Глава 2.
POV Блэк.
Норвуд Блэк — парень, что всегда отличался поистине собачьей смекалкой. Конечно, в тех случаях, когда не кипел из-за гнева — эмоции, выжигавшей остатки здравомыслия. В остальное же время он охотно воспринимал информацию любого рода и брался за самую тяжёлую работу: дали команду — выполнит беспрекословно; надо сделать — кровь из носу, но решит поставленную задачу. Правда, терпения не всегда хватало. Как правило, итог простейшего предприятия — эмоциональный взрыв, выливающийся либо в здравую драку, либо в какую-нибудь словесную дерзость.
Ещё в детстве Блэк осознал, что не способен усидеть за книгой более десяти минут — жизненная энергия мальца безудержно рвалась вперёд, не вынося унылой статичности. То же касалось любой деятельности, требующей выдержки, состояния покоя. Буйный, живой ум опирался на быстротечные явления жизни грязного гетто, то есть на те занятия, которые требовали дикой динамичности, быстроты мысли, а временами — нездорового мальчишеского азарта. Какие к чёрту книжки, когда можно вместе с соседскими оборванцами наведаться в магазинчик какого-нибудь мистера Джонса, подрезать там свеженький порножурнал с сисястой красоткой на глянцевой обложке, пару бутылок пива и пачку дешманского курева. Потом можно угнать чей-то добротный велик, подраться за право погонять на нём первым, после чего сдать двухколёсную железку в пункт приёма металлолома и выручить за это несколько баксов.
С возрастом безобидные шалости и административные нарушения переросли в уголовные, коллекция переступленных положений Уголовного Кодекса США неизбежно пополнялась. И всё ради поддержания бешеной скорости жизненного ритма. С дисциплиной Норвуд познакомился лишь после вступления в ряды мафии. Только вот даже босс не сумел взрастить в клыкастом кобеле хладнокровие. А может, попросту не хотел — лютый норов Блэка был итальянцам на руку.
Сейчас, когда Йен вкрадчиво, но в то же время твёрдо разъяснял азы, О́ни, как и всегда, жадно проглатывал информацию, обрабатывал её и добросовестно переваривал. Теория казалась неимоверно скучной, угрюмой, бесполезной, однако Пёс покорно слушал. Всё ради достижения цели, а именно — стремления стать достойным Сальваторе и укрепления собственного духа.
Сухой устный материал угнетал — ручной Демон лучше всего учился на практике. Нетерпение постепенно скручивало желудок фантомной изжогой. Губы невольно дёргались в спазматическом оскале. В глотке — раздражающая сухость. Дождавшись желанной команды, Блэк с явным энтузиазмом опустился на колени рядом с учителем, подкрутив пальцы ног и упершись напряжёнными ягодичными мышцами в пятки — точно так же, как и новоиспечённый Мастер. Пёс глухо цыкнул от неприятных ощущений, так как сидеть в такой позе было крайне неудобно. Поёрзав, Норвуд замер и пытливо уставился на Хозяина, ожидая следующих указаний.
Стоило ронину скользнуть за спину, мужчина инстинктивно натянул мышцы, встревоженно всколыхнувшиеся под татуированной кожей. Рокочущий шёпот, должно быть, направленный на то, чтобы воззвать к внутреннему покою и расслабленности, напротив, лишь подливал масла в огонь и пробуждал изматывающее эмоциональное возбуждение. Прохлада прикосновений Владельца явственно ощущалась даже через ткань однотонной футболки, стянувшей литой торс. Блэк тяжело сглотнул и вяло шевельнул языком в пасти. Тугие желваки проступили на широких скулах. Тяжёлая голова с заметно отросшими жестковатыми волосами, будто бы вставшими дыбом, по-звериному дёрнулась — леденящее дыхание Йена стало невыносимым. Жар кожи покрылся табуном мурашек, сбежавших по хребту.
Подняв мускулистую грудь на отрезвляющем вдохе, О́ни взял волю в кулак и расслабил плечевой пояс настолько, насколько это было возможно при нынешних обстоятельствах. Норвуд выпрямил позвоночник до костной боли в спине и склонил голову, испепеляя деревянный настил порога несдержанно пламенеющим взором. Языки внутреннего огня нещадно лизали нутро, отказывающееся мириться с происходящим.
При упоминании паха, под пристальным немигающим взором наставника, Зверь ощутил, как неотвратимо приближается к забвению — прожорливые бесконтрольные эмоции были готовы пожрать закипающего «ученика».
«Издевается, мудила».
Недовольное клокочущее ворчание разошлось по горлу раскатистыми вибрациями. Зубы предательски чесались от жажды впиться в ублюдка, изводящего огненную пёсью натуру. Вожделение заплескалось в низу живота одурманивающим теплом. Напряжение, с коим требовалось вести жестокую борьбу, упорно нарастало, выливаясь в мышечные спазмы.
«Очисти разум, очисти разум… Ты ебанутый, Сальваторе, если действительно думаешь, что при таких выходках я на это способен», — мысль шипящим углём, дюйм за дюймом, выедала мягкую плоть воспалённого мозга. Блэк, конечно, понимал, что будет нелегко, но всё оказалось куда тяжелее. В душу закралось сомнение по поводу своей готовности к спартанским тренировкам.
«Будь сильным, мужик. Сказал же, что хочешь быть достойным, так держи слово, а то чё ты как сопливый педик».
Шумный выдох. Пёс закатил чернеющие глаза, вспыхнувшие адскими искрами, под дрогнувшие верхние веки. Кровяная пульсация дробила виски с садистской настойчивостью. Разум не очищался, а попросту обращался в шкварчащую кашу. Череп наполнился свинцом.
«Чё ты там мне затирал… Вдохи считать, если мысля донимает, точняк».
