места вслед Нурарихёну Кидомару. — Мы не позволим тебе уйти!       Следом за Кидомару бежал Сёкера.       Кидомару остановился первым, наткнувшись на катану, с которой стекала кровь. Замер и Сёкера.       — Куда же, — ухмыльнулся Хитоцуме, деловито закидывая катану на плечо. — Мы — ваши противники, — по его лицу струйками текла кровь из раны на голове.       За спиной Ньюодо толпились аякаши из клана Нура.

***

      — А ну стой!       Нурарихён перепрыгивал через ступени, поднимаясь наверх.       Достигнув самого последнего этажа, аякаши увидел очередную дыру и плывущие по небу облака. Всё такие же тёмные и тяжёлые.       Ёкай остановился, прислушиваясь.       Стояла подозрительная тишина.       Он выбрался на покрытую черепицей изогнутую крышу.       Сверкнула ослепительная молния, которая, казалось, в любой момент могла ударить в замок и разрушить его.       Нурарихён, переводя дыхание, поднимался по кровле.       Он поздно понял, что снаружи подозрительно тихо, не было слышно даже грома.       Острый хвост проткнул грудь насквозь, сжимая бьющее сердце.       Резкая боль оглушила его. Перед глазами потемнело. Нурарихёна качнуло, и он упал на крышу, когда хвост вернулся к своей хозяйке по той же траектории.       Впервые Нурарихён испытал настолько сильную физическую боль.       — Ты! — голос разгневанной женщины звенел. — Как ты смел?! Думал, поднимешься и прикончишь меня?! Не слишком ли много берёшь на себя?!       Нурарихён повернул голову в её сторону, взглянув исподлобья.       Хагоромо Кицуне стояла на выступе в виде зубастой рыбы и полным ненависти взглядом смотрела на Нурарихёна.       — Сколько, по твоему, лет мне понадобилось, чтобы собрать эту силу? — глаза её налились кровью.       Широко раскрыв рот, она с помощью хвоста сожрала вырванное у аякаши сердце.       Нурарихён пытался же сообразить, как теперь ему быть. Места немного — один неправильный шаг, и он отправится в свободное падение. Хагоромо Кицуне, что хуже Идзанами, — теперь она точно с ним церемонится не будет. Кровоточащая рана на груди — боль неприятно ударяла в висках. В его руках только Ненекиримару, но с какой вероятностью Хагоромо подпустит его к себе на близкое расстояние?       — Я не знаю, сколько силы смогу вернуть, — разум Хагоромо Кицуне начинал понемногу трезветь, — съев сердце кого-то вроде тебя... — она коснулась пальцами исполосованного лица. — Но не думаю, что много... Неважно, сколько я поглощу сейчас, этого будет недостаточно, чтобы заставить тебя ответить за всё! — она резко перевела дикий взгляд на Нурарихёна.       Все восемь хвостов спиралью стремительно понеслись вперёд, атакуя Нурарихёна.       — Игры кончились, — победоносно прошипела Хагоромо.       Ему не увернуться. Никак.       — Шикигами... Хагун, — спокойный голос онмёдзи был подобен грому посреди ясного неба.       Светящиеся бледно-жёлтым печати окружили лисицу, прервав её.       Нурарихён осознал, что, приди онмёдзи позже, из него бы окончательно сделали решето, — конец одного из хвостов замер в несколько сантиметрах от него.       — Хи... Хидемото?.. — Нурарихён взглянул на прибывшего человека.       — О, двенадцать богов-хранителей, — начал Хидемото, стоя на преобразовавшимся шикигами, — придите из ваших скитаний и разгоните тьму.       Из задымившихся могильно-голубым светом печатей вылезли скелеты в шапках-эбоси и одеждах онмёдзи. Призванные сложили костлявые пальцы так, как это сделал Хидемото: большой, указательный и средний соединили вместе и прислонили к пальцам другой руки, бывшим в таком же положении. До локтей мертвецы вспыхнули, и стало ещё светлее от жёлтого огня.       — Я... Я не могу пошевелиться! — попытавшаяся сдвинуться с места Хагоромо с ужасом осознала, что не может сделать и шагу.       Она начала судорожно дёргаться, но что-то мешало.       — Бог восточного моря, Амей. Бог западного моря, Шукура... — продолжал Хидемото.       Стали видимы колеблющиеся длинные цепи, сотканные из слов онмёдзи, из слов призыва Хагуна.       — Бог южного моря, Кёдзё. Бог северного моря, Гюке.       — Не могу... пошевелиться! — Хагоромо снова сорвалась на крик, истошный и полный паники.       — Боги четырёх морей... — Кейкаин Хидемото и не думал останавливаться.       "Хагоромо Кицуне быстро теряет свою ёки... — в его голове проносились мысли, пока губы сами бормотали нужные слова. — Поверить не могу, что он так сильно её вымотал..."       Хагоромо Кицуне кричала, и не было понятно от чего: от боли или от отчаяния. Она начала дёргаться будто кукла, готовая вот-вот сломаться.       — С дороги, Хидемото, — Нурарихён уже более-менее пришёл в себя, происходящее не плыло перед глазами, и он мог твёрдо стоять на ногах, потому смотреть на всё со стороны он не собирался.       — Эй-эй, я всё-таки создал этот меч, — хмыкнул Хидемото, увидя в руках аякаши знакомый клинок.       Нурарихёна подобное заявление удивило, хотя особо виду он не подал, лишь посмотрел на онмёдзи.       — Он ведь неплохо режет? Но только аякаши, — сощурился онмёдзи. — Можешь пользоваться, Нура-тян.       — Тц... — с усмешкой Нурарихён цыкнул. — Хочешь сказать, я теперь твой должник?..       — С... стой! — яростно вскрикнула Хагоромо, подаваясь вперёд, но её дёрнуло назад. — Да вы хоть знаете, на кого поднимаете руку?! — женщина только и могла, что ругаться.       С новым ударом молнии Нурарихён разрубил её пополам.       Ненекиримару прошёлся по человеческому телу Хагоромо, причиняя лисице неимоверную боль.       — Бу... Будьте вы прокляты! — голос Йодо, уже давным-давно ставшей Хагоромо, стал нечеловеческим.       Из тела женщины вырвалось лиловое, колеблющееся нечто, в котором угадывались черты лисьей, озлобленной морды с горящими злобой и ненавистью глазами.       — Я никогда... никогда не прощу вас! — протяжно выла лисица, скаля клыки. — Я проклинаю тебя! Проклинаю! Нурарихён! — она извивалась подобно кривым ветвям деревьев, которые гнут порывы ветра. — Моё бедное дитя...