Второй шанс

Они обнимаются очень долго, возможно, даже целую вечность; руки Эрена крепко обнимают Микасу, Микаса рыдает у него на груди, прижимаясь к нему. Она чувствует, как несколько капель воды попадают ей на волосы, и она только пытается глубже зарыться в него, желая, чтобы она могла заползти в него, чтобы они никогда больше не расставались. Эрен ничего не говорит и не делает, только продолжает обнимать ее, пока она плачет. Когда ее рыдания наконец стихают, она понимает, что он дрожит рядом с ней. Наступает долгий, тихий момент, в течение которого Микаса просто лежит в его объятиях с плотно закрытыми глазами. Она почти боится открыть их снова, боясь очнуться ото сна. Он снова произносит ее имя, мягко и нежно, и она снова медленно открывает глаза. У нее так много вопросов (как он вернулся? Как он может быть жив, когда она убила его? Как он исцелился, когда силы Титана изчезли? Был ли он этими птицами, или он управлял ими, и как? Почему он вернулся сейчас, спустя три года ?), и все они исчезают из ее сознания, когда она, наконец, замечает, как загорелая кожа заполняет ее поле зрения, тонкий слой одежды между ними, состоящий только из ее собственной. Ты голый, - выпаливает она. Она делает нерешительное движение, чтобы отстраниться, когда ее лицо начинает гореть, и лицо Эрена краснеет, когда он быстро убирает руки от нее. “Да ", - говорит он и не вдается в подробности. Он отодвигается от нее и снова принимает сидячее положение, неловко пытаясь прикрыться своими длинными конечностями. Его лицо остается ярко-красным, даже когда он пытается выглядеть невозмутимым. Она откидывается назад, чтобы снять куртку и накинуть ее ему на ноги. Ее бесконечное количество вопросов мало что значит, когда она вдруг становится слишком застенчивой, чтобы говорить; она думает, что никогда в жизни не чувствовала себя более неловко. За последние несколько лет она много раз фантазировала о воссоединении с Эреном, но никогда не представляла, что это часть реальности. “Спасибо ", - бормочет он, плотнее натягивая куртку Микасы на нижнюю часть тела. Она отводит глаза и смотрит на его надгробие, на которое она была слишком отвлечена, чтобы уделять ему много внимания. Сам камень цел и невредим, но там, где он был похоронен, есть куча перевернутой земли. Она задается вопросом, не возродился ли он под землей и не должен ли был каким-то образом выкопаться, а затем, вздрогнув, задается вопросом, прочитал ли он надпись на камне. Да, - говорит она и морщится, когда понимает, что это первые слова, которые она сказала ему после того, как он каким-то образом вернулся из мёртвых. Неужели она даже сейчас не может поговорить с ним о важных вещах? "Как... Как это произошло ? Титаны исчезли. Как ты... Исцелился ?” И снова она не может не посмотреть на Эрена, несмотря на их взаимное смущение. В последний раз, когда она видела его живым, он был бестелесной головой, соединенной только с костяными позвонками, подвешенной в горле его Колоссального Титана; после его смерти ей оставалось похоронить только голову. Это превосходит ее самые смелые надежды увидеть его снова таким, здоровым, сильным и целым, без единого шрама. “Я действительно не знаю”, - тихо признается он. Он смотрит на нее, делает паузу. “Как много Армин рассказал тебе о своем последнем разговоре со мной ?” Она моргает, пытаясь вспомнить. Ее разум устал от слез и подавлен присутствием Эрена. “Он сказал, что ты солгал нам тогда, в Шиганшине...” Когда она вспоминает этот день, Эрен отводит от нее взгляд, и она с беспокойством игнорирует его. Когда-нибудь она попросит объяснений, потребует их, если придется, но не сегодня, не сейчас. “Он сказал, что ты хотел, чтобы нас считали героями, и всё, что ты делал, это следовал своим будущим воспоминаниям, чтобы сделать выбор, который я сделаю, чтобы Титаны исчезли”. "...Это верно”, - говорит Эрен после очередной паузы. Выражение его лица настороженное, и он проводит рукой по своим длинным волосам, тихо выдыхая.