Если вы неискренни, люди обязательно это почувствуют и рассчитаются с вами своим равнодушием.
Июнь, 2008.
Она слышала, как Гарри громко захлопнул за собой двери, когда уходил на работу. Что-то ей подсказывало, что он мог воспользоваться камином или магическим перемещением, но выбрал путь посложнее. Гермиона почти была уверена в том, что Поттер хотел, чтобы она услышала тот громкий звук закрывающейся двери. Он был последней точкой в их ночном разговоре, потому что девушка так и не смогла хоть что-то ответить другу. Своему лучшему другу, который всегда был с ней рядом, но которому она продолжала нагло врать в глаза. Гермиона расценивала это, как «ложь во благо», хотя Гарри так вряд ли считал. Грейнджер сжала руку в кулак, почувствовав боль от свежих наложенных швов, и закрыла глаза. Ей хотелось надеяться на то, что когда-то Поттер сможет понять её, принять все эти недосказанности и простить всю гнусную ложь. Она возлагала на друга такие надежды, хотя отчётливо понимала, что в жизни бы этого не сделала, окажись на его месте. Было слишком эгоистично требовать всецелого доверия от человека, который всеми силами пытался сделать твоё существование лучше. Она приняла душ, и обмоталась персиковым полотенцем, оставленным для неё Добби. Гермиона не захватила с собой свой гель для душа с экстрактом чайного дерева, поэтому пришлось закрыть глаза на нотки апельсина, которые отпечатались на её коже. Она провела пальцами по аккуратным швам и почувствовала неприятное покалывание под кожей, когда надавила на запястье чуть сильнее. Ей так и не удалось вспомнить, как она смогла нанести себе такие глубокие раны во сне, потому что могла поклясться, что не чувствовала никакой режущей боли до тех самых пор, пока Поттер не ударил её. Только пощёчина смогла вырвать её из оков сна и помогла ощутить жжение в области предплечья. Гермиона понимала, что такой глубокий порез точно оставит шрам и ещё долго будет напоминать ей о первой ночи в этом городе спустя столько лет. В Лондоне было значительно прохладнее, чем в Америке. А ещё тут были дожди, по которым она уж точно не скучала, живя на другом континенте. Никаких прямых солнечных лучей и ярких веснушек, что проявлялись на её бледной коже всякий раз, когда она находилась на улице дольше, чем пятнадцать минут. Гермиона подошла к окну в спальне и прикоснулась носом к холодному стеклу, которое тут же вспотело из-за её горячего дыхания. Она позволила себе мимолётную улыбку на лице, а потом вывела аккуратными маленькими буквами два слова, сконцентрировавшись на них прежде, чем они исчезли.Мама. Папа.
Они растворились так же быстро, как и всегда. Гермиона уже привыкла к этому, но каждый раз выводила эти два слова, словно напоминая себе о том, что никогда не сможет уже ничего изменить. Таков был её удел — пытать себя собственноручно, принимая наказания за то, что она делала, и за то, что собиралась сделать. Она принимала себя такой, хоть иногда и пыталась что-то изменить или вернуть. Начался дождь, и Гермиона отошла от окна, позволяя себе проникнуться звуками барабанящих капель и видом вечно-хмурого города. В какой-то степени Лондон отражал внутреннее «я» Грейнджер, разве что не хватало какого-то урагана и внезапных вспышек пожаров по городу. Она взмахнула палочкой, сменяя все яркие цвета гостевой спальни на серый и чёрный, зная, что Гарри точно не будет против. Ей хотелось уснуть, потому что ночное происшествие лишило её нормального сна, но она откинула эту затею в сторону. Вечером ей предстояло встретиться с Роном и его семьёй, с которой она прежде никогда не виделась. Детей друга она видела на колдографиях, а супругу Уизли — Лаванду, помнила ещё со школы, хоть и похвастаться нормальными взаимоотношениями там нельзя было. Но прошло слишком много лет, чтобы судить по детским и юношеским воспоминаниям, и Гермионе хотелось, чтобы