Ты заплатишь... заплатишь за то, что уничтожил стремление моего сердца! Я проклинаю твоих потомков! — её крики сотрясали небо. — Неважно, сколько сменится поколений...Твои дети! Внуки! Все они будут прокляты лисой!       Издав последний, протяжный, пробирающий до костей вой, сущность лисицы завертелась, закрутилась спиралью, и она унеслась куда-то в сторону чёрных гор на западе.       Всё стихло.       Оставленное тело Йодо с закатившимися глазами, истекающее кровью, застыло на несколько секунд, прежде чем мешком упасть с крыши на посыпанную мелкой светлой галькой землю.       "Не думал, что ему удастся одолеть её, — Хидемото проследил траекторию полёта тела Йодо, после чего перевёл карие, с оттенком бордового глаза на Нурарихёна".       — Теперь ты — Владыка всех духов, — вполне искренне поздравил аякаши онмёдзи.       Нурарихён промолчал.       Ёкай наблюдал, как люди, выбегавшие на улицу, услышав шум, причитали и носились с телом Йодо, хватались за головы и не сдерживали слёз. Их ближайшее будущее теперь не было так чётко определено, как раньше.       — Госпожа Йодо!       — Йодо-сама... она!..       — Что же нам делать?       Нурарихён не чувствовал ничего, глядя на этих людей. Абсолютное равнодушие.       — Без Хагоромо Кицуне семье Тойотоми придёт конец. Аякаши ждёт похожая участь — они попросту разбегутся, — прикрыл глаза Хидемото.       Нурарихён закашлялся, сплёвывая кровь и закрывая дыру в груди. Та никуда не делась, и теперь, когда адреналин более не бил в голову, возвращалась боль. Дыхание сбилось.       — Я мог бы разобраться с тобой прямо сейчас...       Фраза, брошенная Хидемото, заставила Нурарихёна зыркнуть на того так же, как совсем недавно на Хагоромо.       Они смотрели друг другу в глаза с минуту.       — Ну, что будешь делать, а, Владыка Пандемониума? — Хидемото издал лёгкий смешок. — Мир под управлением Токугава будет очень светлым... намного светлее, чем сейчас, — онмёдзи посмотрел на рассветное небо. Лучи солнца предвещали наступление нового дня. — Постепенно все тени исчезнут. Аякаши станет трудно жить в этом мире.       Выдохнув, Нурарихён закинул Ненекиримару на плечо, но взгляд поднял не на солнце, а на неизбежно светлеющее небо.       Через какое-то время эта граница между темнотой и светом, сейчас так чётко наблюдаемая, пропадёт, сотрётся под ярким солнцем.       — Я знаю... что тени исчезают, — аякаши прикрыл глаза. Слова давались ему тяжеловато. — Вот почему я буду Владыкой тех, кто может исчезнуть.       — Будешь защищать аякаши? — неверящая усмешка украсила губы Хидемото. — Признавать деяния людей... и защищать мир аякаши... Сосуществование. Нелегко придётся, — подытожил онмёдзи, пряча руки в рукава длинных белых одежд.       — А вот тут ты ошибаешься! — уверенно заявил Нурарихён, обернувшись к Хидемото. — Мне просто нужно стать непобедимым.       Хидемото в каком-то неверии покосился на аякаши, на что тот ухмыльнулся.       — Нурарихён-сама!       Женский обеспокоенный голос, подозрительно знакомый Нурарихёну, развеял утреннюю, повисшую на несколько секунд тишину.       Ёкай и онмёдзи дружно повернули головы в одну сторону.       Забравшаяся на крышу Ёхиме переводила дыхание, явно устав карабкаться наверх, и чуть ли не лежала на кровле крыши.       Чуть ниже стоял Гьюки, явно не ожидавший такого поступка со стороны девушки. Мужчина даже не заметил, когда конкретно Ёхиме пропала из его поля зрения. Однако он быстро обнаружил её на этаже выше. Не думая, каким образом она там оказалась, аякаши поспешил за ней.       — Ё... Ёхиме?! — Нурарихён был удивлён не меньше своего подчинённого, таращась на любимую девушку. — Что ты здесь делаешь?! — взволнованный, что Ёхиме может упасть, аякаши чуть ли не побежал к ней.       Любопытный Хидемото смотрел, чем эта встреча закончится.       — Нурарихён-сама, ваши раны... — начала девушка, которую совсем не смущали не её положение, ни высота.       Ёхиме попыталась подняться, дабы подойти к Нурарихёну, однако поскользнулась и поехала вниз, неуклюже взмахнув руками и начав заваливаться назад.       — Эй!       Нурарихён успел вовремя, схватил девушку за запястье и притянул к себе, заключая в крепкие объятия. Каким счастьем для него было прижимать к себе Ёхиме, наплевав на всевозможные ссадины, синяки и раны.       Она рядом с ним.       С ней всё в порядке.       Это успокаивало его, даровало облегчение, заставляя позабыть даже о боли.       Нурарихён заметно расслабился, но рук не расцепил. Пальцы продолжали сжимать ткань длинного хаори, украшенного цветками распустившейся сакуры, и путаться в длинных волосах.       Ёхиме, прильнув к его груди, немного неуклюже обнимала аякаши в ответ.       Вспомнив о том, что полезла она за Нурарихёном не только, чтобы залечить его раны, девушка решительно подняла на него глаза.       — Ёхиме... — Нурарихён, будучи даже немного смущённым её смелостью, всё ещё недоумённо смотрел на девушку.       — Нурарихён-сама, я беспокоилась. Позволь мне исцелить твои раны... — улыбаясь, Ёхиме вдохнула побольше воздуха, прежде чем добавить: — И... быть с тобой... всегда.       Аякаши первые несколько секунд даже не понял, к чему были последние слова Ёхиме. Осознание пришло достаточно быстро. Нурарихён ещё раз заглянул Ёхиме в глаза и на радостях поцеловал девушку в губы, прижав её к себе ещё крепче, нежели до этого.       Гьюки кашлянул и прикрыл глаза.       Ранее вылупившийся Хидемото вздохнул и посмотрел на своего младшего брата.       Корэмицу, оставшийся в повозке, вообще не понимал, что происходило в данный момент. Да и вообще весь бой онмёдзи просидел внутри.       — Чт... что за?.. Человек и аякаши?.. Хидемото, мои глаза меня не обманывают?! — Корэмицу непонимающе поглядывал то на брата, то на Нурарихёна с Ёхиме, явно ожидая хотя бы каких-то объяснений.       13-ый глава клана Кейкаин снова вздохнул и покачал головой, прикрывая глаза.       "Сосуществование?.. Что ж... с ним, думаю, это вполне возможно... — мысленно признался себе Хидемото".

