***
Эрвин обычно по-быстрому обедал один в ближайшем от здания сената кафе и как можно скорее возвращался за работу, но сегодня в расписании Смита наметились другие планы – делом чести было уладить одно недоразумение, так что пресс-секретарь устроил себе короткий день. Эрвин отложил кипу бумаг и набрал номер Майка. Тот ответил довольно быстро бодрым голосом: – Какие люди! Неужели ты вспомнил старого друга?! Чем обязан? – Да, Майк, привет, я тоже рад тебя слышать, – начал Смит, параллельно с этим забрасывая вещи в дипломат, – Как ты смотришь пообедать вместе? – Ой, свидание… Сейчас? – Да. – Где? – В центре. Ресторан "Патен". – Слушай, а я водителя своего отправил по делам. Я не мобилен. – Я за тобой заеду. Ты в офисе? – Да. – Во время обеда хочу обсудить с тобой один вопрос… – Заинтриговал. Что случилось? – Не телефонный разговор – расскажу все при встрече. Давай, я выезжаю. – Не спеши, я платье подберу. Эрвин усмехнулся и положил трубку. Майк был владельцем крупнейшей в столице строительной компании «Бьерн». Это был семейный бизнес, и кресло руководителя передавалось из поколения в поколение. Майк получил компанию в наследство после смерти Захариуса старшего несколько лет назад, но своими детьми еще не обзавелся. Смена владельца ничуть не ухудшила положение «Бьерна»: Майк как сын своего отца смог удержать высокую планку, которую задали его предки, и продолжал делать успехи по сей день. Компания занимала лидирующие позиции на рынке, ей никто не мог составить достойную конкуренцию, большинство госзаказов доставалось «Бьерну». По расчетам Захариуса, компания могла стать монополистом в своей области в ближайшие десять-двадцать лет. Сам Майк Захариус был известным, уважаемым человеком, вращался в высшем обществе. С Эрвином он познакомился на одном из приемов, когда они были совсем молодыми и неопытными: Смит, тогда начинающий политик, зам мелкого чиновника, которому просто посчастливилось попасть на светский раут, еще не переступал порог сената, а Майк, далеко не руководитель, а простой бригадир и все же будущий наследник строительной империи, руководил небольшими стройками. Захариус, как и его отец и дед, начинал с незначительных руководящих должностей, потому как в их семье все были глубоко убеждены в том, что хороший, мудрый руководитель должен был быть как можно ближе к своим подчиненным, понимать их, преодолевать трудности с ними и уже потом руководить ими – это было семейное кредо и важный воспитательный момент, чтобы юноши не зазнавались и умели ценить труд человеческий. Николас остановился неподалеку от главного входа "Бьерна". Майк, увидев машину Эрвина, направился к ней. – Нихуя какой ты красивый! Захариус, с интересом рассматривая царапины и синяки на лице Смита, сел на заднее рядом с другом. – Спасибо. Знал, что ты оценишь. Николас, в "Патен". – Когда это произошло? И кто такой смелый, чтобы напасть на сенатора? – Пятеро человек, подосланные Эреном Йегером, подкараулили меня около "Альтаира". – Подло… Ты об этом хотел поговорить? Не спустишь же ты ему это с рук? – Ни за что. – Я помогу. – Благодарю. Телефон Эрвина в кармане завибрировал. Смит переключил свое внимание на мобильный. Майк, подперев щеку, стремил взгляд в окно. – А что там за столпотворение? – Не знаю, – не отрываясь от экрана, ответил Эрвин. – Порка и казнь мятежников-хронометров, господин Захариус, – вмешался Николас. По тембру голоса можно было легко понять, что его эта тема сильно беспокоила и смолчать он просто не смог. – Это которые на стройке устроили забастовку? – Да, господин. – А почему в центре города? Майк покосился на Эрвина. Тот уже успел убрать телефон и в ответ только пожал плечами. – Полное безобразие. Твой тесть перегибает палку. – Для меня это не новость. И, чтобы