Разделённые. Книга вторая

      Леонардо настаивал на том, чтобы встреча состоялась в центре города. Микеланджело утверждал, что нужно ехать вместе. Донателло выдал такой запас оборудования, как будто предстояла встреча со Шреддером с глазу на глаз. Бакстер предлагал прихватить пару боевых дронов. Кейси вызвался пойти вместо, чтобы черепахи не привлекли в городе ненужного внимания. Эйприл советовала не ходить вовсе. Хамато Йоши один ничего не советовал и не предпринимал. За что Раф был ему от всей души благодарен.       Простая встреча с командованием, которую темперамент ждал так долго и с огромным нетерпением, стала сложной задачей для всей небольшой компании. Каждый считал своим долгом высказаться, а ещё лучше — принять решение за Рафаэля, потому что «со стороны ситуация была видна, а Рафу восприятие туманили личностные оценки». Хулиган с всё возрастающей яростью наблюдал за происходящим. И сам не без некоторого интереса ждал, когда у него окончательно закончится терпение. Мало того, что выпитая накануне текила заставила его таскать за собой бутылку воды, что не добавляло настроения. Так ещё и окружающие точно задались целью его взбесить.       Леонардо первый заметил неладное. Слишком долго и подозрительно хулиган молчал. Подойдя, он тихонько тронул брата за локоть.       — Выйдем?       — Я хочу дослушать, когда уже дойдёт до того, чтобы запереть меня в подвале и вообще никуда не выпускать, — огрызнулся хулиган сквозь зубы.       — В твоё пятиминутное отсутствие до этого не дойдёт. Пожалуйста. Удели мне время.       Рафаэль передёрнул плечами и поднялся. Вынужденное согласие давалось ему с трудом. Очень хотелось как можно доходчивее послать всех на. Или в. Как подскажет вдохновение, одним словом. Особенно раздражала Эйприл со своей неуместной опекой. Она обращались с ним, как с младшим и самым неразумным из детей. Или же причина была в том, что хулиган точно знал, чем эта преувеличенная забота продиктована. Его выводили из себя проникновенные и внимательные взгляды, реплики, должные хулигана спасти и обезопасить. Проще говоря — запереть дома. В любом случае, сорвись он, и девушке достанется по первое число.       Молчать, выслушивая миллион предложений, стало невмоготу. Леонардо вовремя позвал его с собой. Остальные были слишком заняты обсуждением, чтобы заметить, как Лео и Рафаэль выходят из лаборатории. Только мастер Йоши проводил их взглядом. Но останавливать не стал, понимая, что синоби сейчас, пожалуй, единственный, кто мог бы успокоить брата.       В кухне Раф рывком выдернул из-под барной стойки стул. Уселся на него, глазами ища, что взять в руки, чтобы не садануть кулаком по столешнице или по стене. Всё бесило! Леонардо взглянул на стул напротив и… неожиданно отошёл как можно дальше, к встроенному в стеновую панель декоративному электрическому камину. Протянул ладони к обогреваемому стеклу. И оказался к Рафаэлю почти спиной. Хулиган не удержался и хмыкнул. Даже сквозь мутную пелену злобы он оценил жест. Сядь Лео напротив, вглядывайся он брату в лицо, устрой сеанс психотерапии — и это был бы уверенный шаг к скандалу. Но Лео не давил, не мешал, не раздражал своим присутствием. Заговорил, и голос его звучал мягко, расслабленно.       — Представь, что я был отравлен. Вынужден часто принимать лекарства. Но мне бы плохо помогало то, что дают. А другого препарата не было. И я бы медленно слабел у тебя на глазах. А потом я бы сказал, что хочу в одиночку встретиться со своей старой командой. Я был бы твёрдо уверен, что меня никто не тронет, и решился бы на встречу на окраине города. Оружие брать с собой не счёл нужным, потому что там только мои друзья. Они, конечно, прервали связь и не очень помогали, но это только из-за сложившихся обстоятельств. Что бы ты сказал в такой ситуации?       