Второй шанс

Микаса целует его, и все мысли Эрена внезапно останавливаются. Это нежное, невинное прикосновение ее мягких губ к его губам, и просто мимолетное; она отстраняется почти сразу же, как только их губы встречаются. Ее глаза немного шире, чем обычно, рот слегка приоткрыт, как будто она так же удивлена собой, как и он. Он чувствует, что улыбается, больше, чем когда-либо за долгое время, широкой улыбкой, которая, как он знает, должна выглядеть более чем немного глупой. Он не сомневался в её чувствах к нему, особенно после того, как увидел надпись на его надгробии и узнал, что она всё ещё оплакивает его три долгих года после его смерти. Он хорошо понимал, что она все еще каким-то чудесным образом любила его, несмотря на все, что он сделал; но ему нужна была эта уверенность в том, что она все еще действительно хотела быть с ним таким образом, даже несмотря на то, как он обращался с ней, даже несмотря на все его тяжелое горе и чувство вины, отягощающее его. Теперь он знает, вне всяких сомнений. Эрен вскакивает на ноги. Когда Микаса делает полшага назад, пораженный внезапным движением, он сокращает короткое расстояние между ними и обхватывает её лицо руками. Он никогда не умел быть искренним со своими добрыми эмоциями, почему-то всегда слишком смущался идеи открыто выражать их, независимо от того, насколько сильно он себя чувствует (и он всегда был так движим своими эмоциями; он почти уничтожил мир ради своих друзей и свободы.) Здесь и сейчас он испытывает слишком сильное облегчение и восторг, чтобы колебаться или чувствовать себя неловко. “Я тоже тебя люблю”, - говорит он ей, наконец-то высказывая вслух истинную глубину своих чувств к ней, и слова вылетают из него более естественно, чем он мог себе представить. Он наклоняется, чтобы начать свой собственный поцелуй. У Эрена нет реального личного опыта в поцелуях, но он знает достаточно — благодаря подслушанным разговорам и воспоминаниям, которые он хотел бы никогда не иметь, — чтобы не руководствоваться исключительно инстинктом, когда он притягивает её ближе. Он прижимает их тела друг к другу и кладет одну руку ей на затылок, меняя угол наклона, чтобы поцеловать её глубже. Он физический человек, всегда лучше разбирается в действиях, чем в словах, и он пытается направить все свои чувства к ней в поцелуй, в те годы, когда он тосковал, желал и знал, что никогда не сможет обладать ею. Он запускает руку в её волосы, притягивая её еще ближе, и Микаса издает тихий удивленный звук, который он находит одновременно милым и соблазнительным. Она такая невинная, такая же неопытная, как и он технически, и он безумно рад этому, потому что в глубине души он эгоистичный, собственнический ублюдок и хочет, чтобы она принадлежала ему и только ему. Когда они наконец расстаются, Микаса, конечно, отстраняется первой; у нее всегда было гораздо больше самообладания, чем у него. Она выглядит почти ошеломленной, её губы блестящие и красные, и Эрен чувствует собственническую гордость при виде этого, от осознания того, что он сделал это с ней. Он хочет продолжать, хочет создать свои собственные воспоминания о плотской страсти, хочет уступить своим желаниям сделать ее своей и оставить физическое доказательство этого… Но Микаса была той, кто прервал их поцелуй, когда он слишком быстро накалился. Он не хочет позволять своей нетерпеливой импульсивности толкать её на то, к чему она еще не готова. Он уже не заслуживает её. Чего она заслуживает, так это того, кто будет относиться к ней правильно, идти в ее темпе и дарить ей нежность и любовь, которые она более чем заслужила. Эрен не уверен, насколько он способен быть таким человеком, но он хочет, чтобы это был он, и он сделает все возможное. (Вкратце, он задается вопросом, может ли он вообще по-настоящему быть этим человеком, или для него это будет другая роль. Мягкость ему не чужда, но он от природы груб; он всегда любил яростно, а не мягко. Он не хочет снова причинять боль Микасе, но Эрен разрушителен по натуре; иногда ему кажется, что он любит её так сильно, что хочет разорвать её на маленькие кусочки, которые только он может собрать вместе.) Эрен старается не думать о её губах или о