Иногда ложь — единственный выход.
Июнь, 2008.
Они болтали всю ночь и даже Поттер не выдержал — ушёл спать. Гермиона слушала рассказы Рольфа, который провёл в Африке чуть меньше месяца, но судя по количествам историй, казалось, что он отсутствовал действительно полгода. В эту ночь отступили все кошмары, которые прежде затмевали её жизнь, и хватило лишь присутствия человека, без которого она думала, что справится. Бесспорно, Гарри оставался её лучшим другом, но и Рольф был ей не чужим — между ними была некая связь, без которой жизнь начинала терять свой привычный вкус. Возможно, что дело было в разговоре с Поттером и в том, что она смогла хоть немного облегчить груз, который тащила на себе в одиночку. Она вышла на тропу откровений, и даже сидя за столом с Рольфом, Гермиона собиралась с мыслями. Девушке хотелось рассказать своим друзьям всё, что терзало её чёрствую душу, потому что так было легче. Она наконец-то справлялась не сама с тем, что именовалось «существование мисс Грейнджер». Ей не нужно было выступать своим адвокатом перед Гарри, Роном или Рольфом, потому что они брали эту роль на себя. Они действительно принимали её всю, и кто знает, может быть, ей бы удалось избежать всего пережитого за эти годы, если бы она поверила их словам раньше. — Ты должна понимать, — Саламандер взял её за руку, — я не обижаюсь на тебя за то, что случилось тогда в ресторане. Я говорил в тот день искренне — одно твоё слово, и я останусь. — Спасибо, Рольф, — девушка искренне улыбнулась. — Я знаю. Ты очень хороший. — Дело не в том, что я хороший, Гермиона, — он опустил глаза и набрал полные лёгкие воздуха, словно собирался сказать что-то важное. — Дело совершенно в другом, и я полный идиот, раз решил, что могу просто пропустить это… — Не нужно, — перебила его Гермиона. — Не говори ничего. — Нам пора отдыхать, совсем скоро рассвет, — Рольф встал из-за стола. — Что ты планируешь делать? — У меня есть одно незавершённое дело, — теперь Грейнджер набрала полные лёгкие воздуха. — Это очень важно для меня… — Не нужно. Не говори ничего. Они обнялись, и каждый пошёл в свою комнату. Гермиона практически сразу же вырубилась, но на всякий случай опустошила два флакончика зелья для сна без сновидений. Растормошенное прошлое, которое Поттер сегодня вынул со дна её души, явно ей ещё аукнется в кошмарных снах, но она хотела бы хоть одну ночь выделить для сна. Ей это было необходимо, особенно учитывая то, что она собиралась сделать. Ей нужно было поверить себе и в себя. Нет, ничего не изменилось. Она не стала ненавидеть Малфоя меньше и она не простила его, но она пообещала себе, что постарается. В первую очередь она дала слово Гарри, и она в первую очередь постарается хоть что-то исправить ради него — ради человека, который готов верить в неё, который готов быть на её стороне, который сдерживал данное ей обещание все эти годы. Она пыталась себя убедить в том, что это ради обещания.***
Сегодня было жарко даже для дождливого Лондона. Девушка стояла посреди длинного великолепного зала с тёмным паркетным полом, отлакированным до блеска. На переливчато-синем потолке сияли золотые символы, которые перемещались и видоизменялись, делая потолок похожим на огромную небесную доску объявлений. В стенах, обшитых гладкими панелями из тёмного дерева, было устроено множество позолоченных каминов. Каждые несколько секунд в том или ином камине на левой стене с мягким свистом кто-то появлялся — либо волшебница, либо волшебник. Справа перед каминами стояли небольшие очереди желающих покинуть Министерство. Гермиона попала в Атриум по прошествии нескольких лет, вспоминая тот день, когда была тут первый раз — очень много лет назад. Она выбрала для своего визита сюда белое платье-футляр, которое резко начало казаться слишком тесным, скорее даже маловатым. В лёгких стало катастрофически мало воздуха, горло пересохло и девушку бросило в жар. Гермиона старалась совладать со своими эмоциями, но поток накатывающих воспоминаний и ощущений давил и затягивал на горле тугую петлю. Ей казалось, что она сейчас просто