Земли богов и чудовищ

Пока на Фидесе, в Преисподней и в Адливуне решались вопросы поистине мирового масштаба, было одно действующее лицо, оставшееся не у дел. Ни кто иной, как Джеронимо. Он был рад видеть Алисона, но поговорить толком не удалось: брат и сестра ушли в комнату, потом был тот злосчастный телефонный звонок, после вылетела рассерженная, словно фурия, Ласт, покидала всем еды и продолжила бушевать, наводя какие-то порядки в отеле: до юноши до сих пор доносился грохот передвигаемых предметов да тихие попискивания мюлингов, которые поначалу жались к его ногам, а потом, осознав, что буря в виде рассерженной шаманки отошла подальше, снова принялись за свои незамысловатые игры. Один, в свитере холодного зелёного цвета, было потянул юношу за штанину, но тот вежливо отказался, и то ли зверёк, то ли ребёнок, кивнув ему, с радостью принял приглашение своих товарищей, мигом позабыв о том, кого вовлекал в их весёлую возню. Это было не время для грусти, но Джеронимо вдруг испытал её с новой силой. То же самое было и на Фидесе, несмотря на все попытки Хелен вовлечь его куда-либо. Когда это началось? Со времени, когда он был маленьким, и оказалось, что из-за бестолковых перьев Джеронимо не сможет ходить в школу, как все остальные? Или это было изначально, как расползающееся пятно у него внутри, которое выводило людей за границы его маленького личного мира? И снова это чувство. Погладив прорезавшиеся на предплечьях перья, парень закрыл глаза и ощутил то, что резонировало в нём уже который час. Чрево звало его, готовое приютить и принять таким, какой он есть. В очередной раз возникла шальная мысль: выпросить у Хелен и Алисона телефон и позвонить родителям, сказав, что судьба его нашла, но нет. Так нельзя. Может быть, ему бы сгодилось, но вот общество, которое требует сыновьей почтительности и абсолютно точного соблюдения всех правил приличия, не простит ему подобных вольностей. Это звучало эгоистично – и при этом Джеронимо понимал, что это не совсем так, ведь на его уровне всё складывалось правильно и ладно, однако этот мир, неважно, какой точно, Адливун или Фидес – не хотели отпускать его прочь. Наверное, нечто подобное чувствует бабочка, впервые шевелясь в своём коконе и понимая, что её тело изменилось, но даже если вылезти из этой оболочки, придётся потратить некое количество времени, суша крылья и приводя себя в состояние готовности к полёту. Джеронимо был готов. А вот инструмента у него не было. До того, пока не начались вопли в исполнении Ласт, он попробовал расспросить о возможности добычи чего-то похожего на сямисэн у Чизизи, но увы, не получил никакого дельного ответа. Щипковые инструменты были в Адливуне не в чести. И как прикажете возвращаться к Чучуне? Белый гигант хоть и говорил, что инструмент неважен, но Джеронимо был уверен, что прийти без сямисэна обратно в Чрево это всё равно что собраться на званый вечер и не надеть штаны. Что за музыкант без своего инструмента? Певчая птица, которая открывает клюв и не издаёт ни звука. – Тут движ повсюду, а ты что-то не участвуешь, – шагов не было слышно, но по голосу он узнал Джой. Как и Хелен, Джеронимо понимал, что эта Джой может оказаться «той самой Джой», а значит, приходиться ему родной бабушкой, но интригу не раскрывал, закономерно полагая, что это – да, и это тоже – не его дело. Уже даже как-то смешно становилось, тут решаются судьбы мира – а он на обочине, страдает по своему сломанному инструменту. Какая ирония. – Я вообще редко в чём-то участвую, вот, как обычно в сторонке, – решил не кривить перед ней душой Джеронимо, облокачиваясь на спинку покрытого шкурами дивана. – Ха. Ты думаешь, я везде главный герой? – скопировав его интонацию, Джой взлетела на кресло рядом, устраиваясь поудобнее. Там лежала подушка, поэтому женщина-андросфинкс по-кошачьи помяла её, вонзая когти в плотную ткань. На лице грешницы появилось выражение довольства, которое, впрочем, исчезло так же быстро, как и появилось, – Так и что ты собираешься делать? – Хотел вернуться в Чрево, что же ещё, – пожал плечами Джеронимо. – Так иди, – фыркнула Джой. – Так нельзя, – неизвестно почему, но рядом с ней юноше хотелось возмущаться, делать то, чего он никогда не позволял себе рядом с другими взрослыми, да и со сверстниками тоже, – Иначе я последняя неблагодарная тварь, не ценю того, что для меня сделали, плохой друг и отвратительный сын. Так что я прилежно поискал хоть