том, как сильно он хочет поцеловать её снова. Вместо этого он спрашивает, слегка колеблясь от смущения и беспокойства: “Это было нормально?” Микаса кивает, все еще выглядя немного ошеломленной. “Это было...” Кажется, на мгновение она с трудом подбирает нужное слово. “Это было идеально”. Эрен не может сдержать самодовольного чувства, которое поднимается в нем при этом. Это почти чуждо ему, эмоция, которую Эрен прошлых лет, возможно, испытывал время от времени, но никогда не испытывал так, как сейчас, и он не знает, что думать. Он болезненно осознает, что, несмотря на то, что он состарился из-за существования вне времени, воспоминаний о чужих жизнях и бесконечного насилия своей жизни и смерти, он все еще на каком-то уровне подросток, гормональный и глупый в любви. “Я так долго этого хотел”, - признается он почти застенчиво. “Я тоже”. Улыбка Микасы ослепляет его своим блеском, и она приподнимается, чтобы сократить расстояние между ними и подарить ему ещё один крошечный поцелуй, целомудренный и сладкий. Он знает, что снова увлечется, только если они поцелуются всерьез, поэтому наклоняется, чтобы в последний раз чмокнуть её в губы, так же коротко. Он держит глаза закрытыми и долгое время прижимается лбом к ее лбу. Последние два дня кажутся нереальными, совсем не так, как в последние месяцы его (первой) жизни. На него не обрушивается неизбежное будущее, и единственное бремя, которое он несет сейчас, - это бремя своей вины. Трудно смириться с мыслью, что теперь у него есть это; что у него есть Микаса, все еще невероятно влюбленная в него после всего, через что он заставил ее пройти; и они наконец-то могут быть честными друг с другом, иметь отношения, которые он всегда считал недосягаемыми. Он не может поверить, что она так готова дать ему шанс, когда она заслуживает гораздо лучшего, чем он. Он знает, что не заслуживает такой возможности. Он убил бесчисленное множество людей, чтобы добраться до этого момента, и вдобавок ко всему, он причинил боль Микасе — женщине, которую он любит, — так, что никакие извинения никогда не смогут вернуть. Эрен не понимает, как она может даже думать о том, чтобы когда-нибудь простить его, но он хочет найти какой-то способ заслужить это. Он отчаянно любит ее и знает, что никогда по-настоящему не сможет искупить содеянное, но хочет попытаться. Он только надеется, что Микаса понимает, во что она вляпалась, находясь с ним. Она никогда не сможет вести нормальную жизнь на острове, на котором они выросли, в их доме, если только он не будет ее партнером. Жизнь Микасы была бы проще без него, он знает, что было бы легче, если бы он никогда не нашел дорогу обратно к ней, потому что само его присутствие только усложняет ситуацию, но Эрен более чем доказал, что он эгоистичный, эгоистичный человек. Он никогда по-настоящему не хотел, чтобы Микаса ушла от него, независимо от того, насколько ей было бы лучше, и он не хочет, чтобы она сейчас передумала. Он ничего так сильно не хочет, как того, чтобы это — для них — продолжалось, но он знает, что должен что-то сказать. Наличие его в качестве партнера лишит ее возможности вести здесь нормальную, честную жизнь; учитывая, кто он такой, он даже не знает, смогут ли они когда-нибудь пожениться, и он не может представить, чтобы у такого мужчины, как он, когда-либо были дети. Он хочет быть с Микасой, но он не хочет лишать ее всего, что она, возможно, хотела бы иметь однажды, когда он уже уничтожил все шансы на то, что они могли бы быть вместе как нормальная пара. Ему нужно быть лучшим человеком, чем он был (не то, чтобы было трудно улучшить монстра, которым он оказался), и такие мелочи, как обдумывание этого, воспитание их, а не игнорирование мыслей, являются частью этого. Он открывает глаза и со вздохом выпрямляется. “Микаса... ты же знаешь, что у тебя никогда не будет нормальной жизни со мной, верно?” Она хмуро смотрит на него, прежде чем ответить: “Я знаю”. Эрен не знает, как истолковать ее тон. Он колеблется, задаваясь вопросом, обдумывала ли она уже все это, но тем не менее продолжает. “Я никогда не смогу открыто рассказать о своей настоящей личности, и даже если я сделаю фальшивку, меня здесь слишком