рухнет, ломая каблуки нефритовых туфель, параллельно роняя маленькую сумочку точно такого же цвета. — Вот ты где, — Гарри как нельзя вовремя появился из толпы волшебников. — Кингсли ждёт тебя. — Спасибо, — девушка кивнула в знак благодарности, до сих пор продолжая сомневаться в собственной затее. — Проводишь меня к его кабинету? Пожалуйста… — Конечно, — он подставил свою руку и с теплом посмотрел на подругу. — Давно я не видел, чтобы ты переживала. Гермиона лишь прикусила губу, потому что и сама забыла, когда в последний раз в её груди зарождалось подобное волнение. Это было давно забытое чувство, которое для девушки начало казаться чем-то призрачным, но нет. Вот она идёт к кабинету Министра магии Великобритании, стуча каблуками по паркетному полу, а сердце трепыхается в груди, вырываясь наружу. С памяти словно начали стираться последние десять лет жизни, но к сожалению, это было не так — это нельзя было вычеркнуть, это было просто призрачной иллюзией. Грейнджер знала, что это всё навеяно верой Гарри в неё — это просто мираж. — Мы пришли, — Поттер выпустил её руку, остановившись у огромных дверей. — Всё будет хорошо, Гермиона. Девушка выдохнула и закрыла глаза. Это просто иллюзия. Это просто мираж. Она та, кем она была последние десять лет. — Гарри! — звонкий и очень знакомый голос ворвался в их минутное молчание. Грейнджер оторвалась от изучения узоров рубашки Поттера и перевела взгляд на девушку, что стремительно приближалась к ним. Серебристо-блондинистые волосы, тёмно-голубые глаза, бледная кожа и очаровательная улыбка. Гермиона даже замешкалась на долю секунды, но тут же быстро отыскала в своей памяти это лицо, которое уже встречала ранее, но только в более молодом возрасте. — Привет, Флёр, — Поттер обнял девушку, явно смутившись её внезапного появления. — Я думал, что мы встретимся во время обеденного перерыва. — Гермиона Грейнджер? — девушка удивлённо посмотрела на подругу Гарри. — Здравствуй. Очень рада встрече. — Здравствуй, — отчеканила она в ответ. — Что же, Гарри, мистер Бруствер явно заждался меня. На лице Поттера проскочило то самое чувство вины, потому что было видно, что Флёр не просто так нырнула в его объятия. Как оказалось, у Гарри тоже были свои небольшие секреты, которые он не спешил раскрывать перед своей подругой. И пусть они были совсем мелочными по сравнению с тем, что скрывала сама Гермиона, но ей стало неприятно от этого, но вместе с тем она понимала, что это камень в её же сторону. Ей было не по себе от того, что её лучший друг не поделился с ней тем, что его связывают какие-то отношения с этой француженкой, а как он чувствовал себя, когда Гермиона скрывала от него вообще всё? Девушка скрылась за тяжёлыми дубовыми дверьми, оставив Поттера и Делакур наедине с толпой волшебников. Кажется, теперь она знала о чём можно будет поговорить с другом вечером, если придётся уклоняться от неудобных вопросов. В кабинете было необычайно светло: светло-коричневые стены, много света и пространства, но при том тёмная мебель. По правую сторону от Гермионы, у стены, стоял высокий стеллаж с огромным количеством книг, а по левую сторону — висело множество портретов бывших министров. Два кресла тёмно-шоколадного цвета, диван в таком же тоне и кофейный столик. А у окна располагался огромный стол и кожаное кресло, в котором сидел старый друг — Кингсли Бруствер, который занимал тот пост, о котором когда-то грезила сама Гермиона. — Привет, мисс Грейнджер, — Кингсли встал из-за стола и направился к девушке. — Сколько лет, сколько зим. — Здравствуйте, господин Министр, — Гермиона сдержанно улыбнулась. — Рада видеть тебя, Кингсли. — Взаимно, — он указал на кресло. — Чай, кофе? — Воды, пожалуйста, — она наклонила голову. Мужчина тут же поставил перед ней стакан с водой, и сам сел на диван напротив гостьи. Он постарел и это было сложно не заметить. Прошло десять лет, и это сказалось на каждом из них. Чем дальше, тем больше Гермиона натыкалась на это повисшее молчание со всеми окружающими, и вот с Кингсли они просто сидели и молчали. Мужчина не знал, и даже не