Разделённые. Книга вторая

      Когда дверь в кабинет распахнулась без стука, с грохотом врезалась в стену, сломав торчавший в полу штырек ограничителя, Джош сразу понял, что случилось. Не нужно было слышать сбивчивый доклад одного из охранников Донателло. Да, необходимо было узнать подробности, но и только.       — Я ничего не мог сделать! Он… он кутался в свой плащ… А потом…       — По делу, Алекс, по делу, — Джонсон откинулся на спинку кресла. Тяжело, мрачно смотрел на подчинённого. — Без эмоций.       — Он покончил с собой, сэр! Кинулся вниз с утёса!       — Успокойтесь, слышите? Вашей вины в случившемся нет.       Покончил с собой… Как бы не так! Джонсону требовалось сейчас только одно: остаться наедине с собственными мыслями. Выработать дальнейший план действий. Впервые в жизни куратор не прислушался к собственной интуиции. А ведь знал, знал, что учёный вовсе не так безумен, как хочет казаться. Но рациональное вытеснило всё, заглушило предчувствие. По логике, ему действительно некуда было деться, не к кому бежать. Разве только на другую планету. И куда уместнее было остановиться, выдохнуть, сложить оружие и вернуться к своим делам… Алекса Джонсон выставил из кабинета мягко, но непреклонно. Отправил заниматься простым понятным делом: писать рапорт о произошедшем. Тело Донателло искать не велел. Нечего искать: если он разбился, труп пойди вылови — в таком-то течении. Если… Он разбился. Точка.       Не сиделось. Не стоялось. Не ходилось. Первый раз за столько лет службы Джош Джонсон не мог найти себе места, не знал, что предпринять — немедленно, сию же секунду. Он сам дал Донателло возможность сбежать. И мутант пошел ва-банк. Наверняка черепаха не станет играть в последнего героя и выживать среди людей. У него понятная, одна-единственная цель: Ороку Саки и сыворотка. Учёному больше нечего терять, и всю свою отчаянную силу он пустит в ход, чтобы сделать последнее в своей жизни. Рассчитаться с японцем.       — Идиот! — сквозь зубы прорычал Джош. — Почему, почему я позволил ему обмануть себя — так легко? Я же знал, что он не безумен, я же понимал, что это — провокация… Я не видел смысла в его действиях, поэтому ошибся. Не понимал, зачем он устроил спектакль, разыгрывал помешанного… Покончил с собой! Более глупого вывода, зная Донателло, просто нельзя было сделать!       Куратор присел к столу, сдёрнул с рычага трубку внутреннего телефона — проводного, обычного телефона, который невозможно было прослушать извне. И тихо рыкнул:       — Диспетчер, четыреста двадцать шестую лабораторию. Да… Амос, это вы? Проверьте оборудование… Нет, не конкретное — всё проверьте. Все ли устройства, техника, припасы на месте… Да. Сейчас это не важно. Просто проверьте. И как можно быстрее дайте ответ.       Положив трубку, Джонсон минуту размышлял. Снова взялся за телефон.       — Диспетчер, Амос будет искать меня, переключите на восьмую, я буду там.       Поднявшись, Джош стремительно вышел из кабинета. С сопливой юности ему не доводилось так быстро перемещаться по громадному исследовательскому учреждению. Он не заботился о том, как выглядит со стороны, но с раздражением ловил на себе взгляды встречающихся в коридорах и переходах учёных. Этот треклятый мутант делал его посмешищем в глазах коллег и подчинённых! В голове крутилось только одно: что будет, если узнают, что Донателло жив? Что будет, если узнают, что он сбежал? Что будет, когда (когда, не если!) поймут, что это именно его куратор дал возможность черепахе выходить на край утёса? Хорошо, если его оставят в лаборатории, просто сместят с должности. Это ладно, это он переживёт. Но что, если его отправят за решётку? Из центра никого не увольняли. Или выносили вперед ногами, или отправляли в места заключения: специальные тюрьмы для военных преступников или клиники, выдавая провинившихся за сумасшедших. Джош понимал: если сейчас подтвердится его догадка, если Донателло украл что-то из подводного снаряжения, ему придется бежать. Бежать быстрее, чем вся правда вскроется и дойдёт до вышестоящего руководства.       