грядущая встреча стала чем-то приятным и чем-то новым, что помогло бы ей ассоциировать Лондон не только со своими кошмарными снами. Девушка повалялась на кровати ещё несколько минут, но всё же заставила себя встать и открыть сумочку, доставая оттуда новый наряд. Лёгкий брючный прогулочный костюм серого цвета и белые кроссовки. Она давно так не одевалась, храня эти вещи для лучшего времени, которое всё никак не наступало. Гермиона не могла сказать, что сейчас было самое подходящее время, которое можно было бы назвать «лучшим», но она ведь пообещала себе, что хотя бы постарается. На голове образовалась незамысловатая причёска в виде небрежного объемного пучка. У неё было слишком много причин для этого визита, которые она пока не могла озвучить. Девушка посмотрела на своё отражение в зеркале, но помутневший взгляд совсем не вдохновлял. Синяки под глазами, слегка обветренные искусанные губы и возрастающая боль в руке не вписывались в придуманный ею образ на сегодня. Гермиона наклонила голову, мысленно принимая важное решение в своей голове. Рука дрогнула над сумочкой, но она уже определилась в своих колебаниях. Флакончик, врученный ей мистером Саламандером, наконец-то стал пустым, а в голове тут же прояснилось. Гермиона сделала ещё один выбор, который обязательно будет иметь свои последствия. Омерзительная на вкус жидкость осела в желудке, но вот боль в руке тут же исчезла, а на лице промелькнула задорная улыбка. Это было необходимое облегчение, но девушка задержала взгляд на пустом флакончике, вспоминая строгий голос Ньюта Саламандера: — Тебе станет легче на время, но лучше бы тебе знать о той боли, что вернётся в твоё тело после того, как это зелье выветрится. Гермиона набрала полные лёгкие воздуха и вышла из дома, аппарируя туда, где прошлое начнёт вываливаться ей на голову, как снег. Несмотря на эффект «лекарства», волнение и гнетущая злость скреблись острыми когтями в душе. Она прекрасно понимала, что мало нескольких капель очередного изобретения старого магозоолога, чтобы жизнь тут же наладилась. Перед её глазами открылась извилистая улочка, где толпилась куча незнакомых людей. Грейнджер не сомневалась в том, что где-то среди новых лиц обязательно затерялись давно знакомые черты лиц тех, кого она помнила со своей прошлой жизни. Вымощенный булыжником переулок, который был вытянут с северо-запада на северо-восток — центр волшебных товаров и единственное место во всём Лондоне, где можно найти всё, что душе угодно. Гермиона снова оказалась посреди Косого Переулка, что не изменился с того самого дня, когда она была здесь впервые — семнадцать лет назад. Знакомые вывески магических лавок и вскрики всевозможных существ моментально вернули девушку в приятные воспоминания, где всё было хорошо и предельно понятно. Она сделала несколько шагов, почувствовав, как буквально переступает через какую-то невидимую грань между «прошлым», от которого она так старательно убегала, и «настоящим», что с каждой секундой становилось всё запутаннее и неприятнее. Гермиона хотела разделить в своей голове воспоминания на несколько маленьких «отделов», чтобы выделить для себя безопасное прошлое, которое не смогло бы нанести ей непоправимый урон. Она старательно пыталась разложить всё по местам в своей ментальной библиотеке, но организм не справлялся. Как бы девушка ни отрицала — она находилась в постоянном стрессе последние несколько недель, а последние сутки стали уж совсем не простыми для неё. Сладкий и терпкий аромат корицы, что доносился из «Чайного пакетика Розы Ли» смешался с хмельным запахом, исходящим из «Бутылочного пива Белчера». Грейнджер нацепила на лицо странноватую улыбку, и расправила плечи, пытаясь сосредоточиться на том, ради чего она сюда прибыла. Ей хотелось купить подарки для семьи Уизли, а ещё нужно было приобрести что-то особенное для Гарри, что смогло