***
Шестой барьер, храм Рюуэн-дзи Высокий, широкоплечий, темнокожий онмёдзи совершал ночной обход по веранде храма. Волосы его были чёрными, скрученными в дреды и собранными в короткий хвостик на затылке, а глаза, в противовес этому, белыми, так что радужка и белок почти сливались, и только чёрные зрачки выделялись двумя точками. — О чём вообще думал Хидемото-сама? — тишину ночи нарушил его недовольный вопрос в никуда. — Почему он оставляет барьер Юре? Это же бесполезно! Рюдзи был бы лучшим выбором, — Кейкаин Гоура прикрыл глаза и покачал головой. Не многим пришёлся по душе новый титул Юры, всё-таки она была ещё совершенно неопытной онмёдзи, даже с учётом того, что юная Кейкаин могла призывать Хагун. Да только добрая половина клана знала о том, что Юра толком даже не умеет управлять Хагуном, который и использовали при прошлом запечатывании Хагоромо Кицуне. Однако её способности в управлении шикигами не могли не поражать. Он шагал по деревянной, тёмной веранде. Сад камней, стену, ограждающую храм укрыло чёрное одеяло ночи и тиши. Кейкаин Гоура резко остановился, потому что ощутил чужое присутствие, а после услышал и девичий голос: — Ма-ру, Та-ке, Эбису, Ни, Оси, О-ике... Анэ, Сан, Роккаку, Тако, Нисики... Си, Ая, Бу-така, Мацу, Ман, Годзё... Сетта, Чара Чара, Унотана... — закончила последнюю строчку детской мнемонической песенки, которая перечисляет улицы Киото с Востока на Запад девушка-подросток лет пятнадцати с сильно заострёнными скулами, как скулы черепа, что она держала в руках. Волосы её были длинными и тёмными, убранными в высокий хвост красной, суконной ниткой, закрученной в замысловатый узор, глаза — яркими, жёлтыми, немного суженными кверху, а вот зрачки — овальными и вытянутыми. — Аякаши... — нахмурился Гоура и спрыгнул с веранды, напрягаясь. Медальон на длинной верёвке качнулся пару раз. — О? Ты испугался меня. Только что... — голос незнакомки был таким, будто говорил десятилетний ребёнок, но вот прищур глаз доказывал, что она намного старше, чем кажется. Воздух затрясся и наполнился бессчётным количеством черепом, из глазниц которых вылезали змеи с зелёной чешуёй. Такие же, какая была в том черепе, что держала в руках незваная гостья. Гоура завертел головой и невольно отшатнулся назад. — Знаешь... Если ты покажешь свой страх в битве с аякаши, то сразу проиграешь! — мило и кротко улыбнулась девочка. — Я забираю... твой глаз. На глазах онмёдзи ёкай рассыпалась песчинками, которые быстро подхватил ветер. — Она исчезла... — пробормотал Гоура, когда его правый глаз пронзила острая боль. Кейкаин подавился воздухом и схватился за появившуюся на лице пустоту. — Чт... Что ты сделала?! — выкрикнул он. "Я не вижу своим правым глазом! — онмёдзи сцепил зубы. Тело сотрясала мелкая дрожь". Змеи из черепов внимательно наблюдали за онмёдзи, покачивая головами. — Я забрала твой глаз в "этот" мир, — угрожающе, даже как-то хищно улыбнулась ёкай, и в черепе появился катающийся глаз. — Н... не недооценивай меня! — Гоура убрал руку от окровавленной раны и атаковал аякаши. — Шикигами! Нагината но Бэнкей! — с этими словами в руках его появилось оружие, которым замахнулся онмёдзи. По неосторожности он наступил на один из черепов и раздавил его ногой в белом таби. Змея, выползшая наружу, поползла по телу онмёдзи и быстро оказалась возле правого его плеча. Взгляд Гоуры столкнулся со змеиными глазами, а после пресмыкающееся, разинув пасть, пролезло в его голову через свежую рану. Спустя несколько секунд змея вылезла наружу через другую глазницу со вторым глазом. Она проглотила его, подлетев к девочке. Онмёдзи закачался, выронил из рук нагинату, а после бездыханным трупом рухнул на землю. — Добро пожаловать в мир мёртвых, — немного нараспев, произнесла ёкай, и её губы снова украсила кроткая улыбка. Послышались ещё чьи-то неспешные шаги. Аякаши обернулась, и глаза её наполнились восторгом. — О, сестрица! — радостно воскликнула она, повернув голову к новоприбывшей. — Пожалуйста! Это уже шестой, — сначала ёкай указала на здание храма, — а вот Икигимо онмёдзи, — потом рука её, почти полностью скрытая длинным светло-розовым рукавом, переместилась в сторону мёртвого Гоуры. Взгляд же не отрывался от той, кого она с такой преданностью назвала "Сестрица". — Дочь Кьёкоцу... ты подаёшь ещё больше надежд, чем твой отец, — голос женщины был тягуч, словно мёд, и приторно-сладок. Она заправила пряди за ухо. Чёрные, длинные волосы, как сама тьма. Чёрные глаза, будто не имеющие дна. Чёрное платье с длинными рукавами, колыхающееся от ветра. Чёрный портфель в руке. Чёрные чулки. Чёрные лоферы. Ярко выделялись лишь большой, отложной белый воротник и молочно-белая кожа, кажущаяся бледной. Красивое лицо с поистине лисьими, острыми чертами исказилось в довольной усмешке. Хагоромо Кицуне всё тем же прогулочным, но уверенным шагом прошла внутрь храма Рюуэн-дзи.***
Рикуо до сих пор помнит тот день, когда на его отца было совершено покушение. Кошмары его мучали лет до шести. В них черноволосая девочка, на несколько лет старше его, убивает его отца, пронзая щербатым, уродливым мечом. Помощь не успевает, и Рихан умирает. А девочка смеётся то ли отчаяния, то от того, что сошла с ума. Рикуо просыпается в холодном поту, с силой комкая оделяло. Вариации иногда были различны, но две вещи оставались неизменными: факт смерти отца и внешность незнакомки. Чёрные волосы. Чёрные глаза. Чёрное платье. И белоснежная кожа, кажущаяся на фоне остальной черноты неестественно бледной. В одном из своих кошмаров Рикуо, просто стоящий на месте и смотрящий, как истекает кровью его отец, заговорил с ней: — Сестрёнка... Ты кто? Девочка в ответ лишь растянула то ли улыбку, то ли издевательскую ухмылку. А потом Рикуо проснулся. Первые время, когда эти страшные сны только начали приходить к нему, Нура каждую ночь приходил в комнату, где спали его родители. Тихо подойдя к футону, мальчик смотрел на Рихана. Рикуо задерживал дыхание и прислушивался, силясь уловить дыхание отца. Несколько минут проходило в тишине, пока Рихан не просыпался, почувствовав кожей пристальный взгляд сына. Маленький Рикуо вздрагивал, когда отец принимал сидячее положение, когда встречался с немного сонными янтарными глазами. — Рикуо... Что случилось? — голос отца всегда ласковый, но после того случая он кажется Рикуо ещё более тёплым. Так что он не может соврать. — Кошмар... приснился... — тихо отвечает он, не сводя напуганных карих глаз с отца. — Про что? — Про то... — его голос начинает дрожать. — Про то, что тебя не спасли... — Вот оно что... — прикрывает глаза отец. — Иди сюда, — он подзывает его к себе, и Рикуо послушно подходит вплотную. — Всё хорошо, Рикуо. Со мной всё хорошо, — начинает тихо утешать его отец, обнимая. — Это был просто кошмар. Это не было реальностью, понимаешь? — Угу, — Рикуо кивает, он едва сдерживает непрошенные слёзы, слушая биение сердца отца, вцепившись в ткань белого нижнего кимоно. — Рихан, что случилось? — слышится сонный голос проснувшейся мамы. — Кошмар приснился, ничего более, — отвечает ей отец, пока Рикуо выглядывает из-за него. — Пойду достану ещё один футон, — хотя на лице матери поначалу отражается удивление, оно сменяется пониманием, и она поднимается. — Может, лучше я? — порывается отец. — Ну уж нет, — мягко отрезает мама. — Тебе ещё положен отдых. Отец внимательно наблюдает за действиями матери, не переставая прижимать его к себе. Позже он мирно засыпает, удобно расположившись между отцом и матерью. Все страхи уходят. Так было не один раз, пока Рикуо не стал более спокойно относится к кошмарам, к тому же они медленно стали сходить на нет. Нура всегда умел отличать кошмары от реальности, потому когда он задумывался о том, что на самом деле произошло в тот день под сенью цветущих, ярко-жёлтых слив Ямабуки, то чётко понимал: помимо него, Рихана и той незнакомки был кто-то ещё. Кто-то, кто помог его отцу. Сам Рикуо помнил две фигуры: женщина и девочка. Обе склонились над его отцом, до этого девочка оттащила незнакомку с мечом. Девочка просила женщину спасти его отца, и, кажется, именно её взволнованный крик привёл его в чувство. "Папа", — единственное, что сорвалось с его губ. Девочка и женщина обернулись, удивлённо смотря на него. Ему же казалось всё происходящее каким-то нереальным, словно это он, Рикуо, наблюдает за всем, а вроде бы и не он. Женщина подошла к нему, присела на корточки и заглянула ему прямо в глаза. Рикуо удивительно точно запомнил цвет её радужки: яркая, пурпурная, с золотым переливом. Незнакомая женщина мягко развернула его за плечи, к себе спиной, закрыла ладонью его глаза. А потом что-то прошептала на ухо. Как бы Рикуо не старался припомнить, что именно ему тогда нашептали, но его будто окатили водой, тело на несколько секунд одеревенело, а потом он сорвался с места и побежал по направлению к дому. Последнее он осознал много позже. Тогда Рикуо смог ясно понимать реальность только в объятиях побледневшей матери, которая успокаивала его, не переставая улыбаться, дабы не напугать его ещё сильнее. Яркие, пурпурно-золотые радужки. В настоящем, когда воспоминания снова всплыли в голове, у Рикуо они ассоциировались, пожалуй, только с одной персоной. Ясу. Но восемь лет назад Ясу была, по сути, таким же ребёнком, как и он, потому не она отправила его обратно. Значит, это была другая Гудзи? Возможно, Судзин ведь говорила, что даже будучи Юрэй умершие Гудзи могут перемещаться за территорией храма. А сама