Разжав сильные челюсти, Норвуд вначале дышал рвано, сбивчиво, при этом мысленно отмечая каждый вдох цифрой. От одного до десяти. Когда числовой цикл замкнулся, остановившись на десятке, респирация мужчины заметно смягчилась и выровнялась. Грудная клетка вздымалась размеренно, плавно сокращая высоту подъёма. Руки, сложенные на бёдрах, онемели. Задница и спина затекли. Избавиться от мыслей, роившихся в голове изнуряющим вихрем, не удалось. Увы, Зверь сумел достичь только лишь условного покоя своего дыхания — знойного, палящего, застилающего морозный утренний воздух тёплым паром. Отчаянно подавляемое возбуждение, перебравшееся на ментальный пласт и обострившее все шесть органов чувств, неспешно разъедало хлипкую опору воздержания. Числовой круг возобновился.
Один. Глаза неистово разгорались под полуопущенными веками.
Два. Утробный рокот то и дело нарушал звенящую тишину.
Три. Мышцы сжались угрожающей пружиной, готовой вытолкнуть животную ярость Блэка наружу.
Четыре. Пальцы дёрнулись.
Пять. Кожу на холке поразил зуд.
Шесть. Лёгкие, нагруженные ритмичными вдохами и выдохами, разгорались удушающими кострами.
Семь. Могучее плечо крутанулось с натужным хрустом.
Восемь. Поплывшая башка вновь нервно дёрнулась.
Девять…
— Дичь мне какую-то втираешь.
Приглушённый рык рванул грудину. Распахнув глаза, сверкнувшие обсидиановым огнём, Пёс резво оторвал зад от пяток, встал на колени и выпрямился.
— Эмоции — чёртова жизнь. Я живу этой бурей, бьюсь только благодаря тому, что чувствую, — глас О́ни креп, колебля гортань мощью низкого тембра. — А ты говоришь мне заглушить саму Жизнь? Стать блядским мертвяком в момент боя?
Краткая импульсивная речь Блэка сквозила искренним непониманием, смятением, одичалой злобой, бешеным сопротивлением чужеродной науке, проповедуемой Хищником. Забитые пальцы неосознанно собрались в сокрушительные кулаки — не с целью затеять потасовку, но в последней попытке удержать взбеленившихся чертей, пляшущих в разверзшейся Бездне.
— Такими темпами я предам себя. Так что пошёл нахуй твой мушин.
Остервенело сплюнув себе под ноги, Норвуд бросил на Йена испепеляющий волчий взгляд, спешно всунул ноги в кроссовки, отстранился и соскочил с дощатого настила дома на промёрзшую землю. Тело жгло нестерпимым духовным пожаром, поглотившим естество Пса. Мышцы крепких ног сводило судорогой — сигнал того, что необходимо вернуться к привычному зверскому темпу. Покой, чистота разума и прочая херня — всё это Зверю чуждо.
— Блядские японцы с их хитровыебанными играми, — мужчина ощерился и пнул ногой твёрдую, заиндевевшую почву, подняв тем самым облако снежной пыли.
Грудь раздирало сиплое дыхание загнанной псины. Положив ладонь на разгорячённый затылок, обжигаемый пониженной температурой воздуха, Блэк грубо размял холку и раздражённо взъерошил волосы, после чего запрокинул голову и устремил взор, смазанный дурманом бешенства, на высокое небо, кажущееся ослепительно-белым. Из раскрытой пасти безостановочно валил жаркий пар. Острый кадык периодически скакал на жилистой выгнутой шее. Как только О́ни сорвался с места и дал волю разрушительной силе эмоций, рассудок вспорола ясность вкупе с головной болью, какая бывает во время лёгкого похмелья.
Рассеивающийся туман помутившегося сознания вернул чёткие очертания причины, по которой Норвуд решил совершенствоваться. С Ним Пёс не сможет потерять себя; наоборот — с Йеном Сальваторе он обрёл смысл, а с ним и недостающий кусок одинокого нутра, пристыженно пождавшего хвост.
Накрыв помрачневшее лицо ладонями, Зверь на миг закрыл глаза и глубоко вдохнул, отдаваясь искусственно созданной тьме. Демон лишил себя зрения, однако продолжал видеть Его — сидящего сбоку, замершего, подобно непоколебимому божеству. Блэк чувствовал свой Смысл вулканически горячей кожей, слышал Его невозмутимое дыхание, лившееся, будто горный ручей.
Зверь жадно заглотил хладный воздух ртом и отодрал руки от лица. Выдох — облегчённый, шумный, точно мужчина наконец избавился от непосильной ноши, давящей на плечи много лет. Шмыгнув чувствительным носом, Норвуд ретиво развернул корпус к Йену и запрыгнул обратно на порог. Скинув обувь, О́ни рывком стянул футболку через голову и, скомкав безвольную тряпку, швырнул её в утробу дома, рядом с футоном — пониженный атмосферный градус поможет остудить пыл неукротимого животного в лице темпераментного Блэка. Присев на корточки рядом с Хозяином, Пёс подтянулся губами к его уху и горячо шепнул:
— Харэ провоцировать меня своими нашёптываниями, усёк? Заебал, сконцентрироваться не могу.
Фыркнув по-собачьи, Демон вернулся в исходное положение, повторив всё то, что успел запомнить и усвоить из муторной лекции ронина. Рельефы мышц, оставшись в несколько натянутом состоянии, замерли раскалённой вулканической породой под упругим кожным покровом. Глаза, отыскав понравившуюся точку в пространстве, мирно тлели. Пёс возобновил мысленный счёт вдохов, опасливо погружаясь в транс. Тренировка всё ещё давалась крайне тяжело, но размышления о Нём помогали справляться с тяготами выбранного Пути.
Голос Норвуда сгладился до полусонного рокочущего шёпота с дерзким нажимом брошенного вызова:
— Я нагну этот Дзен, вот увидишь.
POV Йен.
Сначала наблюдая за тем, кого так опрометчиво посмел считать своим учеником, с неким раздражением, что поднималось из глубин ледяной строгой натуры, затем — Йен в какой-то момент просто застыл. Ошарашенно, поражённый осознанием, словно ударом грома. Слушая каждое слово и интонацию Блэка, впитывая внимательным взглядом каждую его эмоцию, каждое порывистое движение, ощущая и на расстоянии нескольких шагов неукротимую силу его внутреннего пламени. В тот момент Йен Сальваторе, что всегда был точно выкован из чистого льда, а потому с лёгкостью внимал всем урокам старика Исикавы, призывающим искоренить бурлящие в человеческой душе страсти и необузданные эмоции, понял, как сглупил и как ошибся сейчас. В тот же момент, любуясь обжигающим, диким, природным огнём в глазах любимого Демона, Йен понял, что никакой он ему и не учитель вовсе.
