Земли богов и чудовищ

Основное отличие стратегии Кьяры от таковой у Хелен заключалось в том, что первая предпочитала вести себя ожидаемо: орать и колотить в дверь, изображая воистину демоническую злость от наложенного запрета. – Да хватит! – послышался но ту сторону голос Энджела, – У нас серьёзная ситуация, а ты ведёшь себя как ребёнок! – Так выпустите меня, я помогу! Как взрослая! – Кьяра уже потеряла счёт своим восклицаниям, не забывая при этом выжидать оптимальный момент. Как так говорилось? Знай, когда драконом яриться, а когда змеёй ползти. Хелен вот избрала тактику дохлого опоссума, и, подождав, пока все отстали, усвистала на поиски Джеронимо. – Дала ты маху, сеструль, – пробурчала Кьяра, жуя кое-что из своих запасов в перерыве между атаками на дверь. Вроде и сердилась, ведь они делились всем, но при этом и искренне восхищалась. Это будет покруче приключений Адиры в исполнении тёти Нифти, вот уж точно! Волнение тоже периодически закрадывалось в сердце Кьяры, но молодая мамбо гнала его поганой метлой. Если терять голову, предполагая худшее, никаких сил не хватит. Суматоха во дворце будто подстегнула вечер, и казалось, он заглянул на Фидес раза в два быстрее. Да уж. А раньше дни тянулись. В перерывах между воплями Кьяра не забывала вострить ушки. Слух докладывал ей о Рэе и каких-то его делах с правительницей. Тот ещё спаситель мира, ага. Наконец-то его эго перенаправится в нужное русло. Несмотря на напряжённые отношения, Кьяра всё же не испытала к парню ненависти. Да, гонористый, да, заносчивый, но не сказать что на пустом месте. Судя по всему, ему там выпала честь участвовать в общей движухе. А вот это несправедливо. Рэй в свои шестнадцать, выходит, не ребёнок, а она в семнадцать – дитя неразумное. Что за двойные стандарты? Распоряжение! Закончив с горкой орешков и цукатов, молодая мамбо прислушалась. Пресветлая Богиня Львица направлялась в Преисподнюю, к сыну и супругу, тогда как Совету было велено передислоцироваться на Змеиные источники. Значит, нужны ресурсы мастерской обоих Пентиусов. Да что же там такое приключилось-то? Неважно, у Кьяры есть свой план, и Кьяра воплотит его в жизнь. Ради Хелен! – Я найду тебя, сеструль, береги хвостик, – убедившись, что снаружи не слышно ничьего топота, снова подобралась к двери Кьяра, заглядывая в замочную скважину. И зачем только, спрашивается, родители знают, что оставлять ключ чревато. А вот чего они не знают, так это парочки приёмов вуду. Укусив себя за мякоть большого пальца и притоптнув, чтобы не ойкнуть, Кьяра начертила вокруг замка несколько веве, а затем погладила дверную ручку: – Дерево-дерево, славные щепочки, обними щеколду до писка, до одури, как любимого, как возлюбленную, дерево-дерево, свежие листики. Шпон вспучился, и сквозь узор годовых колец пусть и неохотно, но попёрла молодая поросль. Металл жалобно заскрипел, и звучный «крак» дал девушке понять, что она свободна. – Ха, профаны, если я чего хочу, мне не преграда ни сундук, ни цепи, ни дно морское, – довольно проурчала Кьяра, открывая дверь, и… втемяшилась в Кезефа. Министр обороны чуть заметно приподнял одну бровь: «Хитришь?» – А, дверь, – молодая мамбо выжала из себя одну из самых обворожительных улыбок а-ля дурочка, – Ты представляешь, какая жуткая тут влажность, вон, даже дерево прорастает! А что это у тебя? В руках ангела был ключ. «Тихо» – упреждающе выставил ладонь Кезеф, когда девушка, обрадовавшись, едва не взвизнула от восторга, – «Я верю тебе». – Ты бы хоть намекнул, я тут... – она показала на вывороченную щеколду, но затем резко встряхнулась, – Неважно! Нам надо