“... Нам, наверное, стоит поговорить, а ? Мне нужно многое объяснить...” Да", - немедленно соглашается Микаса. “Я... всё,что я хотела, эти последние три года, это снова увидеть тебя и поговорить... Пожалуйста, Эрен. Пожалуйста, поговори со мной на этот раз”. Она поднимает взгляд, чтобы посмотреть ему в лицо, когда она практически умоляет, чувствуя, как ее глаза наполняются свежими слезами, и настороженное выражение Эрена превращается в страдание и вину. “Я так и сделаю", - тихо говорит он. Затем, более решительно: “Я сделаю это. Я обещаю, Микаса.” Она думает об обещании, которое он сдержал после смерти, и знает, что он сдержит. “У меня, эмм, есть кое-что из твоей одежды в моей хижине”, - говорит она ему, смущаясь, когда вспоминает об этом, не желая признавать, какое утешение принесла ей одежда. Он кивает, и Микаса встает первой, затем протягивает руку Эрену. Он без колебаний берет ее, и она помогает ему подняться на ноги. Когда он неловко убирает руку, чтобы крепче завязать ее куртку вокруг своей талии, Микаса обнаруживает, что снова краснеет, стараясь не смотреть на него. “Пойдем домой”, - говорит Эрен, и Микаса улыбается больше, чем за последние годы, даже когда еще несколько случайных слез начинают капать по ее лицу. Когда они идут бок о бок, Эрен подходит достаточно близко, чтобы их руки соприкасались. Через мгновение она чувствует, как его рука неуверенно тянется к ее руке. Она хватает его за руку в ответ, сердце колотится, и тихо удивляется ощущению их рук, связанных вот так. На самом деле она не держала его так за руку с тех пор, как им было по пятнадцать. После церемонии награждения, которая все изменила, Эрен дистанцировался от нее и остальных, как морально, так и физически. Хотя он никогда полностью не отрывался от них, пока не исчез в Марли, он стал менее ласковым, более замкнутым и тихим, за исключением тех драгоценных нескольких мгновений, когда он позволил себе показать свои настоящие чувства. Теперь, здесь, он держит ее за руку по собственному решению. Его рука больше, чем была в пятнадцать лет, кожа теплая и мягкая по сравнению с ее собственной, когда он переплетает их пальцы. Она не может заставить себя посмотреть на него полностью, не тогда, когда думает, что это может заставить ее сердце разорваться от счастья, но она украдкой бросает взгляд на его профиль и ловит намек на улыбку на его лице. Прогулка до хижины Микасы — до их дома — полна дружеского молчания и скрытых взглядов друг на друга. Когда они прибывают в маленькую хижину, Микаса едва приветствует Эрена внутри, прежде чем отправиться на поиски своей старой одежды. Смотреть на него достаточно тяжело без постоянного отвлечения на его худощавое телосложение, чудесным образом восстановленного до совершенства. Она возвращается к нему со свертком одежды в руках и обнаруживает, что он с интересом осматривает главную комнату. “Здесь все выглядит по-другому”, - комментирует он, принимая одежду одной рукой. (Другой рукой он все ещё держится за куртку Микасы, чтобы обхватить ее за талию сохраняя то немногое достоинство, которое у него осталось.) Микасе требуется мгновение, чтобы осмыслить его слова; Эрен ныряет в свою спальню, чтобы одеться, и это заставляет часть ее мозга на мгновение дико сбиться с пути. Она внезапно осознает, что даже не подумала о том, как устроиться на ночь, а Эрену некуда идти. Она не может не представлять их в своей постели, бок о бок, и ей требуется некоторое усилие, чтобы прогнать эту мысль из головы. “По-другому ?” - повторяет она, когда ее мозг, наконец, догоняет. “Ты не был здесь раньше...” ”А". Голос Эрена приглушен из-за закрытой двери. Он больше ничего не говорит, пока не присоединяется к ней, теперь одетый в тот знакомый наряд, который он всегда предпочитал, его длинные волосы рассыпались по плечам. Зрелище такое знакомое и в то же время новое, перед ней стоит совершенно другой Эрен. ”Я думаю, мне все ещё нужно объяснить, хм..." “Ты должен ", - твердо говорит Микаса. Он уже кажется неохотным, но на этот раз Микаса отказывается позволить ему хранить секреты. Хотя она знает, что выбор Эрена был его собственным, а не ее виной, она никогда не могла избавиться от чувства, что если бы она только уделила больше внимания, только поняла, через что он проходит, все могло бы сложиться по-другому. Эрен был виноват в том, что не протянул руку, но, возможно, он не чувствовал, что может это сделать, и разве это не на ней, по крайней мере, немного, если она заставила его так себя чувствовать? Уделяла ли она когда-нибудь достаточно внимания тому, что