Ясу, получается... была той девочкой, что оттащила черноглазую?.. Такое вполне может быть, но точный ответ Рикуо узнает только в двух случаях: спросит либо у самой Ясу, либо у несостоявшейся убийцы. Насчёт той женщины... он не был уверен, встретит ли её ещё когда-нибудь, да он лица её не помнит. А отца Рикуо, честно, спрашивать боялся. Ему казалось, что произошедшее восемь лет назад Рихан не захочет вспоминать, а Нура упорно молчал, заталкивая любопытство подальше. — Ах, лето-о-о... — голос Каппы, полный блаженства, вывел из Рикуо из размышлений. Нура оторвал задумчивый взгляд от земли и посмотрел на ёкая. Тот плавал в реке, которая разделяла Укиё-э. Каппа, напевая себе под нос какую-то незамысловатую песенку, то отдавался течению воды, то грёб назад перепончатыми лапами, то снова плыл по течению. Сам Нура, сидя на корточках, сжимал в руке верёвку, концы её были прикреплены к ручкам плавающей деревянной шайке, в которой был арбуз. Некоторое время назад, когда начал наступать вечер, Рикуо, до этого рассматривавшего Ненекиримару, который он едва ли не потерял, отправили на улицу мыть и охлаждать арбуз, чем, собственно, парень и занимался. — А-а-а, как хорошо... Хотел бы я просто всегда плыть по течению, — балдел Каппа, заложив лапы за голову с блюдцем на макушке, вновь отдаваясь воде. Заметив, что Рикуо никак не отреагировал и снова о чём-то задумался, Каппа вновь решил вернуть парня в реальность. — О ком вы беспокоитесь, Рикуо-сама? О той, уехавшей в Киото онмёдзи или о Ясу? — поинтересовался Каппа. — Сейчас — о Юре, — подумав, ответил Рикуо. — Хотя, думаю, вскоре за Судзин-сан я буду волноваться куда больше, — пробормотал он себе под нос. В отличие от Кейкаин, уже пребывшей в Киото, Ясу ещё находилась на территории храма Миваку-Текина, но в скором времени девушка тоже прибудет в Киото, и ему хотелось быть рядом с ней. В прошедшие три дня, когда Судзин уже была на Хоккайдо, Рикуо переписывался с ней и созванивался. Голос Ясу всегда был весёлым и бодрым. А в последнем разговоре девушка упомянула, что заглянет в Укиё-э, и уже оттуда отправится в Киото. Желавший поскорее отправиться в тот же город, Рикуо обрадовался — и с Ясу поговорит, и в Киото они вместе отправятся. Подобные мысли пробуждали в парне какую-то радость и даровали облегчение, на время заглушая тревогу и беспокойство. — Интересно, что же сейчас происходит в Киото? — Нура нахмурился, обращаясь к самому себе. По его мнению, в Киото было что-то, что приманивало чуть ли не всех аякаши. Хотя почему что-то? Кто-то, и этим "кто-то" была Хагоромо Кицуне. Последние дни его мысли, так или иначе, крутились вокруг, во-первых, Ясу — Рикуо не мог точно сказать, что скучает по девушке, но был уверен: ему не хватает её присутствия. Это ведь нормально — испытывать подобные чувства, когда любишь? Во-вторых, из головы Рикуо никак не желало выходить всё, что, по его мнению, мало-мальски было связано с Киото. — Брат Кейкаин-сан сказал, что... "Они" начали действовать... — парень прикрыл глаза. " 'Сюдзи и Корето мертвы', — вот, что ещё он сказал тогда. — И он точно назвал имя... "Хагоромо Кицуне"..." Рикуо не понимал, почему он невольно вздрагивает, слыша это имя или произнося его даже мысленно. Часть его на самом деле, может, и хотела расспросить обо всём Ясу — вот уж кто не станет ничего скрывать при прямом вопросе. Однако другая приводила железный аргумент, которому Нура не мог ничего противопоставить: он не будет доволен, если не узнает всё сам. Ну, хотя бы большую часть... — Нура-кун! — Киецугу-кун?! Громкий и зычный голос Киецугу заставил Рикуо вскрикнуть от неожиданности и подпрыгнуть на месте, выпустив из рук верёвку. Нура быстро спохватился и схватил её, благо шайка плавала недалеко от берега. Каппа, завидев Киецугу в компании остальных членов бюро паранормальных явлений имени Киёдзюдзи, ушёл под воду с громким всплеском. — Твои домашние сказали, что ты здесь, — Киецугу держал руку поднятой, приветствуя Рикуо. За его спиной уже собрались улыбающиеся и бодрые Сима, Кана, Тори и Маки. Рикуо, успокоившись, с лёгким непониманием смотрел на друзей. — Ты ведь слышал, что Юра-кун вернулась домой, в Киото, — Киецугу как обычно не спрашивал, а утверждал, потому Рикуо машинально кивнул. — Хм? А здесь ничего не произошло? — вдруг поинтересовался Сима. — Мне казалось, я слышал громкий всплеск. — К-кто знает... — немного заикаясь, ответил Рикуо, невольно взглянув назад. На том месте, где был Каппа расходились круги, и Рикуо молился всем богам, чтобы их не заметили. — Так... в чём дело? — обратился Нура к Киецугу. — Ну кто ж в Киото на каникулы ездит? — с ухмылкой, прикрыв глаза загадочно заговорил Киецугу. — Ох уж эта Юра-кун... — он тихо рассмеялся. Нура украдкой вздохнул. — Что ж поделать, там её семья, — сложила руки на груди Тори, непонимающе хмуря брови. — Как и в случае с Судзин-сан, — согласно кивнула Кана. — Она ведь тоже поехала домой, только на Хоккайдо. — Знаю-знаю, — махнул рукой Киецугу. — Вам тоже известно о том, что Судзин-сан уехала? — удивился Рикуо. — Да, она сообщила мне о своём возвращении на Хоккайдо, а я же, в свою очередь, любезно поделился своей задумкой, — важно кивнул Киецугу. — И почему же ей ты всё рассказал заранее, а нас только собрал? — начала раздражаться Маки. — Ну, она всё-таки наш сенпай, если так подумать. Я должен уважать её, разве нет? Хотя называть её "Судзин-сан" гораздо проще как по мне, — беззаботно пожал плечами Киецугу. — Да и с ней куда легче договориться. — Погоди, хочешь сказать, что к нам ты уважения не испытываешь? — недовольная Саори сразу прицепилась к словам Киецугу. Мало того, что он лишил её заслуженного отдыха, так ещё и усиленно тянет резину. Это бесило её всё время, но сегодняшним днём раздражение, кажется, вот-вот достигнет своего пика. — Не понимаю о чём ты, Маки-кун, — отвёл взгляд в сторону заметно занервничавший Киодзюдзи. — Ну-ну, Маки, спокойнее, — стала успокаивать подругу Кана с поддержкой Тори. — Лучше тебе всё выложить, Киецугу-кун, — покосился на друга Рикуо. Сима согласно кивнул. — Так! Юра-кун в Киото, Судзин-сан тоже скоро там будет! Киото — средоточие истории и ёкаев, — парень специально выделил голосом слова "истории" и "ёкаев", намекая ребятам на свою идею. — А наши летние каникулы подразумевают... Независимые исследования, так?! — Киецугу снова повысил голос и смолк, прикрыв глаза, и с уверенностью вздëрнул нос, надеясь, что ребята сразу поймут его и похвалят. Однако ответом Киецугу было лишь гробовое молчание да переглядки между девушками. — Конечно, так. Поэтому мы едем в Киото! — объявил Киецугу, ударив кулаком по раскрытой ладони. — Я так и знала, что всё к этому шло! — несколько обречённо воскликнула Тори. — Да ты заранее всё это придумал, — сложила руки на груди Маки, вздохнув. — Вечно ты нас за собой таскаешь, — с неловкой улыбкой вставила своё слово Кана. — Да сами подумайте! — повернулся к девушкам Киодзюдзи и принялся их старательно убеждать: — Летние каникулы, независимое исследование, Киото... Если это всё соединить... — с придыханием говорил Киецугу. — Не можете же вы упустить такую притягательную возможность?! Сима и Нура переглянулись. Дзиро неловко и криво улыбнулся. Рикуо молча подтянул к себе шайку и, наклонившись, взял ведро в руки. Ладони почти сразу стали мокрыми из-за стекающей воды. — Разумеется! Ну, едете? — наседал на девушек Киецугу. — Вечно ты за нас решаешь! — непонятно всерьёз или нет, но Маки и Тори протестовали дружным хором. Кана ответила Киецугу лишь неловкой, немного нервной улыбкой и сделала маленький шажок в сторону, мол, без меня разбирайтесь. — Да соглашайтесь уже! — Киодзюдзи взъерошил рукой тёмные волосы, пытаясь найти подходящие для убеждения слова. — Я ведь прав, Нура-кун?! — развернувшись, Киецугу указал на Нуру, желая чтобы Рикуо поддержал его. Однако парень, вздрогнув, не дал ответ сразу и, нахмурившись, задумчиво опустил взгляд. — "Никогда не приближайся к нашему дому! А если появишься, даже не надейся на рис!" — процитировал чьи-то слова Рюдзи, наклонившись к Рикуо. "Это послание было явно адресовано дедушке, — мысленно вздохнул Нура. — Он ведь раньше бывал в Киото, — Рикуо помнил рассказы о молодости Нурарихёна, — но он никогда раньше не упоминал, что как-то связан с кланом Кейкаин... Что же... произошло тогда между дедушкой и онмёдзи? — новые вопросы грозились забить Нуре голову". — Хм? — поняв, что Нура реагирует не так, как он предполагал, Киодзюдзи удивлённо посмотрел на одноклассника и друга, не совсем понимая, что из его слов заставило Рикуо задуматься. — Рикуо-кун? — позвала его Кана. — Я решу, когда поговорю с дедушкой или отцом! — встрепенулся Нура и спешно направился к каменной лестнице. — До встречи! — бросил он, напоследок махнув рукой друзьям, и с ведром в обнимку убежал. — А?.. — выдал Киодзюдзи. — И чего это ему разрешение старших понадобилось? — проводила его непонимающим взором Маки. — Может, это потому, что мы на несколько дней, а не на одну ночь, как было с Недзиреме или Йокосукой? — предположила Тори. Саори, хмыкнув, пожала плечами.***