бы сгладить углы, образовавшиеся между ними. Гермиона прикусила губу, и открыла двери одного из самых дорогих бутиков одежды — «Твилфитт и Таттинг», к которому в далёком прошлом была скептически настроена. Тогда она считала, что платить такие огромные деньги за обычные тряпки — это пустая трата денег, но теперь у неё было намного проще отношение к материальным благам. Как она и говорила Скарлет Питерс: «Всё можно купить, были бы только деньги». — Добрый день, — пролепетала невысокая брюнетка, как только Гермиона переступила порог бутика. — Меня зовут Джейн, чем я могу Вам помочь? — Мне нужно платье для жены моего близкого друга, — безразлично протянула в ответ Грейнджер. — Я не видела её десять лет, и совершенно не представляю, что она носит и что ей нравится. Холодный и отстранённый голос явно сбил с толку молодую девушку, но та всё же вежливо улыбнулась и указала рукой на первый манекен, который находился в метре от огромного витринного окна. — Как Вам такая модель? Прекрасное расклешенное платье с цветочным принтом, что, как раз, очень актуально для лета. Это стопроцентный шёлк… — Нет, — оборвала её Гермиона. — Мне не нравится. — Хорошо, — Джейн указала на соседний манекен. — Что скажете об этой модели? Чёрное вечернее платье с цветочной аппликацией и кружевными вставками на спине. К нему прилагается корсет и… — Она — мать троих детей, — из уст Гермионы это прозвучало, как какое-то оскорбление. — Давайте что-то более приземлённое. Брюнетка прикусила губу и попросила проследовать за ней вглубь бутика, чтобы просмотреть ещё несколько вариантов. Грейнджер закатила глаза, мысленно отругав себя за то, что решилась приобрести Лаванде что-то из одежды. Последний раз, когда она видела её, та любила слишком странные аксессуары, что не подходили шестнадцатилетней студентке. Гермиона понимала, что прошло слишком много лет, но всё же не могла представить себе Лаванду Браун в изысканном вечернем платье чёрного цвета. — Есть вот такое платье-трапеция в нежно-розовом оттенке, — Джейн показала ей вешалку с весьма милым платьицем. — Я думаю, что это имеет место быть. — Да, весьма симпатично, — Гермиона провела пальцем по нежной ткани. — Есть что-то ещё? — Конечно, — облегчённо выдала девушка, что воодушевилась позитивным настроем потенциальной покупательницы. — Есть вот такое платье-рубашка молочного цвета, под него идёт чёрный тонкий поясок. — А вот это? — Грейнджер потянулась за длинным вечерним платьем. — Это одна из моих самый любимых моделей, — Джейн мило улыбнулась. — Вечернее платье нежного небесно-голубого оттенка и кружевной отделкой, на подоле Вы можете видеть россыпь драгоценных камней, а на спине, — девушка повернула платье, — вот такой роскошный вырез. Её глаза блестели из-за подступивших слёз, пока она пыталась сдержать в себе вырывающиеся эмоции. Гермиона провела пальцами по подолу своего нового вечернего платья и застегнула белый хлопковый чехол, чтобы больше не видеть этот наряд. Ей не хотелось смотреть на него и понимать, что оно совсем скоро отправится домой — висеть в пыльном шкафу, или вообще в ящик на чердаке. Она так долго собирала деньги на это платье, чтобы просто теперь сдерживать слёзы при виде роскошного одеяния. Девушка слышала шум, доносящийся из факультетской гостиной — все суетились перед началом Святочного бала. Парни давно разбавили свой вечер с помощью огневиски, которое не пойми откуда взялось, а девушки были слишком увлечены своими прическами и макияжем. Только Гермиона продолжала стоять посреди спальни, вглядываясь в своё платье, которое так никто и не увидит. На балу не увидят ни платья, ни саму отличницу Грейнджер. — Гермиона, ты ещё не готова? — за спиной послышался возмущенный голос Джинни. — Я уходила из спальни сорок минут назад, и ты была ровно в таком же виде. Бал начинается через час! — Я не иду на бал, — тихо