***

      Отброшенная к стене Сецура тяжело дышала, не сводя малиновых глаз с Ибараки Додзи, который, казалось нисколько не устал за всё время. Полосатый шарф и фурисоде были заляпаны кровью и местами порваны.       — Тц... — Хитоцуме, за которым пряталась Кокехиме, утёр с губ кровь. — Эти столичные аякаши... оттеснили нас только... из-за разницы в силе, — он покрепче сжал рукоять катаны. Глаза бегали от одного противника к другому.       Большая часть аякаши с обеих сторон была повержена, ближайшие комнаты были разгромлены и разрушены. Повсюду стояла пыль. Изящные фусума испещрены порезами и обагрены кровью.       Великий Тенгу с горы Курама, Ибараки Додзи, Кидомару и Сёкера хотя и были заметно потрёпаны, но выглядели куда бодрее, нежели члены клана Нура.       Проломленный во второй раз, но уже в другом месте потолок наделал шуму, подняв новые клубы пыли и проломив доски. Послышались чьё-то оханье, женский испуганный вскрик и, может, немного взволнованный голос Гьюки:       — Верховный Главнокомандующий... Пожалуйста, будьте осторожны!       — Глав... Главнокомандующий!.. — изумлённо воскликнул Карасу-Тенгу, не ожидавший столь необычного появления Нурарихёна.       Тот с неизменной ухмылкой стряхнул застрявшую в волосах деревяшку и, оглядев своих подчинённых, заявил:       — Эй, вы, мы уходим! Мы получили то, за чем приходили.       На руках Нурарихён держал Ёхиме, ранее вскрикнувшую от неожиданности, когда аякаши сиганул вниз, проделывая новую дыру. Девушка уже успела полечить рану на груди аякаши, и та почти затянулась.       — Что?!       — Это невозможно!       — Гла... Главнокомандующий!       Восклицали вокруг ёкаи, не веря.       — Где Хагоромо Кицуне-сама?! — подался вперёд первый пришедший в себя Кидомару.       — Я победил вашего командира! — Нурарихён, бережно опустив Ёхиме и спрятав девушку за себя, посмотрел на Кидомару. — Можете спуститься вниз и проверить всё сами, если не верите.       — Неужели... — Кидомару застыл, как статуя.       — Можешь идти, Хитоцуме? — обратился к Óни Нурарихён, подходя.       — Значит... ты всё-таки... сделал это... — с усталой, но облегчённой усмешкой проговорил Хитоцуме. — Да... Это наш командир...       — Не будь таким дураком... — подал голос Ибараки Додзи. — Думаешь, позволим мы тебе уйти отсюда?       — Хочешь драки? — покосился на него Нурарихён. — Я готов.       Вокруг Ибараки Додзи затрещал воздух.       — Ибараки Додзи... — подал голос нахмурившийся Великий Тенгу с горы Курама. — Есть ли у тебя причина сражаться сейчас?.. Хагоромо Кицуне не позволила бы им уйти так просто. Скорее всего, этот парень говорит правду... Теперь когда Хагоромо Кицуне исчезла... даже если мы останемся здесь, у Тойотоми больше нет надежды возвысится.       Ибараки Додзи недовольно поджал губы.       — Великий Тенгу правду говорит, — раздался насмешливый голос со стороны. — Как и лапушка Рихён.       Хаяте перепрыгнул очередную поваленную балку и предстал перед взорами аякаши. Те, что были на стороне Хагоромо Кицуне мгновенно наставили на Баку мечи, а Нурарихён окончательно загородил собой Ёхиме, хмурясь. Гьюки и прочие, собравшиеся подле Нурарихёна члены клана Нура, заметив реакцию своего главы, тоже насторожились. Ёхиме не понимала, что происходит и почему все так напряглись, но девушка инстинктивно сама спряталась за спину Нурарихёна.       — Чего вы на меня так затравленно смотрите? Будто я вам сделал что-то? — невинно хлопнул глазами Баку, держа руки за спиной.       — Зачем пожаловал? — грубо спросил Кидомару, стоящий впереди всех.       После прошлого визита Хаяте ёкай решил по возможности держать с ним дистанцию.       — Я принёс доказательство поражения лапушки Хагоромо, — прикрыл глаза Баку.       На его губах дрожала широкая издевательская ухмылка, будто Хаяте был в предвкушении чего-то. Баку выждал несколько минут, накаляя атмосферу до предела.       — Этого достаточно? — намотав длинные чёрные волосы на кулак, Хаяте продемонстрировал голову Хагоромо Кицуне, а точнее, Йодо, в теле которой пребывала лисица.       Всеми завладел шок.       Вопли и вскрики, если и были, застряли где-то в горле.       — Видишь, Ибараки, лапушка, — Хаяте растянул улыбку до самых ушей, — она мертвее некуда.       Голова женщины, немного наклонённая вперёд, покачивалась из стороны в сторону, и сквозь широкую рану были видны скальп, кости и мозг. Из шеи капала на деревянный пол тёмная кровь. Лицо уже начало бледнеть, в то время как глаза уже закатились, а приоткрытый рот застыл в немом крике.       — Человеческое тело уже мертво, так что мне ничего не будет, — пожал плечами Хаяте.       Если Нурарихён и клан Нура большими глазами, со смесью неверия и даже какого-то страха смотрели на довольного Баку, то подчинённые Хагоромо Кицуне едва сдерживали ярость. Один всё же не смог удержаться.       Ёкай с боевым кличем выскочил вперёд, замахиваясь катаной. От злости у него помутился рассудок.       Лезвие даже не успело не то что коснуться Хаяте, проделать половину пути, когда отчаянный смельчак на мгновение застыл. Спустя минуту его тело замертво рухнуло на пол. Ни единого писка.       Далее труп вдруг зашевелился, и что-то небольших размеров потащило его в сторону Хаяте. Это нечто чёрное и живое с телом аякаши в зубах взобралось на горящий фонарь-физалис, из которого вытекала уже знакомая Нурарихёну тёмная жидкость, который держал Хаяте в другой руке.       