догадывался, зачем Грейнджер захотела с ним встретиться. Поттер тоже не знал — он выступил лишь посредником в организации этой встречи. — Думаю, что все любезности можно оставить за кулисами, — всё же начала Гермиона. — Мне нужно, чтобы ты дал мне разрешение на встречу с Драко Малфоем. Она сказала это на одном дыхании, чтобы не передумать или не остановиться на полуслове. Её левая рука больно кольнула в тот самый момент, когда она выговорила имя своего врага. Сегодня на ней не было пиджака, поэтому девушка быстро посмотрела на рану, чтобы убедиться, что та не начала кровоточить. — Ты его адвокат? — спокойно поинтересовался Кингсли. — Если бы я была адвокатом, то мне бы не требовалось твоё разрешение, — грубо ответила Гермиона. — Думаю, что ты и сам это прекрасно знаешь. — Ты его родственница? — снова спросил мужчина. — Нет. — Может быть, ты представляешь интересы миссис Малфой, а она сама не может навестить сына? — Нет, — со злостью выплюнула девушка. — Тогда на каком основании я могу выдать тебе разрешение? — Бруствер с вызовом посмотрел на девушку. — Зачем тебе с ним видеться? — Я поэтому и пришла к тебе, Кингсли. Ты — Министр, и тебе не нужны никакие причины, чтобы выдать тебе разрешение. — Зачем тебе встречаться с мистером Малфоем? — Это моё личное дело, мистер Бруствер, — она сжала руку, чувствуя, как швы натягиваются всё сильнее. — Так что, ты не откажешь старой подруге в такой мелочной просьбе? — Когда будут весомые причины, тогда и поговорим, — мужчина встал со своего места. — Был рад видеть тебя, Гермиона. Она до последнего не верила в то, что ей отказали. Ей не отказывали ни в одном кабинете в Департаменте в Америке, даже те, кто видел её в первый раз. Грейнджер шла на встречу с Бруствером с полной уверенностью, что выйдет отсюда с нужным документом, но Кингсли просто отвернулся. Девушка встала с кресла, продолжая сверлить Министра карими глазами, которые потемнели из-за нарастающей внутри злости. — Прости, Гермиона, — снова заговорил мужчина. — Дружба дружбой, но закон есть закон. Думаю, что ты должна это знать как никто другой. — Не бывает законов, которые нельзя переписать, мистер Бруствер, — она направилась к двери. — Могу ли я хотя бы попросить, чтобы Гарри не знал о сути нашего разговора? — Конечно. — До свидания, господин Министр. Было бы ложью, если бы она сказала, что хотела встретиться с Малфоем ради Гарри или ради какого-то там прощения. Нет. У неё были свои мотивы и свои планы на эту встречу, и она хотела сделать всё гуманно, но ей просто отказали. Карие глаза девушки потемнели, а рука сжалась в кулак, когда она громко захлопнула тяжёлую дверь за собой. Мимо проходящая женщина даже остановилась на секунду, оценивая разгневанную посетительницу Министра. Гермиона быстро вышла на улицу и подняла голову к небу, закрывая глаза. Ей нужна была эта встреча, но она даже не представляла, как это будет выглядеть. Она бежала десять лет, чтобы по итогу оказаться в самом начале всей этой истории. Снова суд, снова убийство, но только она не та, которой была тогда. С августа 1998-го так много всего изменилось, что не хватило бы пальцев на обеих руках, чтобы всё перечислить. Сердце трепыхалось в груди, а дыхание начинало выравниваться. Конечно же, отказ Кингсли не был для неё такой уж неожиданностью. Когда Грейнджер утром собиралась, то знала, что в рукаве имеется второй запасной вариант, к которому она не особо хотела бы прибегать. У её плана «Б» были побочные эффекты, хотя и было то, что могло перекрыть любые неудобства. За свои годы практики в адвокатуре, Гермиона знала, что всегда есть одно условие в любом деле, которое заставляет адвоката улыбнуться, каким бы ни был сложным процесс. Это деньги.***