Зациклившись на уроках старого японского воина, что проходили через многие поколения самураев рода Исикавы и подошли ему, Сальваторе, самозванцу с чужой земли, Йен по неопытности, невнимательности и глупости забыл и упустил главное. Будто не заметил того, что всё время и так было прямо перед его глазами. И сейчас, осознав это, он застыл, перестав дышать на какой-то незаметный для внешнего мира, но для него самого растянутый в целую вечность момент. И в этой вечности пылающее пламя Блэка прямо перед серебристым взором Синигами казалось ему важнейшим и сильнейшим в этой реальности, лучшим, что он когда-либо видел и чувствовал. Способным как сжечь его целиком, так и оживить, возродив из пепла. Невероятная духовная энергетика этого необыкновенного человека, что привлекла и покорила Йена, если так подумать, едва ли не с самого первого взгляда в чёрные омуты горящих кострами Преисподней глаз, не нуждалась ни в дрессировке, ни в строгой выправке или терпеливых учениях. Не нуждалась она и в тотальном контроле, и в ледяной клетке хладнокровия. Это демоническое пламя, что горело ярче тысячи солнц и обжигало сильнее самих недр проснувшегося Везувия — то, чем живёт Норвуд Блэк, то, что им движет, вся его истинная сущность, его нутро. Пламя, которое невозможно усмирить и обуздать, да и попросту незачем: ведь его яростная сила, разрушительная мощь и ужасающая порой красота — не сравнится ни с чем на этом свете. И то, как Он весь живёт и горит этим огнём — непередаваемо прекрасно.
Йен не сразу пришёл в себя, не сразу в полной мере сумел осмыслить происходящее. Завороженный, поражённый, какое-то время он просто наблюдал за любимым Демоном, совершенно затихнув, мраморным изваянием замерев напротив. Вся «программа обучения» по азам, весь тот Путь, которому учил его когда-то Исикава, и что он держал в мыслях ещё какие-то пару минут назад, чтобы затем постепенно и терпеливо, шаг за шагом передать Блэку — испарились, растаяли невесомой дымкой в морозном воздухе утреннего сада в одночасье. Развеялись вместе со всеми ошибочными суждениями и сменились таким сложным, но одновременно и таким простым пониманием.
«Ты совсем не такой, как я. Ты — другой. И никому не сравниться с тобой, никому не быть и никогда не стать таким, как ты».
Всё прояснилось и изменилось в один миг, который огненный Демон мог бы назвать своим несдержанным взрывом и импульсом, и который Йену — открыл глаза на правду. Но о своём обещании он не забыл и отказываться от слов о помощи — не собирался.
Горячий шёпот Блэка обжёг холодную кожу возле уха, тут же пуская по бледному покрову волну тёплых будоражащих мурашек. Но Йен так и не сдвинулся с места, даже когда Зверь совсем затих. Блэк же действительно старался, слушал каждое слово своего «учителя», что на деле оказался полным дураком, который сам ещё должен очень многому научиться, прежде чем стать достойным называться Наставником… Глубокий вдох, медленный выдох — прийти в себя, сбросить с тела оцепенение, разогнать по венам словно застывшую, замерзшую кровь. Две секунды, два удара сердца — не более, чем необходимо. Йен бесшумно поднялся с места, просто так, без должного завершения медитации, как это было положено. К чёрту медитации.
— Нет.
Шагнув с порога и став напротив Блэка, что действительно продолжал отчаянно пытаться «нагнуть дзен», Сальваторе медленно покачал головой. Заглянул в в бездонные глаза, смотрящие сейчас на «учителя», только что взывавшего к покою и терпению, с вполне логичным непониманием. Но Йен лишь серьёзно и твёрдо повторил:
— Нет. Ты прав. А я ошибался.
Тихий, невесомый шаг. Синигами приблизился к Блэку, опустился на одно колено, чтобы оказаться на уровне его взгляда, ближе, совсем рядом. Глаза в глаза. Льдистое серебро взора Сальваторе горело теперь не строгим, лишённым эмоций, стальным контролем, но спокойным уверенным теплом, открыто направленным к тому, кто уже был для Бога Смерти достойнее кого бы то ни было в этом мире, в том числе — и его самого.
— Я не помогу тебе стать сильнее, пытаясь усмирить бурю внутри тебя, — голос Йена стих до бархатистого полушепота. Протянув руку, он прохладными пальцами коснулся горячо пылающей груди Зверя, природному зною которого любые зимние холода, казалось, были совершенно нипочём. Его жар, что мог бы обжечь любого — Синигами позволял почувствовать в полной мере саму жизнь, почувствовать себя самого по-настоящему живым. Тёплая улыбка мягко изогнула линию бледных уст: — Ты и так гораздо сильнее меня, Норвуд, хоть и не понимаешь этого… Но я обучу тебя всему, что знаю, как и обещал.
Вновь поднявшись на ноги и будто нехотя оторвав взгляд от завораживающего пламени в чёрных безднах очей Блэка, Йен быстрыми шагами преодолел расстояние до входа в дом. Спустя пару секунд он вернулся уже с двумя боккэнами в руках, вышел на припорошенную первым снегом поляну и повернулся к Норвуду.
— Ты — не я. Ты не сможешь драться так, как я, не сможешь подчиняться в бою тем правилам, которым подчиняюсь я. Но тебе это и не нужно.