какое-нибудь подобие сямисэна, но у вас тут небогато на инструменты, сделать мне его не из чего, поэтому я, как и привык, расслабился, сложил руки на колени и жду, пока меня привлекут – или не привлекут, я пока не знаю – к общей движухе. Кстати, напомнить, кто отчитал меня за презрение к ценностям общества? – Это просто не могла быть я, взгляни на меня, толку ноль, какое мне воспитание молодого поколения? – она едва сдержалась, чтобы не почесать волнистое каре задней лапой и усмехнулась снова, – Но что-то же ты можешь делать. – О, да. Могу переваривать продукты и делать из них простейшее органическое удобрение. Ещё я дышу и моргаю. Полезно? – Надо же, – на этот раз женщина-пума привстала, слегка выпустив когти на передних лапах, – А при первой встрече ты не показался мне таким решительным упрямцем. Привык играть роль непонятого поэта? – Перестал выдёргивать перья, – указал на руку Джеронимо, – Теперь они прорезались, и больше меня не беспокоят. Но это бы что. Зов из Чрева просто сводит меня с ума. Тот самый случай, когда от тебя чего-то ждут, но ты без понятия, как это дать. И я не то чтобы не привык, так проходит вся моя жизнь, но вот теперь мне кажется, что ответ надо искать как можно быстрее. – Если подумать, – она снова улеглась, вытянув задние лапы вдоль подлокотника, – Ты являешься проводником для тех душ, которые решили обрести покой, совсем как Чучуна. Но разве ты видел у Чучуны хоть какой-нибудь инструмент? – Нет, – Джеронимо нахмурился, поскольку это пока не приходило в его голову, – Но, наверное, он ему и не нужен, всё же Чучуна не человек, а некое магическое создание, в отличие от меня. – Так может ты тоже магическое создание, только молодое. Вспомни историю про Гадкого утёнка, разве же в начале было понятно, что он превратится в прекрасного лебедя? Его воспитывали утки, так что он просто не знал о том, каким ему надлежит стать в будущем. Вот и ты можешь играть на сямисэне, не подозревай, что у тебя есть способности, позволяющие обходиться и без него. – Но раз так, что мне делать? – напрямую спросил юноша. – Я думаю, – Джой привстала, спрыгивая на пол, – Тебе нужно попрактиковаться. Пошли. Озадаченный, Джеронимо последовал за ней через несколько коридоров «Хайдаута», пока женщина-андросфинкс наконец не остановилась возле маленькой комнатки. Там было не заперто, Джой толкнула дверь лапой, и юноша понял, что это не что иное, как её комната. – Не буду извиняться за бардак, я редко здесь живу, и в принципе не люблю наводить марафет где бы то ни было, – сразу же обозначила принципы внутреннего убранства хозяйка помещения, останавливаясь аккурат посередине комнаты, на ковре с абстрактным узором, отдалённо напоминающим что-то восточное из-за использованных цветов: жёлтый, красный, зелёный, – Здесь довольно спокойно, и ты можешь потренироваться. – Как это? – не понял юноша. – Я точно не знаю, но наверное, это будет похоже на Ласт с её камланием, когда она призывает духов и всякое такое, – сев в позу тэффи, Джой обвила лапки хвостом, – Она не всегда пользуется бубном, порой просто садится, закрывает глаза и что-то там себе бормочет, потом глядишь – и Ласт уже окружена духами, этими её оленями, наверное, ты ещё не видел, но выглядит круто. – У меня нет никаких оленей, всё что я умею, это играть на сямисэне. – Великие северные ветра, ну в кого ты такой непробиваемый? – обогнув его полукругом, Джой пихнула юношу в колени, заставляя сесть на ковёр, – Вот, даю тебе хорошее место, теперь размыслим, что ты можешь сделать. Просто... не знаю, закрой глаза и представь себе этот твой сямисэн, будто ты держишь его в руках и собираешься наигрывать мелодию. Ты же помнишь, как и что делается, верно?.. И чего ты на меня уставился, начинай давай! Пусть в глазах Джеронимо и был написан неслабый скепсис, всё-таки он сделал так, как она велела, сев по-турецки и представив тёплую нагретую древесину и струны, которые столько раз не отказывали ему в самых причудливых композициях. Помнится, он любил слушать музыку, ещё сидя на коленях у матери. На чём она играла? Кажется, это был ксилофон, один из тех, которые делают для детей, сейчас у них его нет – Молли большая любительница делиться детскими вещичками со всеми страждущими, тогда подобные товары были не в широком доступе, и адливунцам приходилось изобретать для новорождённых что-то своё, практически с нуля. Но Джеронимо помнил, когда, едва научившись удерживать