В лаборатории, в которой работал мутант, было на удивление тихо и спокойно. Видимо, весть о «гибели» черепахи сюда еще не долетела — охрана умела молчать столько, сколько потребуется. Джонсону пришлось отдышаться, оправиться в коридоре. Одёргивая пиджак, поправляя воротник лабораторного халата, куратор старался придать себе равнодушный, почти скучающий вид. Толкнув дверь, вошёл, кивая коллегам. Огляделся, как будто не мог найти взглядом того, кто был ему нужен.       — А где Донателло?       — Сэр, он вышел на утёс. Алекс и Дэйв зашли за ним около получаса назад, — отозвался кто-то из лаборантов. Обернулся заинтересованно: — Что-то случилось?       — Нет. Я составляю ежемесячный отчёт, мне нужно было понять, чем занимается доктор сейчас. Какие материалы в разработке. Он сам отчитывается регулярно, но отчёты это одно, а увидеть своими глазами…       «Много говоришь. Спокойнее!»       — Он долго не гуляет сейчас. С минуты на минуту должен вернуться — подсказали коллеги.       «Вернуться, да, как же! Чёрта с два он вернётся!»       — Я подожду. Может быть, кто-то из вас может рассказать, чем он занят? Состояние его здоровья внушает мне опасения. Не хочу, чтобы это сказывалось на работе.       Джош не смог утерпеть. Скользя взглядом среди столов и стеллажей, он с огромным удивлением увидел реконструированную «Нимфу». Та стояла у стены, как заброшенный музейный экспонат, стиснутый двумя металлическими этажерками. Явно уменьшенная, слишком компактная для мутанта. Он не взял её с собой. Он больше в ней не нуждался. Джонсон не знал, радоваться этому или нет. То ли мутант изобрел что-нибудь получше, то ли в порыве отчаяния сбежал с пустыми руками… Но нет. Только не Донателло! Даже в приступе паники он не был бы так самонадеян и глуп. А побег явно планировался, не один день.       — Да как вам сказать, сэр… — негромко отозвался кто-то. — Он всё время занимается только «Нимфой», говорит, что её недоработки едва не стоили ему жизни. И он хочет, чтобы оператор внутри неё был в полной безопасности.       — Только «Нимфой», — пробормотал Джош. — И всё. Механикой? Или её автоматикой?       — Да всем понемногу. Даже к созданию защитного комбинезона доктор подошёл очень ответственно.       — Комбинезона? — куратор неотрывно смотрел на робота. Ему не нужно было сейчас хватать первого попавшегося учёного и засовывать внутрь машины, чтобы понять — конструкция была мертва. Донателло никогда не оставил бы им шанса добраться до него с его же собственным изобретением. Он наверняка уничтожил что-то внутри металлического каркаса, что-то, что без него будут восстанавливать долго. И, возможно, безуспешно.       — Ну да, в котором оператор находится внутри «Нимфы».       — А на себя он этот комбинезон примерял?       — Шутите, — лаборанты весело засмеялись. — Док изготавливал его для Фрэнка, а он же самый маленький ростом! Донателло никогда бы и на половину себя его не натянул!       — Где комбинезон? — Джош обернулся.       — Так его ещё не собрали, вот он весь, по частям — по лаборатории. Там ещё микросхемы паяют в рукавах. И что-то с подошвами на ботинках не то, нет контакта с «Нимфой». Пока не можем понять, в чём причина, но мы разберёмся, сэр!       Джонсон молчал. Донателло всё разыграл, как по писанному. Прикрываясь безумием, он отпугнул от себя коллег, не давая им приближаться, освобождая пространство для работы. Занимаясь разобранным на части форменным комбинезоном, наверняка собирал что-то для себя, аналогичное, автоматизированное, прочное и удобное. Сегодня, когда он уходил на утёс, под пальто была его очередная наработка. Конечно, учёный рисковал. Конечно, его изобретение могло не сработать. И, может быть, Алекс даже и прав: гадёныш убился о прибрежные скалы.       — Было бы неплохо… — рыкнул куратор.       — Что? — рядом оказался один из коллег. Джонсон поднял глаза.       — Было бы неплохо всё-таки дождаться Донателло. И…       — Сэр, вас к телефону, диспетчерская вызывает, — крикнули с другого конца лабораторного зала.       Джонсон подошел к висевшему на стене аппарату, взял трубку.       — Это Амос, сэр. Мы проверили все отсеки. Исчез одноместный батискаф, сэр! На нем был установлен полный «фарш»…       — И его невозможно отследить? — Джош и так знал ответ.       — В том-то и дело, сэр, что нет! — Амос на том конце провода почти задыхался от отчаяния. Исчезновение устройства такого уровня грозило военным трибуналом. Это знал и начальник лаборатории четыреста двадцать шесть, это знал и Джонсон. Поэтому он только медленно, уверенно проговорил:       — Не беспокойтесь, Амос, я уверен, что это недоразумение. И что оно скоро выяснится. Проверьте дополнительно всю мелочёвку, может быть, украдено что-то ещё. Я буду у вас через полчаса. Дождитесь меня. Ничего не предпринимайте.       И он повесил трубку. Обернулся. Наткнулся на любопытные взгляды, но ничего не сказал. Только кивнул, выходя. Направился по коридорам. Но не на помощь Амосу, а в свой кабинет. Заперев дверь, Джонсон вытащил из ящика стола маленькое устройство, которым пользовался только в особых случаях. Сейчас как раз такой случай и наступил. Нажимая кнопку вызова, он обернулся к окну, понимая, что с большой вероятностью любуется природой этого края в последний раз. Устройство знакомо щёлкнуло, и Джош почтительно произнес:       — Мастер Шреддер.       — Что случилось, Джонсон?       — Донателло сбежал. Он украл из лаборатории батискаф. Не слишком скоростной. Я полагаю, прицепится на дно судна, идущего в Нью-Йорк. Очевидно, что его цель — вы и ваша лаборатория. Перехватить его у нас не выйдет, батискаф невозможно запеленговать, особенно если он будет под каким-нибудь кораблем. Ничего больше из существующих разработок он не взял. Я не знаю, чем он опасен и опасен ли. Но вряд ли он отправился в путь с пустыми руками.       — Что-то ещё?       — Мне нужна ваша защита, мастер.       — Вы не уследили за мутантом, и теперь грозит расплата за халатность? — голос японца звучал спокойно.       — Да…       — Отправляйтесь в Голуэй . Там вас встретят мои люди и помогут покинуть страну. Но это первая и единственная услуга, Джонсон. Считайте, что мы с вами друг другу больше ничем не обязаны. Передатчик вернёте сопровождающим в порту.       — Благодарю, мастер, я…       Но связное устройство уже опустело, воцарилась тишина.       Донателло почти не спал вторые сутки. Каждой клеточкой его тела владело радостное возбуждение. Он сбежал! Он вырвался, сумел спастись! То и дело вмешивались тяжелые мысли о погибших братьях. Но их сбивали, сносили, как волна, другие — о том, что вот-вот Донателло сделает то, что не удалось им вчетвером. Никакой гордости в этом не было. Только осознание, что наконец-то, может быть, впервые в своей жизни он что-то сделает правильно.       Спасаясь от преследования, Донателло действительно сумел прицепиться батискафом к мощному пассажирскому круизному лайнеру. Не без труда, но подгадал момент, когда нужный корабль проходил в близости от "Изумрудный островов". Дело оставалось за малым: надеть новый комбинезон, разработанный и собранный за считанные дни. Учёный не успел его опробовать, знать не знал, сработают ли маленькие мощные «крылья» — перепончатые конструкции, которые должны были смягчить удар о воду. Батискаф Донателло увёл накануне вечером, зная, что его не хватятся — не будет повода. Увёл и скрыл в узком гроте, из которого лаборатория выпускала все подводные устройства. Оставалось самому до этого грота добраться. Но всё прошло как по маслу.       Дождавшись, пока охрана немного отвлечётся, Донателло с наслаждением докурил сигарету. Бросил бычок на землю. Медленно, одной рукой, стараясь не привлекать внимания, расстегнул плащ. А потом в считанные секунды сбросил его на землю и камнем кинулся со скалы вниз. За десяток метров до поверхности развёл руки, позволяя конструкции комбинезона замедлить его падение. И стрелой вошел в чёрную ледяную воду. Всё тело ожгло холодом, ощутимым даже сквозь плотную ткань. Но учёный не обратил внимания. Уходя в мрачную глубину, чувствуя, как увлекает его течение разбивающихся о скалы волн, зажал тонкую клавишу на рукаве. Заработали крохотные двигатели в подошвах, раскручивая прочные тонкие лопасти и придавая мутанту ускорение. Учёный не без труда развернул и натянул на голову плотный капюшон-маску, до этого сложенный объёмным воротником. Сам собой герметично закрылся край. Мутант повернул пластину на виске. И через несколько секунд, когда вода полностью ушла из-под маски, а вместо неё свободное пространство «капюшона» наполнилось кислородом, смог вдохнуть полной грудью. Нехитрые манипуляции заняли не так много времени, и учёный, включив мощный налобный фонарь, поплыл к гроту.       