На ёкаев уставилась пара таких же, как у Баку, ядовито-зелёных глаз с узкими зрачками ромбовидной формы. Издав тихий, но вполне слышимый рык, существо, теперь похожее на огромную ящерицу с длинным шипастым хвостом начало поглощать ещё не до конца исчезнувшее тело аякаши вместе с одеждой и катаной. Сопровождался данный процесс чавканьем, что в тишине помещения казалось оглушительным.       Нурарихён вышел из ступора только тогда, когда ощутил пальцы, в страхе сжимающие сползшее кимоно.       Ёхиме, почувствовавшая воцарившуюся атмосферу прижалась к ёкаю. Она не понимала, что происходит, и эта неизвестность пугала даже больше Хагоромо.       Мысленно Нурарихён чертыхнулся, ругая самого себя. Его любимая тут дрожит вся, а он как истукан стоит, хотя не только он. Беглый взгляд позволил аякаши понять, что его не единственного будто оглушили или превратили в статую. Не сводя напряжённого взгляда с Баку, Нурарихён дёрнул стоящего рядом Гьюки за рукав кимоно с такой силой, что тот тоже начал выходить из транса.       Заметно побледневший Гьюки — даже Нурарихён такого не ожидал — перевёл ошалелые марсаловые глаза на Нурарихёна с немым вопросом: "Что сейчас происходит?"       Нурарихён сильнее сдвинул брови к переносице и, поджав губы, мотнул головой в сторону своих подчинённых. Мол, давай, Гьюки, приводи этих в чувства.       Поняв, что от него требуется, мужчина принялся за работу.       — Ох, прошу прощения, я совсем забыл про вас, — встрепенулся Хаяте, устремляя глаза на клан Нура. — А ведь среди вас есть хрупкий человечек.       Услышав, что речь пошла о ней, Ёхиме ощутимо вздрогнула и втянула голову в плечи.       — Даже не думай о том, чтобы причинить ей хоть какой-то вред, — буквально прорычал Нурарихён, сцепив зубы.       — Что ты, что ты, Рихён, лапушка, даже если бы я и хотел, я бы не смог физически навредить лапушке Ёхиме, — на его лице будто бы появилась виноватая улыбка. — Моё прелестное порождение уже поело, так что я вот-вот уйду, — Хаяте посмотрел на фонарь, куда невольно устремил взгляд и Нурарихён.       Фонарь в виде физалиса мирно горел, излучая на удивление мягкий и успокаивающий свет.       — Пожалуй, на этом я откланяюсь, — Баку спрятал фонарь. — Я должен вернуть голову на место, — Хаяте взял голову в обе руки и с каким-то сочувствием произнёс: — это тело не заслужило такой участи.       Он отвесил глубокий поклон всем присутствующим, неясно шутливый или серьёзный, и спокойным шагом удалился, исчезая в рассветных лучах солнца.       — Идём, — Нурарихён выдохнул, заткнул Ненекиримару за пояс и поднял Ёхиме на руки. — Решайте сами, что делать с воспоминаниями об увиденном, — он обвёл глазами своих подчинённых. — Я предпочту как можно скорее забыть об этом.       Аякаши решительно направился к выходу из замка Осака, крепко прижимая к себе Ёхиме. Девушка одной рукой касалась руки Нурарихёна. Её страх перед Хаяте исчез сразу, стоило Баку удалиться в отличие от прочих ёкаев.       Клан Нура покинул замок Осака, оставляя подчинённых Хагоромо Кицуне осознавать произошедшее за эту ночь.

***

      Главный дом клана Кейкаин располагался в округе Нисидзин и был достаточно просторным, чтобы не слышать происходящего на другом конце дома.       Корэмицу Кейкаин при свете лампы записывал отчёт в длинный свиток, который после положит к остальным, лежащим на полках позади онмёдзи.       "Корэмицу свидетельствует, что смерть госпожи Йодо была скрыта, но множество аякаши покинули столицу, потеряв своего лидера. После второго штурма замка Осака, клан Тойотоми был уничтожен."       Всё то время, пока онмёдзи вырисовывал кистью иероглифы, он периодически слышал какие-то громкие звуки неясного происхождения. Тяжко и устало вздохнув, Корэмицу, поставив точку, отложил кисть, решив окончить позже. Мужчина поднялся на ноги и вышел из комнаты на веранду.       Окружающий сад давно погрузился в темноту пришедшей ночи.       — Что происходит... — непонимающе бормотал хмурый Корэмицу. — В гостевой невероятно шумно...       Дойдя до нужных фусума, за которыми и был источник шума, онмёдзи резким движением распахнул двери и застыл, открыв рот.       В комнате пировали аякаши. Заполонив чуть ли не всё пространство, ёкаи пили саке, ели, танцевали и вовсю веселились.       — Потрясающая победа! — приплясывал Ко-Óни.       — Клан Нура несокрушим! — радовался Тофу Козо.       — Несокрушим! — поддакнул Натто Козо.       — Что?! — воскликнул вернувшийся в реальность Корэмицу, сжимая косяк двери.       — Охо-хо-хо! — обратил на него внимание Тофу Козо.       — Извините за вторжение! — крикнул Натто Козо.       — Присоединяйся к нам!       — Эй, освободите место для лысого! — прокричал в толпу кто-то.       — Это главный дом Кейкаин! Что здесь делают аякаши?! — злился Корэмицу, не зная, как выгнать эту ораву за пределы дома, да и возможно ли такое.       — Знаешь, ты облысеешь, если будешь нервничать ещё больше...       — Точно.       Озорно захихикали шикигами Хидемото, вконец взбесившие Корэмицу.       — Хидемото! — теперь гадать, кто разрешил клану Нура остаться, онмёдзи не пришлось.       — Ну же, ну же присаживайся! — позвал Корэмицу Ко-Óни.       Онмёдзи всё же провели внутрь, усадили на пол и налили саке.       Корэмицу сжимал пиалу с саке с такой силой, что та вот-вот грозилась сломаться.       Вокруг него наперебой галдели ёкаи.       — Мы слышали о тебе! О том, как ты тренировался 28 лет, будучи прямым наследником, но не смог стать главой семьи.       — Пропустил вперёд младшего брата. Ну, или что-то в этом роде.       — Так ты лысый от природы? — Теноме тыкнул в голову Корэмицу.       — Я бреюсь! — в свой ответ онмёдзи постарался вложить всё раздражение. — Валите уже отсюда! — заорал он на аякаши.       — Мы покидаем столицу... — спокойно ответил ему Натто, заложив руки за соломенную голову. — Так что это, считай, прощальная вечеринка. Расслабься, ладно?       Тофу Козо, Ко-Óни и остальные согласно закивали.       Корэмицу не оставалось ничего, кроме как покорно принять свою участь.       — Сегодня всё можно! Верно, Гьюки? — пьяный Хихи, сняв маску, хлопал ладонью по голове Гьюки.       — Д... да, — коротко ответил ему мужчина, терпя слабые удары.       В отличие от многих аякаши, Гьюки так просто отпустить произошедшее не смог. Перед глазами ещё стояла фигура Хаяте с горящими глазами, хотя последнее явно был плодом его фантазии.       Кто он? Чего ему надо было?       И если на второй вопрос ответ был, — Хаяте явно точил и точит зуб на Хагоромо Кицуне куда больше, нежели клан Нура — то вот, кем был Хаяте, Гьюки не понимал. Как мужчина не понимал и то, что конкретно напугало его: сам Хаяте или его порождение?       Гьюки всё же поинтересовался у Нурарихёна по поводу личности Хаяте, на что Верховный Главнокомандующий клана Нура заметно помрачнел, пожал плечами и сказал, что сам не в курсе, кто такой Хаяте.       Мужчина выдохнул, порадовавшись, что Годзу и Медзу он с собой не взял, и залпом осушил пиалу, на что Хихи восторженно захлопал в ладоши и налил Гьюки ещё алкоголя.       — Я отберу его у тебя! Неважно сколько времени потребуется! — заявляла пьяная Сецура, отпивая саке, Ёхиме, тоже немного подвыпившей.       Однако девушка была одна из самых трезвых в комнате.       — Э... Понятно... — пробормотала Ёхиме, не совсем понимая смысл слов Юки-Онны.       — Не знаю... но похоже я понравился этой принцессе... — Хитоцуме поглядывал на Кокехиме.       Та чуть ли не хвостиком ходила за Óни, будто маленькая племянница за дядей или дочь за отцом. Так и сейчас Кокехиме побаивалась далеко отходить от Хитоцуме. К присутствию ёкаев Кокехиме привыкала тяжело.       — Уж от кого-кого, а от тебя не ожидал, Хитоцуме... — неверяще покачал головой Дарума. — Ты ещё ничего...       На просторной веранде с опущенными большими жалюзи, тем временем, сидели друг напротив друга Нурарихён и Хидемото. Хотя сёдзи были закрыты и не давали возможности обоим главам наблюдать происходящее внутри, оба всё прекрасно слышали: и Корэмицу, негодующего из-за поступка Хидемото, и нервно-напуганный вскрик Ёхиме, обращённый к что-то задумавшей Сецуре.       — Лунный свет был также прекрасен... когда я впервые встретил тебя, — Хидемото, полулёжа опёршись на низкий стул с подушкой, держал в руке пиалу, полную саке.       — Я даже не понял, что дом, в котором я решил поесть, принадлежал онмёдзи, — хмыкнул Нурарихён.       — Ну, я вряд ли ещё встречу такого проблемного аякаши... — пожал плечами Хидемото, отпивая саке. — Будет намного проще, если ты вернёшься в Эдо.       — В отличие от той лисицы, мне нет никакого дела до этой земли, — Нурарихён поднёс пиалу к губам и сделал глоток. — Теперь, когда я стал Владыкой всех духов, я просто вернусь в Эдо.       Свет месяца отражался в поверхности алкоголя.       — Знаешь, — заговорил Хидемото, — Хагоромо Кицуне, наверняка, снова направится в столицу после того, как восстановится. Она всегда умела убегать, — онмёдзи пожал плечами. — Все считают эту столицу самой важной территорией нашей страны. Также в этом месте произошло множество кровопролитий... Столица, что близка к Небесам... что близка к Аду, — мужчина взглянул на раскинувшийся под окнами сад. — Я хочу кое-что попробовать, — он как-то хитро сощурился. — Если получится... то это станет "нерушимой границей", и помешает аякаши действовать так, как им вздумается на "четыре столетия"...       — Очень интересная и масштабная задумка даже для онмёдзи, — голова Хаяте вместе с длинной косой свесилась с края крыши.       Ядовито-зелёные глаза весело посмотрели сначала на Хидемото, потом — на Нурарихёна. И если онмёдзи только вздохнул, то вот аякаши нахмурился. Присутствие Хаяте явно было ему не по душе.       — Надеюсь, я не помешал вашей приятной беседе? — участливо поинтересовался Баку. Не услышав отрицательного ответа, он наклонил голову набок: — Могу ли я к вам присоединиться?       — Не я хозяин этого дома, хотя мне бы не хотелось, чтобы ты задерживался надолго, — высказал своё мнение Нурарихён, не спуская с Хаяте настороженного взгляда.       — Я не против, — согласился Хидемото, усмехнувшись. — Мой дом и так уже полон аякаши. Одним больше, одним меньше...       — Ох, Хидемото, ты такой лапушка. Спасибо, — ласково пропел Хаяте и в мгновение ока оказался между Нурарихёном и Хидемото.       Хаяте, тянущий довольную улыбку, достал из-за пазухи третью пиалу, скорее всего взятую заблаговременно, и налил себе саке.       — Хидемото, смотрю, ты нисколько не удивлен его присутствию в Киото, — Нурарихён взглянул на онмёдзи.       — Он неожиданно появился в моём загородном поместье, — пояснил Хидемото, косясь на Хаяте.       