The pearl of Bombay

Когда Эрик проснулся, за окном ещё были сумерки. Он проспал где-то пять часов. Его разбудил тихий шум воды. Первое, что он увидел, приоткрыв один глаз — серую стену. А потом, немного опустив взгляд, — бледную спину, по которой медленно стекали несколько капелек воды. Девушка сидела на коленях, склонившись над тазом с водой, окунала туда кусок ткани и проводила загорелой рукой по белой спине. Его новая знакомая оказалась ужасно худой: кожа натянулась на позвонках и рёбрах. Всё её тело было в кровоподтёках и ссадинах. А стопы были грязными, с толстыми мозолями. Девушка протянула руку к лежащему сбоку от неё рюкзаку, извлекла оттуда чистую майку. За те секунды, что она была повёрнута к нему боком, он успел мельком увидеть её грудь и живот. Живот тоже был белым и в ссадинах, а грудь маленькая. После всё это скрылось под чёрной майкой. Пока она «мылась», Эрик успел рассмотреть её всю. Эстетического удовлетворения от тела в царапинах и синяках он особо не получил. Зато он узнал кое-что новое о своей соседке по комнате, например, то, что она была ненаблюдательна и неосторожна. «Либо без комплексов», — мысленно добавил Эрик и улыбнулся. И, будто услышав эту улыбку, девушка обернулась к нему. Тот даже не сразу это заметил — ушёл в себя. А когда заметил, увидел, как покраснели кончики её ушей и поджались губы. — Доброе утро, — сказал Леншерр, смотря ей в глаза. — Я думала ты спишь, — почти прошептала девушка. Она явно растерялась. — Извини, если смутила. — Всё в порядке… Сильно они тебя отделали, — мужчина взглядом указал на следы побоев. — Да-а, там ещё с прошлого раза не всё зажило, — с ухмылкой сказала она, оглянулась и приуныла. — Чёрт, они у меня ботинки отжали. Буду скучать по моим найкам. Она снова сунула руку в портфель, на этот раз выудив оттуда пару тоненьких шлёпок. «Конечно, с беговой обувью это не сравнится, но хоть что-то», — решила девушка. Эрик упёрся локтем в подушку и положил голову на ладонь: — И часто здесь такое? — Да каждую ночь. Это такая местная лотерея: обчистят или нет. Им вообще без разницы, кого грабить. Они нападают группами от трёх до пяти, избивают, забирают деньги и иногда стаскивают обувь. А если в обуви еще и деньги были… — она тихо засмеялась. — Поэтому это всё мифы, что деньги безопасно держать в обуви, под подошвой там. Лучше уж в носках, или карман пришить к изнанке майки. Это самое надёжное. Она недолго помолчала, а потом вновь заговорила, но уже медленнее. — Я, наверное, должна сказать тебе «спасибо». Одна я бы так быстро не уковыляла от полиции. Эрик это проигнорировал — не любил слушать пустые благодарности. Его интересовало другое: — А за мной-то они зачем погнались? — спросил он. — В Бомбее комендантский час, а мы с тобой его успешно нарушили. И кстати, на будущее: не выходи на улицу ночью без паспорта, никому его не отдавай — даже жандармерии. Да и если документы есть — не выходи без денег. Полиция поймает — станет вымогать большую взятку. Без взятки угодишь в индийскую тюрьму, а там никто долго не живёт. — Сурово, — со вздохом сказал мужчина. — А то. Зато гашиш продают все, кому не лень. Ты кстати сюда не за этим? — Нет. — Хорошо. А то выселю. Хотя нет, я тебя и так выселю, конечно, — размышляла она вслух, — но менее быстро и агрессивно. Она улыбнулась, взяла в одну руку таз с грязной водой, в другую — грязную одежду. — Я вылью воду и постираю. Буду на крыше, если что. Она ушла. Немного потупив взгляд в грязный потолок, Эрик встал с постели, отчего та громко скрипнула, и вышел на балкон. Туда и выходить-то было страшно — он держался на честном слове и весь шатался. По дорогам в такую рань уже сновали люди, где-то вдалеке гудели рикши и старые ржавые автомобили. Их потоки чем-то напоминали кровь, несущуюся по артериям. Бомбей, будто человек, жил и дышал. Мужчина вгляделся вдаль: там, за бесконечными лавочками торговцев вставало розовое солнце. Эрик вдруг затосковал по дому так сильно, как никогда раньше. Он вспомнил, какие роскошные рассветы и закаты он наблюдал из окон своего дома. Дома, где отца семейства