Земли богов и чудовищ

Когда Пура, расправив громадные крылья, взлетел вверх, несся за собой Алисона словно какую-то авоську, паренёк успел подумать о том, что он, возможно, первый за историю ада демон, который проделывает путь не вниз, а наверх, через эти низкие облака, совершенно неотличимые от смога местных производств. Ангелы без проблем летали туда-сюда ещё со времён, когда спускались на чистки, и чуть позднее, эвакуируя своих не проснувшихся сородичей, а вот демоны... Нет, ему и раньше приходилось летать вместе с Табрисом, только ночью и на Фидесе, здесь – никогда. Ангелы говорили, что это одно и то же небо, но Алисон был в корне не согласен. Возможно, для них, жителей облаков, и одно и тоже, но для него... Паренёк непроизвольно задержал дыхание, почувствовав, что стало холоднее, но воздух никуда не девался, и Алисон задышал снова, так и не удостоившись горной болезни. Путешествовать во сне было не так страшно, теперь же прихватило сердце. В конце концов, это его судьба! Но почему он напуган? Наверное, дело было в спешке, с которой Пура упрашивал его подняться наверх. Ещё ничего не произошло, что же такое важное ангел хочет показать? Чуть приподняв голову, сын Аластора посмотрел на волевой подбородок распределителя душ, но Пура даже не шелохнулся. Понятное дело, он летит, ему до переглядок, но всё же... Выросши в поистине мультикультурной обстановке, Алисон привык общаться с ангелами, что с Табрисом, что с Кезефом, что Кадмиэлем, который осматривал его в детстве в попытке вылечить наряду с дедушкой Малом, но Пура был другого сорта. Или же, возможно, его грызло нечто такое, до чего наследнику престола Преисподней было ещё не достучаться?.. Полоса облаков закончилась, из рыжеватых и серых они стали белыми, но потом потемнели снова. Путники, оказались в тёмном облаке, обители Пура, где осуществлялось распределение. Где-то под ними остался пятый, бывшее обиталище Ира, которые ныне сторожил телескоп на Фидесе. Впервые увидев место распределения, Алисон заметил, что то отчасти похоже на древний амфитеатр, по рядам которого расположились едва заметные глобулы, словно места зарождения молодых звёзд. Неужели это скопления душ? И это то самое, что имел в виду Пура, говоря, что кому надо, дождутся? Вот и они. Душеткачи. Алисон уже видел их, только в уменьшенном размере, тех, что высовывались из-под полы одеяний ангела забвения. Дети и взрослые? Деревья и саженцы? Эта форма жизни оставалась для паренька непонятной. Но он знал точно: они отличались что от животных, что от растений Фидеса. – Я не уверен, что могу стоять... Ой, выходит могу, – когда его опустили на неровную поверхность облаков, Алисон сначала струхнул, но потом понял, что ноги никуда не проваливаются. Было ли это проявлением его дара, наследственности или чего ещё, выяснить не было никакой возможности. По-хозяйски оглядевшись, Пура поманил мальчишку следом за собой, также делая движение, чтобы притянуть к себе один из к крохотных сгустков. При приближении глобулка стала более прозрачной, словно мыльный пузырь, и ангел забвения легонько дотронулся до сферы, заставляя её лопнуть. Алисон с трудом заставил себя не отпрянуть, когда такой крошечный объект вдруг превратился во взрослого мужчину, который рухнул аккурат ему под ноги. Это был самый что ни на есть обычный человек, но наследнику престола Преисподней даже пришлось проморгаться, уж слишком он не привык к виду кого-то, не наделённого чертами животного, или, на крайний конец, крыльями. В джинсах и рубашке поло, смуглый, со щетиной, но странно вывернутый. Что с ним было не так? Уж больно неестественная поза. Что-то подобное Алисон видел в замороженных брикетах рыбы, когда их откалывают, а добыча, подвергшаяся шоковой заморозке, никак не может принять исходную позу, спрессованная как повезёт. Что могло бы так изогнуть? Автомобильная авария? Нет, кости нигде не торчат, он абсолютно целый, но так вывернут, что... Только обойдя его полукругом, наследник престола Преисподней понял причину. Глаза незнакомца были широко открыты, но он не моргал, а на его лице тонкими нитями виднелось некое подобие плесени. Она не пушилась, как та, которая бывает на давно оставленных