Если первая встреча с Нурарихёном была в большей степени неожиданной, то вот приход Хаяте скорее насторожил его. Хаяте вошёл неслышно, изрядно перепугал его шикигами, что быстро спрятались за своего хозяина, и, совершенно бесцеремонно подняв бамбуковую штору, с любопытством разглядывал Хидемото, словно онмёдзи был диковинной зверушкой. И всё бы ничего, да только это любопытство в глазах Хаяте граничило с каким-то нездоровым интересом. Странное ощущение...       — Мы просто перекинулись парочкой слов, не более, — влез Хаяте. — Должен же я был хотя бы навестить столь известную личность в Киото, как Хидемото Кейкаин 13-ый. Я всё равно не мог вмешиваться, развлекался как мог, — он горестно вздохнул.       — Разговор со мной тоже был развлечением? — несколько раздражённо поинтересовался Нурарихён.       — Не только. Как я уже сказал, мне была интересна личность Нурарихёна, о котором я слышал, — Хаяте улыбнулся, обнажая клыки.       — Судя по тому, как ты выбирал себе собеседников, Хагоромо Кицуне тоже не избежала твоего визита? — задал логичный вопрос Хидемото, делая глоток.       — Абсолютно верно, лапушка Хидемото, — кивнул Хаяте, а вот онмёдзи едва ли не подавился, услышав прозвище и беспечный тон Баку.       — Меня интересует ещё кое-что, Хаяте, — Нурарихён сощурился.       — Внимательно слушаю, — Баку хлопнул глазами.       — Почему ты не мог вмешиваться? Исходя из того, что я видел... ты мог расправиться и с Хагоромо, и с её подчинёнными. Но этого не произошло. Дело только в твоём нежелании? — голос аякаши посерьёзнел.       — Мне был дан приказ: не вмешиваться ни в чью деятельность до окончания всей заварушки. В саму драку я тоже, конечно, не мог влезать. В противном случае, я бы обязательно явил себя. Вы бы знали, лапушки, как тяжело просто смотреть без возможности что-то говорить громко и вслух, — Баку театрально всхлипнул, приложив тыльную сторону ладони ко лбу, и чуть откинул голову назад. — А что касается лапушки Хагоромо... — уголки губ на мгновение дрогнули. — Даже если бы я и хотел, не смог бы убить её. Она ведь была в человеческом теле.       — Получается, ты не можешь вредить людям? — удивился Хидемото.       — Угу, физически я не могу вредить им никоим образом, иначе... — Хаяте провёл указательным пальцем по шее. — Тем в ком течёт человеческая кровь, не могу и ещё кое-кому...       — Но ведь Хагоромо Кицуне не человек, она лишь сидела в теле человека, как я понимаю, — Нурарихён налил себе ещё саке.       — Я тоже об этом думал, — согласно кивнул Хаяте. — Однако это всё ещё было человеческое тело, со своими мыслями, душой и эмоциями, но подавленными сущностью Хагоромо, — Хаяте болтал пиалу с саке. — Потому я использовал голову её сосуда, чтобы насладиться ненавистью и страхом её подчинённых, — заявил Хаяте, рассмеявшись.       — За что же ты её так ненавидишь? — покосился на Баку Нурарихён.       — Она является косвенной причиной смерти моей любимой, — Хаяте сощурился, улыбка стала очень тонкой и явно натянутой. — Так как я не могу навредить Хагоромо Кицуне, я злю её как могу, а заодно и всех, кто связан с ней. Я ненавижу её всей душой, — улыбка вновь стала широкой и весёлой, может, с лёгким оттенком печали.       Хидемото и Нурарихён переглянулись и промолчали.       — Вернёмся к твоей задумке, лапушка Хидемото, — Баку взглянул на онмёдзи. — Ну, поставишь ты, допустим, этот свой барьер, а ты уверен, что он 400 лет продержится?       — Неа, — беззаботно ответил Хидемото. — Да и неважно, сколько барьер продержится, лет через 50 я всё равно умру... — он рассмеялся, словно смерть совсем его не пугала.       — 50 лет, да... — протянул Нурарихён. — Человеческая жизнь так коротка. Это, видимо, твой предел.       — О, совсем нет! — воскликнул Хидемото.       Он хотел добавить что-то ещё.       — Рихён, лапушка, странно от тебя слышать высказывания в сторону скоротечности жизни, — перебив онмёдзи, расхохотался Хаяте, наливая себе ещё саке. — Ты что же... надеешься, что последствия вырванного лапушкой Хагоромо сердца тебя не постигнут? — саркастично поинтересовался Баку. — Скорее всего, твоя жизнь тоже сильно сократится...       — Пускай так, — с усмешкой ответил Нурарихён.       — Хидемото, лапушка, продолжай. Прости, что я тебя перебил.       Онмёдзи хмыкнул.       — Я вполне могу стать частью Хагуна после смерти и вновь встретится с вами. В конце концов, "Шикигами Хагун" — это техника, призывающая предыдущих глав. Хотя я и сомневаюсь, что найдётся кто-то настолько талантливый, чтобы применить Хагун...       Нурарихён вытянул открытую бутыль с остатками саке.       Хидемото и Хаяте удивлённо переглянулись и дружно непонимающе уставились на Нурарихёна.       — Отныне я буду жить среди людей. Было забавно выпить и с онмёдзи и с... — он взглянул на Баку, хмыкая. Нурарихён всё ещё не знал, кто он.       — Баку я, Баку, — любезно пояснил Хаяте, прикрывая глаза.       Хидемото аж присвистнул.       —...и с Баку, — закончил Нурарихён, теперь понимая, чего он, его подчинённые, даже подчинённые Хагоромо не могли сделать и шагу поначалу. — Допивайте.       Последняя капля саке упала в пиалу.       — Я всегда считал тебя интересным, — признался Хидемото. — Но я и подумать не мог, что ты станешь сильнейшим аякаши мира.       "Когда дело доходит до его способностей... объединяя их вместе со способностями того меча... — онмёдзи имел ввиду Ненекиримару. — Подумать только, аякаши так хорошо смог применить "силу Инь"... И правда жаль, что я не смогу увидеть, каким великим аякаши в будущем он станет".       Все трое подняли пиалы и осушили их.       — Можно я тоже задам вопрос? — немного помолчав, что-то обдумывая, обратился Хидемото к Хаяте.       — Внимательно слушаю, Хидемото, лапушка. У меня сегодня прекраснейшее настроение.       — Ты ведь уже встречался с Хагоромо Кицуне раньше? Примерно 400 лет назад...       — Догадливый онмёдзи, — Хаяте вдруг сощурился и ухмыльнулся чересчур хищно, по-лисьи. — Верно, 400 лет назад я впервые познакомился с лапушкой Хагоромо.       — Судя по тому, что мне известно, 400 лет назад Хагоромо Кицуне уже воскресала. Она набралась сил, что-то произошло, а потом её жизнь оборвалась. Кто это сделал? — серьёзным тоном спросил онмёдзи.       — Та, которой я служу, — прикрыл поблёскивающие глаза Хаяте.       — Что же такого сотворила эта лисица, что её убили? — заговорил Нурарихён. — Хотя вряд ли что-то хорошее...       — Воскресила своё дитя.       Нурарихён дёрнулся. В том вое он действительно слышал что-то про ребёнка.       — Но зачем? — непонимающе нахмурился онмёдзи.       — Этого я не знаю. Моей задачей было лишь удерживать внимание Хагоромо Кицуне на себе как можно дольше, — пожал плечами Баку. — Об этом знает моя ныне покойная госпожа, но боюсь она не будет объяснять её истинные мотивы.       Все трое замолчали.       Оставшиеся вопросы неприятно скребли душу.       — Насчёт того меча... — первым снова молчание прервал Хидемото. — Когда-нибудь пойдут слухи... что обладание им... сможет сделать из тебя Повелителя всех духов.       Нурарихён заинтересованно, с улыбкой и немного приподнятыми бровями бросил взгляд на вложенный в ножны Ненекиримару.       — Смелое заявление, лапушка Хидемото. Ты что же, будущее видеть можешь? — усмехнулся Хаяте, как-то неверяще глядя на онмёдзи.       — Просто знаю, — коротко ответил Хидемото. — До сих пор, я создавал множество изгоняющих мечей... — онмёдзи болтал уже пустую пиалу. — Но подумать только, один из них способен противостоять Нурарихёну и Хагоромо Кицуне... Какая удача для создателя! — снова рассмеялся Хидемото.       — По-моему, это прекрасный меч для Владыки Пандемониума, — усмехнулся Нурарихён, убирая Ненекиримару.       — А, ладно... — махнул рукой Хидемото. — Просто верни мне его когда-нибудь, хорошо?       "Это всё-таки меч онмёдзи... — мысленно добавил он".       — Что же! — Хаяте резко поднялся на ноги. — Мне пора возвращаться, — он перепрыгнул пустую бутыль и оказался на деревянных перегородках. — О! — он обернулся к онмёдзи и аякаши с уже знакомой им широкой до ушей улыбкой. — Рихён, лапушка, дам тебе совет, — Нурарихён выгнул бровь. — Присматривай за лапушкой Ёхиме.       — Я и так буду это делать, — в лёгком раздражении закатил глаза Нурарихён.       — Я имею ввиду, что ты не должен забывать о её сущности. Она — человечек. Хрупкий. С натурой, которую очень легко потревожить. Человечек. Вряд ли она уже отошла от происходящего.       Нурарихён кивнул, и сам понимая, что в словах Хаяте есть правда.       — Ты мне понравился. За тобой было интересно наблюдать, — последняя странная фраза была адресована как Нурарихёну, так и Хидемото. — И да! Я приглашаю вас в гости, в храм Миваку-Текина. Заглядывайте, как будет время.       — И где этот храм? — спросил Хидемото.       — На севере, севернее деревни Тооно, за горой Осорезан, — кратко объяснил Хаяте. — Там спросите у местных жителей. Вам всё расскажут. Было приятно пообщаться, лапушки.       Хаяте, подпрыгнув, схватился на выступающий край крыши, подтянулся и исчез из поля зрения Нурарихёна и Хидемото.       Нурарихён ещё немного побуравил взглядом место, где был Хаяте.       Приказ, да? Получается, если бы не приказ какой-то "госпожи", кто знает, чем бы обернулась его драка с Хагоромо Кицуне...       Сёдзи распахнулись, и обоих глав оглушили радостные восклицания аякаши.       — Эй, Главнокомандующий!.. — помахал рукой Натто Козо, обращая внимание Нурарихёна.       — Нет-нет, ты должен был сказать "Владыка мира!" — со знанием дела поправил Натто Ко-Óни.       — Нурарихён-сама! Спаси!       Ёхиме бросилась в объятия Нурарихёна. Волосы девушки были частично покрыты корочкой сверкающего льда.       Где-то в толпе недовольно надула щёки напившаяся Сецура.       — Уходим отсюда, ребята! — Нурарихён, широко и весело улыбаясь, обнял Ёхиме и, положив ладонь на мягкие волосы, крепко прижал её. — Мы закончили все дела в столице! Собирайтесь... Мы возвращаемся в Эдо!       Под командованием Нурарихёна клан Нура покинул дом онмёдзи.       "Проклятье! — Корэмицу сжимал кисть и продолжал писать отчёт после того, как вернулся из гостевой. — Я не позволю этому произойти со мной снова! — Налысо выбритая голова онмёдзи была испещрена надписями "Лысый" и "Господин Лысый". — Я не позволю аякаши... не пущу Нурарихёна в мой дом и не позволю есть ему мою еду... Никогда!"       Онмёдзи писал с такими тщательностью и старанием, с такой силой нажимал на кисть, что кончик её грозился продырявить бумагу. Тогда Корэмицу придётся начинать сначала.

***

      Аякаши Нурарихён... Мир аякаши вертелся и, может, до сих пор вертится вокруг него.       Однажды он соединился с человеком, и у него родился ребёнок. Этот ребёнок произвёл на свет внука...       У главы клана Кейкаин, Хидемото Кейкаин 13-того, спустя множество поколений тоже появился достойный Хагуна потомок...       В храме Миваку-Текина после долгого сна пробудилась глициния, и ветви её закачались, приветствуя новую Гудзи...       Все вместе они вертят колесо судьбы мира аякаши и, может, мира людей...