в Катакомбы! «Уверена?» – Я расскажу, только... – Кьяра шустро огляделась, – Забери меня отсюда, пока никто не заметил, что я выбралась. Кезеф кивнул. По более чем сосредоточенному лицу ангела было ясно, что нарушение приказа даётся ему нелегко. – Эй, – ободряюще улыбнулась ему девушка, – Можно быть хорошим солдатом, но при этом плохим кроликом. Не ручаюсь за точность цитирования, это из «Обитателей холмов». Не похоже было, что у Кезефа прямо очень отлегло от сердца, но решение он всё же не поменял. Выйдя на ближайший балкончик, служивший ангелам взлётной и посадочной площадкой, министр похлопал по плечу, намекая на способ передвижения. Решив, что преисполнится потом, Кьяра приобняла его шею и лишь плотнее сжала челюсти, когда крылья беркута поймали воздушную волну и без труда понесли их в сторону Начального леса, одного из самых безопасных мест, где можно было поговорить без свидетелей. *** На этот раз свидетели были последним, что интересовало Аластора, когда он прибыл в Преисподнюю и понял, что Алисон не берёт трубку. – Мальчику нужно больше свободы, Бэмби, – флегматично заметил Люцифер, когда правитель Фидеса набрал его номер, – Ты же не собираешься всю жизнь держать его привязанным за резинку от трусов? Аластор с большим трудом сдержался от рычания: – Я даже не знаю, о чём сейчас надлежит напомнить, об исчезновении Хелен или о том, как Алисон появился на свет. – За Хелен я волнуюсь не меньше вашего, – тут же последовал ответ, – А что касается рождения Алисона, то это было давно, и, если мне не изменяет память, всё обошлось... Ты там, или уже трубку бросил? – Там, там, – Аластор потёр глаза большим и указательным пальцем, чтобы избавиться от картинки, восставшей из памяти как по мановению ока. Чарли с недвижимым свёртком в руках. «Он не дышит и пульса нет» Быстро же Люцифер забыл об этом! – Пока ты не принялся квохтать, словно встревоженная несушка, скажу, что твой сын и его маленькая свита отправились в библиотеку, думаю, ты не забыл, что в таких местах принято ставить телефон на беззвучный режим. – С охраной хоть? – Я, по-твоему, совсем дебил? Разумеется, у нас Преисподняя, а не песочница! Всё, не отрывай от работы. От работы, ага. Работник не удосужился даже пройти до библиотеки, хорошо Алисон пошёл мозгами в Лилит. Сбросив звонок и в который раз пожалев, что кремом от раздражения нельзя намазаться изнутри, Аластор уже было поспешил в нужном направлении, но портал сверкнул снова. – А, Табрис, – увидет, что из прохода между мирами высунулся ещё и ангел, подождал его правитель Фидеса. Табрис поморщился, наступив на горячий асфальт своими босыми ногами, а затем вдруг встопорщил перья, глядя куда-то вверх. – Надо бы всё же уговорить тебя на сандалии или вроде то... – начал было Аластор, но, сообразив, что телохранитель сына смотрит на что-то, тоже задрал голову к небу, застав промельк большой серой фигуры. Это был ангел, но не один из живших на Фидесе, а... «Пура, господин забвения» – Табрис был так удивлён, что попеременно то пушился, то приглаживал перья. – Куда это он? – в голове правителя Фидеса развернулась карта Пентаграм-сити, и предполагаемый маршрут магическим образом совпал с библиотекой. Даже если этот вестник ужаса обстряпывает какие-то другие дела, лучше поспешить. «Милорд, только найду площадку, где спрыгнуть», – без слов понял его Табрис, расправляя свои громадные крылья. – Эй, вы, допотопные! – вдруг донёсся до них вызывающий голос вкупе с автомобильным гудком. Гости с Фидеса синхронно обернулись. Из роскошного авто им махал Вокс. – А давно ты нам помогаешь? – решил для