Всё это вспоминалось ему обрывочно, как кадры из мельком, без внимания просмотренного фильма. Сейчас он хотел только одного: как можно быстрее оказаться в Нью-Йорке. Сделать то, что собирался. Освободить мир от присутствия в нём кровожадного японца. И, как бы пафосно ни звучало, отомстить за братьев. Которых он сам же и убил. Губы мутанта искривились болезненной усмешкой. Он был виноват. Страшно виноват перед ними. И всё, что мог — хотя бы так попытаться искупить свою вину.       Усталость брала своё. Донателло откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Перед внутренним взглядом то и дело появлялся странный фрагмент, который он никак не мог соотнести — ни с чем. Чёрный локон волос, аккуратное женское ухо и жемчужная сверкающая серёжка. Или это была бижутерия?.. Он четко помнил именно этот фрагмент: белая кожа, чёрные волосы, белая капля жемчуга на мочке. Что это была за видение? Чьё ухо?.. Может быть, Карай? Она не могла быть в жемчуге. Донателло, жадный до деталей, всегда примечал даже такие мелочи.       Нет, женщины его в сексуальном плане практически не интересовали. Он был слишком умён, чтобы рассчитывать на взаимность. И вкусы у мутанта были чересчур притязательные. Пока что он не встретил ни одной девушки, которая смогла бы его увлечь. Поэтому так сильно поразила его связь Микеланджело и женщины из штаба… Микеланджело. Почему-то этот чёрный локон и серёжка связывались с ним… Ах, да! Камилла. Донателло, уже почти провалившийся в сон, распахнул глаза и выпрямился в кресле. Он видел её, когда проходил мимо в коридоре военной базы. Видел уже убитой, с остекленевшими глазами и запрокинутой простреленной головой. И эта серёжка… Почему ему так запомнилась эта серёжка? Просто потому, что это было действительно красиво: такие гладкие, блестящие волосы, и такой матовый, чуть-чуть розоватый жемчуг?.. Или потому, что он был виноват перед Майком как минимум дважды? Он пытался дать ему погибнуть не раз и не два. Он вообще не собирался его спасать. Как и Рафаэля. Бесполезные, занудные, грубые… Донателло закрыл глаза. Он бы отдал половину своей жизни за то, чтобы их вернуть. Не раздумывая. Их. И особенно Лео…       Вся дорога прошла в мутном, пасмурном болезненном размышлении. Учёный то приходил в себя, отслеживая приборы и вглядываясь в океанский мрак. То выключал все устройства и, казалось, погружался в сон. Но мысли о братьях и о предстоящей работе будили его снова и снова, не давая отдохнуть, не позволяя забыться.       Донателло отсоединил батискаф, не дожидаясь, пока лайнер войдёт в порт Нью-Йорка. Им было дальше не по пути. Учёный понимал, что светиться в проливе Гудзон опасно, и проложил маршрут мимо Лонг Бич, огибая Пойн-Лукаут, и зашёл в крошечный узкий пролив. Добраться до города с Луп Парквэй не составило труда. Подведя батискаф и оставив его недалеко от лодочной станции, учёный угнал машину со стоянки близ бульвара Лидо. А что такое хорошие скорости, он уже знал не понаслышке, прокатившись однажды с братьями по ночному городу. Оставалось последнее: найти убежище.       Больше всего Донателло хотелось вернуться обратно, в логово мутантов. Но он испугался. Испугался, что увидит развалины, а ещё, не приведи бог, раскиданные и размазанные взрывом черепашьи туши. Поэтому решил, что отыграет свои же собственные показания, которые давал Джошу. Скроется в Бруклине, в Браунсвилле. Машину он бросил прямо на территории района. Не боясь, что её обнаружат, даже не сильно старался заметать следы. Народ здесь жил более, чем отчаянный, машину могли угнать и перекрасить, угнать и разобрать на запчасти. Угнать и бросить — тоже могли. В кромешной темноте, скрываясь в переулках от света фонарей, мутант по пожарной лестнице поднялся на крышу. И спустя почти час обнаружил пустой, заваленный мусором пыльный чердак. Остановившись, огляделся. В памяти всплыло, как они вчетвером обживались в штаб-квартире. Наивный. Всё, что ему тогда было нужно — кофемашина. И чтобы эти трое конкурентов просто исчезли. К чему это привело? Ни братьев, ни кофемашины, ни доброго имени, ни дома… У Донателло не было больше ничего. Аккуратно опустив на пол рюкзак с техникой, учёный мрачно усмехнулся. Всё в порядке. Главное — закончить начатое. А потом… Потом уже ничто не будет иметь значения.       