он чувствовал? Она всегда гораздо больше заботилась о его физическом здоровье, чем о том, что происходило внутри, даже после того, как он унаследовал воспоминания другой жизни; и она поняла идею его унаследованных воспоминаний, не понимая по-настоящему. Она тихо пыталась игнорировать цинизм Эрена, потому что предпочитала оптимизм Армина, но он стал таким циничным из-за воспоминаний о жестокости мира, его глубокой ненависти к их виду. Он был так одинок, но так много держал в себе... Микаса отбрасывает ход мыслей и садится на один из двух стульев за своим маленьким столиком, благодарная за то, что согласилась обставить его для компании, даже будучи убежденной, что останется одна на всю оставшуюся жизнь. Эрен садится после паузы. Его лицо снова тщательно лишено выражения, и Микаса заставляет себя не обращать внимания на укол беспокойства, когда она вспоминает, как в последний раз они сидели порознь за столом. "Сейчас всё будет не так, как в тот раз", — говорит она себе. Она этого не допустит. “Я был здесь раньше, - наконец говорит Эрен, — но не лично. Я действительно не понимаю этого, но .... Когда я умер, Я снова вернулся в Пути. И там я создавал этих птиц из песка и какое-то время делил их". “Так это действительно был ты, всё это время". Голос Микасы такой же мягкий, как и ее улыбка, и ее рука тянется, чтобы коснуться шарфа. “Ты снова обмотал меня этим шарфом, даже когда бы мертв...” “Я обещал, не так ли?” Уголок рта Эрена приподнимается, а затем так же быстро опускается. “Микаса… Мне жаль. Я так сожалею обо всем, что я сделал”. Ее инстинкт подсказывает ему, что все в порядке, но она подавляет это; она не забыла, как сильно он причинил ей боль или тяжесть его преступлений. Она может подумать о том, чтобы простить его позже, если это будет заслужено, в то время, когда это будет реально, а не вызвано эмоциями их воссоединения. Сначала ей нужно понять. "Зачем ты сделал ... Песчаных птиц?” “Основательница Имир показала мне одну, прежде чем изчезла". Его голос тихий. “Я не могу сказать, что понимаю ее, даже после того, как увидел ее воспоминания... Армин рассказал тебе ее историю?” Она качает головой. Она видела Армина только один раз после смерти Эрена, и он мало что рассказал ей об Основательнице, предпочитая больше сосредоточиться на положительных результатах, которых они достигли за последние три года, чем подробно обсуждать трагедию. В любом случае, она предпочла бы услышать объяснение от Эрена. “Основательница Имир была рабыней”, - говорит Эрен после минутного раздумья. Микаса не может не вздрогнуть при этом слове, но Эрен смотрит на стол, а не на нее, и, кажется, не замечает этого. Подавленный гнев и отвращение звучат в его голосе, когда он продолжает: “Она была рабыней первого эльдийского короля Фрица. Он вырвал ей язык, охотился на нее, как на животное, выпускал в нее множество стрел, но даже, после того, как она получила силу Титана, силу бога, он последовала за ним. “Он использовал ее силу, чтобы расширить свою империю. Он выбрал ее, чтобы она родила ему детей, и никогда не переставал обращаться с ней как с рабыней. И она... она умерла, чтобы защитить его. Она пожертвовала собой, и когда она умерала, ради него, он сказал встать вернуться к тому, чтобы быть его рабыней”. Эрен делает паузу в своем объяснении, чтобы успокоиться, и Микаса спокойно впитывает ярость, гнев и отвращение. Такие сильные эмоции со временем стали редкостью для него, и это почти обнадеживает - видеть их снова. (Она просто, надеется, что его отвращение относится исключительно к королю, а не к Имир и ее рабскому менталитету.) “После ее смерти король заставил трёх своих дочерей съесть тело Имир, чтобы унаследовать ее силы. Он хотел, чтобы его народ вечно правил миром вместе с титанами. “В Путях Имир создавала всех Титанов, и она повиновалась королю ещё долго после его смерти. Она была рабыней королевской крови, потому что хотела исполнить его желание... Она была влюблена в него, после всего, что он с ней сделал. Или ... Может быть, это была не любовь, она просто так думала, потому что не знала ничего лучшего.” Микаса на мгновение замолкает, переваривая информацию. Помимо отвращения к первому королю и жалости к трагической истории Имир, она чувствует… смущенность и немного