порядка уточнить правитель Фидеса, заскакивая на заднее сиденье и помогая Табрису сложить его крылья в удобоваримый кокон, дабы не обтрепать перья. – Я бы не стал, это всё он, – Вокс указал на дружелюбно улыбнувшегося пассажирам Бакстера, – Как увидел вас, заверещал как резаный. – Нечего Фаберже мериться, мы все тут ради Алисона! – тут же встопорщился рыбообразный новичок. К удивление Аластора, Вокс лишь хмыкнул, выжимая педаль газа. Вот так дела. Влюбился, что ли? В любом случае, повезло, так они доберутся как раз вовремя. Тигром ревущий мотор не подкачал: когда Пура стал делать характерные для ангелов круги, чтобы приземлиться, честная компания уже была возле библиотеки. – Алисон! – заметив, что сын тоже вышел из здания, дабы увидеть новоприбывшего гостя издалека, подбежал к сыну Аластор, – Не выходи. – Но почему? Кто это? Звучные хлопки доложили о том, что Пура приземлился, замысловато притоптнув ногами. Повернувшись к нему, Аластор понял, в чём дело: основой для Пура послужил андский кондор, а они иногда подпрыгивали, поддерживая равновесие. Маска мешала дышать в жаркой атмосфере, поэтому ангел забвения, не мешкая, снял её, явив миру совершенно бесстрастное костистое лицо с черепом, на котором не значилось ни волосинки. Ничуть не удивлённый происходящим, Пура смотрел прямо на вход в библиотеку, а затем, не выказав ни единой эмоции, вытянул когтистый указательный палец в сторону Алисона: «Халуль». Аластор не знал, что это за слово, но его сын вдруг двинулся навстречу огромному ангелу, снившемуся всей Преисподней в кошмарах. К тому, кто отдавал их на милость душеткачей, не пролив ни единой слезы. Строгий судия, отнимавший память о любимых. – Куда Вы, молодой господин? – перехватил его за плечо Бен. К телохранителю присоединился и Табрис, но словно бы как-то нерешительно. – Его глаза... – Алисон говорил словно сомнамбула, – Его глаза... Совсем как мои. «Халуль» – снова повторил Пура, совершая хватательные движения пальцами. – Не знаю, что тебе надо, но ты не тронешь моего сына, пока не объяснишься! – Аластор встал на пути наследника престола Преисподней, загораживая его собой. Ответом послужил пристальный взгляд из разряда тех, что бывает, когда человек видит грязь на ботинке. Жабо из серых перьев на плечах Пура еле заметно взъерошилось: «Аластор. Серийный убийца, чьи руки до сих пор по локоть в крови. Кто же искупает грех, беря на душу новые?» – Что? О чём вы говорите? Мой отец не такой! – вскричал Алисон, снова выходя вперёд. «Но это правда. Спроси его сам. Он чистит эти грешные земли во славу твою, халуль» – Пура прищурился, краешком когтя касаясь лба мальчишки, – «Который рождается в смерти и взрослеет в боли». – Отец… – Алисон повернулся очень медленно. Было заметно, как он побледнел, – Отец, это правда? То, что он говорит – правда? Ты нарушил данное нам обещание, и… – Я не мог допустить, чтобы ты правил миром насильников и убийц, – не стал отбираться Аластор. – ДА КАК ТЫ ПОСМЕЛ?!! Правитель Фидеса моментально поднял голову от ботинок. По асфальту пробежала волна, дробящая покрытие на трещины. – Назад! – первым сообразив, в чём дело, придержал Бена и Табриса Вокс, – Алисон готовится к принятию истинный облик, и он в ярости. Замерев в предательском стопоре, Аластор только и мог что смотреть, как кожа его сына дробится на крокодильи чешуйки, а из брюк прорывается хвост самой страшной рептилии Африки. Губы мальчика изогнулись, выпуская наружу клыки, более похожие на таковые у кабана или бегемота, а после он грузно опустился на четвереньки: шестиметровой капрозух, наследник богини Амат.