ты знал, мой тесть не планирует на этом останавливаться. Ему что-то новое взбрело в голову да такое грандиозное, что мне нужно усилить охрану в своем доме и лично Мари. – Мда... И что же это? Эрвин лишь отмахнулся. Майк снова посмотрел в окно. Народу было действительно много. Они загораживали обзор, однако водружаемый эшафот было видно отлично. Зеваки продолжали стягиваться к месту действия. Гвоздь программы – казнь – отставили на десерт, а вот порка была в самом разгаре. Они притормозили на светофоре. Захариус фыркнул и вышел из машины. – Майк? Эрвин, не понимая, что ударило другу в голову, последовал за ним. Захариус чуть не создал аварийную ситуацию, шагая прямо через проезжую часть, был нещадно обруган, и все же не повернул назад. Толпа была многолика и жестока. В ней были не только мужчины, но и женщины с детьми, старики. И все смотрели на отлетающие из-под кнута куски живой плоти; и все слушали эти душераздирающие крики. Они не отворачивались, не кривили лиц, не пытались заткнуть уши и убежать – убежать прочь от этого кошмара, о, нет. Они ради него сюда пришли – ради жесткого, кровавого зрелища. Небольшое затишье – показатель того, что еще один бедолага отмучился. Другого уже вели к столбу, в то время как первого, с рассеченной до мяса спиной и обессиленно обмякшего, отвязали и поволокли к тем, кто так же получил свое наказание. Остальные, которые только ждали своего времени искупления грехов перед республикой и государства, дрожа, сидели в другой стороне, обнаженные и закованные в цепи. Их оставалось человек десять-пятнадцать. Тех хронометров, что были приговорены к казни, должны вывести позже. В воздухе вновь засвистел кнут, раздался удар, а после – пронзительный крик. Женский крик. Эрвина и Майка передернуло. Захариус нервно озирался по сторонам. Майк не знал, как выглядит человек, руководящий этим беспределом, но понимал, что узнает его, как только увидит. И действительно, такой человек вскоре нашелся – полный мужчина с важным видом в пиджаке и очках с кем-то говорил и… смеялся. Женщина вновь вскрикнула от удара хлыста. – Вы руководите этой кровавой расправой? – беспардонно вмешался Майк, прервав разговор и тем самым заставив переключить внимание на свою персону. Мимолетное недовольство на лице проводящих эту кампанию быстро сменилось удивлением, а после – подхалимской улыбкой: – Господин Захариус?.. Сенатор Смит, – Эрвина он заметил не сразу, но очень спешно ретировался и протянул руку обоим, однако ответной реакции не последовало, отчего происходящее стало выглядеть комично. – Для меня большая честь говорить с вами… Я являюсь владельцем компании «Леофар» и хозяином этих хронометров. Мое имя… – «Являлись», – нетерпеливо перебил Захариус. – Я покупаю у вас всех этих людей и вашу компанию. – В смысле? – В прямом. Майк вытащил из кармана чековую книжку. – Эрвин, есть ручка? Смит кивнул и достал ее из дипломата. – Такой суммы будет достаточно? На лице неудавшегося владельца компании сменялась одна эмоция за другой. У него то открывался, то вновь закрывался рот. Мужчина потерял дар речи, потому просто кивнул и неуверенно принял чек, будто боясь, что Майк передумает и выдернет заветную бумажку из его рук, разорвет ее в клочья прямо на его глазах и, смеясь, вскрикнет, что это розыгрыш. Но вместо этого Захариус твердо объявил: – Замечательно. Сегодня же к вам подъедет мой человек, чтобы уладить все формальности, а завтра и в дальнейшем я не желаю вас видеть. Понятно? – Д-да. Но... Майк кивнул, показав таким образом, что разговор окончен, и обернулся к позорному столбу. От него в этот момент отвязывали высеченную женщину. Ее небрежно волокли за руки по земле, поднимая пыль и царапая и без того измученное и израненное тело о камни. Майк несколькими