Был уже поздний вечер. Солнце почти скрылось за горизонтом, за домом клана Нура, пока на востоке скапливались тёмные облака, гонимые ветром и предвещающие скорое начало дождя. Рикуо вернулся домой, передал матери арбуз и, сменив тёмно-синюю футболку с двумя тонкими полосками оранжевого и зелёного цвета и бриджи цвета хаки на чёрное кимоно и бордовое хаори, отправился на поиски деда или же отца. Рихана Нура не обнаружил, хотя подобный исход его не удивил: отец его наверняка отправился на излюбленную вечернюю прогулку. Значит, вопрос о его поездке в Киото стоило обсудить с дедом. Пока Рикуо искал Верховного Главнокомандующего клана Нура, он сталкивался с Ваканой. Видя неменяющийся, сосредоточенный взгляд сына, женщина не могла не спросить, когда в очередной раз столкнулась с ним: — Рикуо, что случилось? — А? — Нура посмотрел на вечно весёлую улыбку матери и не мог не улыбнуться в ответ. — Я хочу кое-что обсудить с дедушкой. — Что же это? — Я... хочу отправиться в Киото, — твёрдо заявил Рикуо. — Мне туда очень надо. — Связано ли как-то твоё желание с Ясу? Уголок губ Рикуо, растянутых в уверенной улыбке, нервно дёрнулся, и парень невольно отвёл взгляд в сторону. — Отчасти. Послышался тихий смех Ваканы. — Я не хотела тебя смущать, прости, — она ласково и осторожно потрепала сына по волосам. — Уверена, ты справишься, Рикуо. — Спасибо, мама. Ну, я пойду, нужно ещё поговорить с дедушкой, — с заметно приподнятым настроением Рикуо возобновил шаг. Вакана проводила сына взглядом и с улыбкой прикрыла глаза. Хотя женщина и не участвовала в происшествии с Сикоку, но она была прекрасно осведомлена обо всём. Поэтому Вакана и была абсолютно уверена в том, что Рикуо осуществит задуманное. Этим он напоминал ей Рихана. Несмотря на внешнее спокойствие, возможно, даже беззаботность, ханъё также проявлял твёрдость в своих намерениях, особенно, когда дело касалось его лично. Примером подобной решимости, или скорее упрямости, можно назвать начало их отношений с Риханом со стороны обоих. А ведь всё началось с желания Ваканы поблагодарить Рихана за спасение от злого ёкая, долгое время обитающего в её доме и донимающего её семью. Тогда ещё совсем юная Вакана — она была ученицей средней школы — не успела вымолвить и слова, когда ханъё уже собирался уходить. Вакана вцепилась в его одежду, останавливая. Рихан и Вакана побуравили друг друга взглядами, после чего вместо слова "Спасибо", она предложила выпить чаю. Брови ханъё приподнялись, выражая удивление. Однако быстро вернув прежние отчуждённость и спокойствие, Рихан то ли качнул, то ли мотнул головой и ушёл. По странному, но удачному, по крайней мере, для Ваканы стечению обстоятельств она всю следующую неделю замечала ханъё: Вакана чётко запомнила его необычно уложенные угольно-чёрные волосы; яркую, янтарного цвета радужку глаза, так как другой почему-то был закрыт; полосатое, чёрно-зелёное кимоно. А так как Вакана упрямо желала сказать простое "Спасибо" ханъё, она стала пытаться заговорить с ним. Однако ханъё явно не был настроен на разговор и всегда пропадал из виду, хотя спустя некоторое время стал замечать Вакану, но в его голове никогда не появлялась мысль подождать её. Вакана не становилась настойчивее, не преследовала, но она так же упрямо пыталась поговорить с ним, как и Рихан твёрдо решил не обращать на неё внимание. Терпения у Ваканы всё же оказалось больше, чем у Рихана. К удивлению ханъё никакого раздражения он не испытал, пообщавшись с Ваканой. Та быстро поблагодарила его с такой весёлой и беззаботной улыбкой, что Рихан невольно восхитился. Как человек, которого преследовал злобный аякаши, может так улыбаться?.. Хотя он сам давно не улыбался, как он может судить о чём-то подобном?.. Вакана заметила отстранённость и какую-то печаль, скользнувшую по лицу ханъё, потому решила по-своему помочь ему. Рихан сначала даже не понял, что произошло: Вакана растянула его щёки и большими пальцами постаралась приподнять его губы в улыбке. Получилось не очень, и уголки губ быстро опустились обратно, пока изумление ханъё становилось всё больше. — Пожалуйста, улыбайтесь! Кто улыбается сам, тому улыбается счастье. После она попрощалась и убежала куда-то. Их взаимоотношения после того чуть-чуть, но изменились: ханъё теперь кивал Вакане, если замечал её, на что она отвечала всё той же весёлой и беззаботной улыбкой. В настоящее время этот маленький обычай между ними не изменился: всякий раз, когда Рихан видел Вакану, он кивал ей, но уже с тёплой улыбкой, а Вакана улыбалась также, но ещё радостнее, чем прежде. Женщина бодро втянула носом воздух и поспешила закончить со всеми делами, пока не вернулся Рихан. Тем временем, Нурарихён, за поиски которого принялся Рикуо, преспокойно сидел в комнате перед величественным алтарём-буцудан. — Боги... Я так рад рад, что нашёл её... — Нурарихён говорил сам с собой, внимательно рассматривая старую кисерý. — Ах, точно! У меня ж две трубки было. Одну я подобрал в замке Осака, она не представляла из себя ничего особенного, и её я как раз где-то посеял. А вот эта... — старик сжал курительную трубку и поднял глаза на алтарь, украшенный прекрасными цветами сакуры везде, где только можно было. На его лице отражались смешанные чувства: тихая печаль и такая же тихая радость. Нурарихён невольно прикрыл глаза и будто вновь ощутил нежные и осторожные прикосновения Ёхиме. — О, дедушка! — обходивший комнаты Рикуо наконец-таки нашёл деда, заглянув в очередные фусума. — Вот ты где! — А, Рикуо... Что такое? — приподнятым голосом поинтересовался старик, не смотря на внука. — Дедушка... Я собираюсь отправиться в Киото, — смело заявил Нура, замирая на пороге комнаты. Нурарихён замер, но промолчал, положив трубку на видное место, чтобы снова не потерять. — Ты ведь уже наверняка знаешь про Кейкаин-сан? В Киото, очевидно... происходит что-то плохое. К тому же Судзин-сан!.. она и другие ёкаи тоже с этим как-то связаны. Потому я должен отправиться в Киото. — Что... Помереть решил? — обернулся к внуку Нурарихëн. — А?! — Рикуо опешил, вздрогнув и невольно подавшись назад. Впервые он видел деда настолько мрачным и серьёзным. Стоило Нуре моргнуть, как Нурарихëн пропал с глаз. "Э?.. А?.. Дедушка? — Рикуо недоумëнно осматривал опустевшую комнату". Только когда Нурарихëн раздражëнно и громко цыкнул, Нура смог увидеть его. Дед стоял прямо перед ним, не сводя пристального взгляда. Рикуо снова дëрнулся. — Ты испугался... — едва слышно произнëс Нурарихëн. "Когда он успел подойти так близко? — Рикуо успел только подумать об этом". Нурарихён, развернувшись, резко пнул Нуру с такой силой, что парень вылетел через открытые сёдзи и упал в пруд, подняв столб воды. — Дурень! От пинка старика увернуться не можешь, — раздражённо проговорил Нурарихён, неспешно выходя на веранду. — Что, звёздная болезнь из-за победы над ёкаями Сикоку началась? Сейчас тебя любой хиляк одолеет, — чуть ли не рявкнул аякаши, пристально смотря на гладь пруда. — Поездка в Киото... будет означать верную смерть. На водной глади булькали многочисленные пузырьки. Рикуо вынырнул, хватая ртом воздух, вновь расплёскивая воду. — Да что ты несёшь, старикашка?! — процедил он сквозь зубы, сжимая сползшее бордовое хаори, промокшее насквозь как и кимоно. — Ты не можешь быть уверен, пока я не попробую! — сощурил алые глаза Нура. По волосам и лицу стекала вода. — Хочешь проверить? — кривая ухмылка на секунду украсила лицо старика, он с характерным щелчком немного извлёк меч из ножен. Лезвие блеснуло в последних лучах солнца. — Попробовать говоришь? — Рикуо не мог понять, что у его деда на уме. Чего он так разозлился? — Рикуо, если ты так хочешь поехать в Киото, обнажи свой меч, — Нурарихён поудобнее взял ножны. Парень вздрогнул и посерьёзнел, подавив злость. Если бы не суровый и мрачный взгляд деда, Рикуо не перестал бы сомневаться в том, что Нурарихён его просто как-то по-своему разыгрывает. Карасу-Тенгу, расслабленный и спокойный, летел по над верандой с полотенцем на шее. — Хорошо помылся, — блаженно протянул он. — Хм? — Карасу-Тенгу обратил внимание на Нурарихёна и Рикуо и недоумённо вскрикнул, отшатнувшись: — Рикуо-сама?! Верховный глава?! Что тут происходит?! Нура, даже не обратив внимание, на воскликнувшего ворона, уже выбрался из пруда и перехватил Ненекиримару, направляя лезвие на Нурарихёна. — Начнём, Рикуо, — Нурарихён выставил перед собой меч и приложил ладонь к незаточенному концу клинка. — Интересно... сможешь ли ты увидеть меня? На глазах Рикуо Нурарихён буквально исчез во тьме, взявшейся из ниоткуда. Последнее, что парень увидел, — лезвие меча. К Нуре успело прийти только осознание того, что дед использовал Мейкё Шисуй. Он даже не почувствовал, как Нурарихён приблизился к нему вплотную. Нурарихён ударил Рикуо деревянной рукоятью прямо в солнечное сплетение. Нура, покачнувшись, повалился на землю, с трудом процедив: — Зараза... Ему показалось, будто воздух не только резко перекрыли, но и выбили из лёгких. Нельзя ни вдохнуть, ни выдохнуть. — Аякаши — это те, кто используют осоре. Сражение между аякаши — состязание между обладателями осоре, — наставническим строгим тоном проговорил Нурарихён, поглядывая на распластавшегося на земле внука. — Обычно, заполучив осоре, можно выиграть сражение без боя. Это в идеале. Но в бою между ёкаями происходит борьба осоре. Другими словами, битва обмана. Если ты превзойдёшь противника, это будет решающим моментом в бою. И станет первой ступенью аякаши, — Нурарихён повернулся к Рикуо. — Я точно помню, что Рихан объяснял тебе всё это. Чем ты слушал?! Или что, за эти годы позабыл?! Будто услышав своё имя, на веранде с другой стороны, противоположной той, с которой прилетел Карасу-Тенгу, появился Рихан. Только что вернувшийся с прогулки, довольный, он ощутил колебания ёки. Отправившись на поиски источника или источников, Рихан