Заговорив громче и жёстче, целиком сбросив с себя всё размеренное спокойствие и некую расслабленность медитации, теперь Йен, казалось, прямо на глазах пробуждал в себе настоящую силу воина. Мощные лёгкие с силой вдыхали морозный воздух, наполняясь силой, литые мышцы постепенно наливались гибкой сталью и твёрдой уверенностью. Взгляд изменился тоже: теперь он был не просто сконцентрирован и собран, а готов к настоящей, нешуточной тренировке на мечах, без всяких переходных стадий. Зверю эти подготовительные медитации оказались ни к чему: внутренняя мощь и так переполняла его всего, и состояла она вовсе не в спокойствии или достижении состояния «мушин».
— Я покажу тебе то, что умею сам, обучу техникам боя, укажу на ошибки. Но свой собственный Путь и свою настоящую силу — ты найдешь сам.
Невероятное пламя прекрасной и свободной души Норвуда Блэка могло бы запросто спалить дотла весь этот мир и всё живое в нём. А в глазах Йена Сальваторе оно стало самим источником Жизни, тем единственным неугасимым светом, что всегда освещал и будет освещать его собственный Путь, разгонять его бесконечную тьму.
— Вставай. Начинаем прямо сейчас.
Синигами протянул «ученику», что давно уже во многом стал для него настоящим учителем, один из деревянных мечей. И в этот момент даже могло показаться, что в его льдистых глазах загорелся азарт, а на губах промелькнула едва заметная довольная усмешка.
POV Блэк.
Изменения в хозяйском поведении нашли мгновенный отклик в притихшем Псе. Взгляд, ещё секунду назад покорно тлевший под полуопущенными веками, диковато замерцал, недоверчиво и с искренним непониманием выжигая лицо Сальваторе. Мышечная плавкость, расслабленность, достигнутая с таким трудом, уступила место былым натянутости и готовности к молниеносному броску. Стоило Йену приблизиться, опустившись на колено, Норвуд прищурился и слегка подался торсом назад. Прохлада прикосновения отозвалась в громыхающем сердце вулканическим взрывом. Блэк тягуче перевёл взор, неукротимо пламенеющий всей мощью звериного чувства, на руку возлюбленного, а затем вновь взглянул на него — жгуче, исключительно любовно. Сейчас сокрушительную и всепожирающую эмоцию в доверительно расширившихся зрачках оттеняло нечто вроде благодарности. Всё сказанное Хозяином ласково обволакивало слух и разум, оседая на нутро согревающей пеленой страшного и одновременно успокаивающего осознания: «Я без тебя никуда, ублюдок».
Уважение, которое проявил ронин, раздирало грудину лавой ревущего чувства, неспособного унять свою прожорливую бурю. Частота пульса — сто ударов в минуту. Когда Сальваторе отстранился, с губ Пса сорвался тихий пылкий выдох. Губы томно приоткрылись, а тело затопил свинец онемения. Казалось, физическая оболочка распалась пепельной трухой, и лишь неудержимый, но ручной пёсий дух рвался навстречу тому, что по-настоящему желанно.
Дождавшись возвращения Владельца, Норвуд, так и не двинувшись с места, с неприкрытым восхищением смотрел на Воина, представшего перед ним во всём самурайском величии. Ребяческий восторг, поблёскивающий в звериных глазах обжигающими искрами, по завершении речи сменился жёсткой, однако беззлобной дерзостью вкупе с противоречивой покорностью, вызванной могуществом Йена. Будь у Блэка уши, он бы послушно прижал их к голове, невзирая на оскал, своенравно рвущий губы.
— Что ж, — осклабившись с подлинно собачьим озорством, Зверь, не разрывая зрительного контакта, протянул руку и стиснул пальцами основание деревянного меча, — другое дело.
Как только ладонь ощутила знакомый вес дерева тренировочного оружия, Пёс до костного хруста сжал рукоять и с охотничьей пластикой оторвался от пола, сначала сев на корточки, а затем отпрянув от Сальваторе. Размяв плечевой костяк, Норвуд сделал несколько бесшумных шагов назад, поудобнее перехватив боккэн. Не упуская из виду противника, Óни не стал утруждать себя вознёй с обувью и соскочил на промёрзшую землю, опалившую босые ступни колким холодом. Впрочем, Блэк не замечал пониженной температуры, рьяно хлеставшей распалённое татуированное тело — близость Смысла и собственный неугасимый огонь, потрескивающий в груди, прогревали нутро, мышцы и органы.
Нарушив свою традицию, предшествующую бою, прирученный Демон гордо выпрямил спину и замер напротив оппонента. Ноги, расставленные на ширине плеч, надёжно упёрлись в почву, устланную ковром инистой пожухлой травы — зелень давно умерла под гнётом зимы, однако в будущем она непременно переродится благодаря свежести весеннего дыхания. Как и всё в этом мире, служащем великому Циклу.
Блэк притих — былой опыт показал, что бездумный рывок навстречу столь сильному противнику, как Йен Сальваторе, успехом не увенчается.
«Мой собственный Путь, значит…»
Родная речь любимого гипнотическим бархатом струилась по сосудам памяти. Если так подумать, нужно ли держать в руках меч, чтобы отыскать свою Стезю? Может, личная Тропа Пса всегда была рядом, только вот он её не замечал. Был слеп. До сих пор не прозрел.
Веки по собственной воле скользнули на полыхающие глаза — духовному слепцу необходимо лишиться и физического зрения, дабы нащупать Путь, отыскать свет. Пальцы перебирали лакированную гладкую рукоять — нерешительно, опасливо, будто усмиряя дикое непредсказуемое животное. Норвуд так же учился чувствовать огнестрел и нож, однако ни один из тех видов оружия, что мужчине довелось «приласкать» и «приручить», не шёл ни в какое сравнение с этим деревянным клинком. Нечто новое, по ощущениям — чуждое, враждебное, но способное идти на контакт при должном обращении.
Минута. Две. Три. Покрытие боккэна потихоньку согревалось в руках Зверя, осторожно напитывающего меч своей огненной энергетикой, принюхивающегося к неизведанному. У любого оружия есть душа. С любым оружием нужно уметь обращаться. Нутро этого искусно вырезанного клинка прощупывалось с трудом — конечно, ведь Норвуд совсем не готов к слиянию с неизвестностью в своих ладонях. Вопреки этому слабенькая нить контакта прострелила фаланги импульсом ответного интереса — дерево дышало. Боккэн потеплел, запустив обмен энергией между человеком и оружием. Чужеродная вибрация под подушечками пальцев отзывалась в недрах волчьей душонки гулким эхом, накрывала костёр Блэка густой тенью неопределённости. И всё же Пёс не стал поджимать хвост, не понёсся прочь с жалобным рыком, срывающимся на скулёж.