узнают, чтобы я мог нормально жить. Я должен стараться. Если кто-нибудь узнает...” “Эрен”. Теперь он может распознать, что ее тон немного раздраженный. “Меня здесь... не любят. Я была частью группы, которая остановила тебя, и йегеристы поклоняются тебе. Только из-за Хистории люди терпят меня". Он морщится. Еще одна причина чувствовать себя виноватым, полагает он. Он никогда по-настоящему не ожидал, что группа йегеристов станет тем, чем она была, и всегда надеялся, что группа умрет вместе с ним. Вероятно, он уделял не так много внимания, как следовало бы, но из того, что он увидел, наблюдая за жизнью своих друзей в Путях, кажется, что движение йегеристов только набрало силу и поддержку. (Он ненавидит себя за это немного больше, но какая-то часть его не может не радоваться тому, что есть больше людей, чем просто его друзья, которые не видят в нем силу зла. Он знает больше, чем кто-либо другой, что Дрожь была актом ужаса, который никогда не следует рассматривать с какой-либо позитивностью; но трудно не чувствовать почти облегчения, зная, что есть другие, которые понимают его действия и хотели бы сделать то же самое, если бы они несли его бремя.) “Прости. Я бы хотел, чтобы это было не так... Как это. Я никогда этого не хотел.” Микаса кивает в знак признательности. “Такая жизнь для меня не проблема. Мне нравится здешняя тишина.” “Это мило”, - соглашается он. Он на мгновение замолкает, прежде чем добавить: “Я просто хочу знать, что ты уверена в... Этом.” ”Я уверенна”, - твердо говорит она ему. “Я бы предпочла прожить тяжёлую жизнь с тобой, чем лёгкую с кем-то другим”. Её слова вызывают облегчение, даже когда Эрен задается вопросом, как она может заботиться о нём так сильно. Она слишком хороша для него. ”Быть со мной — это... Тяжело, ” тихо говорит он, пристыженный. “Я ... Действительно запутался во всём, Микаса. Я не уверен, что скоро буду готов встретиться лицом к лицу с нашими документами. Может быть, Я никогда не смогу этого сделать.” Она слегка прикусывает губу, но не спорит на эту тему, хотя он уверен, что она хотела бы рассказать своим друзьям о его возрождении. “Мы выясним это, когда нам понадобится. Но... Эрен, ничто из того, что ты сказал, не меняет моего ответа. Быть с тобой... Это всегда мой выбор”. Она слегка касается его руки, пальцы впиваются в ткань его рубашки, когда она продолжает: “Я хочу ... Помочь нести твои грехи, если ты мне позволишь.” Эрен закрывает глаза с долгим выдохом, позволяя её словам омыть его, пытаясь запомнить их, пока он не сможет в них поверить. “Я постараюсь”. Они ненадолго замолкают. Долгий разговор зашел в неожиданный тупик, и диапазон эмоций, задача заставить себя быть честным, а не избегать того, что он так долго держал в себе, заставил Эрена чувствовать себя опустошенным, усталость настигла его. В дополнение к физическим нагрузкам, которые он перенес ранее, Эрен не выспался прошлой ночью. Даже с тёплым, успокаивающим присутствием Микасы рядом с ним, его мучили кошмарные воспоминания об аде на Земле, который он создал три года назад. Это был первый раз, когда он спал с тех пор, как открыл полную силу Основателя и все, что с этим связано. Он ожидает, что в будущем его ждёт много подобных ночей, и может только радоваться, что много лет назад перестал кричать во сне. Теперь, когда он достаточно испортил настроение (как и всё остальное), у Эрена нет особого желания продолжать разговор. Микаса заслуживает ответов, и на каком-то уровне он знает, что, разделяя свою вину и честные эмоции, он не утонет в них, как когда-то, но принуждать себя к честности гораздо сложнее, чем в частном порядке погрязать в чувстве вины. Ему предстоит преодолеть гору грехов, и у него нет той безграничной энергии и напора, которые были у него когда-то. И все же, когда проходит мгновение, а Микаса больше ничего не говорит, Эрен заставляет себя спросить: ” Ты... Хочешь поговорить о большем прямо сейчас?” Она заслуживает ответов на всё, что хочет знать, независимо от того, как мало ему хочется говорить. Он проводит рукой по лицу, чувствуя, как напрягается выражение его лица, воспоминание об использовании Основателя во времени выходит на передний план в