Земли богов и чудовищ

Чем дольше Маверик фон Элдрич лежал, глядя в потолок съёмной квартиры, тем очевиднее становилось для него то, что он ненавидит Пралине всеми фибрами души. С момента из знакомства прошло 18 лет – мелочь по меркам бессмертного существования, да и виделись они не так уж и часто, но осадок всё же оставался после каждой встречи. Продумывать план мести было здорово, тут спору нет, плюс, Пралине обеспечила его жильём, едой и новой одеждой – эти факты бесили фон Элдрича ещё больше – но не когда ожидание часа расплаты занимает годы. Маверик лизнул пустую десну. Зубы, выбитые Радиодемоном, так и не восстановились, видимо, проклятый олень применил какую-то волшбу, но, по чести сказать, это раздражало только первые два или три года. Да и Чарли была скорее подростковым увлечением, а не любовью всей жизни. Потеря статуса? Обидно, конечно, но потом понимаешь, что еда и жильё это уже неплохо, а ад – дыра, откуда ни посмотри. Неважно, где располагается твоё жилище, за окном у всех – панорама Пентаграмм-Сити. Город безнадёги. Стук в дверь. А вот и сгусток ненависти. Устало ворча, Маверик поднялся с налёжанного места. Его не покидало чувство, что он отрабатывает милость этой особы. Хотя постойте-ка. Он живёт на её деньги, а значит, действительно отрабатывает. Другие виды оплаты эту пушистую не прельщают… Хм. А он вообще предлагал секс? Мимолётное животное влечение испарилось сразу же, как Пралине вошла в квартиру в привычной ей порывистой манере: – Я чую, день настал! Сегодня мы его найдём! – Это вдохновляло только первые десять раз, – также не здороваясь, проронил Маверик, закрывая за ней дверь, – Ещё немного, и мы заблудимся в этом лабиринте окончательно. – Скажи ещё, что там воняет. – Да привык уже, – неохотно признал парень, пряча руки в карманы пижамных штанов. Все эти годы они с Пралине методично искали Штормовое Око в Старом Городе – системе тоннелей под Пентаграмм-Сити, где по легенде хранилась эта мифическая чешуйня. Единственная проблема заключалась в том, что по законам мироздания туннели ещё дополнялись системой канализации и периодически были завалены неперерабатываемыми отходами, что порождало незабываемую симфонию ароматов. Маверик не мог себе представить, как Пралине вообще отмывает это амбре от ушей и хвоста. Хотя говорят же: для бешеной собаки семь вёрст не крюк. Вспомнив о бешенстве, фон Элдрич хмыкнул. Лишь ценой перекопанного вдоль и поперёк Интернета ему удалось установить точный диагноз своей визави: синдром де Клерамбо. – Они ещё заплатят, непременно заплатят за то, что сделали с моим Валентино! Маверик закатил глаза. Вот она, болезнь в действии. «Милая мордашка» – это были единственные слова, когда-либо сказанные Валентино в адрес девушки. Больше того случая на кастинге моделей они не пересекались, анкета Пралине была отклонена. Но такого крошечного раздражителя для психики оказалось более чем достаточно: Пралине волочилась за демоном-сутенёром по пятам, не слушая ни подруг, ни здравый смысл. Самому Валентино было плевать на неё, сумасшедших фанаток у него и раньше было пруд пруди: одной больше, одной меньше – какая разница? Пралине, впрочем, это особо не мешало: как понял фон Элдрич, эротомания заставляет мириться с отсутствием каких-либо отношений и радоваться, даже если объект обожания виден только мельком и совершенно тебя игнорирует. И вот однако же: Валентино наскочил на барьер между мирами и погиб, а ненормальная любовь осталась. И делай с этим, что хочешь. Например, вынашивай план мести тем, кого считаешь виновными в смерти своего любимого. Пока Пралине сверялась с чертежом Старого Города, едва ли не водя по нему носом, Маверик занимался единственным доступным ему развлечением: отыскивал недостатки. Много сил прилагать и не требовалось, в Пралине было дисгармонично всё, кроме, разве что, симметрии правой и левой сторон тела. Душеткачи слепили её из черт мало кому известного зверя – перевязки, и, похоже, и сами не особо были знакомы с этой мелкой тварью, похожей на пятнистого хорька. У Пралине была довольно большая голова, широкая шея, и при этом – маленькое и изящное тело с тонкими ручками и ножками. Её хвост с парой заломов позвонков ближе к середине поднимался под странным углом, напоминая