ответила девушка, не поворачиваясь лицом к своей подруге. — Я плохо себя чувствую. — Эй, ты чего? — младшая Уизли коснулась плеча Грейнджер, но та сразу же отскочила, как ошпаренная. — Что случилось, Гермиона? — Ничего, — еле сдерживая слёзы ответила девушка. Ей хотелось, чтобы Джинни как можно скорее вышла со спальни и оставила её наедине с собой. — Я просто плохо себя чувствую. — Я могу чем-то… — Оставь меня, пожалуйста! — вскрикнула гриффиндорка. — Я просто никуда не хочу идти. Я хочу побыть одна. Джинни всё же вышла из спальни, посмотрев на подругу взглядом полного сожаления и желания помочь. Только Гермиона не хотела принимать никакой помощи, потому что сложившаяся ситуация была выше неё, и она вряд ли смогла бы кому-то признаться в том, что терзало её сердце. Гриффиндорка сползла по стене на пол и зарылась в своих кудрявых волосах, тихо всхлипывая и кусая губы. Далёкое и совсем не тёплое воспоминание нахлынуло так внезапно, что Гермиона не заметила, как попросту отключилась от реальной жизни. Она продолжала крепко сжимать подол вечернего платье, совсем не обращая внимая на слова миловидной Джейн. Небесно-голубой цвет был точь-в-точь таким же прекрасным и нежным, как и то платье, что всё-таки отправилось на чердак родительского дома. Гермиона осталась в тот вечер в своей спальне старосты девочек, наложила всевозможные заглушающие чары, чтобы не слышать громкой музыки. И чтобы никто не услышал её громкий плач. — Мисс? — брюнетка легко коснулась её руки. — С Вами всё хорошо? — Да, — Гермиона встрепенулась и отпустила платье. — У меня когда-то было похожее платье, но я так ни разу его и не надела. — Почему? — Кажется, я тогда была слишком глупой и слепой, — протянула Грейнджер. — Я думаю, что… Она не успела договорить, как услышала звук открывающейся двери и звонкого женского смеха. Гермиона повернула голову в ожидании той, кто решила заглянуть в бутик. Внутри зародилось очень странное чувство, которое всё никак не отпускало её, ещё с момента, как она вернулась в Лондон. Ей казалось, что буквально всё, к чему она прикоснется, тут же отшвырнет её на много лет назад, и расковыряет гниющие раны. Девушка сжала правую руку в кулак и сверкнула на Джейн холодным взглядом, словно та была в этом виновата. — Добрый день, миссис Нотт, — вежливо поздоровалась ведьма, когда внезапная покупательница показалась в основном зале бутика. — Рада Вас видеть. — Здравствуй, Джейн, — ответила девушка и перевела взгляд на Гермиону. — Кого я вижу? Неужели это сама «Золотая девочка» собственной персоной? Грейнджер ухмыльнулась, пока внутри начинали закипать эмоции. Её карие глаза потемнели, а в горле начало першить, как от противной настойки. Она прекрасно осознавала, что держит себя в руках только благодаря выпитому зелью, но даже оно не помогало избавиться от зловонных напоминаний о не самом приятном прошлом. Таким напоминанием для Гермионы и стало появление Пэнси Паркинсон, которая, по-видимому, стала женой Теодора Нотта. Ей не хотелось отвечать миссис Нотт, и даже задерживаться в бутике хотя бы ещё на миг тоже не хотелось. Как бы она ни пыталась, но любой человек, который хоть немного когда-то был связан с Малфоем — будоражил в ней всю тоску и печаль. Порой именно эти чувства перекрывали собою гнев и ненависть, потому что в первую очередь это напоминало о том, кого она потеряла. Гермиона давно потеряла контроль над собой, отдаваясь быстрому течению мрачных и ядовитых вод. — Не поздороваешься? — Пэнси сделала шаг вперёд. — Я уже и забыла о твоём существовании, Грейнджер. Или ты уже не Грейнджер? — Это взаимно, — отчеканила Гермиона. — Не думаю, что я когда-то выделяла для себя твоё существование, поэтому я ничего не потеряла. — Что же тебя привело в Лондон, дорогая? — девушка направилась к дивану. — Тебя тут было не видать так много лет. — Джейн, я попрошу Вас