наткнулся на своего отца и своего сына подле одного из прудов Каппы. — Рихан-сама! Пожалуйста, сделайте что-нибудь! — к нему спешно подлетел Карасу-Тенгу, беспокойно посматривая в сторону. — Что вы опять не поделили? — сложил руки на груди Рихан, недовольно хмуря брови. — Бать, ты что это удумал? — Ну-ка, цыц, оба, — зыркнул на них Нурарихён. Ворон прикрыл клюв. Ханъё сощурил янтарный глаз и взглянул на Рикуо. Отойдя от удара, Нура зашевелился. Он с силой сжал рукоять Ненекиримару и, повернув голову, недовольно, но решительно посмотрел на деда. — Вот оно. Покажи, на что ты способен, — на мгновение ухмыльнулся Нурарихён, явно поддразнивая Рикуо. Парень махнул катаной в сторону. Нурарихён увернулся. Рикуо снова и снова замахивался и наносил удары, снова и снова атаковал, надеясь попасть по деду. Нурарихён, скользя угрём, ловко уворачивался от лезвия Ненекиримару, не переставая подначивать внука: — Здесь! Не там, Рикуо! Я здесь! Ненекиримару рассёк воздух прямо перед носом Нурарихёна. — Похоже, схватываешь налету. По крайней мере, на это ты способен. Старик более не перемещался резко туда-сюда, а уклонялся из стороны в стороны, пока Нура, сцепив от злости зубы, уже скорее лихорадочно наносил удары. — Но многого ты так не добьёшься, — Нурарихён вновь посерьёзнел. Рикуо, заметив изменения в настроении деда, так и замер, замахнувшись Ненекиримару, который Нура сжимал обеими ладонями. — Опытные аякаши переходят на следующий уровень. Нурарихён будто обернулся чёрной тенью или скоплением стекающих по воде чернильных больших пятен. Чернота накрыла Рикуо с головой. По двору прокатилась мощная, шумная волна ёки, поднимая столбы накопившийся за день пыли и грязи. — Верховный глава?! — подался вперёд ошарашенный Карасу-Тенгу. Рихан с трудом удержался, чтобы не сорваться с места. Он слишком хорошо знал своего отца, чтобы понять: просто так Нурарихён не стал бы так жёстко обращаться с Рикуо. Ханъё сжимал деревянную балку с такой силой, что она, казалось, вот-вот сломается. Тело Рикуо била судорога. Он с трудом мог шевелить кончиками пальцев, дышать, издавать то ли кашель, то ли хрипы да ощущать Ненекиримару, который он придавил своим телом. — У тебя ничего не выйдет, если ты сейчас отправишься в Киото, — Нурарихён не сводил глаз с поверженного внука. Услышав слова Нурарихёна, Рихан вздрогнул, теперь поняв причину злости своего отца, и выдохнул. Исходя из того, что он знает по немногочисленным рассказам отца, Киото — опасное место. — Если понял, тогда на боковую... — Нурарихён уже убрал меч обратно в ножны и взглянул на сына: — Слышал? В Киото ему захотелось, — цыкнул старик. — Слышал, — кивнул Рихан, прикрыв глаз. — Хотя я могу понять его заинтересованность, но соглашусь с тобой: он ещё слишком слаб, — покачал головой Рихан. — Видимо, ты фигово его учил, — мрачно усмехнулся Нурарихён. Ханъё вздохнул, сдерживаясь чтобы не закатить янтарный глаз, пока второй по привычке был закрыт. — Ты прекрасно знаешь, что я делал всё, что было в моих силах на тот момент, — он выделил последние слова голосом. — А сейчас, когда Рикуо уже самостоятельно вернулся к каким-никаким а тренировкам, меня он о помощи редко просил. И в этом деле он хочет разобраться сам. Ну, так считаю я. — Если... — послышался ослабленный голос. — Если я научусь этому, я смогу... отправиться в Киото? — шатаясь, Рикуо начал приподниматься. Рихан, Карасу-Тенгу, даже Нурарихён удивлённо смотрели на парня. — Да далось тебе это Киото, — устало вздохнул Нурарихён, мысленно отмечая: вопреки удару Рикуо очнулся. — Я вздрогнул, когда услышал её имя... — белая чёлка падала Рикуо на глаза, скрывая их. — Она ведь в Киото... Хагоромо Кицуне, — парень уже более-менее твёрдо стоял на ногах. Старик дёрнулся. Он-то узнал о возвращении Хагоромо Кицуне от Гьюки, и Нурарихён очень хотел, чтобы его внук пропустил слова онмёдзи мимо ушей. К сожалению, такого не произошло. — Тогда научи меня ты, старик! Рикуо резко сорвался с места с намерением атаковать деда. Белки глаз почернели. Нура застал Нурарихёна врасплох. Старик невольно подался назад, но быстро сообразил, что надо делать. Он обнажил меч и махнул им, отражая атаку. Рикуо приземлился обратно в пруд с громким плюхом. По воде вновь пошли пузырьки. Карасу-Тенгу не знал, что и сказать. Рихан молча и быстро нашёл обувь, спустился на траву и подошёл к пруду. Ханъё зашёл в водоём, наклонившись и пошарив руками, он нашёл сына и, схватив того под мышки, вытащил потерявшего сознание Рикуо. Голова парня пару раз качнулась туда-сюда. Благо, Нура не успел даже воды наглотаться. — Вы с ним не слишком суровы? — всё же решил поинтересоваться Карасу-Тенгу, подлетая к Нурарихёну, убравшему меч в ножны. — Это же чересчур... Так сражаться с собственным внуком. — Нет, — Нурарихён смотрел на то, как Рихан взваливает Рикуо, из ладони которого едва ли не выпадал Ненекиримару, на спину, — возможно, я был слишком мягок с ним. — Надо же... Не думал, что услышу от тебя когда-нибудь такие слова, — хмыкнул Рихан, поравнявшись с отцом. Старик фыркнул, отводя взгляд. Если бы он отправил Рикуо в Киото сейчас, гарантированно потерял бы внука. И никакие силы тут уже не помогут. Если сыну его, Рихану, очень и очень повезло, — Нурарихён сам до сих пор не понимал, как — то за Рикуо Нурарихён на самом деле боялся. Страх потерять близких для него всегда был самым худшим из всех. Не было никакой гарантии, что Рикуо останется в живых, отправься он в Киото сегодня или завтра. Значит, надо сделать так, чтобы Рикуо стал сильнее. И у Нурарихёна как раз имелось решение данной проблемы. — Эй... Карасу-Тенгу, — обратился он к ворону, — вызови их сюда... — Нурарихён направился в сторону веранды, где уже стоял Рихан с Рикуо. — О ком ты? — непонимающе посмотрел на отца Рихан. — Э?.. — Карасу-Тенгу тоже не сразу сообразил, о ком говорил Нурарихён. — Что?! Подождите, Нурарихён-сама, вы собираетесь... отдать Рикуо-саму им?! — поняв, запаниковал ворон. — Это слишком! Убить его хотите?! — Заткнись, Карасу-Тенгу! Достал уже... — буркнул Нурарихён, не глядя на ворона. — Что ты задумал? — покосился на отца Рихан. — Отдай сначала этого балбеса на попечение Ваканы или ещё кого. Потом я тебе всё объясню, — ответил ему Нурарихён, скрываясь за поворотом. Ханъё последовал за ним, всё равно ему идти в ту же сторону. — Верховный глава!.. — а крик полетевшего следом Карасу-Тенгу растворился в шуме начавшегося ливня.***
Дождь лил как из ведра, потому я взяла с собой вагаса, дабы не промокнуть за то время, что я буду добираться до дома Нуры. Спуститься по каменной лестнице, идти почти всё время прямо, свернуть, в итоге, направо, в открытые даже в такую погоду ворота — и вот я стою под небольшой крышей, укрытая от дождя. Минут пять я стола и прислушиваясь, стараясь уловить малейший шорох, но шум многочисленных капель был слишком сильным. Может, кто-то как обычно покажется и пригласит войти, а? Хотелось, чтобы это был Рикуо. Заодно и пообщаюсь с ним, преисполнюсь уверенности в себе и просто полюбуюсь Нурой. Да и тем для разговора предостаточно. Ну, или Рихан-сан. С ним мне тоже предстояло поговорить о Ямабуки-сан... Как я думаю, это будет не самая приятная беседа, скорее, в плане моральном, а не физическом. Хотя... кто знает?.. — О, Ясу, почему ты стоишь там? — раздался спокойный голос Куротабо. — Как-то невежливо входить без приглашения, — мне пришлось повысить голос, как и монаху ранее. Ёкай понимающе кивнул и мотнул головой в сторону, разрешая войти. Я быстро добежала до крыльца, огибая лужи. Оставив под крышей обувь, ступила на энгаву, оказываясь подле Куротабо. Заметила, что монах мрачен, словно являлся олицетворением хмурого неба. Однако я не была в таких же дружеских отношениях с Куро, как с Цурой, так что постеснялась спросить, не случилось ли чего. Вдруг личное что-то, а я тут в душу лезу? — Куротабо, скажи, пожалуйста, где Рикуо? — Господин пребывает в своей комнате на данный момент, но вы вряд ли сможете поговорить, — ответил мне монах. — Что случилось? — последовал незамедлительный вопрос с моей стороны. — Рикуо-сама потерял сознание во время сражения с Верховным Главнокомандующим. Я с недоумением и неверием взглянула на Куротабо. Ему незачем было врать мне, но поверить в произошедшее я смогла не сразу. Нурарихён-сан и Рикуо? Сражение? С чего бы? Я всегда думала, что Нурарихён-сан, пускай и часто ворчал, по рассказам самого Рикуо, но никогда бы не стал настолько серьёзно сражать с ним, что Нура отправится в отключку... — И... когда это произошло? — продолжала выпытывать подробности, пока была такая возможность. — Вчера. Куротабо явно знал больше, чем я, и, похоже, был не особо доволен имеющейся информацией. — Я пойду проведаю его, — приподняла губы в лёгкой улыбке. — Спасибо, Куро. Тот кивнул и скрылся в доме. Прислонив вагаса к деревянной балке, ближайшей к выходу, я направилась к комнате Рикуо. Свернула за угол и, остановившись подле знакомых сёдзи, осторожно приоткрыла их. Нура, укрытый одеялом, лежал на футоне. Пару минут я думала, как мне поступить: зайти внутрь или оставить Рикуо... Наконец, я, покрутив головой, пошире открыла сёдзи и юркнула внутрь, затворяя двери за собой. Выдохнула. Будто какое-то преступление совершаю, честное слово. Как можно тише подошла к Нуре, присела около его головы, прислушиваясь к его дыханию. Размеренное и спокойное. Не скажешь, что ему от деда досталось. Я осторожно погладила Рикуо по немного колючим волосам. А