собственную голову, он впервые услышал то, что являлось основами для музыки. Вспомнил свой восторг от того, когда понял, что если прижимать струну, она может давать разные звуки, разные сочетания с другими, также прижатыми или отпущенными на волю. Музыка была повсюду, разная, когда гармоничная, когда не очень – но всегда прекрасная. У всего на свете была своя мелодия, и все они вдруг резко устремились к Джеронимо, словно стайка перелётных птиц. Вот сидит Джой, и кажется, что её сердце бьётся в стиле свинга, очень похожего на то, что звучит и в душе дяди Ала, возможно, потому, что они в своё время были близки. Где-то неподалёку Хелен, это нечто ритмичное, с примесью электро, совсем как её живой и оптимистичный нрав. Глубокая фуга для Алисона, стильный инструментал с басами для Ласт с её таинственными ритуалами, лёгкая арабеска для Чизизи. Есть и те, чья музыка души нечитаема, например, Анубис, это что-то за гранью воображения, то, что недоступно человеческому уху, но наверняка тоже довольно глубокое, соответствующее своему владельцу. Своя мелодия была и у того мюлинга, которому он помог раствориться в Чреве. Своя музыка и для Чучуны, нечто воистину невероятное, сплетённое из сотен и тысяч тех, которых проводил он. И нечто похожее… Да... И нечто похожее образует душу Джеронимо, просто созданную для того, чтобы и провожать любого, кто пожалует к ним в Чрево. Растворять их музыку, вбирая ноты и мелодии в себя, навечно, для того чтобы хранить память о тех, кто предпочёл покой и слияние с породившей их Вселенной. Пальцы юноши напряглись, что-то почувствовав, и он открыл глаза. В его руках, сверкая, появилась золотисто-белая молния, обретавшая черты инструмента. Словно живая энергия пролегла от одной руки до другой, образовывая то, на чём ему было удобно играть. Магия закончилась также внезапно, как началась: сверкнув, вспышка вдруг погасла, юноша даже отшатнулся, хотя было вовсе не больно, скорее, просто неожиданно. – Получилось! – притопнула мохнатыми лапами Джой, – Правда вышло! Хорошее начало! – Но оно погас... – начал было Джеронимо, но женщина-андросфинкс встала, шлёпнув его пышным хвостом по губам: – Что это ещё за упаднические настроения? Получилось один раз – получится снова. И только не говори мне, что ты один из тех, кто ждёт этого метафизического вдохновения, чтобы взяться за игру! – Но если оно исчезает, сыграть на нём не так-то просто, – Джеронимо казалось, что это логичное соображение, но на этот раз он получил уже лапой, пусть и легонько, но всё равно довольно весомо, сила у Джой всё же была звериная, а не человеческая: – Балда! Если получилось один раз, получится снова, и когда-нибудь ты точно удержишь эту... Как бы это сказать, ментальную штуку? Не суть! Если ты действительно хочешь быть частью Чрева, если это твоё признание – работай над собой не покладая рук, пока не получится то, что ты хочешь. Пусть в тебе сомневается кто угодно, пусть кто угодно говорит, что это не твоё и ты для этого не создан, но ты просто продолжай, раз за разом – и добьёшься успеха... Ай, – она отвлеклась, попятившись, и привстав, взглянула на собственный живот, в меху которого был чётко виден шов, – Раньше там никогда не жгло. – Может, просто села неудобно, – вежливо предположил Джеронимо, предположив, что сработало какое-то глубинное воспоминание, но Джой лишь хмыкнула, снова садясь поудобнее: – Если нас и правда эвакуируют, времени в обрез, поэтому я посижу здесь, в случае, если у тебя упадёт мотивация. Уверяю, нас никто не хватится, ресепшен только что инеем не нанесло, а твои друзья вовсю заняты планами спасения. Так что давай, делай то, к чему у тебя лежит душа, а я тут за тебя поболею. – Спасибо, – Джеронимо почувствовал, как его глаза увлажняются, но смог сдержать слёзы. Было очень приятно, что в него поверили и не осудили. – Что ж, Чучуна-младший, давай, вспоминай, как это было, и воспроизводи, – поторопила его Джой, снова располагаясь напротив него и глядя, как юноша закрывает глаза. Пусть и смутно, но она чувствовала связь между ними, а ещё, глядя на нахмуренный лоб, улавливала черты, оставшиеся там, в её земной жизни. Шов отзывался тупой болью, но женщина-андросфинкс игнорировала это. Превратиться в адлета она всегда успеет, а вот сделать что-то действительно хорошее – для этого времени всегда в обрез. Пока это просто боль в животе, а не снова прущая шерсть, всё в порядке. Главное в это верить.