упаковать мне все платья, которые Вы мне показали, кроме последнего. — Кто бы мог подумать, что заурядная гриффиндорка и скучная заучка Грейнджер сможет себе позволить одеваться в бутике? — Пэнси закинула ногу на ногу и поправила прическу. — Но я рада, что ты можешь себе это позволить. — Я тоже рада, что ты можешь себе позволить обмениваться со мной любезностями, пока твоего лучшего друга обвиняют в жестоком двойном убийстве, — протянула Гермиона, не сводя глаз со своей собеседницы. — Это вдохновляет, знаешь. Выбираешь себе наряд для его похорон? Или ты больше не его подружка? Больше не его подстилка? — Помолчи лучше, милая, — ответила Пэнси и сверкнула на неё тёмно-зелёными глазами. — Это хамство тебе ни к лицу — оно старит тебя. — Встретимся на последнем слушании твоего дружка. Надеюсь, что нам всем придётся по вкусу его душа, которую предоставят дементорам, — Гермиона забрала большой пакет с платьями. — Выбирай что-то жёлтое, тебе подойдёт. Внутри неё всё переворачивалось и с грохотом разбивалось. Ей хотелось убежать отсюда, закрыться ото всего мира и просто забыть о том, что у неё было это самое прошлое. Было достаточно того, что определённые кадры её жизни и так преследовали по пятам, а теперь к этому всему добавлялись ещё и люди, которых хотелось забыть. Гермионе не хотелось думать о Пэнси Паркинсон, которая была верной подружкой Малфоя, и при каждом удобном случае пыталась всегда унизить её. Не желала она и вспоминать о том Святочном балу на пятом курсе, когда предпочла тёмную спальню пышному убранству Большого зала. Это всё было тем, что она так стремилась забыть, и у неё это получалось, пока она не вернулась в Англию. Каждый шаг навсегда и бесповоротно возвращал её в прежнюю жизнь, окунал в тёмные воды прошлого, и раздирал зажившие раны. Она не нуждалась в этой главе своей жизни, когда была слабой, когда любое слово могло её глубоко ранить. Когда всё было легко, а оттого становилось только сложнее. Гермиона больше не была той девушкой, которая была способна сдержать в себе свои обиды, которая могла позволить себе влюбиться или пройти мимо, когда за спиной тебя обсуждает половина Слизерина. Всё это теперь было для неё чуждо, и она не забудет ни единого слова, сказанного сегодня устами Пэнси Паркинсон. Девушка заскочила в «Кондитерскую Шугарплама», прикупив для Гарри его любимый тыквенный пирог. Это не загладит в памяти вчерашний разговор, но немного подсластит их жизнь. Гермиона не знала, как долго пробудет в гостях у лучшего друга, но ей бы не хотелось, чтобы вся эта общая жизнь свелась к постоянным ссорам и недомолвкам. Их дружба была тем самым дорогим, что у неё осталось, и что она не собиралась терять. Она прекрасно осознавала, что только этот человек был способен хоть немного уберечь её от собственной тьмы. На добрый час Гермиона застряла и в книжной лавке «Флориш и Блоттс». Девушка прикупила себе несколько романов, что читала ещё в школьные годы, а для Гарри купила коллекционное издание «Истории Хогвартса», где были и колдографии Золотого Трио. Это смогло немного развлечь её, и заставить позабыть о неприятной встрече с бывшей сокурсницей. Грейнджер осознавала, что это всё настигнет её, но пока что старалась как можно больше времени уделить себе и тому, что для неё действительно важно. Ей было важно подобрать каждому из друзей приятный памятный подарок, важно было, чтобы сегодняшний вечер стал одним из лучших за последние годы, и важно то, что она понемногу начала чувствовать в себе свою человечность. Для детей Рона и Лаванды она приобрела улиток в небольшом террариуме и много сладостей, за что её явно не похвалят. Все свои покупки она уменьшила и закинула в сумочку на плече, обдумывая, что можно купить для самого Рона. На глаза попался магазин со всеми возможными принадлежностями для квиддича, где ей удалось приобрести прекрасные