В абсолютной тьме мигнул алый всполох первородного неизвестного пламени — с такой силой Норвуд прежде не сталкивался. Лишь краткая вспышка, блёклая и робкая, но столь притягательная, пробуждающая нездоровое рвение, напитывающая тело магмой первозданной мощи, совершенно не поддающейся контролю.
Блэк резко распахнул глаза, устремив взор на Хищника. Ноздри пощипывал лёгкий морозец. Собственная кровь, пронзающая тело ревущим жизненным потоком, обратилась кипучей лавой, направленной только на одного человека, существующего в мире Норвуда Блэка.
Правая нога сместилась вперёд. Сила сокращалась в конечностях контролируемой пружиной.
Рывок.
***
Чёрт знает сколько времени прошло с начала учебного боя, хоть Зверь давно перестал считать его таковым, воспринимая тренировку как полноценное сражение. Выкладываясь на полную, как и прежде, Блэк всё же бился менее агрессивно — его движениям ещё очень далеко до идеала, однако некоторая осторожность и попытки думать наперёд стали очевидными. Теперь боккэн не казался бездушной палкой, а явственно ощущался в цепкой хватке бойцовской псины. Óни проникался новым способом общения с Сальваторе, полностью отдавался ожесточённой битве.
Попасть по ублюдку по-прежнему не удавалось — с каждой промашкой Норвуд снова и снова убеждался в его превосходстве. Злость и раздражение плескались внутри едкой огненной жижей, но не застилали разум кровавым туманом, напротив, перерабатываясь в чудовищную силу.
Пёс был на пределе физических возможностей — мышцы нестерпимо ныли, голова гудела роем осатаневших пчёл, кровь дробила и закладывала уши яростной пульсацией. Меч изредка подрагивал в пальцах, сжатых до отупляющей боли. Горячий пот лился по непоколебимой мощи спины, смачивал смоль волос и иногда срывался на ресницы крупными солёными каплями. Голые ступни сводило от холода и резало мелкими ссадинами. Разгорячённого, изнурённого Блэка, дышавшего драно и с натужными хрипами, окутывало полупрозрачное облачко тёплого пара, валившего от тела и из раскрытой горячей пасти, жадно глотающей кислород.
Несмотря на своё состояние, Зверь не сдавался. Он по-прежнему твёрдо стоял на ногах, а устрашающе чернеющие глаза с каждой секундой разгорались всё сильнее, охватывая округу незримым пламенем.
Норвуд смотрел только на Него, выжигая до костей и бесцеремонно оголяя хищное нутро Владельца.
«Найди свой Путь».
Пальцы ног вжались в почву.
«Не думай о том, как поразить цель. Просто стремись вперёд, подобно стихии, заключённой внутри тебя».
Раскалённые мускулы мягко сокращались под мокрой кожей.
«Отдайся потоку. Доверься ему».
Глас нутра звучал всё чётче, чеканя наставления для неопытного Пса. Действительно, он не до конца доверился себе и своей силе. Росток сомнений, ехидной неуверенности впервые чувствовался настолько ярко.
«Он в тебя верит. Неужели ты не можешь поверить в себя? Не думай о его превосходстве и силе».
Блэк вдохнул — глубоко, со вкусом, точно сделал последнюю затяжку в своей жизни.
«Представь Огонь».
Выдох — с облегчением, до упора и опьяняющей чистоты мысли. Физическая боль отступила. Пот, неприятно холодивший напряжённую спину, ощущался жгучей магмой. Впереди мерцали искры, постепенно раздувающиеся голодными кострами. Путеводные огни указывали Зверю на собственный Путь.
Выровняв дыхание и заметно расслабившись, Óни подобрался ощеренным хищником и ринулся вперёд, к своей Цели. Он дышал отчаянной силой. Глотка рвалась тихим рокотом. Хруст травы под ногами вторил бешеному сердцебиению. Развив максимальную скорость, Норвуд за считанные секунды преодолел расстояние, отделяющее его от Хозяина. Деревянный клинок в руках Демона — наготóве. Замах. Блэк наблюдал отточенные движения Сальваторе. Слуховые рецепторы улавливали свист воздуха, рассекаемого чужим мечом. Только вот мужчина больше не думал о том, как ему парировать атаку, нанести необходимый урон оппоненту; он стремился к возлюбленному Мастеру, обратившись пламенным вихрем, заточённым в телесной оболочке.
Пёс впервые полностью доверился своей силе. Чувствовал и считал её пульс, барабанящий в унисон собственному жизненному ритму. Видел форму этой непреодолимой мощи.
На Йена Сальваторе рвался лютый Цербер, долгие годы томившийся в заточении и терпеливо дожидавшийся момента, когда ему дадут абсолютную свободу.
В последний момент увернувшись от рокового выпада учителя с очередной констатацией «мёртв», Норвуд резко, с быстротой выпущенной пули, сместился вбок. Конечно, противник тут же среагировал, моментально проанализировав ситуацию, однако Блэк и не думал останавливаться.
Он — само Пламя, рычащее и воющее в Преисподней.
Зверь не сразу ощутил острие боккэна, давящего на жилу, — разумеется, Сальваторе не проиграет новичку. Через какое-то время после принятия очередного поражения Пёс понял, что его меч тоже поразил цель — заострённый лакированный кончик давил на сонную артерию ронина. Дыхание вмиг сорвалось на сипение загнанной борзой. Пересушенную глотку стягивало удушье из-за нехватки спасительного кислорода. Лёгкие горели.
И всё же Норвуд попал. В какой момент — мужчина сам не понял. Доверившись внутреннему потоку, он достиг желаемого. Пусть ради этого и пришлось принести в жертву собственную жизнь. Впрочем, всё имеет свою цену. Пускай это и не «чистая», совершенная победа, Блэк понял природу своей главной ошибки.