фруктах, а скорее, была похожа на тончайшую серую сеть, которая опутывала всю его кожу под одеждой и виднелась даже на руках. «Она нужна, чтобы упасть» – негромко пояснил Пура, убедившись, что его гость разглядел всё, что нужно, в мельчайших деталях. – Чтобы упасть? – недоумённо переспросила Алисон, а затем, вспомнив, что внизу, кивнул, – А... туда... Это то, что обездвиживает? «Она сгорает в атмосфере ада» – совершенно не волнуясь, ангел забвения снова сделал пасс руками, и огромное тело скаталось в крохотный шарик, отплывая на исходное место. Было заметно, что для него это привычная рутина, уже не вызывавшая никаких эмоций. – Зачем ты его убрал? – недоумённо оглянулся на ангела Алисон, – Я мог бы сразу забрать его, и остальных тоже… О чём ты молчишь? Что я должен знать? «Если ты заберёшь их, ты должен забрать и душеткачей» – последовал ответ. – Что ж... Да, я могу забрать и их, в конце концов, они живые... – поняв, что размышления идут не в ту сторону, Алисон замок, недоумённо моргая, – Или дело не в этом? «Ни один из тех, кто переродился, не избежит изменений» – тон Пура был нейтральным, но в нём скользила мимолётная тоска, – «Если душеткачи не сделают этого, плесень останется на месте. Они не проснутся никогда, оставшись между жизнью и смертью» – Погоди... – Алисон не выдержал и попятился, – даже те, которых я спасу... У них нет никакого шанса остаться людьми? Но ведь некоторые из них совершенно ничего не сделали! Они просто будут уничтожены с планетой, почему же они должны изменяться? Вообще все, включая младенцев? Ладно взрослые, но ведь дети... «После того, когда исчезнет последний житель Земли» – в тоне Пура чётче прорезалась грусть, – «Душеткачи умрут. До тех пор они будут переделывать. Они должны. Неважно, взрослый это или ребёнок. Облик каждого изменится. Для этого я привёл тебя сюда. Ты можешь не брать душеткачей отсюда, и тогда они будут уничтожены. Но в этом случае все эти люди останутся спать глубоко внутри тебя, между жизнью и смертью. Ты халуль, ты их надежда. Тебе и решать. Возможно, забвение, будучи человеком, гораздо лучше, чем жизнь в виде подобия животного. Выбирай, пока у тебя ещё есть время» С этими словами ангел забвения повернулся, и пошёл к подобию алтаря, обходя свои владения. Можно было подумать, что никакого гостя и в помине нет. Впрочем, Алисон был благодарен ему за это, поскольку подумать было о чём. Он помнил, что на Фидесе далеко не все были довольны внешностью. Взять хотя бы дядю Энджела, папа говорил, что тот жутко не любил свои ноги, исковерканные под таковые у тарантула. Вечная проблема с этими хвостами, рогами, ушами, а, к примеру, те грешники, что носили черты собак, иногда не могли устоять и подбирали что-то прямо с земли. Кто-то усердно линял. Кто-то принимался выть ни с того ни с сего. Порой, разъярившись, они забывали человеческий язык, разбираясь совсем как звери, шипя и рыча. И всё же... Да, они были разномастными, и рожали таких же детей, он и сам, Алисон, мог похвастать рожками, не говоря уже о полном демоническом облике. Но что ценнее? Внешность или эта привилегия – жить в новом мире, получить второй шанс? Парнишка знал, что вполне возможно, эти люди, за которых он выбирает сейчас, выбирает единолично, ни с кем не советуясь, начнут винить его, вспоминая, насколько были прекрасны и насколько стали уродливы. Смогут ли они принять свои новые облики, не испугаться его, а научиться с ним жить? Не только с обличьями, но и с инстинктами, и с особенностями тела, которое будет заставлять их то точить когти, то кататься по земле, и хорошо, если по земле, а не в грязи или в чём-то вонючем. Человечество всегда относилось к животным двояко. С одной стороны, восхищались их острым зрением или чутким слухом, с другой – ставили себя на ступень выше, как хозяева планеты. Но в таком случае, быть может... Раз они удостоились второго шанса, пора смириться с тем, что люди всегда повисают между раем и адом, между животным и человеком? – Я хочу спросить, – решил внести ясность наследник престола Преисподней, – Эти душеткачи будут делать и ангелов? «Да» – последовал незамедлительный ответ. Можно было не переспрашивать о том, кого будет