после, убрав чёлку, поцеловала парня в лоб. Он остаётся милым, даже когда спит. — Поскорее приходи в себя, Рикуо, — шепнула я. — Я же отправлюсь в Киото после того, как поговорю с Рихан-саном. Постараюсь быть осторожной. Поднялась на ноги и также тихо удалилась. Я вышла на энгаву. Так! Теперь мне нужен Рихан-сан. Только рядом с комнатой Рикуо было тихо, так как парня не хотели беспокоить, а большая часть аякаши пребывала в дальней части дома и на втором этаже. Мне стало понятно это, когда я дошла до угла дома: в комнатах наверху слышались копошение и разговоры. Прислушавшись, также уловила голоса в глубине дома. Будет лучше спросить кого-нибудь, где находится Рихан-сан. Хотелось бы, чтобы этот "кто-то" был из хорошо знакомых мне аякаши. Даже при всём желании я не могла прекрасно общаться со всеми живущими в доме ёкаями. Уверена, кого-то из здесь проживающих я ещё ни разу не видела... — Добрый день. Ты ведь, Ясу-сан? Я невольно вздрогнула, когда из тени коридора показалась фигура: выпирающие клыки, три глаза, один из которых вертикальный, полноватое лицо. — Здравствуйте, — легко склонила голову. Смею предположить, что он — один из старейшин клана Нура, потому что я вообще не помню его лица. Значит, приходящий, и я не особо часто обащалась с ним. — Прошу прощения мою бестактность и невежество, но не могли вы ответить на мой вопрос: кто вы? — прикрыла глаза, вложив голос побольше уважения. — Я — Мицуме Язура, — представился ёкай. — Один из старейшин клана Нура. Я оказалась права. — Рада знакомству, я — Судзин Ясу, — ответила я. — Я наслышан о тебе, Судзин-сан, — кивнул Мицуме. — Вот как, — взглянула на него. — Кого ты ищешь? — поинтересовался Мицуме. — Рихан-сана, — короткий ответ. — Я бы хотела с ним кое-что обсудить. — Кажется, я видел, его, выходящим за пределы Главного дома, — губы ёкая растянулись в подобие улыбки. — Благодарю вас, Мицуме-сан. Прошу меня простить, я пойду, — попрощавшись с аякаши, я решила срезать путь через коридоры дома. Спиной я чувствовала настороженный взгляд, вдобавок показавшийся мне ещё и враждебным. Кажется, я уже ощущала подобный взгляд ранее, также в доме Нуры. Может ли так быть, что тогда тоже был Мицуме Язура? Если да, то с чего бы? Я не помню, чтобы как-то переходила ему дорогу. Хотя... Иногда даже этого не требуется. И вообще... что здесь забыл Мицуме Язура? Что-то других ёкаев такого же титула я не заметила. Сомневаюсь, что кто-то вроде Гьюки-сана станет прятаться по углам. Пока шла, я сталкивалась с аякаши, большинству из которых я дружелюбно улыбалась. Выйдя на крыльцо, я подняла раскрытый зонт и уже собиралась спуститься вниз. — Ясу! Услышав знакомый, радостно-удивлённый голос, я повернулась. — Привет, Цура, — широко улыбнулась я. — С возвращением, — Ойкава оказалась рядом со мной. — Ты пришла проведать господина? Если да, то... — Я уже знаю вкратце, что с ним произошло, — мягко перебила её я. — Так как я не могу в данный момент побеседовать с Рикуо, думала, что сумею поговорить с Рихан-саном, но мне сказали, что он ушёл. Почему бы мне не удостовериться в правдивости слов Мицуме Язуры? — Да, это так, — подтвердила Цурара. — Кстати, Ясу, ты собираешься в Киото? — Конечно же, да, — кивнула я. — Я не могу не отправиться туда. Нахмуренные брови Ойкавы выдавали её беспокойство. — Сначала Рикуо-сама, теперь ты... — девушка покачала головой. — Рикуо? Так из-за его желания поехать в Киото он сейчас лежит в комнате без сознания? — уцепилась я за её слова. — Как я поняла, да, — задумчиво кивнула Цурара. — Что ты думаешь? — О чём? О решении Рикуо? Или о том, что сделал Нурарихён-сан? — Обо всём. Мнение Годзу я уже знаю, хочу знать и твоё, — улыбнулась девушка. — Хм, — на минуту я замолчала. — Против решения Рикуо я ничего не имею, хотя и не могу сказать, что не переживаю. Отчасти я даже понимаю желание Рикуо отправиться в Киото, как понимаю причину поступка Нурарихён-сана. Ты ведь знаешь, что произошло в Киото примерно 400 лет назад? — уточнила я, дабы понимать, надо ли рассказывать ещё и события тех дней. — Мама в детстве что-то говорила. Кажется... Всё крутилось вокруг Нурарихён-самы, его жены и Хагоромо Кицуне, которую упомянул тот онмёдзи, — Ойкава немного скривилась от воспоминаний о Рюдзи, однако до этого, вспомнив мать, она явно погрустнела. — Да, ты права. Хагоромо Кицуне снова вернулась, а Нурарихён-сан — один из тех, кто убил её. Думаю, Нурарихён-сан прекрасно осведомлён, насколько опасна Хагоромо Кицуне, потому и поступил с Рикуо таким образом, — закончила я. — А ты откуда знаешь? — полюбопытствовала Цурара, чьи жёлтые глаза серьёзно сощурились. — Хаяте рассказал, помнишь ведь его? — усмехнулась я, пожимая плечами. — Ой, да, помню, — Цурару передёрнуло при воспоминании о Баку, на что я хихикнула. Первое время я реагировала так же. — Хаяте был в Киото 400 лет назад и видел всё своими глазами, от него я узнала подробности. От Первой Гудзи — тоже, Хаяте ведь доложил всё и ей. — Что, прям всё? — неверяще хмыкнула Ойкава. — Он любит Первую Гудзи, — прикрыла глаза. — Так что выкладывает ей абсолютно каждую деталь произошедшего. Ойкава удивлённо приподняла брови. — Честно, он не похож на того, кто способен на какие-то нежные и тёплые чувства к кому-то... Я понимающе улыбнулась и кивнула. — Цурара, а ты? Ты тоже поедешь в Киото? — Конечно! — решительно заявила девушка. — Я не могу оставить ни господина, ни тебя. — Спасибо, Цура, — я обняла её. Как же я рада, что она — моя подруга. — Пожалуй, я пойду. Мне ещё нужно Рихан-сана отыскать, и как можно скорее, — обувшись, спустилась на пару ступеней вниз. — Как ты собираешься искать его? Рихан-сама может быть где угодно, — лицо Ойкавы снова выражало непонимание. — У меня свои методы, — ободряюще улыбнулась я. — Увидимся, Цура. Когда Рикуо очнётся, передай ему, что я заходила, ладно? — Обязательно, — помахала мне на прощание Цурара. Я вышла за пределы дома. Ливень не утихал. Отойдя от дома Нуры, я прикрыла глаза, сосредотачиваясь. Сомнительно, что у меня получится рассеять ёки Рихан-сана, но стоит попытаться. Хотя я даже не уверена, что он как-то скрывает своё присутствие... — Китаказе, — чётко произнесла я. Потоки ветра начали собираться вокруг меня, двигаясь по кругу, начиная постепенно и медленно увеличивать скорость. — Санран, — произнесла почти сразу. Ветряные порывы разлетелись во все стороны. Прислушавшись к шуму ветра, я уловила лëгкое колебание и незамедлительно отправилась в его сторону. Возможно, я слегка задела покров Рихан-сана! Шлëпала по лужам, отчего водяные брызги попадали на штаны-хакама и рукава косодэ. Я завернула за угол. Моему взору поначалу открылась пустая улица, скрытая пеленой дождя. — Рихан-сан, если это вы попали под мою технику, пожалуйста, покажитесь. Я хочу поговорить с вами, — голос был спокойным, но громким, когда я сделала поклон. — Так вот, что это было, — ханъë появился в нескольких метрах от меня. Он был весь мокрым. Похоже, что Рихан-сана вообще не смущала непогода. — Прошу прощения, что потревожила вас, Рихан-сан. Я не сделала бы этого, не будь на то веской причины. — Всë в порядке. Так о чём ты хотела поговорить? — О Ямабуки Отоме-сан. Усмешка с лица ханъë моментально сползла. Мужчина помрачнел. Взгляд, направленный на меня, выражал целую гамму эмоций. Не самая приятная тема для разговора... Оно неудивительно, и, похоже, Первая Гудзи была права. — Ясу, я хочу чтобы ты знала: если Ямабуки сумела принять произошедшее между ней и Риханом, простить как себя, так и его и отпустить его, то Рихан — нет. Хотя, думаю, всё не так плохо, как было в самом начале, он всё ещё не может отпустить её окончательно. — Как вы поняли это? — тема разговора не позволяет мне общаться с Су-сан более неформально. — Когда внушала ему жизнь. Потому постарайся быть с ним... Потактичнее. Второй раз я его с того света не вытащу, — кривая усмешка украшает на долю секунды её губы, что выглядит чересчур непривычно. — Я постараюсь, — киваю я. — Я слушаю тебя, — его голос пугающе спокоен. Я вдохнула и выдохнула, прикрывая глаза: — Ямабуки Отоме-сан просила передать следующее: "Я прошу прощения у тебя, Рихан, за свой глупый поступок... Я знаю, что ты будешь винить только себя в произошедшем межу нами. Но тут виновата ещё и я... Нам стоило просто поговорить. Возможно, всё сложилось бы по-другому... Я прощаю тебя, Рихан, и я надеюсь, что ты будешь счастлив, потому что твоё счастье — самое важное для меня... ". Я смолкла. — Мне обязательно повторить слово в слово? — уточняю я, в лëгком непонимании хмуря брови. — Обязательно. Таково желание Ямабуки Отоме, и мы должны исполнить его с точностью до мелочей. Ханъë ничего не говорил. Капли дождя били по зонту. Тишина между нами нервировала, заставляла сжимать рукоять зонта и бегать глазами по асфальту, залитому водой. Должна ли сказать что-то ещё? Или лучше кивнуть на прощание и тихонько уйти? — Скажи, от кого ты узнала о том, что произошло между мной и Ямабуки? — заговорил спустя несколько минут молчания ханъë. Его голос был приглушëнным из-за ливня. — От Первой Гудзи, Судзин-сан, — честно ответила я. — А она — от Ямабуки Отоме-сан. — Как Ямабуки оказалась в храме? — Насколько мне известно, Ямабуки Отоме-сан прибыла в храм зимой. Она попросила на некоторое время остаться в храме. Тогда она уже была больна. Я сомневалась, стоило ли говорить что-то ещё. С одной стороны, Рихан-сан имеет полное право получить ответы на интересующие его вопросы о Ямабуки