— В очередной раз проебал, — Зверь издал хриплый смешок и приподнял уголки губ в озорной улыбке, — но зато тебе напоследок кровь пустил. Так что ты, мудак, мёртв так же, как и я.
Посильнее надавив острием боккэна на изгиб шеи Сальваторе, упиваясь долгожданным моментом, Пёс сузил глаза. Вдоволь насладившись крохотной победой, он опустил руку, удерживающую тренировочную катану, и норовисто отстранил от себя меч Йена. Жилка всё ещё отчаянно пульсировала из-за оказанного на неё давления. Тело вновь ломило и жгло проклятой мышечной болью. Переутомление вылилось в пылкое рваное дыхание, обжигающее возлюбленного. Норвуд подошёл вплотную, сокращая расстояние, отделяющее его от самурая, до круглого нуля.
— Мёртв, — горячий шёпот лёг на губы Сальваторе невидимым ожогом, — но не побеждён.
Огонь Зверя ласкал Хозяина, омывал его дикими согревающими языками, вливался в недра закалённого совершенного тела ронина, становясь его неотъемлемой частью.
— Твоя вера, твои слова…
Тёплая ладонь Óни скользнула по шее Хищника. Фаланги очертили резкую линию челюсти. Забитые пальцы с грубоватой нежностью огладили впалую бледную щёку.
— Помогли мне довериться себе.
Ретиво подавшись торсом вперёд, стремясь слиться с Владельцем в единое целое, Норвуд с подлинно демонической алчностью накрыл уста своего самурая, ревностно и несдержанно покусывая и сминая податливую плоть губ. Переместив пятерню на патлатый затылок, Блэк самозабвенно льнул к Сальваторе, обрушив на него накопившуюся прожорливую страсть своей Бездны. Широко вылизав линию искусанных губ, Пёс тяжело сглотнул и, любуясь лучистым серебром взора любимого мужчины, прижался взмокшим лбом к его виску. Мягкие пылкие губы Зверя обхватили ушной хрящ и жарко прошептали:
— Спасибо, Йен.
POV Йен.
Йен наблюдал за своим любимым Зверем молча, притихшим в засаде хищником. Льдистый взор, полыхающий сейчас тёплыми чувствами, неконтролируемо рвущимися наружу из глубин нутра и определенно способными помешать успешной и эффективной тренировке, внимательно отслеживал каждое малейшее движение «ученика». Улавливал мельчайшие мимические изменения на красивом грубоватом лице, едва заметные колебания рельефных мышц, туго натянутых под смуглой татуированной кожей, буквально, казалось, пышущей первозданным жаром. Взгляд Синигами цепко следил даже за тем, как ритмично вздымалась от дыхания могучая грудная клетка Пса, видел, как бьется в клетке рёбер его сильное сердце, чувствовал, как раскалённой лавой течет по его венам горячая живая кровь.
Длинные бледные пальцы Сальваторе нетерпеливо перебирали деревянную рукоять боккэна. Порывистым движением головы он отбросил назад прядь волос, упавшую на глаза. Не в силах оставаться на месте из-за отчего-то переполняющего всё тело буйного напряжения, бесшумной поступью Йен двинулся в сторону, по кругу, не сокращая дистанции с Блэком, но и не сводя с него пронзительного взгляда. Впервые, наверное, во время боевой тренировки ронин ощущал внутри себя не спокойствие и полное хладнокровие, к которым давно себя приучил, а зарождающееся и всё более нарастающее с каждой секундой и минутой нездоровое нетерпение. Всегда прежде контролируемые во время боя, учебного или настоящего, эмоции — теперь словно жили своей жизнью. Вырвались из клетки властвующего над ними холодного разума, сорвались с цепей рычащими хищными кошками. Он словно снова стал зелёным новичком, неспособным обуздать своё внезапно ожившее, взбудораженное нутро. Только теперь испытывал уже не злость и не отчаяние от того, что не может в один момент стать сильнее и овладеть техникой боя на мечах, как тогда, много лет назад. Теперь — внутри несдержанным потоком билось яростное и вместе с тем страстное, необузданное желание: сцепиться с Ним, столь мирно и непривычно спокойно стоящим напротив, на расстоянии всего пары шагов или одного быстрого рывка. Впиться в него, целиком отдавшись проснувшимся в недрах чёрной души Хищника инстинктам.
Но Синигами ждал, необычно и неожиданно для самого себя нервно и даже беспокойно перебирая слишком лёгкую для его руки деревянную рукоять. Хотелось ощутить приятную, родную тяжесть и кожаную обмотку цука своей чёрной катаны — оружия его души, пусть и беспощадно отнявшего несчетное количество жизней, но всё же ставшего продолжением самого Сальваторе. Тренировочный боккэн по сравнению с клинком Тьмы казался умелому убийце просто игрушкой, бутафорской безделушкой, пускай сделан был мастерски и идеально ложился в ладонь. Всё же слишком много времени и чужих смертей утекло с тех пор, когда он в последний раз тренировался с Наставником на деревянных мечах.