его сознании, непрошеное и нежеланное. Его глаза щиплет, и он сглатывает, борясь с нарастающими эмоциями, не уверенный, что когда-нибудь действительно будет готов поговорить обо всём. “Кое-что из этого ... Мне понадобится больше времени, но ...” Легкая хватка Микасы на его руке усиливается, превращаясь в успокаивающую хватку. Ему всё ещё хочется плакать, и, борясь со слезами, он чувствует, как его пальцы начинают до боли вжиматься в кожу лица. Одна мысль о том, что он должен был допустить, чтобы события развивались так, как они должны были быть, может довести его до слёз, как ничто другое, болезненное напоминание обо всём, что он потерял; и свежая скорбь по поводу смерти, с которой все началось, потому что теперь он знает, что действительно мог бы спасти её, если бы только он был достаточно силен, чтобы бороться со своей судьбой. Он рад прикосновению Микасы, заземляющему напоминанию о том, что он здесь, в настоящем, с ней, даже если больше, чем когда-либо, он знает, что он так далек от того, чтобы того стоить. (Он задается вопросом, как будет чувствовать себя Микаса, когда он выдавит из себя всю правду. Если она любит его даже после Дрожи Земли, даже после того, как он так жестоко с ней обошёлся, сможет ли она все еще любить его, когда узнает, что он убил её вторую семью?) Он сосредотачивается на ощущении её руки на себе и напоминает, что сейчас он с Микасой, а не в ловушке в Путях; все это позади, другая жизнь, и ему дан этот невозможный шанс, который он не может позволить своему горю и ненависти к себе разрушить. Он делает глубокий вдох и пытается не обращать внимания на то, что он выходит дрожащим. Он открывает лицо и снова смотрит на неё. Микаса смотрит на него с беспокойством, но не давит. Она всегда так хорошо осознавала его ограниченность. Она придвигается к нему немного ближе, успокаивающее и солидное присутствие. “Теперь у нас есть время”, - напоминает она ему в своей тихой, но твердой манере. Привязанность захлестывает Эрена, ошеломляющая по своей интенсивности, и новый прилив эмоций заставляет, наконец, пролиться нескольким слезам, но он игнорирует их. Он так сильно её любит. Он никогда не заслужит её безграничной любви или терпения. Он не знает, как такой человек, как она, оказался в его жизни, но, возможно, она - его второй шанс. Он не знает, решил бы он когда-нибудь вернуться, если бы не она; он чувствует, что был бы потерян без неё, её бесконечной веры в то, что он больше, чем просто кусок дерьма, которым он себя считает. Он хочет поцеловать её снова, и он делает это, наклоняясь, чтобы запечатлеть быстрый, легкий поцелуй на её губах. Её щеки становятся ярко-розовыми, когда она осознает что произошло. От этого зрелища ему становится немного легче, и Эрен знает, что ему это никогда не надоест. Он хочет видеть её такой всю свою жизнь. Поскольку ни один из них не знает, куда идти дальше, они приходят к негласному соглашению притвориться, что в тот день они не потратили значительную часть времени на эмоциональный разговор по душам, и вместо этого находят свою новую норму. Они решают поесть, прежде чем продолжить дневные дела, и это приводит их к тому, что они сидят плечом к плечу в тени большого дерева, под ними расстелено одеяло и разложен ланч для пикника. Эрен долгое время дистанцировался от всех, кого знал, постоянно думая о неизбежном будущем и зверствах, которые он совершит. Он не может вспомнить, когда в последний раз позволял себе немного покоя, какое-то время просто побыть в присутствии того, кого он любит. Немыслимо, что он способен сделать это сейчас, что у него есть такая возможность в жизни без гарантированного срока годности, и судьба всех, кого он любит, висит над ним. Это еще лучше благодаря тому факту, что Микаса знает его, знает и понимает степень его тёмной стороны сейчас; она ещё не знает всего, но она воочию увидела худшее в нём, и, тем не менее, она решила быть с ним. Он знает, что ему предстоит долгий путь и что жить с тем, что он сделал, будет нелегко. Он не знает, что он будет делать, как он будет жить или кем он станет, но в этом есть что-то освобождающее. Он жив, и у него вся жизнь впереди. Возможности для его будущего