волшебные шахматы. Гермиона искренне улыбнулась при виде магической настольной игры, что когда-то так увлекала друга детства, а вместе с тем и напоминала о приключениях неразлучного трио. И уже напоследок она решила зайти в магазин братьев Уизли. «Всевозможные волшебные вредилки», открытый в далёком 1996 году, выглядел точно так же, и был сродни глотку приятной ностальгии, но вместе с этим и чувствовался привкус горькой утраты. Гермиона прикусила губу и опустила глаза при мысли о Фреде. Это была тяжёлая потеря для всей семьи Уизли и для всех, кто знал близнецов. Девушка сделала глубокий вздох и зашла внутрь, пытаясь нацепить на лицо нежную улыбку. Она не видела Джорджа десять лет и не хотела, чтобы он увидел её с померкшими глазами и унылым видом. — Святой Мерлин! — практически у дверей её встретил Джордж, лицо которого аж перекосилось от искреннего удивления и широкой улыбки. — Гермиона! Ты где пропадала, гриффиндорка? Она всегда просила Гарри и Рона не распространяться о её личной жизни и о том, чем она живёт. Было достаточно того, что газеты частенько упоминали её имя не в самых приятных контекстах, освещая подробности «очередного громкого дела». Грейнджер давно перестала читать о себе статьи, где каждый из журналистов пытался как можно откровеннее вывернуть жизнь Героини Войны, которая бесследно исчезла, и начала защищать преступников. Её вовсе не интересовали взгляды посторонних людей, а мнение своих лучших друзей она знала. — Привет, Джордж, — девушка обняла старого друга. — Я очень рада тебя видеть. — Я даже не стану предлагать тебе рвотное зелье под видом тыквенного сока, — прошептал Джордж, утыкаясь в волосы Гермионы. — Я скучал по тебе. Мы все скучали. — Я знаю. Такие смешанные чувства бушевали в ней, что сложно представить. Десять лет жить на другом континенте, просыпаться каждую ночь от кошмаров и чувствовать, что тобой движет только ненависть и желание мести. Гермиона так долго бежала от этого, так долго пыталась отрицать, что можно через всё это переступить. Она просто не хотела думать о том, что можно вот так появиться на пороге магазина старого друга, без объяснений и лишних слов — просто обнять его и почувствовать себя дома. Возможно, что этот момент мог бы её оживить, вернуть прежнюю её, но было уже поздно. Из её памяти не вычеркнуть образы мёртвых тел, что преследовали каждую ночь, и не удастся забыть о бедной Скарлетт, которая заперта в стенах Святого Мунго. — Ты как? Ты вернулась? Надолго? — Как много вопросов, — Гермиона наклонила голову. — Я нормально, а вот как надолго задержусь в Лондоне — я не знаю. — Как бы там ни было — я рад тебя видеть, — Джордж расплылся в добродушной улыбке. Всего на миг она почувствовала себя нормальной: обычной девушкой, которая просто долго не приезжала домой, и у которой тут осталось прекрасное прошлое. Все внутренности сжались, а к горлу подступил ком. Это было что-то вроде терапии, на которой всегда так настаивала Скарлетт, но она имела слишком кратковременный эффект. Всего один миг против десяти лет — это ничто. И как бы сильно не протестовало её здоровое альтер-эго, не стучало кулаками в металлические стенки сознания — Гермиона велела ему заткнуться и вспомнить о том, что после облегчения всегда наступает боль. — Тогда позволь мне злоупотребить твоим радушием и помоги выбрать какие-то подарки для Бетти, Вивьен и Джека, — она пожала плечами. — Я не совсем понимаю, что может быть интересно детям. — О, так ты собралась в гости к моему брату? — Да. Я только видела колдографии этих ангелов, и с Лавандой в последний раз мы виделись десять лет назад. — Тогда ты пришла по адресу, — парень подставил ей руку, приглашая вглубь магазина. — Я проведу тебе экскурсию по этому королевству всевозможных вредилок, и помогу выбрать самые лучшие. — Ты сама галантность, Джордж. Уизли водил её по магазину почти