большими шагами преодолел расстояние между ними: – Я новый владелец «Леофара» и такого обращения со своими людьми не потерплю. Она и многие другие уже понесли свое наказание. Довольно истязать людей. Девушку опустили на землю. Она была в полуобморочном состоянии. Ее светлые сальные волосы, слипшиеся и испачканные в грязи и крови, были обкромсаны и торчали во все стороны. Глаза были опухшими, губы – сухими и потрескавшимися. Когда ее коснулись чьи-то теплые, сильные руки, она вздрогнула. Посмотрев из-под полуоткрытых век, она вдруг широко распахнула глаза. По телу, каждая клеточка которого изнывала от боли, словно пробежался электрический разряд. Девушка вздрогнула и дернулась, чуть не соскочив с рук, однако Майк изловчился и удержал ее. – Тише, все в порядке. Как тебя зовут? – Н-Нанаба, – прохрипела девушка, тяжело дыша. – Меня Майк. Не волнуйся, теперь ты в безопасности. На Захариуса смотрели большие серые глаза. Черные ресницы дрожали… Майк никак не мог понять этот взгляд... Нанаба в ответ медленно кивнула. Боль, сковавшую тело, как рукой сняло. Майк, прижимая Нанабу к белоснежному пальто, понес ее к остальным мученикам. Девушка неуверенно приобняла его, уткнувшись носом в мужское крепкое плечо. Майк был такой теплый, что Нанабе казалось, что если она сейчас закроет глаза и поглубже вдохнёт его запах, древесный, с нотками цитруса, то она непременно расплавится, словно восковая свеча.… Еще никогда Нанабе не было так уютно рядом с кем-то; еще никогда она не чувствовала себя настолько защищенной. Он осторожно усадил ее на землю, снял с себя пальто и набросил Нанабе на плечи. Она, спрятав глаза, стыдливо укуталась в него – все же она была единственной женщиной здесь, и Майк, от внимания которого не ускользнули огромные, свежие синяки, разбросанные по всему телу, боялся представить, что с ней делали, пока Нанаба дожидалась в камере своего наказания. Она осторожно посмотрела на него исподлобья, словно боялась быть обруганной за излишнее любопытство, и тот слабо улыбнулся в ответ. Другие хронометры тоже украдкой поглядывали на неизвестного им господина. Выпрямившись, он объявил: – Я ваш новый хозяин. Мое имя Майк Захариус. Я заберу всех вас из этого ада сразу же, как только смогу. Прошу, потерпите немного. В глазах изувеченных и угнетенных хронометров промелькнул лучик надежды, а у кого-то даже выступили слезы… Майк вернулся к Эрвину, ждавшему в стороне. Захариус тут же сел на телефон: – Генри, ты где? Уже вернулся? Замечательно, у тебя новое задание. Пригони на главную площадь несколько машин, нужно забрать людей... Что значит, «машин нет»? С объекта пригони, Генри, твою мать, всему тебя учить нужно! Понял? Молодец, жду... Алло, Том? Да, смотри, нужно оформить сделку... Так, подожди минутку. Эй вы, там, уроды, я же сказал, поаккуратнее обращайтесь с моими людьми, не мешки с картошкой тащите! Да, Том, я купил компанию "Леофар"… Ты пока слушай, не спрашивай ничего… Майка конвойные не услышали или не захотели услышать. Кто-то из хронометров хотел что-то сказать и потянулся к одному из карательного отряда, но получил вместо ответа удар пыром под дых. С этим пошел разбираться Эрвин. Стоило Смиту только подойти, как все кругом присмирели и, поджав хвосты, рассыпались в извинениях и поспешили ретироваться. – Так, все, всем поручения раздал. Эрвин, извини. Ты не сильно спешишь? – Нет, я даю сам себе на сегодня отгул. – Спасибо. Тогда в "Патен" поедем уже не обедать, а ужинать. Поговорим насчет Йегера и заодно обмоем покупку "Леофара"… – Ты уверен, что эта контора столько стоила? – Однозначно не стоила, но я не хотел торговаться с этим козлом и говорить с ним больше пяти минут. Эрвин понимающе кивнул. – Кстати, насчет этого... Я сейчас свободно не располагаю