ограничены тем, что он сделал, но это все еще возможности, и в каждом неопределенном будущем рядом с ним есть Микаса. Они устраивают пикник, и Эрен ест слишком быстро и слишком много, поглощённый простым удовольствием быть живым, испытывать основные человеческие потребности и быть способным их удовлетворить. В еде нет ничего особенного, но она кажется вкуснее, потому что они с Микасой готовили её вместе, и он чувствует себя голодным, с тем же сердечным аппетитом, который был у него в детстве, когда он был подростком. Когда Микаса упрекает его, чтобы он притормозил, знакомая вспышка раздражения и необоснованного неповиновения достаточно ностальгична, чтобы заставить его слабо улыбнуться. Он поддается этому глупому, детскому порыву вести себя вызывающе, запихивая в рот еще одну булочку и едва потрудившись прожевать, прежде чем проглотить её. Микаса качает головой, глядя на него со смешной маленькой улыбкой на лице, как будто она пытается не смеяться или не улыбаться слишком широко. У него начинает болеть живот, как только еда доходит до него, но он чувствует себя тёплым и сытым. Ему немного стыдно за то, что он вел себя так по-детски, но в то же время он чувствует себя довольным. Прошло много-много времени с тех пор, как он позволял себе быть безвредно незрелым. Он дремлет рядом с Микасой, лежа на спине, удобно положив одну руку на свой полный живот, а её пальцы нежно перебирают его длинные волосы. Эрен спит недолго — он никогда этого не делает, — но он удивляется, когда его пробуждает от дремоты не кошмар, а ощущение губ Микасы на своих губах. Он не знает, намеренно ли она пыталась разбудить его, но сейчас он проснулся или, по крайней мере, на пути к этому. Импульсивно он обнимает её за талию и притягивает к себе, не так нежно, как хотел бы быть с ней. Он притягивает Микасу в поцелуй, долгий и глубокий, и восхищается ощущением того, как их губы двигаются вместе, знанием того, что они могут сделать это сейчас. Его разум затуманен сном и любовью, но он чувствует, что становится все более возбуждённым, когда Микаса вздыхает ему в рот. Он покусывает её нижнюю губу, когда ему кажется, что этого недостаточно, и получает от неё удивленный, но довольный звук, который только разжигает в нём жар. Вспомнив обещание, которое он дал себе ранее, не давить на неё слишком сильно или слишком быстро, Эрен неохотно заканчивает поцелуй. У него не хватает самообладания, чтобы удержаться от того, чтобы в последний раз попробовать её на вкус, прежде чем они расстанутся, Микаса все ещё на нём, их лица достаточно близко, чтобы дышать одним воздухом. Он всегда знал, что она хорошенькая, а теперь знает, что на вкус и на ощупь она так же хороша, как и выглядит. ”Привет", - глупо говорит он. Он чувствует, как его щеки пылают от его собственных нетерпеливых действий; он, должно быть, такой же красный, как и она. ”Привет", - отвечает она. Её голос задыхается, едва ли выше шёпота, и это только вызывает у него желание продолжить, но на этот раз ему удается сдержаться. Микаса не делает ни малейшего движения, чтобы слезть с него, и Эрен очень, очень старается не позволять себе сосредоточиться на том, как их тела прижаты друг к другу, её спортивная форма на одном уровне с его. Он чувствует почти забытое шевеление внизу живота при их расположении. Его лицо горит ещё жарче, когда ему приходит в голову мысль попытаться перевернуть их; он задается вопросом, позволит ли она ему или попытается остаться сверху, если ему придется бороться с ней за доминирование. Когда она вот так лежит на нем и думает о её природной силе, больше не усиленной Путями, против его собственной, он вдруг замечает, что она кажется немного легче, чем он помнит. Она кажется меньше ростом, стройнее, и он задается вопросом, последовало ли уменьшение мышечной массы за потерей её способностей Аккерманов или она просто похудела от горя из-за его потери. Этой мысли достаточно, чтобы отвлечь его, и он отталкивает её от себя, едва помня о том, что нужно быть нежным. Он садится, чувствуя, как его распущенные волосы при этом движении падают на плечи, и лениво гадает, когда же они распустились. “Как долго я спал ?” - спрашивает