— И ты мне не сказала? — Гарри буквально взорвался. — Ты снова это делаешь, Гермиона! Не прошло и дня, как ты снова возвращаешься к тому, с чего мы начинали? Ты же сказала, что принимаешь моё условие? Парень встал из-за стола и начал нервно расхаживать по кухне, что-то бормоча себе под нос. Рольф сидел рядом, но не решался сказать и слова. — Я приняла твоё условие, — ответила Грейнджер. — Мне нужно было встретиться с ним, чтобы просто поговорить. — Нет! — Поттер ударил кулаком о столешницу. — Ты просто решила встретиться с Кингсли за моей спиной и договориться о встрече с тем, кого ненавидела десять лет! — Ты сам мне устроил эту встречу, а я тебе честно рассказала, в чём заключался наш диалог, — она говорила тихо и уверенно. — Тебе так сложно поверить мне? Но в ответ лишь тишина. Гермиона сглотнула, когда Гарри в ответ на вопрос просто отвернулся. Она ведь должна была понимать, что это будет не легко. — Да, — наконец-то выдавил парень. — Мне сложно тебе верить, Гермиона. Мне сложно смотреть на тебя и понимать, что ты — убийца. Мне сложно тебя любить, зная, что ты давно не та Гермиона, которую я знал, — он снял очки и всё же повернулся лицом к ней. — Это чертовски сложно, но я сам в этом виноват. Пойми меня, это непросто — признаться самому себе в том, что я просто тихо взращивал в тебе этого монстра, потому что всё время закрывал глаза. Будь на твоём месте кто-то другой, то я бы не задумываясь швырнул этого человека в Азкабан. — Даже Флёр? — девушка встала из-за стола. — Даже Флёр, — холодно ответил Гарри. — И даже не смей думать о том, что я был не честен с тобой. Как видно, это у нас обоюдно. Кто бы мне раньше сказал, что наша золотая дружба будет держаться на постоянном вранье и чужой крови. Она смотрела на него, пока внутри всё горело. Знала ведь, что другой реакции не последует, и могла просто промолчать — могла не рассказывать о том, чего именно хотела от Кингсли, ведь снова соврала. Гермиона рассказала, что просила у Министра, но даже не обмолвилась и словом о своих истинных мотивах. Гарри знает только верхушку всего этого айсберга, но уже начинает тихо ненавидеть ту, которую так долго считал своей лучшей подругой. — Тогда тебе стоит меня сразу возненавидеть так сильно, как только ты можешь, — девушка наклонила голову. — Каждое моё следующее действие уже предрешено, и похоже, что они тебе не понравятся. — Не заставляй меня этого делать, Гермиона. — Ты обещал мне, что будешь всегда рядом, — она впервые за все годы их дружбы воспользовалась его же словами против него. — Ты говорил о том, что никогда не отвернёшься от меня, Гарри Поттер. Это была та эгоистичная сторона Грейнджер, которую она раньше открыто не показывала ему. Лишь изредка она могла позволить себе какие-то мелкие манипуляции по отношению к лучшему другу, а сейчас вот так обнажала истинную сущность перед парнем, понимая, что это сродни выстрелу в самое сердце. — Если ты мне лжёшь, то что мне мешает поступать с тобой так же? — он вышел из кухни. Каждый их разговор приобретал новые оттенки ненависти, неприязни и простого отвращения. Гермиона видела, как в Гарри борются две стороны, что знают разную её, но это только ломает его изнутри. Он хранит её секрет, и наивно полагает, что это худшее, что могла сделать Золотая девочка. И как бы ей хотелось всё рассказать, но это означало бы, что пришлось вскрыть очень много старых ран, которые ей нанесли задолго до суда в августе 1998-го. Её шкаф давно был полон скелетов и старых окровавленных перьев, что остались от её крыльев. — Он вернётся, — тихо сказал Рольф, который всё это время наблюдал за перепалкой друзей. — Ему сложно принять всё это. — А почему ты так легко всё это принимаешь? — к горлу подступил ком. — Тебе не противно, что девушка, которой ты высказывал своё восхищение в первую встречу, оказалась простой убийцей, идущей на поводу своих мстительных чувств? Ей было непривычно, что кто-то остаётся и не боится смотреть в глаза — не видит в ней монстра. С каждым уходом Гарри на теле воспалялись старые шрамы, начинали опять кровоточить и напоминать о каждом вранье, ведь Поттер даже не догадывался о том, что ложь в их дружбе появилась гораздо раньше. Стены Хогвартса, наверное, до сих пор помнят её слёзы и засохшую кровь на каменных полах. Она ведь бежать начала до того, как покинула Лондон. Гермиона бежала уже очень давно, и похоже, что пришла пора наконец-то остановиться. — Мне кажется, что