такой суммой – конец месяца, перерасчеты, отчеты, выплаты... Могу ли я занять часть у тебя? – Нет, не можешь. Я дам тебе их просто так. Не взаймы. – Но, Эрвин... – Не обсуждается. По тону Смита Захариус понял, что спорить с ним бесполезно. Решение было окончательным и обжалованию не подлежало. – Благодарю. Помолчали. Не озвучивая мысли вслух, каждый думал об одном и том же. – Знаешь, Эрвин, – после минутного молчания, продолжил Майк, – мы не могли предотвратить происходящего, но в наших силах не допустить, чтобы этого не повторилось... Захариус посмотрел куда-то в сторону. Смит проследил за его взглядом. Майк нашел глазами Нанабу. Все это время она смотрела на него, кутаясь в пальто, но, встретившись взглядом, смущенно спрятала глаза...***
– Здравствуйте, господин Йегер. Вас ожидают за столом для VIP-гостей. Эрен был удивлен. Конечно, он был постоянным клиентом этого казино, и все сотрудники знали его, как и многие другие гости, но сегодня он не получал ни от кого приглашения поиграть в покер. – Кто? – Он попросил не говорить своего имени. Сказал, что ваш хороший друг, – пролепетала работница казино, молодая девушка-хронометр, боясь чем-либо не угодить посетителю и нервно переступая с ноги на ногу. Эрен нахмурился. Может, это Жан – он всегда любил подтрунивать над Йегером, так что такая выходка была вполне в его стиле. Однако, Жан уже месяц как не выходил с ним на связь – не звонил, не писал… Неужели решил устроить старому товарищу сюрприз? – Я понял. Иди. Девушка быстро кивнула и пулей умчалась прочь. Эрен двинулся к VIP-зоне. В ней каждый игровой стол находился в отдельной комнате, чтобы можно было играть в тишине и обсудить дела с глазу на глаз. VIP-столы часто занимали игроки, когда приходили большой компанией. За комфорт была немалая почасовая оплата, однако денежный вопрос для здешних посетителей – не проблема. С Жаном Эрену никогда не было скучно, так что этот ничем непримечательный вечер подавал надежды стать гораздо интереснее: приятели давно не виделись, так что парням было, о чем поговорить, а в покер они не играли с самой академии... Потом можно и с девочками повеселиться... Жан, наследник огромной корпорации по производству и разработке различных IT-технологий, имел прямолинейный характер, приправленный обостренным чувством справедливости, и всегда говорил в лоб о том, что он думает по тому или иному поводу в не зависимости от того, спрашивали его или нет. Когда Эрен и Жан были детьми, они дружили. Несмотря на то, что ребята часто дрались, они всегда мирились. Но время шло, мальчишки превратились в юношей. Жан в процессе обучения в академии увлекся гуманистическими идеями, все чаще высказывал свое недовольство относительно политики по отношению к хронометрам. Эрен воззрений друга никогда не разделял, и они с периодичностью ругались на этой почве до слюней и драк, отстаивая каждый свою позицию. Однако, став старше, Жан перестал делиться своими мыслями со всеми подряд. У него появился другой круг общения. Между Жаном и Эреном появилась пропасть, которая с годами только ширилась. Доверие между друзьями сошло на нет. После выпуска они общались все меньше и меньше. При встрече Жан предпочитал говорить на отвлеченные темы, старательно избегая разговоров о политике и накаливающейся обстановке вокруг хронометров и репетиров. К счастью, Эрена, живущего жизнью золотой молодежи и интересующегося исключительно своими благополучием и развлечениями, это и не беспокоило. Тому факту, что Кирштайн отдалился от него, Йегер большого значения так же не предавал – у него и без Жана было много друзей, которые не давали ему скучать. Погруженный в воспоминания о веселых деньках, проведенных в академии, Эрен, открывая дверь, смотрел не перед собой, а вниз – это