Эрен, потягиваясь. “Недолго", ” отвечает она. ” Не долго, ты выглядел таким умиротворённым... Я не хотела тебя беспокоить.” “Всё в порядке”, - говорит он, слегка пожимая плечами. Он чувствует себя немного неловко с ней, несмотря на то, как он целовал её всего несколько мгновений назад, или, возможно, из-за этого. Он действительно понятия не имеет, что делает, и ему кажется, что он почти испытал весь спектр эмоций меньше, чем за день. ” Я не хотел засыпать на тебе". “Должно быть, тебе это было нужно. Мне не стоило будить тебя так рано.” “Нет, я не хочу проспать весь день. Я хочу провести с тобой больше времени.” ” Мы можем", - тихо говорит она. “Проводить время вместе, я имею ввиду. Это было очень мило.” Эрен не уверен, как она могла найти это приятным способом провести время вместе, сидя там, пока он лениво вздремнул после переедания, но потом он думает о том утре. Он проснулся от видений Дрожи Земли, которые были скорее сном, чем воспоминанием, и пока он лежал, застыв, с чувством вины, ужаса и отвращения к себе, слишком тяжелыми, чтобы он мог двигаться, он сосредоточился на Микасе рядом с ним. Ощущение её присутствия и звук её ровного дыхания успокаивали, как будто её внутренний покой распространялся на него; он настолько увлекся ею, что даже спустя долгое время после того, как ему больше не хотелось падать в сон, он продолжал лежать и спокойно наблюдать за ней. “Так оно и было", - соглашается он. Затем, решив быть смелым, он добавляет: “И это был идеальный способ проснуться.” Микаса краснеет, снова смущаясь. “Я не знаю, почему я это сделала”. “Потому что хотела?” - предлагает он, подталкивая её локтем, и она слегка улыбается, смущенно переводя взгляд на свои колени. Часть его любит застенчивую сторону Микасы, даже если она стесняется того, чего, как он знает (или надеется), они оба должны хотеть. Она слишком милая, и ему нравится, что эта свирепая девушка-воин, которая всегда была такой сильной, храброй и контролировала себя, становится такой застенчивой и мягкой для него. Он ненавидит, когда сам начинает стесняться, как легко ему чувствовать себя так в эти нежные, эмоциональные моменты, для которых он так не подходит; но ему нравится, что её чувства к нему - это то, что делает это с ней. Ему нравится, что он единственный, у кого есть эта её сторона, что эти чувства к нему и только к нему. Тем не менее, в то время как её застенчивая сторона делает что-то для этой ревнивой части его, он хочет дать понять, что ей не нужно стесняться с ним. Микаса никогда не была такой импульсивной, как он; она всегда сдерживала себя, когда дело доходило до этого. Эрен хочет всего, что она готова предложить. ”Не сдерживай себя, если ты чего-то хочешь", - говорит он ей. ”Мы потратили на это достаточно времени. Если ты хочешь поцеловать меня, ты можешь это сделать.”       Микаса не даёт ему словесного ответа; вместо этого он видит, как её лицо приобретает решительное выражение, а затем она ползет вперед, чтобы почти оседлать его. Есть лишь секундное колебание, прежде чем она наклоняет свое лицо, чтобы поцеловать его, сначала нежно, а затем более требовательно, когда она углубляет поцелуй, изливая в него себя. Одна из её рук находит его затылок и зарывается в его отросшие волосы; другая обвивается вокруг его спины, чтобы крепко прижать его к себе. Часть Эрена хочет руководить, стать агрессивным и взять под контроль поцелуй, высвободить этот огонь, всегда кипящий глубоко внутри него, и поглотить её; но он также хочет позволить Микасе решать, как все будет теперь, когда она взяла инициативу в свои руки. Он позволяет ей вести и позволяет себе раствориться в ощущениях, которыми она хочет поделиться с ним, в шелковистом прикосновении её губ к его губам, в их дыхании и учащенном сердцебиении, как одно целое. Они проводят несколько долгих минут, но все же недостаточно времени, целуясь сильно, почти отчаянно, прежде чем Микаса неохотно опускает руки и отстраняется от него. Она дрожащим голосом напоминает им обоим, что до конца дня нужно сделать еще много дел по дому. Они оба раскраснелись и тяжело дышат. Эрен чувствует себя слишком довольным собой, когда он пьет при виде такой Микасы, её