Отоме-сан. Всё же они долгое время жили вместе и, уверена, любили друг друга. Но с другой, я не знаю всех подробностей. Мне известно лишь то, что поведала Су-сан. Да и вдруг... Своими словами я как-то обижу Рихан-сана... Я пождала губы. — Но вы ведь могли помочь Ямабуки Отоме-сан, Су-сан. Почему вы не сделали этого? — задаю вопрос, который мучает меня на протяжении всего её рассказа. — Она не просила меня об этом. Даже не заикнулась, просто сказала, что хочет остаться в Миваку-Текина на какое-то время, — отвечает Су-сан. — И что же вы попросили взамен? Су-сан смотрит на меня с минуту, и её лицо искажается в подобие ухмылки. — С чего ты взяла, что я вообще что-то просила у умирающей аякаши? — Су-сан, вам саке в голову ударило? — едва сдерживаю смешок. — Вы слишком принципиальны, чтобы не требовать у посторонних что-то взамен на пребывание в Миваку-Текина. Ведь таковы правила, созданные вами же. — Может быть и ударило, — не отрицает Су-сан. — В качестве платы я потребовала правды и честности со мной. — Почему вы, а не Найара? Тогда ведь она была действующей Гудзи. — Когда Найара только-только приняла пост Гудзи, мы обсудили некоторые моменты. Одним из них было следующее: если кто-то придёт в храм, с гостем необходимые условия обсуждаю я. Найара в такие моменты — наблюдатель и свидетель. — А со мной подобное не обсуждалось... — бурчу себе под нос и начинаю говорить, прежде чем Су-сан успевает вставить своё слово: — Ладно! Но почему Ямабуки Отоме-сан не просила о том, чтобы её вылечили? Не обязательно вы, а вообще... — Этого я не знаю. Отоме никогда не поднимала эту тему при мне, поэтому я не считала должным обсуждать её лечение или выздоровление. У неё наверняка были свои причины... Возможно, это было связано со Вторым главой клана Нура. Возможно, с чем-то другим, о чём не знал никто, кроме самой Ямабуки. — Ответь, кто восемь лет назад, спас меня? Я точно помню, что меч выдернула и оттащила ту девочку ты. Его вопрос удивил. Думала, он спросит что-то ещё про Ямабуки Отоме-сан. Я всё же подняла глаза на ханъë, невольно сжимая зонт, боясь увидеть негативные эмоции на его лице. Однако Рихан-сан не выглядел разочарованным или недовольным моими словами. Он явно о чём-то размышлял, пытался что-то сопоставить, будто хотел собрать кусочки пазла. — Это была Первая Гудзи. Она внушила вам жизнь. — Внушила? — переспросил Рихан-сан, неверяще и криво усмехнувшись. — Да, таковы способности Первой Гудзи. Её осоре. Можете называть это и особой техникой, если вам так будет удобнее, — пожала плечами я. — Значит, если она спасла меня, то могла помочь и Отоме. Почему же не сделала этого? Я ожидала, что подобный вопрос прозвучит с укором или недовольством, но нет. Слышались то же спокойствие и какая-то нотка лёгкой печали. — По словам Первой Гудзи, Ямабуки Отоме-сан не просила об этом. Это не было её желанием, — покачала головой. — А Первая Гудзи редко к кому лезет в душу. Я услышала смешок. — Получается, я стал своеобразным исключением из её личных правил? — Одним из немногих, — кивнула я. Как и Тори. А за появление подобных исключений отвечала Найара ранее, и я — сейчас. И если я несу некую ответственность за то, что Рихан-сан стоит передо мной, и за то, что Тори может спокойно наслаждаться жизнью, то вот Найара... Она сама является одним большим исключением. Стоит только вспомнить, что владеть Сëгуном она научилась раньше, чем стала Гудзи, чем глициния признала её... Поразительно, ведь должно быть наоборот. И Найара должна была слететь с катушек из-за пользования Сëгуном, не будучи Гудзи, но всё обошлось. Хотя с другими претентами и просто желающими обладать нагинатой всё было куда хуже... — Ясу, — ханъë вновь обратился ко мне, — обычно в храмах же есть такое помещение, как хонден, где обитает Божество. В этой комнате живёшь и ты? — Нет, у меня отдельный небольшой домик на территории храма. В хондене обитает только Су-сан, Первая Гудзи, так как она — Божество. Хотя в случае храма Миваку-Текина хонден — особое помещение, где много времени проводит не только Су-сан. Там можно и пребывать какое-то время, но только с разрешения Первой Гудзи. Всë-таки храм построен ещё и в честь глицинии, а вокруг неё хонден не воздвигнешь. — А где жила Отоме, ты не знаешь? Я не понимала, к чему все эти вопросы, но продолжила отвечать: — В комнатах, которые предоставляются временным постояльцам гостиницы. — И умирала она там же? — его голос дрогнул, наполнился каким-то нетерпением или волнением. Рихан-сан был чем-то взбудоражен. Или мне только кажется? — Хм... — я на минуту задумалась. — Сомневаюсь, скорее, это было в хондене, чтобы никто не мог её потревожить. — И Первая Гудзи была там же? — Ну, да. Она была рядом с Ямабуки Отоме-сан почти всё время. — Хонден в храме Миваку-Текина — отдельное помещение, достаточно просторное. В него можно попасть с помощью длинных рулонных жалюзи, а не сëдзи или фусума. На жалюзи изображён рисунок глицинии. Окон совсем нет. Один этаж. С потолочных балок свисают несколько фонарей-андон. Пол устлан татами. Внутри есть низкий столик, ваза с цветами, украшенный деревянной резьбой камидана, несколько полок со свитками. Посередине комнаты лежит футон. Хонден больше напоминает жилую комнату, нежели священное место. Я большими глазами таращилась на ханъë. Он, пусть и несколько сухими фактами, описал хонден, хотя я точно знала, что Рихан-сан никогда не бывал в храме. Вряд ли и Нурарихëн-сана Первая Гудзи пустила бы в своей жилище. Даже Найара не позволяет себе подобную вольность и не позволяла никогда. Никто из других членов клана Нура также не бывал в храме, а уж тем более в хондене, потому не может знать или рассказать об это Рихан-сану. — Откуда?.. Откуда вы знаете? — непонимающе нахмурила брови. — Сон... Хотя нет, теперь я думаю, это был не сон, — пробормотал мужчина себе под нос, прежде чем взглянуть на меня. — Восемь лет назад я видел... — он на мгновение осëкся. — Воспоминание... Теперь я могу сказать с бóльшей уверенностью, что это было воспоминание, а не сон. Я кивнула, показывая, что внимательно слушаю и не буду перебивать. Рихан-сан как-то судорожно выдохнул, сжав пряди чëрных волос. — Судя по твоей реакции, я действительно оказался тогда в хондене храма Миваку-Текина. Той, кого ты называешь, Первой Гудзи я не видел и не помню, но... — он снова смолк, невольно сглатывая. — Там была умирающая Отоме... И я... Я слышал её слова, которые ты передала мне. Чего? — Я до сих пор помню всё произошедшее в мельчайших подробностях... Абсолютно всё... Когда пришёл в себя, думал, что то было лишь плодом моего воображения, сном, вызванным остатками моих чувств к Отоме и воспоминаний о ней, — ханъë шумно выдохнул. — Но нет... Исходя из твоих слов, смею предположить, что я видел воспоминание Первой Гудзи о каком-то мгновении до смерти Отоме. Мужчина затих. Я тоже молчала, переваривая услышанное. Воспоминание Су-сан передалось Рихан-сану?! Как? Как такое возможно?! Может, побочное действие от её осоре? Но тогда все, на ком Су-сан применяла свои техники, должны были получить частичку её воспоминаний. Не помню, чтобы Рикуо упоминал подобное... Или же... Воспоминания передаются только когда Су-сан внушает что-то ценное и важное, как, например, жизнь? В случае с Рихан-саном получилось именно так, но что насчёт Тори? Она тоже видела какое-то воспоминание Су-сан? Хотя она, скорее всего, приняла его за сон. Нужно будет уточнить этот вопрос. Мы оба какое-то время молчали, прежде чем я тоже решила спросить кое-что, отложив ненадолго размышления о Су-сан и её техниках. — Рихан-сан, я хочу поговорить с вами ещё немного о событиях восьмилетней давности. Вам никогда не приходила в голову мысль, почему на вас покушались только раз и дальнейших попыток не было? — Потому что мой батя тщательно следил за всем и всеми и какое-то время вообще не выпускал меня на улицу, — криво усмехнулся ханъë. — По его словам, после того, как меня принесли в дом, он вместе с Куро, Ао, Куби и ещё несколькими аякаши обыскал ту аллею жëлтых слив. Однако ничего и никого так не обнаружил. Даже какого-то следа ëки. Я кивнула. Я и Первая Гудзи ушли сразу же, как только послышались топот ног, вскрики и стала ощущаться ëки. А вот что случилось с той девочкой?.. — Почему вы вообще подпустили к себе незнакомого ребёнка? Я прошу прощения, если формулировка показалось вам чересчур грубой. — Она была так похожа на Отоме, — он прикрыл глаза. — Я подумал, что это её дочка или ещё какая родственница. Чувствуя вину перед Ямабуки, я не мог не позволить ей гулять рядом. Мужчина погрузился в воспоминания тех дней. Губы были поджаты, в голубых глазах — видимо, признак человеческого обличия, как и волосы — ещё плескались остатки горечи, постепенно исчезающие. Их сменили умиротворение и принятие. Постепенно уголки губ приподнялись в лёгкой улыбке. Похоже, всё уже хорошо, либо, как минимум, начало налаживаться. Я поглядывала на ханъё исподлобья, низко опустив зонт. — Спасибо, Ясу. Я вновь твой должник, как и Первой Гудзи, — подал голос Рихан-сан. Не стала возражать, просто кивнув. — Мне нужно возвращаться. До новой встречи, Ясу. Попрощавшись со мной, он быстрым шагом удалился. — До свидания, — бросила ему вслед, провожая взглядом. — Прекрасная погода, не находите, Гудзи-сама? Когда я обернулась, то столкнулась с тëмно-карими, цвета гречишного мëда глазами. — Спорить не буду. Губы собеседницы расплылись в насмешливой улыбке, глаза озорно сверкнули. — Что