Рафаэль молчал. Ясно представив себе всю картину, он понимал, что слова Лео продиктованы исключительно беспокойством о нём. Но вместе с тем синоби был единственным кто безоговорочно считал, что встреча необходима. Однако предлагал немного скорректировать план. Ровно настолько, чтобы была возможность помочь. Но для того, чтобы внятно ответить Лео, требовалось угомонить себя, а это было не так-то просто: уж слишком взбесился Раф, слушая остальных. Поднявшись, он вытащил из шкафа стакан, из-под крана набрал воды. Быстро, почти залпом выпил. Оставив посуду на столешнице, подошёл к Леонардо и оперся панцирем о стену. Теперь он мог видеть его лицо.       — Ты же прекрасно понимаешь, что нам это нужно! Нам нужна помощь!       — Я прошу тебя ответить на мой вопрос, — не поддавшись, Лео взглянул на хулигана. Видел, что тот всё ещё неспокоен, что в глазах у него бушует яростное пламя. Чувствовал, что одно неосторожное слово или даже необдуманный взгляд способны вывести его из себя окончательно. Но Леонардо сейчас владел собой, и в этом было его главное преимущество. Он не поддавался чувствам. Он знал, что может стать для Рафаэля голосом разума.       — Ты что, не побежал бы на встречу с сенсеем, если бы он тебя вызвал даже спустя время и молчание? — не унимался хулиган, изо всех сил пытаясь спровоцировать Лео на эмоции.       — Я отвечу, если после нашего разговора ответ ещё будет тебе нужен. Но только после того, как ты удовлетворишь моё любопытство.       — С твоей стороны посмотреть — так я вообще беспомощный и никчёмный. — Прошипел темпераментный мутант. — Правильно, зачем со мной вообще тогда считаться?!       — Раф, — Лео подошёл ближе, неожиданно поднял руки и положил на плечи хулигану. Жест был простой, дружеский; запястья свободно легли на плечи брата, кисти расслабленно касались карапакса. Но тем не менее Рафаэль замер, как загипнотизированный змеёй кролик. Леонардо никогда не позволял себе таких вольностей, ни с кем. Это была какая-то феноменальная степень близости, куда более красноречивая, чем слова. Подходя к кому-то так близко, Лео и сам открывался полностью, как будто выходил из вечной боевой стойки, постоянной готовности отражать нападения. Под тёплой тяжестью его рук злоба медленно улетучивалась. И Леонардо, как будто был магнитом, вдруг утянувшим её в себя, вдруг улыбнулся. Едва заметно, краешками губ, но искренне и тепло. — Я не тот, от кого тебе нужно защищаться. Остальные — пожалуйста, сколько угодно. Я в корне не согласен с большинством предложений и охотно поддержу тебя. Но для того, чтобы я мог помочь, мне нужно знать ответ на простой вопрос, который я задал. Как бы ты поступил на моём месте?       — Ты прекрасно понимаешь, что я бы никуда тебя не отпустил, — угрюмо проворчал хулиган. — Ты хотел, чтобы я сам это сказал. Но я не могу не пойти на встречу, Лео, понимаешь? Не могу!       — Понимаю. И я бы ответил тебе то же самое. Но теперь, когда мы оба разобрались в том, что испытывает каждый из нас, давай искать компромисс.       Рафаэль осознал, что за слово «компромисс» ему не хочется дать брату затрещину. Хотя заикнись об этом кто-то из оставшихся в лаборатории, он бы, наверное, точно вмазал. Пощадил бы разве что, Бакстера, потому что полезный и башковитый, и Эйприл, потому что девушка. Кроме того, Раф ясно видел, что Леонардо совершенно не боится вспышек его ярости, потому что, видимо, знает, что с ними делать.       — Не понимаю, как ты это делаешь, — криво ухмыльнулся хулиган. — Восточные практики?       — Интернациональная честность, — Леонардо повторил его усмешку. — Я стараюсь быть с тобой честным, только и всего. И жду того же в ответ, но это уже на твоё усмотрение. К делу. Идти одному — неоправданный риск. Не потому, что жизнь каждого из нас так уж ценна сама по себе. Нельзя допустить, чтобы наша небольшая команда стала ещё меньше. Потому что тогда у тех, кто останется, не будет ни единого шанса на победу. Ты это знаешь не хуже меня. Одна нелепая смерть может погубить всех. И ты этого не хочешь, я уверен. Считаю, ты должен идти. Но продумать всё нужно очень основательно.       Объясню, почему я настаиваю на центральной части города. Там сложнее устроить засаду и тем более напасть, не подняв шума. Не смотри на меня так укоризненно. Я не считаю, что тебя захотят убить. Но усыпить и увезти домой, выводя из этого конфликта — легко. Поэтому нужно быть готовыми к такому повороту событий. И ещё. Я думаю, что идти следует втроём: ты, я и Майк. Микеланджело обеспечит прикрытие и до самого конца будет скрытно наблюдать за происходящим. Появится только в том случае, если мы вдвоём не справимся. Я буду рядом, но не засвечусь без необходимости. Если тебе потребуется помощь, немедленно вмешаюсь. Но если в моём присутствии нужды не будет, я не стану рассекречиваться. Демонстрация наших сил будет лишней.       Рафаэль помолчал, размышляя. Потом задумчиво уточнил:       — Ты понимаешь, что добиться одобрения остальных будет проблематично?       — Меня не интересует их одобрение, — Леонардо разорвал свои лёгкие полу-объятия. Уютная, доверительная часть беседы закончилась, и Рафаэль не сдержался, слабо ухмыльнулся. Когда они переходили к стратегическим обсуждениям, Леонардо начинал вести себя намного жёстче. В его голове уже сформировался безупречный план. Безупречный настолько, насколько это было вообще возможно в подобных обстоятельствах. И не собирался уступать ни одного своего решения. — Единственный, чьё мнение для меня сейчас важно — Майк. Если он не согласится, это станет серьёзной проблемой.       — С чем там не согласится Майк? — Микеланджело, ухмыляясь, заглянул в кухню. И на удивлённый взгляд Рафаэля пояснил: — Пошёл пописать, но услышал своё имя и не удержался — заглянул на огонёк. Так о чём вы тут говорили? Кости мыли или по делу?       — Учитывая, что туалет находится в другой части здания, твоё решение «пописать» возле кухни выглядит крайне подозрительным, — спокойно отозвался Леонардо. — Сколько ты успел услышать?       — Ну давай, отругай меня по всей своей ниндзя-науке, — Майки, подойдя, остановился рядом с Рафаэлем. Дерзко улыбнулся.       — Я не собираюсь тебя ругать, — Леонардо неожиданно ответил ему точно такой же улыбкой. Раф чуть не перекрестился — так братья в одну секунду стали похожи. Но иллюзия тут же рассеялась, потому что лицо Лео приняло обычное — невозмутимое — выражение. — Хочу узнать, как много ты услышал, чтобы не повторяться и не тратить время.       — Я присоединился к вам на лекции про честность, так что полностью в курсе твоего плана. Соррян, что подслушивал. Но вы слишком подозрительно слились из лаборатории. Я уже, грешным делом, подумал, что сами, втихаря отправились на встречу. С вас бы сталось, — Микеланджело, оправдываясь, пожал плечами.       — Хорошо, мне не придётся разжёвывать тебе суть идеи, — Леонардо не удержался от шпильки. Стал замечать за собой, что такая свобода и потакание собственным низменным желаниям проявляются всё чаще. Он стал несдержан в выражениях и в проявлении эмоций. Сказывалось влияние Рафа и Майки. Но синоби не мог сказать, что это идёт ему во благо. Мысленно отметил, что, когда всё закончится, займётся собой. Но сейчас требовалось разобраться с другим. — Что скажешь?       — Я думаю, это вообще единственный нормальный план из всего, что было предложено. Я с самого начала говорил, что нам нельзя разлучаться. По крайней мере, до начала нашей большой охоты на Шреддера.       — Звучало так, как будто там нельзя разлучаться — всем, — заметил Рафаэль. — Поучись вон у Лео, как выражать свои мысли. Ждал, что ты предложишь тащить с собой обозы и женщин.       — «Женщин» — это ты имел в виду кого? Сейчас поподробнее, пожалуйся, — засмеялся Майки. — Я насчитал одну, но, возможно, чего-то не знаю?..       — Дон иногда ведёт себя как баба, так что я нечаянно посчитал и его, — отмахнулся хулиган насмешливо. — Но возвращаясь к сути. Если мы пойдём втроём и если вы до последнего обещаете не вмешиваться, я согласен. А в центре города или на окраинах — мне вообще без разницы. Я не боюсь быть пойманным. Шреддер наверняка уверен, что нам не хватит наглости разгуливать на поверхности.       — Согласен, — кивнул Леонардо. — Теперь нужно посвятить всех. Но только не в детали. Их разработкой займёмся самостоятельно.       Рафаэль сидел на кровельном парапете плоской крыши и сосредоточенно изучал перчатку. Надорвалась ткань на одном из пальцев. Когда вернётся обратно, в убежище Стокмана, нужно будет пришить. Нитка торчит… Захотелось оторвать её прямо сейчас. Раф попытался ухватить край. Не получилось — слишком короткая. Состояние было странным, голова словно опустела. Ничего его сейчас не волновало, кроме этой несчастной нитки. Рафаэль знал это ощущение. И боялся его прихода. Это было предвкушение поражения. Так он чувствовал себя только тогда, когда ничего не мог сделать, не мог ничего изменить. Как бы не хорохорился солдат, как бы не убеждал остальных, что они не правы, но догадывался, что не прав как раз он.       Когда раздались шаги, Рафаэль не поднял глаз от своей перчатки. Только мгновенно оценил обстановку, жадно вслушиваясь в звук. Идёт один человек. Идёт, не скрываясь: то ли потому, что не нужно, то ли потому, что не умеет. Идёт с опаской, боязливо. Боится или Рафаэля, или высоты, или всего разом. Идёт… на каблуках?!       Раф вскинул голову и ошеломлённо уставился на Наденьку. Она поднялась по внутренней лестнице здания и вышла на крышу из будки. Шла как можно дальше от парапета, почти по центру, не таясь. Куталась в короткую шубку. Эта вечная юбка-карандаш, но сейчас другая, не форменная. Сапожки с золотистыми пряжками. Укладка — тёмные волосы лежат безупречно, чёлку состригла как-то набок… Чёрт возьми, она куда вообще собиралась — на задание или на свиданку?!       Рафаэль, не в силах поверить, что видит именно её, молча смотрел на девушку. А та подошла и остановилась метрах в пяти. Раф знал, что Наденька боится высоты и к парапету не подойдёт никогда в жизни. Это сейчас играло ему на руку — он понимал, что нельзя сокращать дистанцию. Чего ждать от такого странного посыльного? Смотрел на неё, не поднявшись навстречу, ухмыльнулся.       — Ну ничего себе, какую милую Элли к нам занесло шальным ветром! А где твой домик? Крак-крак и развалился при посадке?       — Привет, Раф, — Наденька смотрела на него, щурясь от холодного ночного ветра. Куталась в шубку, явно мёрзла. Но никогда бы в этом не призналась. В её глазах, по её голосу или выражению лица впервые за столько лет Рафаэль не мог прочитать ничего. Но хулиган догадывался, что и она ничего не видит, кроме равнодушного, насмешливого взгляда и расслабленной, но при этом очень опасной фигуры мутанта.       — Прости, что не пригласил в свой подземный дворец. Его не так давно взорвал мой брат. Ну тот, который свистнул сыворотку и повёл себя, как последняя падаль, — Рафаэль хмыкнул.       Он прекрасно знал, что «падаль», через наушник слышавшая и через встроенную в маску камеру видевшая всё и вся, сейчас наверняка яростно скрежетнула зубами. Или скрежетнёт, когда программа выдаст ему перевод. Солдат внутренне ухмыльнулся. В конце концов, Донателло сам настоял на том, чтобы увешать Рафаэля прослушками и камерами и следить за ним из убежища Стокмана. Ну, вот пусть и наслаждается театром у микрофона . Микеланджело сейчас наверняка усмехнулся, а Леонардо если и не покачал головой, то уж точно мысленно недоволен выходкой.       — А ты очень изменился с нашей последней встречи, — заметила Надя, рассматривая его. И Раф почувствовал, что такой он ей не очень приятен. С ним всегда было сложно. А сейчас стало почти невыносимо.       — Серьёзно? Даже не представляю, как так могло случиться, — издевательски протянул Рафаэль. — Может быть, тебе показалось? Всего-то несколько месяцев без помощи и поддержки, обложенный, как волк охотничьей сворой. И с чего мне меняться, ума не приложу.       — Мы тебя искали. Долго искали, — спокойно отозвалась девушка.       — Искали, отключив все каналы связи? Хотели найти и сделать мне сюрприз? — он покачал головой. И неожиданно жёстко, непримиримо взглянул на неё. — Не делай из меня идиота. А свои профессиональные ужимки оставь для пацанов на базе. Давай к делу. Где Михалыч? Где ждут ребята?       — Михалыч смещён с должности — очень тихо. С почётом проводили на пенсию — очень громко. Вся твоя группа — та, в которой ты служил — распущена в течение суток. Я, Катя, радистки, выходившие с тобой на связь, курьеры, приносившие тебе документы — все переведены в другие регионы или так же уволены с занимаемых мест. Приказ вышел сразу же после твоего неожиданного звонка. Когда Михалыч попытался найти силы, чтобы тебе помочь. Ты очень популярен после рекламы, которую тебе здесь сделали, — Наденька невесело усмехнулась. Передёрнула плечами и отвела глаза, когда сильный порыв ветра налетел, разметал её волосы. Но потом снова взглянула на Рафаэля. Не потому, что ей было приятно наблюдать за мутантом. Просто страшно смотреть на яркие огни города на такой высоте. А прятать глаза или опускать взгляд в пол она не привыкла.       Рафаэль молчал. Он вдруг почувствовал, что новость не ошеломила его. Что за всё это время он готовился к любой неожиданности и к любым потерям. Поэтому сейчас встретил информацию спокойно, сосредоточенно. Но понял, что Донателло был прав, отвратительно прав. И что он сейчас, крыса в панцире, наверняка ликует, сидя рядом с Бакстером и слушая разговор! Но это ладно, это терпит. Ему он даст в зубы потом, когда вернётся в убежище. Причём не будет себе отказывать ни в чём — врежет прямо с порога. А пока нужно было решать насущные вопросы.       — Вот так вот, значит, — он кивнул. — Ладненько. Нет — и не надо. У тебя всё? Или есть ещё хорошие новости?       Наденька молча смотрела на него. Хулиган видел, что с каждой минутой она всё больше злится. Догадывался, что просто так поделиться последними событиями можно было и по-другому. Но она приехала. Наверняка с риском, наверняка уходя от «хвоста». Она стояла перед ним на пустой крыше, под всеми ветрами. И видела только непримиримую холодность и презрение с его стороны. Рафаэль искренне пытался раскаяться, смягчиться, но ничего не получалось. Он действительно стал совсем другим. И неожиданно понял Микеланджело. Понял, что то испытывал к Эйприл и Кейси, почему вообще, кажется, больше не считал людей достойными ни внимания, ни доверия. Сейчас с хулиганом происходило то же самое. Они с Наденькой съели вместе пуд соли — за столько-то лет. Но Рафаэль смотрел на неё, как на совершенно чужого и даже враждебно настроенного человека, не давая ни единого шанса пробраться к себе в душу.       Игры в дружбу закончились.       Он проиграл.       — Я не знаю, что тебе пришлось пережить, чтобы ты превратился в то, что я вижу, — произнесла она негромко. Неожиданно усмехнулась, но усмешка была кривая, злая. — Я бы очень хотела тебе посочувствовать. Но — не сочувствую, а врать не хочу. Если ты винишь меня в том, что тебя отправили на задание, то и сам знаешь, что это глупо. Мы всегда подозревали, что однажды станем никому не нужны. И я со своими офисными бумажками, и ты со своими замашками крутого парня. Не понимаю только, почему ты так удивился, когда этот день настал?       — Какие все прозорливые, а, — Рафаэль хмыкнул. — И мои братишки знали, что однажды их кинут в пекло и не протянут руки. И ты какая умная — всё-то ты уже угадала. Какого хрена тогда не сказала мне об этом, когда я лежал на кушетке в твоём кабинете?! — гаркнул Рафаэль яростно. Прорвало. Он больше не мог сдерживать себя. Отчаяние и боль — вот и всё, что он получил за отличную службу. Все те, кто был ему дорог, попали под мгновенную рокировку или просто исчезли с доски, заменённые другими фигурами. А он сам… Как и Майки, как и Дон вдруг оказался вне игры.       — Я думала, что ты умнее, — она невесело усмехнулась. — Что нет никакой нужды озвучивать очевидное.       — Была нужда, — Раф взял себя в руки. Снова посмотрел на неё, теперь уже совершенно равнодушно. В голове наматывали круг куда более важные мысли: план придётся менять. Поддержки с тыла не будет. Но Наденька всё ещё была здесь, стояла и пристально смотрела на хулигана. Поэтому он нехотя отвлёкся и уточнил: — Ещё что-то?       — Чем тебя отравили? Шеф сказал, ты до сих пор нездоров. Что это был за препарат?       Рафаэль досадливо фыркнул.       — Если бы я знал, что это за препарат, я был бы уже в полном порядке!       — На тебе тестировали сыворотку или нет? — Наденька внимательно вглядывалась в его лицо.       — Это принципиальный вопрос? Или ты опять банально любопытствуешь, чтобы почувствовать своё особое влияние на меня? Если да, то иди ты к чёртовой матери, любезная, — и он открыто ей усмехнулся.       Наденька неожиданно весело, звонко рассмеялась. Столько лет она пыталась пробраться к нему в голову, в сердце, прорасти под кожу. Просто чтобы знать о нём всё. И — да, почувствовать свою над ним власть. Знать, что ей одной этот странный, сложный парень безоговорочно доверяет. В этом было что-то опасное, почти как приручить дикого зверя и демонстрировать всем, что он, как болонка, спит у неё на коврике. Но Рафаэль никогда не поддавался. Он ускользал, словно угорь, играл словами, шутил, водил её за нос. Ей всегда казалось, что вот-вот — и он расскажет о самом сокровенном. Но он каждый раз искусно обманывал её ожидания. А сейчас это странное, злое существо, которое раньше было (или только притворялось?) компанейским парнем Рафаэлем, сказало ей в глаза правду. Как есть, от души. Сам того не понимая, хулиган впервые был с ней по-настоящему откровенен, говорил то, что думал, делал то, что хотел. И больше не притворялся ни милым, ни добрым, ни хорошим.       — Ошеломляющую честность следует поощрить, — Наденька усмехнулась. И неожиданно начала расстёгивать шубку.       Рафаэль, глядя на неё, не смог удержаться; лицо его выражало неподдельное удивление. Но потом он снова стал насмешливым и дерзким. И пробормотал:       — Да почему вы все считаете, что меня хоть сколько-нибудь интересуете? Хоть бы одна поинтересовалась, нравятся ли мне вообще женщины.       — Твоя сексуальная ориентация совершенно меня не волнует, — она вытащила из внутреннего кармана какой-то продолговатый предмет. Показала его хулигану. — Тебе придётся забрать его самому. Я до смерти боюсь высоты, ты знаешь. К парапету не подойду. И скажи Михалычу спасибо, он буквально стащил это для тебя из лаборатории. И мне — за то, что привезла.       — Что это?       — Антидот. Шеф подозревал, что ты мог получить дозу сыворотки. Я вижу, что он был прав. Ты очень заинтересованно слушаешь. Даже когда активная фаза действия сыворотки прекращается, начинается вторая — скрытая. Ты умираешь, Раф, и шансов выжить у тебя практически нет. Эта дрянь никого не оставит в живых. Прости за тавтологию, даже выжившие через какое-то время погибнут. Поэтому он велел передать тебе это. Как видишь, не все отвернулись от тебя.       — Откуда в наших лабораториях антидот? — ошеломлённо спросил хулиган. Не мог здраво оценить, что потрясло его больше: то, что он скоро умрёт или то, что к этой дряни нашлось противоядие. И где! Дома!       — Часть сыворотки была у нас, но недолго. Не знаю, что произошло с ней, шеф не рассказывал. Но получить противоядие успели. Оно неплохо хранится, так что наверняка ещё действует. В любом случае, тебе нечего терять, можешь смело пробовать, — она печально смотрела на хулигана. — И брось свои подозрения. Ни мне, ни шефу не нужна твоя смерть.       Рафаэль поднялся. Он понимал, что ни Лео, ни Майки, ни Дон не поддержали бы его поступок. Они бы настаивали на том, чтобы он сохранял дистанцию. Чтобы не подходил, не зная, чего можно ожидать. Но Рафу хотелось верить. Больше всего на свете ему хотелось знать, что те, кто был ему дорог, действительно не отвернулись от него. Приблизившись к Наденьке, он был готов к нападению. Держал в поле зрения её руки, понимая, что удобно будет ударить его в пластрон ближе к боку, в более тонкие защитные пластины. А про себя упрашивал, уговаривал, чтобы она ничего ему не сделала.       Она не сделала. Отдала ему сыворотку. И неожиданно погладила по плечу поверх жёсткой куртки. Смотрела грустно, уже без вызова, без гнева, без иронии. Рафаэль вдруг понял, что они прощаются, возможно, навсегда. Наденька наверняка знала, почему он застрял на другом континенте. Понимала, как мало шансов у мутанта вернуться живым. А Раф не знал, что будет делать если выживет. Вернётся ли обратно, чтобы заново искать своё место в мире, который от него отказался.       — Шеф сказал: «Ты посмотри, как там сынок. Отощал, небось, на чужих харчах!»       Рафаэль не удержался и тихо засмеялся. А потом вдруг почувствовал, что щекам стало мокро и холодно. Из-под неплотно прилегающей маски пробежали дорожками слёзы. Он порывисто склонился и обнял маленькую смелую девушку. Та прижалась к нему, цепляясь руками так, словно от его присутствия зависела вся её жизнь. У них так и не вышло ни крепкой дружбы, ни даже короткого яркого романа. Это была странная привязанность коллег, куда более глубокая, чем положено между сослуживцами, и куда более поверхностная, чтобы страдать друг о друге в разлуке. Но сейчас это было важно для них обоих. Это — всё, что у них осталось.       — У тебя есть дом. Пока мы с шефом живы, у тебя есть дом. И ты всегда можешь в него вернуться. Ты слышишь? Слышишь, Раф?       — Я постараюсь, — он отстранился и кивнул. — Но вряд ли вернусь. Скажи шефу… Я всегда ему верил и буду верить до последнего вздоха. А остальное… Херня, скажи. Так жизнь сложилась.       Наденька кивнула, отступая ближе к лестничной шахте. «Береги себя» застыло на её губах еле слышным шёпотом. Рафаэль смотрел на девушку, понимая, что фактически в последний раз смотрит на своё прошлое. Но уходить в слезах и соплях было для него слишком просто. Растягивать прощание, наполняя его неуместными пустыми фразами, которые потом будут годами горчить в памяти — не в его стиле. Хулиган всегда любил зрелищность и всегда считал, что только улыбки должны оставаться на последнюю долгую память. Поэтому Рафаэль озорно улыбнулся — сначала через силу, а потом искренне, по-настоящему весело.       — Сейчас что-то тебе покажу!       Рука нырнула в поясной карман. Резкий замах — и хулиган с силой расколотил о крышу какой-то небольшой круглый предмет . Взвилось облако густого серого дыма, поднялось выше, растеклось в стороны, подхваченное ветром. Донесло до Наденьки душный запах золы и какой-то химической примеси. Закрыв нос рукавом шубки, она всё-таки нечаянно вдохнула, закашлялась. А когда подняла голову, крыша была абсолютно пуста. Ветер растаскивал остатки пудры.       Рафаэль исчез.