час, показывая множество новых изобретений, а вместе с ними и те, которые Гермиона помнила ещё со своих школьных лет. Тут была и Безголовая шляпа, и Обморочные орешки, и Любовные зелья. Всё такое яркое, пёстрое и вон выходящее для её серой и унылой жизни. Казалось, что она не видела столько красок за всё время жизни в Америке, а теперь боялась всем этим перенасытиться. Тонкие пальцы касались выставленных экземпляров, а из уст несколько раз сорвался искренний смех. Это было всё так чуждо. Гермиона выбрала полный пакет игрушек для детей Рона, взяв с Джорджа слово, что её вечером не выгонят из дома. Эта прогулка заканчивалась явно на более позитивной ноте, нежели началась. Она не знала, что на это повлияло сильнее: действие нового зелья Ньюта Саламандера или такая тёплая встреча со старым другом. — Ты заскакивай — я всегда буду рад тебе, — Уизли вывел её на улицу, где снова собирался дождь. — Это здорово, что ты решила вернуться. — Спасибо, — Гермиона обняла его на прощание. — Береги себя. Парень помахал ей на прощание, а она улыбнулась и аппарировала на площадь Гриммо. В её сумке было так много всего, что девушка даже задумалась о том, когда у неё был такой шоппинг? Придя к выводу, что кроме одежды она ничего сама в Америке не покупала, Грейнджер направилась в свою спальню. Кровать была застелена, а на прикроватной тумбочке стояла вазочка с виноградом и персиками. Девушка ухмыльнулась и кинула на диван пакет с игрушками. Ноги гудели, но на душе было так спокойно. Гермиона знала, что её ждёт дальше, когда из крови выветрится вся эйфория от зелья, но пока что предпочитала не думать. Она закрыла глаза и откинулась на спинку кресла, зарываясь куда-то далеко в своё сознание. Сегодняшний день поместился в небольшую аккуратную коробочку, переплетённую серебряными нитями, которую она спрятала куда подальше в своей ментальной библиотеке. Гермиона желала, чтобы сегодняшние воспоминания никогда не переплелись с кошмарами, и стали её тихой гаванью, куда бы она могла возвращаться. У неё и так было не много таких воспоминаний, так пусть хотя бы этот шоппинг и встреча со старым другом станет чем-то хорошим. Время близилось к вечеру. Грейнджер успела принять душ, переодеться и даже попыталась что-то приготовить. У неё вышло уж совсем криво, потому что в последний раз она прикасалась к кухонной утвари лет семь назад. Девушка либо выбирала ресторанную еду, либо ей готовила миссис Харди. Она соскребла подгоревший омлет в урну, когда входные двери открылись, оповещая о возвращении Гарри. — Привет, — Гермиона выскочила в коридор. — Привет, — парень не посмотрел на неё, переводя взгляд куда-то ей за спину. — Как твоя рука? — Спасибо, нормально. Я пыталась приготовить яичницу, но у меня не вышло, — она последовала на кухню за другом. — Но зато я купила в кондитерской твой любимый тыквенный пирог. — Спасибо, — он в благодарность кивнул ей. — Тебе не стоило беспокоиться. Ты же помнишь, что мы сегодня идём на ужин к Рону? — Да, я помню. Гарри ничего ей не ответил, и между ними снова повисла неловкая пауза — эта убивающая тишина, которая была красноречивее любых слов. Сейчас Гермиона не нуждалась в этом молчании, она не хотела, чтобы между ними начала образовываться пропасть. — Как прошёл твой день? — девушка попыталась продолжить разговор. — Ты без настроения… — Рон ждёт нас через час. Будь готова, пожалуйста. Она осталась на кухне одна, потупив взгляд на то место, где только что стоял Гарри. Он просто развернулся и вышел, словно ему была неприятна компания подруги. Казалось, что парень просто терпит её общество, что только из-за элементарной вежливости до сих пор не выставил за двери. Кроме гнетущего чувства вины, которое расцветало на окраинах души, она почувствовала глухую боль в руке. А вот и то, чего она ждала весь день — действие чудо-зелья заканчивалось, и её