ждали его звёздочки… его самые дорогие в мире сокровища. Он бы отдал сейчас что угодно, лишь бы всё вернуть. И если бы ему сказали умереть сейчас же, он сделал бы это с улыбкой на губах. Леншерр почувствовал, что у него начало припекать под веками, и сжал перила так, что они захрустели. С трудом, но у него всё же получилось взять себя в руки. Перед глазами вновь замелькали его жена и дочь, сначала яркие, светлые, живые, а затем — с пустыми, стеклянными глазами. У Эрика голова пошла кругом, в глазах помутнело. Он незаметно для себя медленно перегнулся через перила, рискуя либо проломить их, либо потерять равновесие и перевалиться «за борт». В любом случае, он был в шаге от падения с третьего этажа. Вдруг кто-то взял его за плечи и аккуратно, но с силой оттянул от злосчастных перил, усадил на кровать. — И куда это мы собрались? На тот свет? — спросил женский голос, уже ему знакомый. Эрика мотало во все стороны, а чужие руки вновь пытались привести его в вертикальное положение, в итоге получалось нечто похожее на «неваляшку». В голове стоял гул, как от турбин самолёта. — Эй, ты меня слышишь? Вместо ответа по всей комнате раздалось урчание желудка мужчины. — Так-с, понятно. Когда ты ел в последний раз? — Она подождала полминуты, а затем хлёстко ударила мужчину по щеке. — Эй, подъем! Как давно ты ел? — Три… дня назад. Девушка задумалась, закусила губу. — Идти сможешь? — Да. — Тогда пойдём. Тебе надо поесть, я знаю где — тут неподалёку кафе. Ситуация напоминала произошедшее прошлой ночью, но сейчас они словно поменялись ролями. Теперь она подхватила его под руку. Попробовала было поднять, но мужчина был слишком тяжелым. Она тихо закряхтела, раздраженно буркнув: «Ну пошевели ты ножками-то, я тебя не унесу, здоровяк». Леншерр встал и быстро отстранил её. Но стоило мужчине сделать несколько шагов, он вновь опасно качнулся вправо, угрожая влететь лбом в косяк вместо того, чтобы пройти в дверной проём. Девушка проворно нырнула ему под мышку и удержала. Она стиснула ткань его рубашки и посмотрела на него взглядом, говорящим: «Даже не думай сопротивляться». В такой сцепке они спустились по лестнице. Оказавшись на улице, Эрик вновь попытался отпихнуть девушку, не желая казаться слабым, но та не давала вырваться, вцепилась в его рубашку. Крепкая, стальная хватка девчонки, казавшейся такой хрупкой, удивляла. Впрочем, Леншерр скоро сам оставил свои попытки, когда земля снова сделала крен перед глазами, и его повело куда-то вбок. Еду Эрик почуял еще задолго до того, как увидел её. Пахло специями, которые перебивали все остальные запахи. Как Леншерр и ожидал, от кафе там было только слово «кафе». На самом же деле это выглядело так: под хлипким навесом стояла пара столиков, а рядом, под другим еще более хлипким навесом стоял большой котёл, в котором что-то варила пожилая толстая индийская женщина. Увидев девушку, она улыбнулась и крикнула что-то в знак приветствия, та в ответ поздоровалась так же громко. Усадив Эрика, она подошла к женщине и вручила ей деньги в обмен на пару ложек и две плошки ярко-оранжевого кипящего супа. Сверху на каждую положили по лепёшке. С этим она вернулась к Эрику, поставив одну порцию напротив него. Мужчина, видя, с каким аппетитом она наворачивает суп, отхлебнул прямо из чашки… и тут же об этом пожалел. Рот и гортань обожгло адским пламенем, он закашлялся и выплюнул огненное варево. — Ты поаккуратней. Здешняя еда островата для туриста. — Спасибо за своевременный совет, — едко отозвался мужчина, отплёвываясь. — Ну извини. Давай лучше познакомимся нормально, а то я даже не знаю, как к тебе обращаться. Меня зовут Линкольн. Но все здесь зовут меня Лина, — она широко улыбнулась, обнажая белые зубы. — Я… — тут Леншерр запнулся, размышляя, стоит ли говорить ей. Ведь люди так боятся громких имён с телевидения. Но похоже они тут о мутантах ни сном ни духом — это успокоило. — Меня зовут Эрик. Он пожал её маленькую руку, вновь ощутив крепкую хватку. — Эр-р-рик, — задумчиво протянула она. — Рада знакомству, Эр-рик. Знаешь, для местных твоё имя станет испытанием, — она