я просто не знал тебя другую, — он взял её за руку. — Когда мы с тобой познакомились, то ты уже была такой. — Убийцей? — Нет, — на лице Рольфа проскочила грустная улыбка. — Ты была опасной. С тобой рядом невозможно было чувствовать себя в безопасности. Он смотрел на неё точно так же, как и тогда в коридоре после суда, когда они встретились впервые. В нём ничего не изменилось с того дня, разве что он стал старше, как и она. Саламандер действительно не знал её другую, и поэтому не мог понимать, что творится в душе Поттера. Эти двое знали разную Гермиону или, возможно, что Гарри просто не хотел видеть что-то плохое в своей подруге. — Ты ещё пообещай мне, что всегда будешь рядом, — Грейнджер отступила на шаг назад, а из уст вырвался истерический смешок. — Я ведь говорил тебе — всего лишь одно твоё слово, и я… — Не нужно, не говори этого. Она не была глупой, и понимала, что ей хочет сказать Рольф. Понимала это вчера, понимала это сейчас и понимала всегда. Как бы он ни пытался быть ей хорошим другом, но у него этого никогда не получалось. — Почему? Потому что ты сама всё это знаешь? — парень продолжал внимательно изучать её лицо, словно видел его впервые. — Или потому что тогда всё изменится? Я же не собираюсь чего-то требовать от тебя взамен. Я просто хочу, чтобы… — Пожалуйста, — столько мольбы в её голосе. — Я прошу тебя, не надо. Не говори этого. — Я всегда останусь, только попроси, — его голос стал тише. — Потому что я люблю тебя, Гермиона. Это чувство мне неподвластно, я не могу с ним совладать. Каждый раз, когда я вижу твои померкшие карие глаза и дрожь в руках — мне хочется подарить тебе весь мир, хочется оградить тебя от всех бед и показать, что ты достойна большего. Всё, что она может подарить в ответ на эти признания — это молчание. Красноречивое, громкое и неуместное молчание. Не этого она заслуживала и не этого ждала от Рольфа, хотя давно понимала все эти взгляды, прикосновения и обещания. Пусть он и не обещал ей быть всегда рядом, как делал это Гарри, но в его словах обещаний было не меньше, которые он всегда сдерживал. А Гермиона лишь кивала в ответ, пытаясь оттянуть момент как можно дальше, но видимо, тянуть больше было нельзя. — Не нужно было этого говорить, — практически прошептала Гермиона. — Ты же знаешь, что я не могу тебе ответить тем же. — Я не прошу тебя отвечать тем же. Пусть всё будет так, как и было до этого диалога. Я — просто твой друг. Но как можно смотреть на человека, который только что признался в своих чувствах, так, словно ничего не произошло? Гермионе не были чужды такие эмоции, как безразличие или равнодушие, но не тогда, когда дело касалось близких ей людей. Она ненавидела себя за то, что допустила это, что показала себя Рольфу с той стороны, в которую можно было влюбиться. Вряд ли бы он так спокойно на неё смотрел, если бы знал о всех её скелетах в шкафу. — У меня есть вопрос, который я давно хочу тебе задать. Ты позволишь? — Да, — настороженно ответила Грейнджер. — Сколько у тебя шрамов? — он поднёс к лицу её руку, которая снова начала кровоточить. — Как много боли в тебе? — Прости, но я хочу спать, — девушка быстро скрылась из кухни и направилась в свою спальню. Она набрала полную ванну горячей воды и скинула с плеч платье, которое никогда больше не наденет. Под зеркалом горело несколько свечей, которые были единственным источником света в этой комнате. Она ведь всегда так делала — скрывала своё тело в объятиях ночи. Но сегодня её тело болело, как никогда прежде, словно все старые шрамы превратились в свежие раны. Гермиона чувствовала, как горят шрамы на бёдрах, и никто не знал о том, что не все они были оставлены её рукой. Воспалился старый след от осколка стекла под рёбрами на правом боку, который когда-то стал одним из первых. Девушка прикоснулась пальцами к извилистым узорам на бледной коже, которые заставляли сердце остановиться. Всё её тело — это одна большая карта, что вела её по пути боли, страданий и горьких слёз. Некоторым шрамам было больше десяти лет, но она отчётливо помнила то, как они появились. Чуть