время было на исходе. Девушка бросилась к себе в комнату, вытряхивая всё содержимое сумочки, в поисках баночки с белыми драже. Она закинула в рот сразу четыре таблетки и запила их водой, после чего ещё четыре. Руки начали дрожать сильнее, а швы закровоточили — её тело содрогалось, из глаз брызнули слёзы, а в горле стал ком. Перед глазами начали всплывать страшные образы, хотя она даже не закрыла их. Захотелось закричать, чтобы прогнать все эти видения, но из уст сорвался лишь тихий стон. Глаза слезились, кожа жгла, а внутренности сжимались до предела. Гермиона попыталась подползти к дверям ванной комнаты, но тело не слушалось. Она почувствовала тугие узлы страха и паники, которые связали её горло. Ладони, которыми она упиралась в пол, вдруг стали горячими и липкими, как тогда в переулке — такой на ощупь была свежая кровь. Грейнджер, ломая себя, всё же смогла поднести руки к лицу. Она закрыла глаза, чтобы отыскать в своём сознании не воспалённый участок здравого рассудка, но для этого требовалось слишком много сил, которых у неё не осталось. Девушка была обессилена накатившим приступом. Ей нужно было дождаться, пока таблетки начнут действовать. Если начнут. Так же внезапно на неё и обрушились ароматы полевых цветов и весенней свежести, которые всё чаще преследовали Гермиону не только во сне, но и в реальности. Она чувствовала жар блаженства и похолодела от ужаса. Кровь бросилась ей в голову, как пойманному преступнику, и отхлынула в середину тела, и снова поднялась, и снова отхлынула — она закипала, но ничего не могла с этим поделать. Её пугало это до смерти, и на долю секунды она смирилась с тем, что именно так наступает смерть. Грейнджер была готова почувствовать прикосновение ледяных рук на своей горячей коже — всё, что угодно, только бы это закончилось. У Гермионы выступил пот на лбу, но вместе с тем боль начала понемногу утихать. Она не знала, сколько так пролежала у кровати, но, судя по стуку в дверь, прошло около часа. Таблетки всё же начали действовать, и дыхание начало выравниваться. Девушка встала на дрожащих ногах, когда двери открылись и в проеме показался Гарри. — Ты готова? — ему было сложно разглядеть её в темноте. — Да, пару минут, — прошептала Гермиона. Она не помнила, когда её одолевало такое сильное желание броситься в объятия другу и просто расплакаться. Теперь девушка понимала, почему мистер Саламандер так нехотя отдавал ей флакончики с зельем — оно действительно отшвыривало тебя в ад, когда приходило время. Чёрный брючный костюм, идеальная белая рубашка и туфли на высоком каблуке. Гермиона собралась на ужин к Уизли как на работу, но даже не хотела об этом думать. На спине всё ещё проступали капли холодного пота, а правая рука неистово болела, продолжая кровоточить. Всё, чем была занята голова Грейнджер — это подавление боли, которая изводила её до потери пульса. Она мечтала о том, чтобы этот день побыстрее закончился — чтобы всё это стало уже её прошлым. — Можем отправляться? — Гарри протянул ей руку, когда она показалась в гостиной. — Пожалуйста, не убивай меня своим равнодушием, — Гермиона коснулась его щеки, поворачивая лицо Поттера так, чтобы видеть его глаза. — Ты — всё, что у меня есть, и я не справлюсь без тебя. — Ты сама вынуждаешь меня на это равнодушие, — он был зол. — Только так я могу видеть проблески твоего истинного облика, понимаешь? Сейчас я вижу твои карие глаза — вижу в них свою Гермиону. Так почему мне нужно было тебя оттолкнуть, чтобы увидеть это? Это было намного больнее, чем приступ, который она пережила у себя в спальне. — Я просто хочу, чтобы ты знала: если для твоего спасения мне придётся тебя оттолкнуть, то я сделаю это без раздумий, — продолжил Гарри. — О своих чувствах я всегда буду думать в последнюю очередь, Гермиона. Девушка опустила глаза, и они аппарировали. Каждый со своим грузом на сердце.