Первое, чем занялся Донателло на следующий день — отслеживанием всех маркеров, которые так или иначе были связаны со Шреддером. Курьеры, поставщики, транспорт, компании, служащие, электронная почта — всех гениальный мутант поставил на контроль. Ноутбук работал круглыми сутками, отслеживая, сводя данные, проверяя, сопоставляя. И вскоре Донателло знал наверняка, что основная база находится на старой заброшенной дамбе, которую Ороку Саки юридически обязан был восстановить. Строительные работы действительно велись, а административные проверки проводились регулярно. Но всё было чисто — не подкопаешься. Кроме того, что молодые учёные стекались туда, как пчёлы на мёд. Это не поддавалось объяснению, но гений как никто понимал, чем можно заинтересовать амбициозную, жадную до своего дела и, что уж скрывать, до славы молодёжь. Шреддер покупал их. Деньгами, обещаниями, перспективами — не важно. И мутант осознавал, что рано или поздно ему придется всех их убить. Потому что разогнать эту братию у него не выйдет. А оставлять японцу такой мощный резерв знаний было нельзя.       Кроме того, Донателло был уверен, что не только он готовился к знаковой вечеринке. Наверняка Джош сообщил мастеру о том, что мутант сбежал. И учёный понимал, что действовать придется открыто. Он неоднократно запускал ночами дронов, изучая территорию, снимал информацию с камер видеонаблюдения. Но всё равно был уверен: пройти придётся, как на параде. Возможно, в первые же десять минут его накрошат на морскую капусту футклановцы. Но тогда он прихватит с собой всех, кого сможет. И в ночь операции Донателло ступил на территорию дамбы, увешанный взрывчаткой, как новогодняя елка — игрушками.       Но оказалось, что на сооружении никого нет. Ни охраны, ни учёных — никого. То ли что-то согнало их с места, то ли кто-то всех их спугнул. То ли Донателло ждала невиданная по своим размерам засада… Но в последнее ему не верилось — слишком много чести. Поэтому, когда учёный входил в здание лабораторного корпуса, он без сомнений оставил на одном из столов всю свою боевую упряжь. А дальше…       — А дальше вы всё знаете, — проговорил он, глядя на братьев.       Черепахи внимательно смотрели на него и молчали.       — Да! Я готов унизиться! Но лишь бы к сладкой цели хоть чуточку приблизиться , — неожиданно насмешливо процитировал Рафаэль. — Ни одному слову не верю. И ты, Лео, будешь дураком, если поверишь. Ему просто снова что-то нужно. И он в глаза тебе врёт!       — Зачем? — Леонардо обернулся. — Вот сейчас зачем ему мне врать, скажи?       — Откуда я знаю, — хулиган пожал плечами. — Наш гений многоходовых комбинаций полон сюрпризов! Почему ему ещё раз не сюрпризнуть? Прямо сейчас? Не, ты как хочешь, а я больше ни на одну уловку не поддамся! Что за чушь? Получается, что мы оказались — все четверо — в одном месте одновременно по чистой случайности?       — И ты прав, и Лео прав, — заметил Микеланджело. — Я — ты уж, Донни, прости, — тоже не очень-то верю в твой благой порыв. Но Раф прав. Мы оказались в ловушке случайно. То есть не все, а только мы — трое. Твой куратор, Донни, предупредил Шреддера о побеге. На дамбе ждали тебя. А попались ещё и мы, просто неудачно выбрав день для визита. Но и с Лео я согласен. Зачем сейчас сочинять эту невероятную историю? Смысл?       — Я. Не. Знаю, — внятно повторил темпераментный мутант. — Но лично меня задолбали его попытки нас убивать! А то, что из-за него мы так знатно вляпались, заставляет меня подняться и прибить его уже наконец!       — Это всё, что мы должны знать? — спокойно уточнил Леонардо.       Донателло произнес громко и уверенно:       — Да.       