***

      Спустя примерно 400 лет, Киото...       Юра со всех ног бежала по улицам родного для неё города. Она свернула на нужном повороте, пробежала ещё немного и, наконец, остановилась. К воротам, которые казались ей громадными что сейчас, что в детстве, девушка подошла твёрдо и решительно.       — Это я, Юра!       Створки деревянных врат отворились наружу, поднимая клубы пыли из-за своей тяжести.       Юра в оборванных одеждах — девушка как покинула дом Нуры сразу вернулась к себе, собрала вещи и отправилась на вокзал — вошла внутрь, намотав на руку ручки средних размеров сумки.       Девушка была не шибко довольна своим внешним видом, а ещё она злилась на себя за наивность и проклинала брата за его глупую выходку.       Изначально Юра думала, что поедет на Синкансене, но брат передал ей письмо, где помимо текста был и самый обычный билет.       — Почему я еду в Киото по молодёжному билету с пересадками?.. — Юра непонимающе буравит взглядом письмо, где-то внутри надеясь, что у неё просто резко ухудшилось зрение. Однако билет остаётся тем же несмотря на попытки девушки. — Я же просила дать мне билет на Синкансен! У меня денег ни копейки! — негодует юная онмёдзи. — Брат, ты дурак!       Она обращает внимание на текст письма и решает, наконец, прочитать его.       "Поздравляю с окончанием тренировок. Хорошая работа, Юра. Извини, что не получилось поехать вместе, но я оставил небольшой подарок. Он поможет тебе расслабиться."       "О... Брат... — Юра быстро и безоговорочно верит Рюдзи. Девушка достаëт из сумки бутылку газировки и сильно-мятные конфеты".       "Ты ведь любишь газированные напитки, Юра? А мята — лучшее средство от усталости."       Пишет Рюдзи в своём письме.       — У-у... Неужели он способен на что-то хорошее? — девушка шмыгает носом от счастья и остатков неверия и переводит глаза на письмо, где были даны инструкции:       "Хорошо, а теперь я объясню тебе, как ими пользоваться... сперва положи мятные конфеты в бутылку. Тогда эффект заметно возрастёт."       Юра послушно выполняет всё, что пишет Рюдзи.       — Вот так?       Бутылка через секунду затряслась, заходила ходуном в руках Юры, и наружу хлынул фонтан из пены, окатывая Юру вместе с вагоном.       — Ёкай! Ёкай! — от испуга и неожиданности вопит Юра.       Проморгавшись, девушка большими глазами осматривает вагон, залитый пеной, немногочисленных недовольных пассажиров, и понимает, что её обдурили, как ребёнка.       — Ой-ой! Простите, сейчас я всё вытру! — свой путь до следующей пересадки Юра проводит за относительной уборкой вагона вперемешку с извинениями.       А пока Юра едет в поезде в Киото, уже прибывший туда вместе с Рюдзи Мамиру, зная о пакости Рюдзи, спрашивает:       — Не думаешь, что она может догадаться?..       — Да нет... эта идиотка наверняка всё сделает. Уж я-то знаю, — Рюдзи гадко ухмыляется и смеётся.       Атмосфера Главного дома клана Кейкаин — её родного дома — осталась такой же, какой была, когда Юра уезжала в Укиё-э: спокойная и тихая. Юра, будучи маленькой, думала, что деревянные стены её дома ограждают не столько громадный дом, сколько какой-то особенный мир, полный странных существ, — шикигами — слов — техники онмёдзи — и, может, немного странных людей.       — О, Юра-сама?!       — Юра-сама?.. Что вы делаете здесь, в Главном доме... Что происходит?!       На пути в нужную залу, хмурой Юре встретилась парочка начинающих онмёдзи, занимающихся уборкой.       — Где старший брат Рюдзи?! — Юра суровым, недовольным, с лёгкой обидой взглядом уставилась на онмёдзи, которые были чуть младше самой Юры. — Из-за этого глупого брата я потратила много времени, добираясь сюда! — негодовала девушка.       Она так и не удосужилась услышать ответ на её вопрос, топая и дуясь, прошла мимо по веранде.       — Интересно, связано ли всё происходящее с Корето-самой и Сюдзи-самой? — шёпотом поинтересовался один из оставшихся позади онмёдзи, коротко стриженный брюнет с полным лицом.       — Как они связаны с Юра-самой? — спросил его, сжимая метлу, второй парень, блондин с узким, худощавым и вытянутом лицом.       — Ну знаешь... Ведь они "оба умерли", — шепнул ему первый. — И теперь двое новичков, Мамиру-сама и Юра-сама, были вызваны...       — Т... Ты же не думаешь!.. Юра-сама унаследует пост?! — чересчур громко воскликнул второй.       Первый зашикал на него, и оба вернулись к своей работе.       Подойдя к фусума, Юра сделала несколько вдохов и выдохов, успокоила свои эмоции и произнесла:       — Я вхожу. Я, Юра, вернулась.       Сидя на веранде, на коленях, Юра немного отодвинула двери сёдзи.       Её взору предстала большая комната, полная онмёдзи клана Кейкаин. Во главе сидел старик с длинной бородой и лысиной — дедушка Юры. Юную Кейкаин удивило количество присутствующих — она думала, что будет только её дедушка и, может, Рюдзи с Мамиру. Это насторожило и обеспокоило девушку.       — Чт... что вы... Почему вы все здесь... — растерялась девушка.       Ей стало не по себе от хмурых и беспокойных взглядах онмёдзи.       — Эй, Юра, послушай, — Рюдзи стоял, прислонившись к фусума, сложив руки на груди.       Услышав тон брата, все слова, которые Юра намеревалась ему высказать застряли в горле девушки.       — Отныне... ты станешь представителем "Печати Кэйтё". Мы собрали все силы Кейкаин, чтобы немедленно уничтожить Хагоромо Кицуне, как только узнаем её нынешнее обличие. Тебя это касается в первую очередь, ведь ты можешь призывать Хагун.       Рюдзи смотрел сверху вниз на сестру серьёзно, так что Юре оставалось нахмуриться и кивнуть, показывая, что всё понятно.       Она всё равно не могла бы отказаться.       Таков её долг, долг онмёдзи — уничтожать враждебно настроенных ёкаев.