больше, небеса и без того показали себя редкостными жмотами по выбору праведников. Но в конце концов, какая разница: с крыльями тоже весьма хлопотно. Например, нельзя плавать в море, а ещё нужно постоянно чистить перья, если что-то на них попадёт. Тот же самый Табрис взлетал с большим трудом, только от тёплых потоков воздуха, и найти вершину, с которой можно было прыгнуть, ещё надо было умудриться. Но вот в чём разница: Табрис, как ни крути, таким родился, он не знал другой жизни, а эти... Да, они будут поставлены перед фактом. – Я буду носить их в себе, пока они не будут полностью морфированы? – снова спросил Алисон, уже догадавшись, как это работает. «Да. Ты будешь исторгать их, словно плодоносящее дерево» – Пура остановился, видимо, наведя ведомые только ему порядки, и его взгляд сфокусировался на наследнике престола Преисподней, – «Что ты решил?» – Лучше иметь второй шанс на новую жизнь, пусть и за плату, чем мне иметь такого шанса вовсе. Многие из них даже не осознают, что умерли, да и… – Алисон помедлил, а затем улыбнулся, – Вроде же для самых отчаявшихся у нас будет путь забвения, верно? Со стороны Пура послышалось хмыканье, как будто он попытался рассмеяться, но скрыл это. Алисон не ожидал от него никаких пояснений, но ангел забвения вдруг произнёс: «Когда я был преставлен к этим душам, я день и ночь плакал, понимая, во что их превращают. Что-то по образу и подобию становилось уродливым, но только потом я понял, что каждый из них превращается в нечто уникальное. В то, что отражает их в полной мере, нравится им это или нет. Я смирился. И с того раза больше не плакал. Я рад твоему решению, однако слёз в моих глазах больше нет» – Ещё одно уточнение, – Алисон помешкал, – Если их будет во мне... Прямо скажем, много, как я смогу с этим жить? И как часто они будут появляться, и как... как вообще всё? «Ты халуль» – напомнил ему Пура, снизойдя до мягкой улыбки, которая словно была отблеском его прежнего, молодого и не такого серьёзного, – «Это в твоей Природе. Ты их сосуд, и пока ты не выпустишь всех, всех до единого, с тобой всё будет хорошо. Наверное, поначалу будет некомфортно, но постепенно ты привыкнешь. Даже переделанные, они могут продолжить спать в тебе до тех пор, пока ты не будешь готов выпустить их во внешний мир. Когда последний покинет пристанище твоего тела, ты исторгнешь и душеткачей, которые превратятся в пыль. Не стоит о них горевать, они прожили долгие жизни, и будут рады уйти, завершив то, для чего родились на свет» Алисон оглянулся, по-новому взглянув на копошащиеся в облаках нечёткие лапки. За всё это время они сделали столько работы, истинные творцы облика рая и ада, способные вытаскивать самые тёмные устремления человека наружу, изменяя его в соответствии с грехами или наоборот, достижениями. Словами не передать, как их ненавидели, но по факту, душеткачи просто делали то, для чего были созданы. И теперь, когда их путь кончался, Алисон вдруг преисполнился уважением к этим странным созданиям, логики которых не мог понять никто кроме них самих» «Ты плачешь?» – удивлённо покосился на него Пура, заметив, как паренёк вытирает глаза рукавом. – Я не знаю, почему, может, я перенапрягся, а может, вдруг понял, насколько сложны наши миры, – шмыгнув напоследок, наследник престола Преисподней взял себя в руки, – Я могу забрать тех, которые уже накопились, если ты не против, а позже вернусь за остальными. Сейчас мне нужно на Фидес, к семье, чтобы помочь сделать портал. Могу сразу и душеткачей забрать, что думаешь? «Пусть побудут здесь ещё немного» – Пура огляделся, глядя на их шевеления, – «В конце концов, это было их домом многие тысячелетия. Пусть насладятся последними минутами того, что они знают и что любят» Мимолётно Алисон подумал о том что чувствовал бы сам, если бы родной дворец и его любимая комната были разрушены. Глаза снова защипало, и подростку пришлось взять себя в руки. Он сжал кулак, и, как только они покончили с уже накопившимися за время отсутствия Пура душами, место распределения снова опустело, готовое принимать новые маленькие шарики, оплетённые серебристыми нитями плесени, которые представляли собой пусть и обездвиживающую, но колыбель.