было его большой ошибкой. Если бы юноша не отвлекся, то, возможно, успел бы отскочить. Стоило ему только сделать шаг внутрь, как тут же кто-то схватил его за пиджак и силой затянул в комнату. Телохранители Йегера даже сообразить ничего не успели – прямо перед их носами и выпученными глазами дверь в комнату с грохотом захлопнулась. Эрен, летя к противоположной от входа стене, еле удержался на ногах. Звук собственного колотящегося сердца заглушал голос Эрвина: – Добрый вечер, мистер Йегер. По коже пробежались мурашки. Эрен окинул полубезумным взглядом комнату: за столом сидели Эрвин с Майком и еще один крупный мужчина был у двери – именно он так профессионально подловил Эрена. – Джейми! Лиам! – Они общаются с моими ребятами, так что им не до тебя, – пояснил Майк. Смит попросил Захариуса помочь ему найти людей для этого деликатного дела, потому что точно знал, что у Майка есть хорошие, надежные вышибалы на примете. К сожалению, Захариусу тоже приходилось прибегать к их услугам в прошлом... Дыхание сбилось. Уложенные волосы Йегера растрепались и торчали во все стороны. Было очевидно – он в ловушке. Возмездия не избежать. – Эрен, сядь, – спокойно сказал Эрвин, указав на один из стульев. Тот не сдвинулся с места. – Сядь! – громко скомандовал Смит, и Йегер вздрогнул. Тяжело сглотнув, он медленно подошел на негнущихся ногах и опустился на стул. – Я хотел вернуть тебе долг, – совершенно бесстрастно начал Эрвин, но от этого спокойствия Йегера пробивало на дрожь в коленках. – Вот выигранные мною фишки. Эрен взглядом проследил за рукой Эрвина. Только сейчас он заметил, что на столе действительно было несколько фишек – это далеко не то количество, которое можно было бы обменять на выигранную Смитом сумму, но, по плану, вполне достаточное, чтобы вернуть Йегеру должок. Эрен перед Эрвином был словно кролик перед удавом. Пальцы рук и ног похолодели. Йегер все еще тешил себя надеждой, что вот-вот сейчас его телохранители придут и спасут его, набьют морды этим двум уродам, но их все не было… Был только Эрвин и его пугающий, блестящий в полумраке комнаты взгляд. – Позволь я их тебе отдам лично. Эрвин встал с места и, взяв фишку, подошел к Эрену: – Открой рот. Еще больше злить Смита было бы самоубийством. Под этим тяжелым взглядом Йегер присмирел так, что не мог пошевелиться. Его губы покорно разомкнулись. Глаза были на мокром месте. Он дрожал, как осиновый лист. – Шире. Майк знал, что Эрвина очень непросто вывести из себя. Захариус мог по пальцам пересчитать случаи, когда Смит был действительно зол. Но Майк также знал и то, что Эрвин был страшен в своем гневе и в его порыве был способен на не самые гуманные поступки. Эрвин взял пару фишек и засунул Эрену в рот. Тот закашлялся. Рвотный рефлекс. Он хотел их выплюнуть, но Смит не позволил этого сделать. В этот момент Майк уже оказался за спиной Эрена. Он взял его за шевелюру и насильно поднял голову. Задыхаясь от страха и бешено хватая воздух, Йегер открыл рот, и Смит впихнул еще несколько фишек так, что теперь у него их был полный рот, из-за чего щеки снаружи приняли неровные очертания. Эрен кашлял, давился, плакал. Когда Захариус ослабил хватку, Йегер избавился от фишек во рту, а вместе с ними и от содержимого своего желудка. – Будем считать, что мы в расчете.***