улыбнулась. — Ты ешь, ешь. Закусывай лепёшкой, она не такая острая. — «Не такая острая»? — с сарказмом переспросил он. — Специи здесь главный антисептик, без них еда — отрава. Когда я только тут оказалась, мне тоже было тяжко. Сидела на диете из чая — единственное, что здесь не острое. А потом привыкла. — А как тебя сюда занесло? — Долгая история. Думаю, такая же, как у тебя. Я права? Эрик кивнул. Но вопросы на этом не кончились. — Почему ты мне помогаешь? — Честно? Ты мне понравился. — Понравился? — Леншерр не смог сдержать удивлённой улыбки. — Да. Я почувствовала между нами какую-то связь. Здесь, в Индии, многие верят, что все люди — семья. Мне кажется, мы с тобой нечто вроде брата и сестры от разных матерей. — Вот как, — он скептически хмыкнул, решив не упоминать тот факт, что внешне их разница в возрасте была не менее двадцати лет. — Можешь не верить. Но чем больше тут живешь, тем сильнее обостряются чувства. Мои меня не подводят. Твои тоже отточатся, я думаю. Эрик посмотрел на неё, как смотрят на маленьких наивных детей, а она на него — как на черствого старика. В тот момент их взгляды встретились. Тогда Леншерр понял, что нельзя её сравнивать с ребёнком. У ребёнка не бывает таких грустных глаз. Линкольн тоже пригляделась и решила, что он больше был похож на побитую жизнью собаку: с виду злая и колючая, а в глазах море нерастраченной доброты и любви. Мужчина впервые видел её лицо так близко: здоровая, загоревшая кожа с пушком у щек. Светло-голубые, почти серые глаза с тёмными крапинками и длинные ресницы, от которых падала тень. Аккуратный нос и пухлые, немного бледные губы. На лоб спадали короткие пряди пшеничных волос, которые выцвели на солнце, став ещё белей. И тут Эрика перемкнуло. Его лицо напряглось, пытаясь не искривиться в злобной гримасе. Он превратился в разъяренного быка, которого годами науськивали на красную тряпку, но не давали напасть, а теперь зверь был свободен и готов убивать. Этой красной тряпкой стала внешность его собеседницы. Лина напомнила ему тех, с кем когда-то давно работал Шоу. Нацисты с их светлыми волосами и голубыми глазами, высоким ростом (хотя Лина не была высокой) и светлой кожей — ненависть к этим чертам осталась в нём навсегда. Но убивая фашистов он не получал покоя. Даже смерть Шоу не принесла ему удовлетворения. Руки Эрика сжались в кулаки, плечи напряглись, он вперил взгляд в стол. Ложка прямо в миске скрутилась в тугое кольцо, столешница начала слегка вибрировать. «С вас-то всё и началось, сволочи», — думал он, а перед глазами мелькали чёрная форма и свастика. Лина, видя состояние своего нового знакомого, решила дать ему время остыть. «А так хорошо разговор начинался, жаль», — вздохнула она, взяла свою миску и ложку и направилась к женщине у котла, чтобы вернуть их. А заодно потрещать с ней о том о сём, краем глаза наблюдая за мужчиной. Когда спустя десять минут от болтовни с бойкой поварихой у неё уже в горле пересохло, она решила вернуться к мужчине. — Эрик, ты как? Всё хорошо? У тебя живот что ли скрутило? Она успела заметить, что его кулаки мелко тряслись — и тут у самого горла она почувствовала остриё. Она попыталась скосить глаза к горлу. Это была чёртова ложка, ручка которой неведомо как в мгновение стала острее финского ножа. Тёплый от жары и пальцев, державших его, металл пустил по коже девушки мурашки. От испуга Линкольн вскрикнула, а это значит вдохнула воздуха. Кадык пошёл вверх, кожа натянулась — и лезвие резануло по ней. Эрик, увидев кровь на шее девушки, очнулся от смертоносной пелены. Вскочил, бросился, чтобы помочь. Но Лина неожиданно даже для самой себя заголосила на маратхи невесть что, переполошив кучу народа вокруг. «Жители Бомбея, спешите узреть волшебника Ракеша, который силой воли двигает предметы!» Уловка сработала, и к Леншерру со всех сторон кинулись люди — первыми конечно были дети. А Лин бросилась бежать наутёк. Эрик стоял в толпе людей, кричащих в его сторону какую-то восторженную тарабарщину. Последнее, что он видел, после того, как утонул в этой реке людей — полные ужаса глаза Лин.