скажите, а? — она довольно осмотрела себя. — Ты выглядишь прекрасно. — Благодарю за похвалу, Гудзи-сама, — девушка отвесила мне поклон, и промокшие насквозь длинные, уже достигающие лопаток, тёмно-шоколадные пряди едва качнулись, заметно потяжелевшие от воды. — Как всё прошло? — я сделала пару шагов вперёд. — Саюри-доно, похоже, нет дома. Сколько бы я ни прислушивалась, кроме тишины в её квартире не было слышно ничего. В лёгком недовольстве я поджала губы. Достав из кармана хакама телефон, набрала номер сестры. Несколько секунд тишины, и приятный женский голос сообщил, что абонент вне зоны действия сети. Также отключён... Украдкой тяжело выдохнула. Саюри очень пригодилась бы мне в Киото с её-то умениями и знаниями. Онмёдзи ж как никак... И куда она опять запропастилась? Папе ведь сказала, что в Токио возвращается... — Надеюсь, тебя никто не видел, — вновь обратила внимание на девушку, так же, как и я, теребившую прядь тёмных волос. Не хотелось бы объясняться перед кем-то из знакомых, почему я это по крышам скачу в такой ливень. А она точно по крышам бегала... — Что вы, что вы, я старалась быть тише любой мыши, — успокоила меня девушка. Она чуть распахнула косоде, и стало видно костяное ожерелье. Ёкай взяла одну из косточек и прикусила половину. — Если ты устала, можешь не использовать технику. Сейчас в этом нет особой необходимости. — Ну уж нет, — серьёзным тоном ответила девушка, нахмурившись. Будто смотрю в своё же отражение, только вот отражение двигается, как хочет. — Мне нечасто выпадает возможность попрактиковаться, особенно в таком виде, — девушка покрутилась вокруг себя пару раз. — И да, я и Кё разделились: она с вашими вещами отправилась на железнодорожный вокзал. — Отлично. Не будем их заставлять ждать слишком долго. Идём. Я направилась в нужную сторону, моя внешне точная копия — следом. Её шаги были лёгкими и мягкими, будто бы ёкай передвигалась на пушистых лапах, а не на ногах, обутых в гэта. — Ты идёшь не так, как надо, — сделала замечание я. — Прошу прощения, Гудзи-сама, забылась намного, — я знала, что она отнеслась серьёзно к моим словам, так как поступь её тут же изменилась. Только когда мы добрались до вокзала, откуда отправлялся поезд в Киото, я одобрительно кивнула, повернувшись к ней: — Стало намного лучше. Девушка чуть склонила голову, принимая похвалу. — Добрый день, Ясу-сама, — к нам подошла Кё, нисколько не прятавшая свой облик Футакути-Онны: длинные и волнистые медные волосы ниже спины, светло-голубые глаза и изысканное белое кимоно с многочисленными цветастыми узорами различных оттенков красного, но одним рукавом. Левая рука молодой женщины была полностью оголена. Она обратила внимание на стоящую рядом со мной ёкай. — О, — только и выдала она, сощурившись. — Снова твои шуточки, Цукико, — в голосе её прозвучало лёгкое пренебрежение, однако ни единый мускул лица не дрогнул. — Не ссорьтесь, — даже если они и не собирались конфликтовать, я всё равно остановила их и вручила Кё свой зонт. — Пусть он побудет у тебя вместе с некоторыми моими вещами ещё немного. Кстати где они? — Недалеко, но не беспокойтесь, они в полном порядке, — учтиво ответила Кё. — Рад слышать вас, Ясу-сама! — раздался позади Кё старческий, но бодрый голос. Точнее, он шёл со стороны задней части её головы. — Мне тоже приятно, Ку. Улыбнулась я. — Гудзи-сама, нам стоит поторопиться, — возникла с правой стороны Цукико. — Поезд ждать нас не будет. — Верно, пошли. Забрав вещи, — спортивная сумка, которую я брала с собой в поездку на гору Недзиреме, — оставив сложенный зонт Кё, в сопровождении двух аякаши я села в нужный мне поезд и отправилась в Киото. Мне потребуется около трёх часов. Заодно будет время подумать о том, что я буду делать в Киото только по прибытии и когда туда же прибудет Рикуо. Уверена, при первой возможности он точно отправится в Киото.***
Рихан спешил вернуться в родной дом. Ему нужно было ещё раз обдумать всё, что он узнал, и поделиться этим. Чуть ли не вбежав на веранду, оставляя на деревянных ступенях обувь, мужчина начала оглядываться в поисках жены. Вакана — вот кого Рихан хотел видеть в первую очередь. Он нашёл её, уже закрывшей двери комнаты Рикуо и направившейся по веранде. Закончив с домашними делами, женщина решила навестить сына и проверить его состояние, однако ничего нового Вакана не заметила: Нура всё также пребывал без сознания. Весёлая улыбка, играющая на губах женщины, пропала на мгновение, когда её почти что снёс мокрый, полосатый, чёрно-зелёный вихрь с чёрными волосами. — Рихан? Удивление на лице женщины быстро сменилось привычной беззаботной улыбкой. Карие глаза встретились с янтарными. Ханъё был чем-то взволнован, взбудоражен, и женщина заметила это сразу. — Что случилось? Её тёплый голос успокаивал его. Рихан, крепко обнимая Вакану за талию, уткнулся носом ей в шею, несколько прерывисто дыша. — Знаешь, с моих плеч упал огромный камень, Вакана, — быстро прошептал он. — Правда? Почему же? — женщина осторожно, нежно погладила мужа по щеке. — Это связано с Отоме. Последние слова Рихана заставили Вакану вздрогнуть и с удивлением взглянуть на него. Ямабуки Отоме. Тема, которую они редко поднимали в разговорах между собой. Последний раз серьёзно и долго Рихан и Вакана говорили о ней восемь лет назад, когда мужчина пришёл в себя. Вакана была первой, кто узнал о том, что видел Рихан. Она — одна из тех, кто знал куда больше о взаимоотношениях Рихана и Ямабуки, нежели многие жители Главного дома. Вторым являлся Нурарихён. Рихан поведал Вакане о Ямабуки спустя где-то год после начала их общения. Ханъё старался выглядеть равнодушным, но от Ваканы ему ничего не удалось скрыть. Та выслушала его, ни разу не перебив, а после поделилась историей из своего прошлого. Смерть обоих родителей, так что Вакана жила достаточно продолжительное время с тётей. Ситуация была схожа с ситуацией Рихана за одним исключением: ханъё переживал потерю Ямабуки тяжело, виня себя, в то время как Вакана всегда улыбалась, весело и беззаботно. Они представляли две прямо противоположные реакции на смерть. Может, это ещё одна причина, по которой Рихан и Вакана сошлись. Когда мужчина узнал, что она видела смерть родителей буквально своими глазами, то очень удивился. Внешний вид девушки не говорил ни о какой грусти, печали или скорби. На резонный вопрос Рихана, почему Вакана продолжает улыбаться, хотя в полной мере так и не познала родительской любви, наблюдала, как жизнь в обоих людях угасает, та ответила уже знакомой ему фразой: "Кто улыбается сам, тому улыбается счастье". Чрезмерная беззаботность. И этой беззаботностью, весельем и удивительным умением наслаждаться жизнью Вакана делилась с Риханом. Она вытащила его из вязкой тьмы на свет. Она спасла его — Рихан искренне так считал. Она была его драгоценным сокровищем. Поэтому Рихан спустя несколько дней после пробуждения рассказал жене всё без утайки: чувства, настроение, эмоции, ощущения. Ханъё знал, что Вакана выслушает его, поймёт и примет, что бы он не поведал. И сейчас он передал его разговор с Ясу, объяснил, что увиденное им тогда было не сном, а чужим воспоминанием. Его голос уже не дрожал, был полон уверенности и даже какого-то удовлетворения. Вакана лишь гладила его по волосам и чувствуя дыхание мужа на своей шее. — Честно, я всё ещё испытываю смешанные чувства... Сейчас... — ханъё пытался подобрать слова, описывающие его состояние, но ничего не выходило. Он выдохнул. — Но тебе ведь стало легче, да? — ласково спросила Вакана. — Угу, — ответил Рихан. — И я... кажется, не чувствую вину за то, что мне теперь спокойно. Раньше я стыдился этого... Рихан облегчённо рассмеялся, и Вакана невольно замерла, слушая его смех, который всегда завораживал её. — Я рада за тебя, Рихан. И за Отоме — тоже. Уверена, теперь ей куда легче, раз ты во всём разобрался. — Вакана, ведь и ты так много для меня сделала и делаешь до сих пор. Объятия хотя и стали крепче, остались такими же нежными. По крыше барабанил дождь. Они стояли в тишине, прислушиваясь к дыханию друг друга. — Вакана, ты со всеми делами закончила на сегодня? — Рихан поднял голову, посмотрел на жену и быстро добавил: — Если нет, попроси Цурару или Кино сделать их за тебя... Я хочу, чтобы ты была сейчас со мной. — Хорошо, идём. В янтарной радужке заплескалась тихая радость вперемешку с умиротворением. Ханъё прикрыл глаз на несколько секунд. На губах его заиграла лукавая усмешка. Рихан подхватил Вакану на руки, надеясь застать жену врасплох. Женщина едва заметно сощурила карие глаза, что делала нечасто, и доверительно обняла руками мужа за шею. Ханъё довольно хмыкнул и широким шагом под покровом Мейкё Шисуя направился в комнату, принадлежащую им двоим.***