ниже груди виднелся слишком аккуратный, но большой след в виде полумесяца. Грейнджер повторила указательным пальцем этот рисунок и расплакалась. Каждая ложь, каждая слеза, каждое воспоминание — ничего не прошло мимо. Она была живой книгой собственной жизни. Она простояла посреди комнаты аж до тех пор, пока вода не остыла, а ноги не онемели из-за холода плитки на полу. На губах проступили капли крови, а рука дрогнула. Гермиона подошла к двери и клацнула включателем, освещая ванную комнату. Ей нужно было посмотреть на своё тело — нужно было увидеть то, что скрывалось под дорогой одеждой и фальшивыми улыбками. Несколько аккуратных шагов и Грейнджер стояла перед зеркалом — ей оставалось просто поднять голову, но она не решалась. Под кожей кипела горячая кровь, а сердце норовило остановиться. Она успела усвоить один урок, которому когда-то отказывалась следовать. Боль всегда нужно отпускать, потому что иначе она останется на всю жизнь, делаясь с годами всё более изощрённой и жестокой. Гермиона подняла голову и застыла при виде своего отражения. Её крик был похож на жалобный металлический скрежет, с каким ломается человек-машина, когда отказывает мотор. Она не слышала своего голоса, не слышала отчаянного стука Гарри и Рольфа, которые пытались вломиться к ней в спальню. Всё, что было в этот момент — это она и её искажённое отражение, от которого она пыталась скрыться. Уродские отметины, напоминающие о всём пережитом, снова были открытыми ранами, отшвыривая Гермиону на пять, семь, десять и тринадцать лет назад. Впервые она посмотрела на себя — впервые открыла запертую старую дверь, замок на которую больше не удастся подобрать. Грейнджер оставила все свои надежды здесь, на полу освещенной ванной комнаты. Надежды на то, что когда-то она сможет справиться и жить нормальной жизнью. Никакие условия, обещания и страхи не изменят её планов. Она не готова терять Гарри, но если он решит встать у неё на пути, то она сможет захлопнуть дверь, ведущую в дом на площади Гриммо, 12. Это будет больно, но разве в её жизни когда-то было иначе? Гермиона слишком сильно начала сосредотачиваться на собственной человечности, позабыв о том, ради чего всего это затевалось. — Простите, что напугала вас, — она появилась в коридоре через двадцать минут, когда Гарри и Рольф не смогли прорваться через запирающие чары. — Я просто слишком впечатлительная. — Что случилось? — в глазах Поттера снова блеснули прежние тревога и обеспокоенность. — Ты в порядке? — Да, всё хорошо, — она мягко улыбнулась. — Прости, этого больше не повторится. — Ты куда-то собралась? — Рольф осмотрел её с головы до ног. — Так поздно? — Я думаю, что леди Малфой будет рада моему визиту в любое время суток. Вы ложитесь, не стоит меня ждать. — Ты собралась к Нарциссе? — голос Гарри стал тихим. — Не переживай, если ты вдруг решишь во мне разочароваться, то я могу съехать в гостиницу или на съёмную квартиру. Она никогда так с ним не говорила. Даже в самые худшие времена её голос оставался для Поттера мягким и родным, а теперь в ней включилась та Гермиона Грейнджер, о которой писали в газетах, и которую ненавидел судья Спаркл. Так было нужно. — Чего ты хочешь от неё? — Рольф задал вопрос, который вертелся на языке Поттера. — Ну как же? — она хищно улыбнулась. — Миссис Малфой хотела, чтобы я стала защитником её сына, а ты, Гарри, — она посмотрела на друга, — хотел, чтобы я наконец-то перестала жить прошлым и отпустила всю эту месть. Так разве не лучший способ всем угодить — это стать адвокатом невинного человека? О презумпции невиновности слышали? Гермиона успела аппарировать прежде, чем смогла оценить выражение лиц Поттера и Саламандера. Решение, принятое на полу ванной комнаты, стало неожиданным для всех. Ведь только Гермиона знала о том, что прежде, чем покинуть свою комнату, ей пришлось очистить серую плитку ванной комнаты от бесчисленного количества своей крови, чтобы не страдал домовой эльф лучшего друга. Малфой-Мэнор был для неё открыт, и казалось, что Нарцисса действительно была готова ко встрече с ней в любое время суток.