Смит прижимал к себе букет белых роз, чтобы не сломать цветы, пока он огибает людей в толпе. Стоило Эрвину выйти на более-менее свободную часть зала, как его окликнули: – Мистер Смит! Эрвин обернулся на голос. К нему приближался круглый невысокий мужчина. Он улыбался так, словно Эрвин – его закадычный друг. Пока тот шел с распростертыми объятиями, Смит совершенно точно заключил про себя, что с этим человеком не знаком. – Здравствуйте, мистер Смит. Мое имя Генрих Остерман. Я хозяин этого заведения. Эрвин пожал протянутую руку, однако сам Смит выглядел абсолютно безучастным и не заинтересованным в беседе. Мистер Остерман, по внутреннему убеждению, был ему не приятен, но тот, не замечая очевидного, радостно продолжал знакомство с высокопоставленным лицом: – Для меня большая честь видеть вас в моем скромном заведении... Половина сказанных слов пролетало мимо ушей Эрвина. Он то и дело оборачивался к сцене. – Вы пришли на выступление Леви? – Что? – Леви. Леви Аккерман, наш пианист. – Да, – и снова кинул взгляд на сцену. – Да, да, не удивлен, ведь Леви – талантливый пианист, совсем не странно, что он привлек ваше внимание... У вас изысканный музыкальный вкус… – Довольно лести. Пожалуйста, ближе к делу. Я спешу. – Да, простите, простите, – отдернулся мистер Остерман и, прочистив горло, начал говорить уже заговорщическим голосом: – Мистер Смит, я хотел сказать вам, что для такого важного человека, как вы, наше заведение может предложить не только культурную программу, но и многие другие удовольствия, которые вы только пожелаете. На сцене появился Леви, и Эрвин совершенно прослушал последние слова. – Да, хорошо. Прошу прощения, мне пора, мистер... – … мистер Остерман. – Да, до свидания. – До свидания, мистер Смит. Он ушел, и мистер Остерман заметно потемнел. Чиркнув зажигалкой, он скривил губы, недовольный таким пренебрежительным отношением к своей персоне, и направился в противоположном направлении.***
– Получается, ты этого мелкого говнюка как копилку использовал? Эрвин, не ожидавший такого умозаключения после своего рассказа о произошедшем в казино, прыснул со смеху: – Получается, да. Леви тоже усмехнулся. Он еще не знал такую сторону Эрвина – решительную и жестокую. За всеми этими цветами, ухаживаниями и разговорами о музыке Леви подзабыл, что перед ним сенатор республики – человек, который принимает важные решения и который добивается своей цели, несмотря ни на что. Эта сторона Эрвина Леви понравилась. Как и все прочие. Смит не любил галстуки, но сегодня было заседание сената, так что пришлось пожертвовать своим комфортом ради делового внешнего вида. Чтение продлилось несколько утомительных часов, а сразу из сената Эрвин поехал к Леви, так что переодеться времени не было. Да и вообще он так закрутился, что даже позабыл про этот злосчастный галстук, однако сейчас Эрвин, сидя на диване в гримерке Леви, мог выдохнуть и расслабиться в прекрасной компании, поэтому он без левой мысли снял пиджак, развязал галстук и расстегнул несколько пуговиц на рубашке, ощутив заметное облегчение. Смит почувствовал на себе взгляд Леви и посмотрел на него в ответ. Фарлан сказал, что видел, как мистер Остерман о чем-то говорил с Эрвином, и из-за этого в голове Леви все запуталось окончательно. В итоге, Аккерман понял происходящее не так. Весь день он был задумчивым и угрюмым. Изабель пошутила, что он сегодня бука даже больше, чем обычно. Из головы не выходили слова мистера Остермана. Он познакомился с Эрвином уже почти как месяц назад, и их отношения уже давно вышли за рамки дружеских. Да что там, они туда сразу не вписывались, но Леви терзали справедливые сомнения. Он хронометр – и этого не отнять. Только ли этот факт заставляет его чувствовать то, что он чувствует, по отношению к Эрвину, или все же это был его собственный выбор? При этом Леви понимал, что это не важно. Важно лишь то, как он считал часы до того момента, как над городом сгустятся сумерки и они встретятся вновь. Еще никогда Аккерман так не ждал своих выступлений. Никогда еще пальцы так легко не касались клавиш фортепиано. Никогда еще он не испытывал трепета, смотря в чьи-то глаза и никогда не любил никого так, как он любил Эрвина. Он любил его. И не важно, повлияла