— Много времени прошло с нашей последней встречи, Нурарихён-доно. Один из прибывших на следующий день гостей говорил хрипло и тихо, будто ходил с вечной простудой. Лицо его скрывала широкополая соломенная шляпа. Двое других, почти касающихся головами, скрытыми под соломенными плащами, потолка Главного дома клана Нура, молчали, однако Нурарихён догадывался, кто это мог быть. — Ага. Спасибо, что проделали такой путь, — усмехнулся Нурарихён, пряча руки в рукава чёрного кимоно. — Ты уверен? — со стороны гостя послышался смешок. — В результате, ведь можешь... и потерять своего драгоценного наследника. — Пусть будет так, — посерьёзнел Нурарихён. — Делайте, что должны... Он сам этого хочет. Гость хмыкнул и отправил оставшихся двух аякаши забирать Рикуо — Нурарихён объяснил, где искать его внука. Сам же ёкай в соломенной шляпе остался стоять в коридоре, отказавшись проходить дальше. Нурарихён периферийным зрением наблюдал за ёкаем, отойдя на приличное расстояние, стоя почти что в коридоре. — Это и есть те, кого так боялся Карасу-Тенгу? Нурарихён посмотрел в сторону. Его сын стоял, прислонившись к стене, и хмуро посматривал в сторону неразговорчивого аякаши. "Переживает, — моментально понял Нурарихён, отмечая, что ханъё всё же выглядит куда оживлённее обычного". Старик не знал, что конкретно произошло вчера, да вот только, гуляя по дому, он увидел Рихана и Вакану, играющими в го. Подобная картина удивила Нурарихёна: Рихан ещё ладно, мог сыграть с ним пару партий, но редко, но чтобы Вакана разбиралась в игре такого рода... Не ожидал Первый такого никак. Заметил он и пару чашек с чаем. Муж и жена разговаривали друг с другом. Прислушиваться Нурарихён не стал — Рихан мог его заметить. Подле Ваканы ханъё становился удивительно чувствительным к посторонним любопытным взглядам. Даже через стены он мог ощутить чужое присутствие. — Ага. Мои старые знакомые, — ответил он на вопрос сына. — Как Хаяте? — Получше будут, — выдохнул Нурарихён. Рихан многозначительно хмыкнул. Осоре Хаяте действовал не так сильно на ханъё, как на Нурарихёна, потому Рихан относился к Баку более лояльно, нежели его отец. Хотя ханъё не игнорировал способности Баку. — И как долго Рикуо у них пробудет? — вернулся ханъё к более важной теме разговора. — Столько, сколько понадобится. Он так рвётся в этот чёртов Киото, что непременно выучит всё, что надо в рекордно короткие сроки. Уверен. — Согласен, — не стал спорить ханъё. — Ты сам-то не против такого метода... воспитания? — С чего это ты решил поинтересоваться моим мнением? — криво усмехнулся Рихан. Поймав недовольный взгляд отца, ханъё с трудом сдержал смешок, но ответил: — Если их рекомендуешь ты, я против не буду. Нурарихён тоже хмыкнул, также многозначительно, как и Рихан пару минут назад.***
— Ещё не очнулся? — Кейдзюро, нахмурив брови, сосредоточенно смотрела на Рикуо. — Два дня уже спит. Она, Ойкава и Годзумару пребывали в комнате Рикуо. Кейдзюро была там, чтобы проверить состояние Рикуо — из всех Зен доверял ей и Вакане подобные дела. Цурара пошла за компанию, а Годзумару — за Цурарой. — Я начинаю волноваться, — пробормотала Цурара, стоявшая рядом. — Да бросьте вы, из ничего прямо-таки катастрофу делаете, — фыркнул Годзумару, закатывая глаза. Все трое только отрывками знали о том, что случилось между Нурарихёном и Рикуо. Карасу-Тенгу упрямо молчал и отнекивался всеми правдами и неправдами, а мрачного взгляда Куротабо хватало, чтобы даже у Годзумару пропадало желание задавать какие-либо вопросы. Ойкава зыркнула на Годзу, хотя и понимала, что в словах его есть правда: волнением никто Рикуо не поднимет. — Кстати, бюро Киёдзюдзи заходило, — Кино вспомнила, как эта компашка завалилась сегодня во двор с утра пораньше и чуть не столкнулась с Куби. Благо, гейша успела утащить ёкая в темноту коридоров дома и сама вышла к одноклассникам Нуры. — Через неделю они еду в Киото. Благо, Киецугу с остальными быстро ушли, и гейша с облегчением выдохнула. — Они — последние, кто меня волнует сейчас, — недовольно буркнула Цурара, вздыхая. Её господин в себя ещё не пришёл, подруга уже небось в Киото что-то делает, в то время как она сидит и вообще не знает, что ей делать. А если вспомнить, что ей говорила мать про Киото четырёхсотлетней давности и про Хагоромо Кицуне, то Ойкаве становилось страшно не только за Рикуо, но Ясу. И пускай Сецура тогда обошлась лишь парочкой скомканных фраз, маленькой Цураре хватило и этого. Девушка поднялась на ноги, готовая вот-вот начать мерить шагами комнату Нуры. — Спокойней, Снежинка, — к ней подошёл Годзумару и навалился со спины. Его руки свесились вперёд, играясь с белым шарфом девушки. Парень видел беспокойство любимой, а потому старался успокоить её или хотя бы отвлечь от тревожных мыслей, слишком уж сильно забивших хорошенькую головушку Цурары. — После той драки с тем чёртовым Тануки он тоже провалялся пару дней в отключке, а потом встал и пошёл как ни в чём не бывало. И в этот раз всё будет также, — утешал её, как мог, Годзумару. Цурара покосилась на него, повернув голову. На языке крутились пара фраз. Первая — "Тогда ты тоже был ранен, и я волновалась больше за тебя, чем за Рикуо-саму". Вторую же озвучила Кейдзюро: — То же мне... Сравнивать Верховного Главнокомандующего и Тамадзуки. Годзумару никак не отреагировал, продолжая смотреть Ойкаве в глаза. — Во-во! — запоздало поддакнула Цурара. На лице Годзумару расплылась довольная ухмылка, которая вмиг вызвала у Ойкавы раздражение. Громкий и спешный топот чьих-то шагов был услышан троицей в коридоре ещё за несколько секунд до того, как Кубинаси порывистым и резким движением отворил фусума. Лицо ёкая было встревоженным с примесью растерянности. — Скорее! Прячьте Рикуо-саму! — Что такое, Кубинаси? — Кейдзюро нечасто видела аякаши таким взволнованным. Может, даже напуганным. Цурара тоже не понимала, что так обеспокоило Куби, а вот Годзумару было, откровенно говоря, по барабану на причину тревоги бесшейного ёкая. Однако он не мог не быть ему отчасти благодарным — Ойкава переключилась на что-то другое. Хотя это "что-то" опять же курсировало вокруг Нуры. — Живее! Сюда идут чудовища! — он бросил напряжённый взгляд в коридор. Годзумару всё же не удержался и озадаченно взглянул на Куби. "Чудовища? Услышать подобное от ёкая... — такая формулировка от аякаши была необычной, но додумать парень не успел". Шаркающие шаги из-за соломы, из который была сделана как обувь, так и одежда. Разве что штаны были сделаны из ткани. Крупная красноватая ладонь с острыми когтями коснулась фусума и раздвинула створку двери ещё сильнее. В комнату уверенно вошли, если не сказать вломились, внушительных размеров ёкаи с огромными головами. Растрёпанные, косматые, длинные волосы, лица — маски Óни, осматривающие комнату глаза с посеревшими радужками, торчащие рога под цвет кожи. В руках один из Намахаге держал большой треугольный клинок. — Слабое дитя здесь? — пророкотал Намахаге с ножом в руке. Его кожа была красной, волосы — чёрными, а радужка глаз отливала жёлтым. Второй Намахаге — с синей кожей, белыми волосами и голубыми радужками — шумно принюхивался. — Чую-чую, человечьим духом пахнет. Оба обратили внимание на Рикуо и подошли ближе, принюхиваясь. — Чую... — О? Цурара, Годзумару, Кубинаси и Кейдзюро в шоке наблюдали за их своевольничеством. — Это он... — голос синего Намахаге был более сухим. — Он пахнет, как слабый человек... — Забираем его, — вынес вердикт красный Намахаге, взяв Нуру на руки. — Отпустите его! Ойкава отошла самой первой и сорвалась с места, вырвавшись из объятий Годзумару. Девушка схватила красного Намахаге за волосы и решительно дёрнула на себя. Вся её смелость моментально испарилась, стоило Цураре нос к носу столкнуться с недовольной рожей-маской Намахаге. — Плохой ребёнок! Мешаешь мне? Он передал Нуру, точнее перекинул, своему напарнику и схватился за нож. Цурара взвизгнула. Годзумару рванулся к девушке и, схватив её под мышки, потянул на себя, отскакивая назад. Намахаге замахнулся ножом и что есть силы ударил им об пол. Волна ёки прокатилась по комнате, сметая татами и стол вместе с подушками. — Что?! Да кто они такие?! — Кино сбило с ног и отшвырнуло одну сторону, за ней следом полетела голова Кубинаси. В другую сторону комнаты было отправлено тело бесшейного ёкая. Цурара и Годзумару пострадали менее всего, хотя всё равно упали оба на пол. Ойкава не совершила попытку последовать за незваными гостями, чему Годзумару был несказанно рад. Парень вместе с девушкой поднялся на ноги и направился к распахнутым дверям, намереваясь самостоятельно разузнать подробности произошедшего. Намахаге только скрылись, Годзумару готов был уже повернуть за ними, когда с другой стороны коридора подошёл Куротабо. — Довольно, — коротко произнёс монах. — В таком случае мы ждём объяснений, — потребовал Годзумару, может, даже чересчур нагло, чем требуется. — Это приказ Верховного главы, — только и услышал парень от Куротабо. — Хорошие объяснения, ничего не скажешь, — язвительно хмыкнул Годзу. — Куротабо, а можно поподробнее? — присоединилась к Годзумару Кейдзюро с головой Кубинаси в руках. Тело ёкая поднималось самостоятельно. Монах тяжко вздохнул, прикрывая глаза. Он не был уверен, что можно говорить, а что — нет. — Куро, всё в порядке. Ты можешь идти, — в разговоре появилось новое лицо — Рихан. — Я сам им всё объясню. — Да, Второй глава, — отрывисто кивнул монах и последовал за Намахаге. Годзумару без каких-либо слов пропустил его. В присутствии Рихана он не мог везти себя слишком невежливо, иначе ему влетит от Гьюки, пока Медзу будет довольно хихикать. Ханъё осмотрел ёкаев, обеспокоенных, настороженных, растерянных и подумал, что вопросами его наверняка закидают все четверо.***
— Ну что же... Мы забрали твоего внука, — обладатель тихого и хриплого голоса снял с себя шляпу и легко кивнул с насмешкой. Черноволосую макушку его головы скрывало бежевое блюдце-шапочка. — Мы — клан Ушио Тооно. Последние его слова растворились в шуме ливня. Намахаге последовали за ёкаем, что возглавлял их. Тот, что был с красной кожей, нёс на своём плече Рикуо аки мешок картошки, а за пояс синего был заткнут Ненекиримару. Нурарихён проводил гостей взглядом и скрылся в доме.