растрепанного вида, когда она поспешно завязывает волосы в хвост, из которого он их вытащил, её покрасневшее лицо и блестящие, припухшие от поцелуев губы. Это далеко от сдержанного самообладания, которое он так привык видеть от неё, и этот взгляд, зная, что он несет за это ответственность, разжигает в нем этот огонь. Он не может дождаться большего; он хочет увидеть Микасу полностью обнаженной под ним, хочет оставить любовные укусы и синяки на её коже, физическое напоминание о том, что она его… Но это может прийти позже, говорит он себе, пытаясь отогнать свои горячие мысли. Как Микаса напомнила ему ранее, у них есть время. Как только их гормоны полностью находятся под контролем, они возвращаются к повседневным обязанностям. Эрен очень сильно концентрируется на своих задачах, чтобы его разум не блуждал. Микаса продолжает учить его большему о жизни, которую она вела одна последние три года, и Эрен рад, что именно он делает так, чтобы ей больше не приходилось быть одной. (Он так, так эгоистично рад, что Микаса никого не нашла за то время, что он ушел от неё. Он никогда не хотел, чтобы она была одна, и ему нравится думать, что он мог бы заставить себя смириться с этим, если бы она нашла кого-то другого, но мысль о другом мужчине с Микасой вызывает у него приступ ревности и ненависти.) Эрену не терпится освоиться с новой жизнью, которую он будет вести с Микасой, но в то же время трудно представить себя живущим так тихо или мирно. Раньше он никогда по-настоящему не задумывался над этой идеей. Даже будучи недисциплинированным ребенком, он всегда ничего так не хотел, как сражаться и что-то менять. Теперь не осталось никаких сражений, потому что чудовищные действия Эрена навсегда изменили мир, заставив ту малую часть человечества, которую он не убил, заключить мир, рожденный кровью и смертью. Так или иначе, он что-то изменил. Эрен не уверен, что спокойная жизнь когда-нибудь подойдет ему, но больше всего на свете он хочет быть с Микасой. Он даст этому шанс, каким бы чуждым ни казалось жить жизнью, не имеющей более высокой цели, чем просто жить. Он знает, что именно такой жизни всегда хотела Микаса, но так и не смогла испытать из-за своей привязанности к нему. Он никогда не мог этого показать, всегда был слишком невежественным или дерзким, а позже цинично оказался в ловушке на пути к одинокому будущему; но Эрен всегда любил Микасу. В глубине души он всегда был благодарен ей за постоянное присутствие рядом с ним, даже когда она расстраивала его, даже когда он беспокоился, что её безрассудная преданность ему приведет её к гибели. Это больше, чем он мог когда-либо надеяться увидеть её и знать, что она сможет прожить долгую, счастливую жизнь после всех страданий, через которые она прошла (всех страданий, через которые он её заставил пройти); и тот факт, что он будет там с ней, намного больше, чем он заслуживает. Эрен не жалеет о том, что выбрал жизнь, но в то же время он прекрасно понимает, что никто не заслуживает второго шанса меньше, чем он. Когда-то он был ленивым ребенком, слишком охотно откладывавшим выполнение любой простой задачи, о которой просили его родители, и вместо этого проводившим время, дремля или мечтая наяву. Теперь, будучи взрослым человеком, совершившим преступления, превосходящие все, что он мог себе представить, он благодарен за каждую рутинную работу, которую необходимо выполнить, за каждую скучную задачу, которая может утомить его тело и успокоить разум. Разговор с Микасой, подтверждение её безусловной и незаслуженной любви, на время отвлек его от мрачных мыслей; но независимо от того, насколько сильно он изменился после этого болезненного разговора и насколько легче он себя почувствовал, ему слишком легко потеряться в мыслях о том, насколько несправедливо его положение. Несправедливо, что судьба Эрена была такой, какой она была: жизнь, полная страданий, которая закончилась тем, что он стал монстром, его смерть была необходима для того, чтобы его друзья жили. Ещё более несправедливо, что именно ему был дан второй шанс на жизнь после того, как он сделал своими жертвами столько миллионов людей. Эрен хочет жить. Он действительно это делает. Он