И одновременно едва заметно качнул головой. Мутанты удивленно уставились на него. Рафаэль недобро сощурился, понимая, что теперь начинаются танцы. Учёный был уверен, что за ними либо следили через камеры, либо прослушивали их разговоры. Поэтому изо всех сил старался что-то скрыть от врагов. Он подумал немного, кажется, формулируя, а потом осторожно заговорил:       — Есть ещё кое-что, о чем я не рассказал. Немного сыворотки я увёл из-под носа у Джоша. К Шреддеру вернулось не всё, что было в колбе. Я работал с частью препарата. Работал успешно.       — И как? Классная штука? — Рафаэль неприятно ухмыльнулся.       Учёный Рафаэль проигнорировал.       — Майк, помнишь, мы как-то вечером, дома, разговаривали о том, есть ли что-то, что могло бы помочь твоим сослуживцам. Так вот, я думаю, что есть, — и он зачем-то провёл рукой по своей груди.       Взгляд Леонардо наткнулся на форменные нашивки куртки, скользнул по планке, остановился на пуговицах. Странных пуговицах. Такие на форму не нашивали. Скругленные, яркие, нефритово-зеленые, они бы скорее подошли для женского платья. Никто из них не обратил на эту мелочь никакого внимания, а, похоже, нужно было. И то, что Донателло в драке так старательно защищал грудь и живот… Взгляд ниндзя скользнул выше. У воротника, куда, вероятно, попали удары Рафаэля, две пуговицы — нет, не отсутствовали. Сплюснулись и потемнели. Кажется, наполнитель из них просто вытек, когда разорвалась пусть и крепкая оболочка.       «Ты и так уже две штуки расколол…»       — Ты считаешь, им можно было помочь? — Микеланджело сощурился.       — Я не считаю. Я уверен, — тихо отозвался Донателло. — Если бы вы мне доверяли…       — Держи карман шире! — тут же огрызнулся Рафаэль.       — Раф, погоди-ка. Так что — если бы мы тебе доверяли? — уточнил Леонардо.       — Я бы мог вам рассказать, — медленно, с нажимом произнес учёный. — Я почему-то уверен, что эта информация нам бы очень пригодилась. Даже не побоюсь сказать, что она жизненно важна. А ещё в детстве у меня была любимая сказка, знаете, какая? «Алиса в Зазеркалье». Там ведь главной героине тоже постоянно полагалось делать выбор.       Было видно, что ещё пара слов — и у Рафаэля снова снесёт крышу. При словах о сказках мутант сморщился, скалясь. Донателло раздражал его до такой степени, что рядом с ним проступало в хулигане что-то совершенно звериное. Леонардо этого видеть не мог, его глаза были устремлены на учёного. Ниндзя изо всех сил вспоминал, при чём тут Алиса, Зазеркалье и что там был за выбор. Навязчиво лезли в голову пирожки и пузырьки со своими биркам «Съешь меня» и «Выпей меня». Пока он соображал, Микеланджело медленно, как бы невзначай передвинулся, оказавшись точно между Донателло и Рафаэлем. Он Рафа прекрасно видел и понимал: терпения осталось совсем немного, где-то с чайную ложечку.       — Ты хочешь, чтобы мы сделали выбор прямо сейчас? — медленно произнёс Леонардо, догадавшись. Пузырьки. Пирожки. Пуговицы…       — Да. Другого момента может и не представиться.       — Нужно подумать, — нахмурился ниндзя. — Как именно это сделать.       — Хорошее решение, Леонардо, — раздавшийся из невидимых динамиков голос заставил всех четверых вздрогнуть. — Думать — это прекрасное решение. А я вам немного помогу — чтобы решение было верным, а не спонтанным.       Осветилась огромная зеркальная поверхность, оказавшаяся зеркалом Гезелла , за ним обнаружилась ещё одна комната. В ней стояли солдаты клана Фут — чёрная масса с красными цветками на груди. Ороку Саки и Карай в кимоно из чёрного цумуги . Вид у японца был странно собранный, спокойный. Хотя и Рафаэль, и Микеланджело со свойственной обоим любовью к киношным эффектам ждали другого. Вызывающего взгляда, победной ухмылки. И были озадачены. Один Леонардо понимал, что всё идет так, как должно. Ороку Саки не был победителем — случившееся и не было битвой. Он вернул себе свою собственность — четверых мутантов. Мутантов, которые вели себя из рук вон плохо. И сейчас был озабочен вопросом, что делать с ними дальше. Их требовалось наказать, стереть с лица земли. Но такое решение означало бы потерю ценного материала, с которым ещё можно было поработать. Ниндзя понимал, что сейчас им будет предложено то, на что они никогда не смогут согласиться. Но требовалось потянуть время. Положение было безвыходным, и синоби ждал, что им скажет Шреддер.