Синигами обходил любимого Демона по кругу, медленно и тихо пересекая поляну невесомыми шагами тени. Пылкий взор, разгоревшийся уже до свирепого белого пламени, ласкал статную фигуру Норвуда с нескрываемым восхищением, обожанием и вожделением. Оказавшись за его спиной, Йен резко глубоко вдохнул, крепче сжимая рукоять бокуто практически до надрывного деревянного треска. Застыл лишь на долю секунды, что для него самого растянулась в пространстве тягучей вечностью, точно хищник, приготовившийся к прыжку. Равномерное дыхание сбилось с правильного темпа, где-то внутри разверзалась голодная ненасытная бездна, желающая сейчас же пожрать возлюбленного Зверя, вцепиться в него когтистыми лапами и утянуть в себя, завладеть им целиком и эгоистично, по-собственнически оставить только себе. Захотелось в тот же миг оказаться сзади Него, на расстоянии одного лишь жаркого вдоха. Прижаться к горячей литой спине, ощутить кожей силу каждого натянутого мускула, зарыться носом в жесткие угольные волосы, по-животному рьяно вдыхая Его запах, насыщаясь его нестерпимым жаром, ощутить на губах и языке его терпкий, неповторимый, несравнимый ни с чем желанный вкус, разжигающий внутри Хищника такую страсть и похоть, какую просто невозможно сдержать…
Выдох. Резко мотнув головой и едва не заскрежетав зубами, Йен титаническим усилием воли смахнул обуявшее его наваждение и сдержал свой порыв, и только одному дьяволу было известно, каких внутренних сил ему это стоило. Шествие вокруг Блэка продолжилось. Хищник любовался затихшим на время огнём Зверя и терпеливо выжидал. Дожидался нужного момента. Момента, когда Óни наконец откроет невозможные, горящие обсидиановыми кострами глаза и встретится с ним взглядом. И тогда он больше не станет сдерживаться.
Спустя невероятно долгую минуту тягостного ожидания Блэк, наконец, как будто очнулся, вышел из своеобразного транса. Чёрное пламя его взора коснулось первородным зноем голодной воронки в душе ронина, но с места Норвуд не сдвинулся. Йен понимал — Зверь сейчас осваивал новую, неизведанную для него территорию, примерялся и привыкал к чуждому его руке и духу оружию. Возможно, даже боролся с самим собой и искал внутри себя Силу и свой собственный Путь. Отнёсся с полной серьёзностью, не кидаясь более бездумно и яростно в заранее обреченную на провал атаку. Обдумывал каждое действие, усердно выискивал и просчитывал возможности одолеть неравного по технике и опыту противника… И это вызывало в Синигами ещё большее, непередаваемое чувство уважения и восторга по отношению к любимому Демону.
Хищник остановился и замер напротив своего ученика. Напряжение в теле достигло почти невидимого постороннему взгляду, но сильно ощутимого ему самому предела. Лакированная поверхность рукояти боккэна натужно скрипела в капкане пятерни, сжимающей меч до побелевших костяшек и вздувшихся на руках узоров вен. Он не чувствовал ни окружающего его холода, ни снега, покрывшего белым порохом иссиня-чёрные волосы и плечи, ни наполняющего горящие лёгкие морозного воздуха — по обретшим стальную твердость мышцам ронина то и дело прокатывались волны опаляющего жара от переворачивающего внутренности взгляда возлюбленного Зверя.
Вдох. Выдох. Два удара сердца, отбившихся в перепонках громогласным набатом. Взгляд — непоколебимое, тускло мерцающее плавленым серебром, закалённое острие клинка, направленное только на одного единственного человека, на единственную желанную цель. Плавным, четко поставленным, красивым движением Синигами выставил вперёд тренировочный меч, принимая боевую стойку ровно за миг до того, как Блэк сорвался с места и кинулся в атаку.
***
Момент завершения тренировки, а, вернее сказать, их настоящего боя, стал для Йена неожиданностью и обернулся даже невольным ступором.
На протяжении всего сражения, что длилось неведомо сколько времени, Синигами отслеживал каждое движение нападающего на него Блэка, по большей части не атакуя первым, а лишь отбивая яростные удары и избегая попыток противника достать до него боккэном. Со стороны могло показаться, что ронин исполняет доведенный до совершенства стремительный танец смерти, играючи и налегке грациозно уворачиваясь от каждой атаки Зверя. На деле же — ум его живо и лихорадочно работал, анализируя чужие движения, отмечая про себя и чётко запоминая ошибки и недочеты ученика, которые следовало обсудить и проработать в дальнейшем. Тело Йена двигалось при этом словно самостоятельно, управляемое инстинктами и отточенными рефлексами убийцы, не позволяя оружию противника нанести хоть какой-нибудь урон и коснуться даже края ткани легкого тренировочного кимоно. Лишние мысли, желания и эмоции пришлось вынужденно отбросить на время тренировки, ведь Норвуд был настроен драться совершенно серьёзно. Но глубоко внутри чёрной души Хищника всё ещё голодно выла прожорливая бездна, и сосредоточенные на бое глаза поневоле алчно загорались кровавым отблеском лишь при взгляде на Пса.
Блэк бился по-прежнему яростно, пылко, неистово, огненным вихрем невиданной стихийной мощи обрушиваясь на своего «учителя». Он сам был этой стихией, диким пламенем Преисподней, раз за разом разбивающимся о твердь ледяной скалы в лице Йена и обжигая его пробуждающим, будоражащим нутро жаром. Его сила и рвение потрясали даже опытного в кендо Сальваторе, и то, что поначалу действительно казалось лишь лёгким танцем, вскоре и для него обратилось серьёзным, нешуточным боем. Зверь всё ещё ошибался, раз за разом допускал ошибки и проигрывал оппоненту в технике и скорости, но его упорству и внутренней силе, подавляющей и впечатляющей даже Синигами, выигравшего сотни дуэлей не на жизнь, а на смерть, мог бы позавидовать любой умелый воин.
Всё закончилось внезапно, в один неожиданный момент. Йен грациозно и плавно ушел от очередного выпада Норвуда, отклонился в сторону, развернул корпус в нужном направлении для ответного, завершающего отражение атаки удара, что в реальном бою стал бы для оппонента смертельным. Движения молниеносны, взгляд сосредоточен и прикован к глазам Зверя — лишь по глазам, а не по рукам, сжимающим оружие, можно прочесть и предсказать последующее поведение, действие, намерение противника… А затем что-то вдруг изменилось. Слишком быстро, слишком нежданно. Хищник среагировал моментально — как обычно, как реагировал десятки раз до этого, не ослабляя бдительности и не сбавляя скорости ни на миг. Его ответный удар достиг цели — лезвие боккэна остановилось на шее Блэка, пережав пульсирующую жизненно важную вену. Но в то же мгновение он с нескрываемым удивлением, тут же отразившимся в серебрящемся непонимающем взоре, обнаружил, что и меч «ученика» настиг его самого. И будь в руках Норвуда не тренировочный бокуто, а настоящая катана — Синигами от такого удара лишился бы головы.