хочет быть с той, кого любит. Он знает, что Микаса счастливее с ним в своей жизни, и он хочет быть рядом с ней, чтобы загладить то горе, через которое он её заставил пройти. Больше всего на свете он хочет всегда быть рядом с ней. Он не уверен, что сможет найти тот же смысл в спокойной жизни, что и Микаса — Эрен знает себя, и он знает, что всегда хочет большего, — но, возможно, он сможет найти смысл в том, чтобы позволить ей испытать жизнь, о которой она всегда мечтала. Может быть, помочь ей обрести это счастье может быть его главной целью, его миссией сейчас. Остаток дня проходит в достаточно приятном тумане, хотя чувство вины Эрена редко покидает его мысли. Он безропотно выполняет свою работу по дому и никогда не отходит далеко от Микасы. Физическая привязанность становится всё более и более распространенной всякий раз, когда они не заняты чем-то другим, и он уверен, что их склонность к этому заставляет вещи занимать гораздо больше времени, чем они могли бы в противном случае. Они проводят каждую свободную минуту, погруженные друг в друга; в конце концов, между ними годы тоски, которую им нужно наверстать. Они идут не дальше, чем под деревом, Эрен все ещё полон решимости позволить Микасе задавать темп до тех пор, пока у него хватит самообладания. Когда они ложатся в постель на ночь и комната освещена только тусклой свечой, Эрен затягивает Микасу в поцелуй, целомудренный, но страстный. С немалой долей веселья он вспоминает предыдущую ночь, их неловкий разговор, когда они пытались решить, кто займет кровать, в то время как на самом деле они оба просто хотели поделиться. Он улыбается ей в губы, желая посмеяться над тем, какими глупыми они могут быть. Весь этот вынужденный разговор прошлой ночью, и они не продержались и дня, прежде чем поцеловались в её постели. Микаса прерывает поцелуй, чтобы спросить: “О чём ты думаешь?” Он почти слышит улыбку в её голосе. Он качает головой, все ещё улыбаясь. ”Ничего особенного, просто думаю о прошлой ночи и сегодняшнем дне. После такого долгого ожидания мы не смогли продержаться ещё два дня, да?” Она издает веселый тихий звук себе под нос и прижимается к нему ближе, положив голову ему на грудь. "Нет. Я ждала этого с тех пор, как мне исполнилось девять. Вот это было время.” Эрен чувствует, как его лицо вытягивается при напоминании о том, как долго она была влюблена в него. Он старается не думать о том, каким неблагодарным отродьем он был так долго, или сколько времени ему потребовалось, чтобы осознать свои чувства к ней, или о том, что он был слишком туп, чтобы когда-либо понять её чувства, или о своем эгоистичном облегчении от того, что она оплакивала его три года подряд, или о любых других бесконечных вещах, из-за которых он должен чувствовать вину. Он обнимает Микасу, и она прижимается к нему невероятно теснее. Пожелание спокойной ночи, которое она бормочет, приглушено его грудью. Он лежит там, обнимая её, и его попытка не думать о том, насколько он недостоин, терпит неудачу. Её дыхание начинает выравниваться, когда он наконец принимает решение заговорить. “Эй, Микаса...” “Мм?” Вопросительный звук, который она издает, сонный, почти очаровательный. “Спасибо, - бормочет он, - что подождала меня”. Его пальцы неловко сгибаются, когда он пытается найти какие-нибудь слова, которые могли бы хотя бы начать выражать то, что он чувствует, благодарность, вину и любовь. Он начинает играть с её волосами, чтобы отвлечься от своего дискомфорта, темные пряди проскальзывают сквозь его пальцы. “Прости, что заставил тебя так долго ждать”. Он сожалеет о гораздо большем, чем это. Ему так много нужно наверстать, и он понятия не имеет, с чего начать, но он хочет этого больше всего на свете. “Клянусь, я сделаю так, чтобы это того стоило.” На мгновение она замолкает, и он не уверен, что она все ещё достаточно бодра, чтобы ответить, а затем она немного отстраняется от него. Он хотел бы, чтобы в комнате было не так темно; он не может видеть выражение ее лица. “Ты уже это сделал”, - мягко говорит она ему. Она возвращается в прежнее положение, утыкаясь лицом ему в грудь, и Эрен крепче прижимает её к себе. Он зажмуривает глаза и пытается не заплакать.