ли на это его физиология. Любил. После признания самому себе стало легче. Но было еще кое-что. Леви старался не задумываться о том, любит ли его Эрвин в ответ или для него это простая интрижка. Аккерман в принципе по жизни старался не питать никаких иллюзий. Кто-то сказал бы, что он пессимист, но, к сожалению, Леви был реалистом. Время все расставит по своим местам. А пока Леви жил сегодняшним днем. Эрвин никогда не делал двусмысленных намеков, не позволял себе ничего лишнего, не распускал руки и не пытался залезть к Леви в штаны. Они целовались, но руки Смита оставались исключительно в пристойных местах. Но он молодой мужчина и вряд ли импотент. Да и Леви хотелось последствий, но после слов мистера Остермана Аккермана не покидало ощущение, что его вынуждают к соитию, иначе говоря, подкладывают, как шлюху, а безропотно подчиниться подобному шло вразрез с волевым характером. Своим телом хотелось бы распоряжаться самому несмотря на то, что это непозволительная роскошь для хронометра. И все же Леви не всегда был подневольным человеком, и в его крови не было слепого раболепства. Детство Аккермана прошло на улице, которая взрастила в нем волю и непокорность. Если бы Леви всегда был смиренен перед судьбою, он был бы уже мертв. Зрительный контакт затянулся, и теперь уже нельзя было просто так пойти на попятную. Леви сделал несколько шагов и оказался около Эрвина. Поставив свое колено на диван между ног Смита и наклонив голову, Аккерман, чуть помедлив, коснулся его губ своими. Рука Леви легла Смиту на затылок, а ладонь Эрвина оказалась у Аккермана на бедре. Леви нервничал. Целуясь, он не закрывал глаз, и все его движения были ломанными, дерганными, словно он замыкающий робот. Аккерман был слишком нетерпелив и грубо углублял поцелуй. От внимания Смита это не укрылось. Леви, снова пытаясь поймать губы Эрвина в скомканном поцелуе, параллельно шарил по его груди в поисках пуговиц, которые, словно блохи, разбежались кто куда. Вспотевшими и одновременно похолодевшими руками он пытался расстегнуть одну из них, но та не поддавалась и выскальзывала из пальцев. Смит помог справиться с несколькими пуговицами, Леви сразу же потянулся к ширинке Эрвина, которая тоже играла против него. – Черт, – прохрипел Аккерман, разорвав поцелуй. Он дергал собачку на молнии, но та не слушалась. – Леви... – Черт, нихуя не выходит... – Леви, подожди... – Да твою же... – как помешанный, бормотал Леви, тяжело дыша. – Леви! Смит схватил его за кисти рук и дернул, приводя в чувства. Аккерман широко распахнул глаза. – Леви, так не пойдет. – Эрвин, я... – Погоди, послушай. Ты напряжен, словно струна. Я не хочу, чтобы ты заставлял себя. Я никуда не спешу и готов подождать. У нас еще много времени. Он улыбнулся так, что у Леви внутри что-то оборвалось. Ну почему, почему все вечно через жопу?.. – Прости, я не знаю, что со мной... – Ничего, Леви. Я понимаю. Смит поцеловал костяшки его рук. Леви сжал губы и слез с Эрвина. Смит поправил рубашку, брюки, растрепавшиеся волосы и выдохнул, успокаивая разбушевавшиеся гормоны. Леви изображал непонятную деятельность, лишь бы делать хоть что-то и не пересекаться с Эрвином взглядом. Аккерман был готов провалиться сквозь землю. Неловкую тишину разорвал Смит: – Я закурю? – Да. Он чиркнул зажигалкой, заведя непринужденную беседу: – Ты рассказывал, что не куришь. Неужели даже никогда не пробовал? – Нет. Фарлан по малолетству подбирал тлеющие окурки с асфальта, но я никогда не догонял, как он эту гадость тянет в рот... а еще потому, что голос берег. Эрвин был удивлен: – Ты не говорил, что поешь. Я думал, ты только играешь. – Ты не спрашивал. К тому же, сейчас я действительно только играю. На публике не пою. – Вот как… А для меня споешь что-нибудь? – Посмотрим...