Пораженно замерев, Йен пытался нормализовать сбившееся дыхание и прийти в себя. Разум ронина лихорадочно силился проанализировать тот самый момент удара, раз за разом прокручивая его в памяти перед мысленным взором, чтобы понять, когда он допустил ошибку, что упустил в движениях противника, как проиграл. Взгляд расширенных удивлением глаз, опущенный к чужому клинку, так и застыл на лакированном дереве, словно Сальваторе всё ещё не в силах был поверить в увиденное. Но по всему выходило, что ошибки, как таковой, им допущено не было. Просто на этот раз удар Блэка, вопреки всему, достиг своей цели. И это значит — он победил. Действительно победил в поединке с Синигами, пускай и заплатив за эту победу ответную, равносильную цену.
«Мёртв».
Норвуд не переставал поражать Йена, и это само по себе уже казалось чем-то невероятным. Но каждый раз в такие моменты невыразимое чувство Хищника к Блэку, что, казалось бы, не могло уже стать ещё сильнее, страстнее и безумнее, вспыхивало с новой яркостью и мощью. Разрасталось внутри него в геометрической прогрессии, заполняя собою всё, буквально выбивая из лёгких воздух и заставляя ошалевшее от переживаемых эмоций сердце пропускать удары, чтобы после биться в учащенном до возможного максимума темпе. Никогда прежде Йен Сальваторе не знал, не понимал и даже не мог представить, что способен на подобное беспредельное, переполняющее, совершенно безумное, подчиняющее его своевольное нутро и совершенно неизмеримое по силе чувство к другому человеку. Хоть иногда ему на полном серьёзе начинало казаться, что его возлюбленный — не человек…
Опомнился ронин лишь тогда, когда горячее дыхание Зверя коснулось его уст, вырывая из глубоких мыслей. Пламя любимого Демона моментально вернуло его к реальности, вдохнуло в застывшую, скованную поражением грудь саму жизнь. Льдистые глаза Синигами вспыхнули ответным теплом, устремившись к чёрным омутам напротив, заискрились искренним чувством, что он не способен был выразить никакими словами. Лишь передать — да и то, только частично — рьяным порывом прикосновения к обжигающему огню, стремился к которому всей душой и нутром. Страстью, голодом, с каким грубовато и дико целовал в ответ пылкие губы Блэка. Боккэн в то же мгновение оказался на земле, больше не нужный. Йен с жадностью сумасшедшего вцепился в Пса, пальцами, словно когтями, впился в широкую взмокшую спину, притянул как можно ближе к себе, не желая выпускать из объятий. Разум уступил место оголенным инстинктам, желаниям и порывам, распалённым до неконтролируемой силы пламенем возлюбленного. Хищник каждой клеткой тела пылко и чувственно льнул к своему Зверю, оставив тщетные попытки хоть сколько-нибудь сопротивляться бушующей внутри голодной бездне.
— Ты потрясающий, — хриплый пылкий шёпот сквозь учащённое, загнанное дыхание, мягко коснулся слуха Пса, — просто невероятный.
Йен эйфорически прикрыл глаза и несдержанно, шумно вдохнул любимый, родной запах Норвуда. Собственное сердце одичало рвалось из груди, отбивая бешенный марш о рёбра Зверя, которого он крепко держал рядом с собой, не оставляя никакого пространства между ними. Накопленное в теле напряжение достигло своего апогея, мышцы плавило одновременно усталостью, ноющей болью и тянущим, опускающимся к низу живота жаром возбуждения. Кровь, казалось, закипала в жилах, разгоняя пульс до максимума. Нутро Хищника изнемогало от томительного желания. Левая ладонь Йена соскользнула ниже, на поясницу, а затем на бедро Блэка, жёстко проехавшись по боку, крепким рёбрам и рывком притянув его ещё ближе к себе — заставляя в полной мере ощутить силу своего возбуждения. Правой рукой он грубо ухватился за подбородок мужчины, немного отстранившись, властным движением повернул его лицо к себе, вынудив смотреть прямо в глаза, приковывая и выжигая жаждущим, истинно голодным взглядом.
— Я хочу тебя, — хриплый шёпот Хищника перешёл в напористый, подчиняющий рык, влился в знойные уста Зверя неподдельно честной страстью. — Здесь и сейчас.
Пронзив само нутро Блэка безумным вожделеющим взором, Йен сместил хватку руки с его подбородка на горло, накрыл его губы своими. Тиранически жестоко и вместе с тем с любовной животной похотью впиваясь в желанную плоть, он цепко сжал шею Óни, с жгучим удовольствием ощутив дрогнувший под пальцами острый кадык. Развернув корпус и почти не выпуская Норвуда из жёстких объятий, давая возможность ровно для того, чтобы сделать шаг, Йен потащил мужчину к высокому порогу дома, преодолевая острое желание завалить его прямо на промерзшую, усыпанную снегом землю.
Шаг, второй, третий. Сильная хозяйская рука, не ослабевая капкана на шее Пса, толкнула его, опуская и укладывая спиной на деревянное покрытие широкого крыльца. Отстранив Блэка от себя лишь на этот короткий миг, Йен сразу же оказался сверху, навис над ним, расположившись между ног, и весом собственного тела прижал к доскам пола.
— Просто не представляешь, насколько сильно я тебя хочу, — гортанный рычащий шёпот в горячие приоткрытые губы Норвуда. Руки Йена съехали вниз, по рельефным кубикам вздымающегося от дыхания напряжённого пресса мужчины, к широкой резинке свободных штанов, оттягивая её вниз. Забывшись и целиком отдавшись безмерному чувству, неутолимому голоду и жару любимого Зверя, Хищник дюйм за дюймом покрывал его тело жадными чувственными поцелуями, спускаясь от шеи и выступающих ключиц ниже, к груди, рёбрам, животу, оставляя на знойной, пропитанной чернилами коже незримые, но хорошо ощутимые следы своего дикого бесконтрольного желания и безумной, всепоглощающей любви.