Маверику флажок на почтовом ящике. И, словно этого было недостаточно, душеткачи одарили своё чокнутое изделие белыми ресницами на верхних и угольно-чёрными – на нижних веках, из-за чего Пралине в иные дни казалась звериной вариацией Пьеро. «Перерисовал бы тебя хоть кто-нибудь» – мысленно послал девушке сигнал Маверик, пока та осатанело штурмовала карту, намечая их сегодняшнюю зону поисков. И – что выбивало Маверика из колеи – каким-то непостижимым образом Пралине умела зарабатывать деньги. Хорошие деньги. – Чем ты занимаешься? Я имею в виду, по жизни? – однажды спросил её фон Элдрич в тот период, когда он ещё надеялся на какое-то сближение с этим загадочным существом. – Танцую, – последовал ответ. – И что же ты танцуешь? – Маверик втянул носом запахи, но не уловил на одежде девушки примесей запахов других грешников или демонов. Ни с кем не спала. – Это особые танцы. Для особых клиентов. Поверь мне, ты не захочешь это видеть. Помнится, именно высокомерный тон с претензией на великую тайну заставил Маверика отступить перед этим суетливым диспропорциональным Сфинксом и больше не задавать подобных вопросов. Приносит деньги и не капает на мозг 24/7 – и на том спасибо. – Сюда и сюда, – наконец, вынесла вердикт Пралине, выйдя из режима «турбо» и востря уши в сторону холодильника, который сама же и наполняла. Маверик знал, за чем она шла: безалкогольное пиво с фруктовым вкусом. Редкостное извращение. Уж либо пить газировку, либо бухать – но не что-то посередине. Щёлкнув жестяным ключом банки, Пралине села на подоконник. Её пятнистый хвост с белым кончиком согнулся, не к месту навевая мысль о диковинной пушистой монтировке. Красный свет улиц Преисподней сглаживал диспропорции силуэта, и девушка казалась вполне симпатичной. Особенно когда молчала. – Ты ешь вообще? – фон Элдрич и сам не понял, зачем задал этот вопрос. – Что? – не оборачиваясь, спросила она. – Еду. Я ни разу не видел, чтобы ты ела. – А. Меня кормят танцы. – Ты это сейчас серьёзно или в переносном смысле?.. А, погоди. Ты жрёшь энергию? – Ага, – судя по всему, её саму ни капли не восхищал сей феномен. На этом можно было завершить разговор, и Маверик даже достал из холодильника сэндвич, чтобы заткнуть себе рот, но что-то пошло не по плану: – Слышал, что Люцифер собирается знакомить ад со своим внуком. На днях. – Я в курсе, – Пралине кивнула, глотнув пива. – Если найдём твою мистическую приладу, то даже не понадобится никуда идти: 12-летний пацан беззащитен. – Опасно. Я его не трону. – Что, великая Пралине боится Люцифера? – Не Люцифера, – повернулись к нему глаза цвета меди, – Его внука. – Пф, ты это сейчас серьёзно? Обычный пай-мальчик, я читал, что солнышко Фидеса ему не по нраву, и он очень тихий. С чего ты его испугалась? – Что-то… внутри, – демоница-перевязка поёжилась, – Он… не так прост, как кажется. – Это из-за того, что малец был зачат в Катакомбах, этой их аномалии? – Не знаю. Но я его не трону. В нём… бездна, – на секунду забыв о человеческой составляющей, Пралине по-звериному быстро облизала нос. Маверик проигнорировал это проявление двойственности, не забывая о негласном этикете ада: – Что ж, я хотел сделать задачу попроще, но если не хочешь, не надо. Кстати, а что ты будешь делать, если месть удастся? Танцевать? – Больше в моей жизни не будет никакого смысла, – последовал неожиданный ответ. – Думаешь, они тебя казнят? Да брось, мы обстряпаем всё чисто. А даже если нет, я знаю всё закоулки Преисподней. Поверь мне, затеряться здесь легче лёгкого. Проверено, – он не без довольства зарыл пальцы в свои чёрные волосы. – Мне наплевать на казнь, я просто… хочу распорядиться своей судьбой самостоятельно. Пару секунд спустя до Маверика дошло: – Ты собираешься убить себя после мести? – Да. – А как же… – Я оставлю тебе немного денег. Хватит на первое время. – Не, я не об этом. Зачем умирать? – Чтобы быть с Валентино. Где-нибудь, – она облокотилась на осыпающуюся штукатурку, снова переводя взгляд на город, – Иногда я слышу его голос в ветре и клаксонах машин. Однажды я научусь говорить с ним на этом языке. – И всё же ты – чокнутая, – покачал головой Маверик, вгрызаясь в сэндвич. – Пусть так, – едва слышно произнесла Пралине, – Зато у меня есть какая-никакая, но цель. И я её достигну.