встревоженность. “Почему Имир помогла тебе после всех этих лет, подчиняясь только королевской крови?” “Когда мы с Зиком были в Путях, когда он пытался сделать так, чтобы эльдийцы больше не могли рожать детей, я... Освободил ее от рабства, я думаю. Она решила помочь мне, а не ему”. Эрен хмурится, когда говорит. “Но этого было недостаточно, чтобы освободить её от привязанности к королю”. "Мне было недостаточно" остается невысказанным. “Это было твое решение в конце, которое освободило её от этого, Микаса, и всё, что я сделал, было сделано для того, чтобы добраться до этого момента, чтобы проклятие Титанов закончилось, и вы все смогли бы жить мирно”. “Зачем Имир понадобилось видеть, как я убиваю тебя?” Микаса не может полностью скрыть гнев в своем голосе. Имир так много страдала, но все это кажется таким несправедливым, что бесконечно могущественному существу нужно было бы увидеть, как Микаса убивает любовь всей своей жизни, чтобы положить конец насилию, которое она допустила. “Я не знаю”. Голос Эрена внезапно снова становится ровным, лицо лишено эмоций. “Может быть, я напомнил ее о первом короле". Нет, - протестует Микаса, — Ты не такой, как он... Эрен продолжает говорить, как будто она ничего не говорила. ” Король Фриц хотел, чтобы титаны правили миром вечно. Я чуть не уничтожил мир с помощью Титанов...” “Ты спас меня от той жизни, которая была у Имир”, - перебивает Микаса. “Ты спас меня, и ты даже не знал меня тогда. Если Имир думала, что ты такой же, как он, она ошибалась.” Микаса чувствует, что ей следует сказать больше, чтобы убедить Эрена в том, что он не похож на этого ужасного короля, знает, что ей есть что сказать, если бы она могла просто подумать об аргументах, несмотря на отвращение, которое вызывает у нее сравнение, но затем в ее голове проносится мрачная мысль — Эрен никогда бы не поработил людей; если бы он думал, что они враги, он бы убил их всех вместо этого — и холодно останавливает ее страстную защиту. При всем том, что она его любит, теперь она понимает, что он способен на безмерную жестокость, если сочтет это необходимым. Тем не менее, он никогда не был жесток просто ради этого, и он всегда так заботился. Чрезмерная забота была значительной частью его происхождения. “Ты спас меня”, - наконец тихо повторяет она. Она хочет убедиться, что Эрен, по крайней мере, это понимает. “Ты рисковал своей жизнью, чтобы спасти девушку, которую никогда не встречал. Ты вернул мне мою жизнь и... ты дал мне дом”. Его взгляд снова переместился на стол, не желая встречаться с ней взглядом. Похоже, он не знает, как на это ответить. “Я долго был в Путях”, - говорит он наконец. Он говорит медленно, тщательно подбирая слова, как никогда раньше. “Время там другое, так что я не знаю, как долго. Всё, что я мог там делать, это думать обо... всём. “Долгое время я думал, что просто застрял там. Я думал, что это было моё наказание после всего. А потом, когда я увидел тебя в тот раз, когда я снова обернул вокруг тебя шарф... это заставило, меня понять, что, возможно, могло быть что-то большее. Мне было страшно, но я хотел жить. “Птицы не очень хорошо капают, но я понял это за некоторое время. Я заставил ворона отвести тебя к моей могиле, чтобы я не мог отступить. И когда я попытался восстановить свое тело, это... сработало. Я вернулся.” Наконец, он поднимает глаза, чтобы снова встретиться с ней взглядом. В уголках его глаз собираются слезы, и он тянется через стол к ее руке. Она молча берет его, ожидая. “Микаса, я... Всё, что я делал раньше, всё было из-за будущих воспоминаний, моей судьбы. Каждый выбор, который я делал, был сделан потому, что я держал Титана-Основателя... Из-за этого бремени. В конце концов, я не могу быть уверен, насколько это было мое решение, и насколько это была Имир, и наколько я следовал будущему, которое я видел и считал неизбежным”. “Возвращение к тебе - это мой первый выбор, который, как я знаю, полностью мой собственный”, - говорит он ей, его глаза горят в ее глазах. “Я вернулся за тобой, и я не знаю , сколько у меня времени, навсегда это или нет но я... Я хочу провести с тобой всю ставшуюся жизнь. Если ты мне позволишь.” “Эрен...” Она крепко сжимает его руку. Она никогда не хочет ее больше отпускать. “Это всё, чего я когда-либо хотела”.